7. Касание темно-синей птицы (2/2)
Теперь даже пол в собственной квартире говорит о то ли пациенте, подопытной крысе, друге… Хьюберт, казалось, начинал бредить.
— Об одном случае на работе. Хочу, чтобы ты высказал свое мнение, — сгорая от собственной глупости, неуверенно закончил Хьюберт и на том конце трубки громко рассмеялись. Огромных страданий стоили эти искренние слова в поисках поддержки, а Моррис так с ним обошелся? Да что б он еще хоть раз ему позвонил!
— Выскажу свою мнение… Господи, Хью, ты в порядке? Я ожидал что-то в духе «Ублюдок, я сейчас расскажу тебе историю, ахуительнее всех на свете, а ты подтвердишь мои слова», — с издевкой ответил Моррис.
Рейз цыкнул и сделал пару отрывистых вдохов дыма, из-за чего подавился. Он сразу отодвинул трубку от уха, так как смех Морриса был слышен даже на расстоянии.
— Решил с Уиллом подружиться? Я смотрю, он тебя язвить научил, — быстро ответил Хьюберт, хитро ухмыльнувшись.
Он тоже знал, на что стоит давить.
— Еще хоть слово про Уилла, — заскрипел зубами Моррис, прокашлявшись, — и я тебе яйца рукой оторву.
Хьюберт нарочито громко рассмеялся, но быстро вернулся к исходному состоянию — заставить Харпера бросить трубку и поссориться по глупости можно по щелчку пальцев, а вот вариться в этой каше после не было ни малейшего желания.
— Ладно-ладно, не кипятись, — серьезно ответил Рейз, вспоминая, что стоит говорить Моррису, а о чем лучше молчать. — У меня правда на работе появилось кое-что необычное.
— Ну, ты знаешь, что я очень холоден ко всему этому, так что вряд ли смогу вставить свои десять пенсов, — цыкнул Моррис.
— Думаю, тебя это заинтересует. А вообще, скажу заранее, — Хьюберт даже чуть повысил голос, но только для того, чтобы подчеркнуть важность предупреждения, — никому ни слова. Проговоришься — хана нам обоим.
— Контрабанду теперь доставляешь что ли? Даже если так, мне все равно, только не впутывай меня в это дело.
Вдохнув побольше воздуха, Хьюберт даже немного выпрямился. К чему такой трепет? Он заглушил волнение в животе полным глотком горячего напитка, но даже тот слабо помогал. Горечь отступила в район яремной впадины, но хотелось бы убрать ее совсем.
— Ага, а еще проституток в больницу вожу, — усмехнулся Хьюберт и пальцами застучал по подлокотнику. Может, сказать про стажерку, которую он видел совсем недавно? Перенести диалог на момент попозже, когда Рейз напишет текст и гордо зачитает «В тринадцатой палате проживает…», чем еще больше раззадорит Морриса и они, пожелав друг другу доброй ночи, лягут спать. Однако хватит оттягивать это дело — раз уж решил, то выполняй. — У нас неделю назад в отделении появился один новый пациент. Его отправили ко мне в тринадцатую палату. По ночам спит, почти не агрессивный, таблетки пьет неохотно, но пьет… Но суть не в этом. У меня есть одно задание от Мелинды, и этот парнишка в нем главное звено…
Прошла лишь половина дня, а часть сотрудников уже испустила дух. Возня с главной истеричкой нижнего этажа, Анной, была слышна даже в тринадцатой палате. Девушке, судя по всему, приснился кошмар, и, стоило дежурным на утреннем обходе зайти в палату, пациентка тут же начала действовать. Она кричала и крутила руками по сторонам так сильно и напористо, словно оберегала себя от неведомых ей сущностей. Конечно, Зои всегда имела с собой пару ампул феназепама. Сам Хьюберт видел, как Анна успокоилась и ровно сидела на полу.
— Вы все просто куклы, — дрожащим голосом шептала она, гладя волосы, падающие ей на плечо. Механические движения, словно она робот, никого не пугали. Периодично ее даже приходилось «заводить» — раз в неделю в операционной, пуская ток под напряжением семьдесят вольт. — Вы все — пластиковые куклы… Вас здесь нет… Нет! Я одна, совсе-е-е-ем одна…
— Может, участить ей процедуры? — шепнул Фред, внимательно наблюдавший за происходящим, когда Хьюберт пришел на шум в районе половины десятого.
Он не был так щепетилен к пациентам и часто ставил одну-две процедуры. Ведь они тоже помогают, разве нет? Не все можно вылечить разговором и таблеткой — строго объяснялся он, и Хьюберт был с ним в принципе соглсен. Вот только здесь Анна, которая страдала и от самого факта процедур, и рисковала получить осложнения в виде временной амнезии, а при ее дереализации это было бы нестерпимо для нее.
— Не стоит. Хватает и того, что ЭСТ (электросудорожная терапия) стоит только по прихоти Мелинды.
Когда балаган утих, а часы в главном зале пробили час дня, все огромной толпой пошли в столовую, кроме тех, кто сдвинул график, Рейз тоже решил принести обед Нэйту и только потом пообедать самому.
— Один обед для пациента, — хмуро произнес Хьюберт, и женщина на раздаче одарила его уставшим взглядом.
Самым странным было то, что Хьюберт потакал Паттерсону и брал с собой салфетку. Более того, он написал единицу и приносил таблетку только на ней, а если забывал, то парнишка сам отказывался ее пить. И все же Хьюберт, который злостно кусал губы и хмурил брови, смиренно выдыхал и шел за необходимым атрибутом в этом ритуале. Пожалуй, эту битву Паттерсон выиграл.
Рейз всегда кидал таблетку в воду и ждал, пока Нэйт сравнит ее по цвету с тем, что видел ранее. Парнишка всегда приглядывался к ней, словно сомневался в собственно изобретенном процессе, с трепетом брал стакан и частенько закрывал ухо одной рукой.
— Я сказал, что выпью, так что завались, придурок!
Рейз пару раз тихо прыскал в кулак от смеха, когда ссора с невидимым «им» становилась цикличной. Это выглядело так, словно Паттерсон ругался с комаром, которого видел только он. В это была доля правды — комары больно кусаются, оставляют след на коже и их нужно постоянно отгонять. А когда утром Нэйт сам кинул таблетку в воду, залпом выпив, Рейз подумал, что «комар» пытается взбесить пациента особенно настойчиво.
Сейчас, идя с подносом в комнату, по коже прошел странный холод. Погода была ясная, теплая, часть пациентов планировали выводить на задний двор. Дежурные бодро болтали друг с другом даже на нижнем этаже, обменивались новостями и советовали то или иное телевизионное шоу. Ничего не должно было вызывать в Хьюберте такие физические ощущения. Только подойдя к двери, Рейз силой унял мандраж, дабы не вызвать со стороны дежурных никаких лишних мыслей. Лениво поздоровался с Питером, надавил на ручку, и дверь противно заскрипела.
— Утром меня вырвало чем-то желтым, — сухо воскликнул Нэйт, смотря в стену сзади Хьюберта. Он доел обед, перед этим выпив таблетку — однако следовало делать наоборот, но Рейз не стал спорить с ним, особенно, когда он по своей инициативе забрал клозапин.
— Остатки пищи были?
— Что-то водянистое и желтое.
— Желудочный сок, — пояснил Хьюберт, хотя скорее самому себе.
Помимо отчетов, Рейз всегда носил маленький коричневый блокнот. Рассматривать Паттерсона стоило с нескольких сторон — влияние клозапина и сама болезнь. Так как Мел безразлично второе, вся эта информация хранилась у него лично и была предоставлена ему одному. Это могло существенно помочь в определении точного влияния на Нэйта, а также примерных побочных действий клозапина; Рейз знал, что придется все анализировать самому, или Эвелин поищет какую-нибудь информацию. Хьюберт пробежался по записям глазами и решил добавить симптом рвоты в столбик побочных эффектов клозапина — отравления быть не могло, иначе мальчику стало бы плохо еще вечером.
Записи выглядели чаще всего как дневник — когда Хьюберт что-то записывал, мыслительный процесс работал особенно слажено.
Пациента 20609 вырвало утром желудочным соком, в послеобеденный сон он жаловался на сильные головные боли, на что ему дали снотворное по позволению мисс Хедлстон, и он проспал до ужина.
Из отличительных черт можно выделить неуверенность в наличии экстрапирамидных расстройств (гиперкинезы тела под вопросом, ведь это могло быть и посттравматическое расстройство), свойственной подросткам дистонии тоже не наблюдается. Может ли клозапин быть причастен к этому? Если это так, значит…
Он почувствовал мимолетное касание. Рейза будто ударили током, он оторвался от записей и в упор посмотрел, напротив. Это было немыслимо, Хьюберт опешил на долю секунды, нет, просто немыслимо! Чертов 20609 прямо сейчас наклонился в его сторону и едва заметно, но ощутимо, тянул ткань халата. Что он себе позволяет?! Хьюберт чувствуя, как натягивается подол, резко одернул руку так, что одновременно отдался всем телом назад. Его качнуло на стуле, он почти упал, вовремя вцепившись в край тумбочки. Нэйт, кажется, никак не отреагировал, когда его руку оттолкнули и потянулся к колену, будто завороженный. Взгляд не пустой, а целенаправленный, точный: Паттерсон преследовал какую-то цель, и это вывело Хьюберта из себя еще быстрее. Он был близок к тому, чтобы швырнуть в него стул. Блокнот был быстро убран во внутренний карман, а сам Рейз с противным скрипом проехался пластиковыми ножками стула по полу и отъехал назад.
— Не трогай! — закричал Хьюберт, первым прервав тишину.
Нэйт оперся руками назад и теперь пустым взглядом посмотрел на Хьюберта. Рейз скривился в отвращении: огромным табу было для Рейза, если его хотели коснуться пациенты. Сердце забилось чаще от неожиданности и Хьюберт сильно зажмурился и выдохнул — успокоился. Первое желание: встать и уйти, как раз Нэйт доел. Второе: сделать это спокойно, ведь мальчик не пытался его убить. Пока.
— Ты что это удумал сделать? — строго спросил Хьюберт, одарив юношу не самым теплым взглядом. Мерзкая, липкая жидкость покрыла его сердце, заслонив собою все теплое, что он хотел сделать для Нэйта, потому что он и правда не заслуживал жестокости. Но эта выходка…
— Мне лишь на секунду стало интересно, что ты писал, — Нэйт сохранял ледяное спокойствие, будто и правда ничего ужасного не сделал. Хьюберт твердо стоял в стороне и совсем не собирался подходить. Нэйт в один миг стал омерзителен. — Впрочем, я доел, так что можешь забирать.
— На «Вы», мистер Паттерсон, — строго произнес Хьюберт сцепив руки в замок на животе, — обращайтесь ко мне на вы, мы с вами на разных ступенях в обществе.
— Ты всего лишь жалкий врач в мелком городишке, а я такой же жалкий «пациент», — Нэйт пальцами показал кавычки и с силой врезался в стену, будто специально ударился головой.
Он молчал, и Хьюберт тоже, продолжая удивляться редким словам парнишки. Город и правда не так крут, как тот же Лос-Анджелес — население меньше ста тысяч человек, известного для страны совсем немного. Если так подумать, Нэйт осознает нынешнюю ситуацию, но кто-то кричит ему идти в другую сторону или, наоборот, направляет в нужную. Внезапно Нэйт напрягся, а после презрительно фыркнул.
— Заткнись. Я не злился. Все ты врешь! Я себя лучше знаю!
Хьюберта это совершенно не касалось, да и бессмысленные пререкания начинали досажать, так что он обратил внимание на забытый поднос. Бульон с зеленью был наполовину выпит, а корки черного хлеба остались на блюдце рядом. Нэйт держал яблоко, пальцами крутя и рассматривая переходы цветов: и правда занимательно, как природа создавала градиенты на таких обыденных вещах. Впрочем, это последнее, что интересовала Рейза в данный момент. Ком в горле, упрямое желание выставить Нэйта за двери больницы за такое неправильное поведение, неприязнь четырех стен — все это Хьюберт проглотил отчаянно и быстро, потому что совесть теперь не стеснялась помыкать им на полную катушку.
Надавив на ручку, Хьюберт почти открыл дверь.
— Ам… Мистер! — воскликнул Нэйт, пытаясь остановить его.
Рейз закусил губу, ведь это не первый и явно теперь последний раз, когда он останавливает его у выхода. Он сквозь зубы втянул воздух, стараясь сдержать самообладание. На секунду Хьюберт прищурился, ведь Паттерсон тоже читал его и изучал повадки, чтобы использовать в дальнейшем в своих целях — казалось, после такого запретного интереса пациента к врачу Паттерсон мог сделать что похуже. Разум подкинул ничем не подкрепленную мысль, что Нэйт способен разобраться и в себе, однако Рейз сразу ее отмахнул.
— Чего тебе? — грубо откликнувшись, Рейз лишь повел головой в его сторону.
— Приносите мне всю еду на тарелках также… Также как сейчас, — Нэйт замялся и сминал простынь руками.
Наклонив его голову, можно было заметить, что на макушке и вниз до затылка волос меньше. Ранее Рейз не видел этого, но теперь густота волос прерывалась с тремя волосинками в отдельных областях. Выбривали? А могли и оторвать, или даже он сам.
Хьюберт наклонил голову на поднос, будто сам запоминал положение тарелок. На самом деле внутри все еще что-то грызло ребра, словно старая или новая недосказанность.
— Ничего не обещаю, но если тебе это важно…
— Важно.
Рейз не ответил и вышел из комнаты. Злость окатила его волной, заставляя кусать щеки. Только потом он окончательно осознал, что хоть он и извинился, однако что-то осталось внутри, и искренняя безысходность ломала его косточки медленно и с ядовитым удовольствием.
— Мальчик с шизофренией, которому дают неизвестный препарат и не пишут никакие процедуры… — Моррис повторил всю информацию, помычав. — Я почти уверен, что его прислало правительство.
— В эту глушь? Конечно, на что еще им тратить сотни тысяч долларов, — усмехнулся Хьюберт, сделав глоток.
— А вдруг у Мел целый полигон препаратов, которые она тестирует на других? — предположил Моррис довольно смело и открыто, словно поверил в такую вероятность. — Потом же нам все расхлебывать. И посадят тоже нас, если не будет точных доказательств.
— Пф, тогда я с утверждаю, что она из спецназа, — потушив сигарету, прежний настрой Хьюберта улетучился, словно он пришел домой в лучшем расположении духа. –Выполняла секретные поручения, миссии и эта — одна из таких.
— Знаешь, она вполне могла стать кем угодно, но не только спецназовцем, — голос Морриса помрачнел, будто он вспомнил плохую историю. Но чувство, будто они две девушки, которые обмениваются слухами, осталось. И как Хьюберт докатился до такого…? — Мел совсем с ума сошла, уже столько времени прошло со смерти, она не успокоится никак, все тешит себя мыслями, как бы воскресить умерших. Точняк, а вдруг она кровь мертвых пациентов собирает для всяких там обрядов? Жуть.
Умер? Разве она похожа на женщину, в жизни которой кто-то умер или кого она убила? Совсем нет. В кабинете Хьюберт — по крайне мере, ему так казалось — не видел ни фотографий, ни каких-нибудь лишних вещей. Цветы в вазах стоят везде, лишь ее надменная поза и постоянная работа вызывает подозрения, но это совсем не связано со смертью. Хотя, она бы сошла за ту, кто хранит труп под столом.
— Смерти? Кого она грохнула? — ухмыльнулся Рейз, смотря в потолок.
Окурок от сигареты тлел и окончательно погас в пепельнице нас столе, от скуки Хьюберт разглядывал стопки писем на полках, адресованных не ему. Конечно, его уголок там был в виде дорогих ему листов, однако существенная часть была занята предками. Письма от матери было жалко выбрасывать — она иногда писала очень красивые тексты, описывала природу Питтсбурга… Задумавшись об этом, голос Морриса стал своеобразным колоколом, пробудившим от очередных раздумий о прошлом.
— У нее бы сил не хватило убить кого-то, — по голосу было ясно, что Моррис закуривал уже вторую сигарету. — У нее муж умер относительно недавно.
— Она была замужем? — Хьюберт работал в больнице от силы пару месяцев и не знал все слухи. Единственное, что он встречал каждый день, так это жалобы на холодную воду в раковинах. — И как давно?
— Лет пять назад.