5. Двух птиц одним камнем (2/2)
Он опустил голову и шумно сглотнул слюну. Рейз хотел закатить глаза, потому что связываться с его проекцией в голове еще та проблема. Хьюберт не представлял, что такого Нэйт мог найти в нематериальном, и доверять, слушается его больше, чем квалифицированного работника в больнице?
Молчание затянулось, ни один из них не делал ничего. Хьюберт уже успел вдоволь надышаться напряженным воздухом и терпение стиралось в порошок. Кошка на душе скребла скорее по причине нетерпимости, желания выкинуть заветное слово и, вместе с хозяином, выйти отсюда совсем. Ожидание чуда было утомительным. Неужто Хьюберт и правда думает, что за него кто-то попросит прощения? Не маленький ведь.
— Я не буду звать никого. Ты боишься меня? — решил напрямую спросить Рейз, чтобы так построить мост к заветному и тихому «прости», которое в его голове все еще навязано Уиллом. Ну не чувствовал он сожаления в голове кроме тяжести и боли где-то внутри, что уж тут поделать!
Нэйт не обратил на него внимания, однако в глазах заметна внутренняя суета. Посекундно выражение лица менялось. Сначала безумными стали глаза, брови сошлись на переносице. Затем он сильно закусил губу, будто пытается подавить крик. Хьюберт думал, что скоро сам с ума сойдет. Ну почему Паттерсон смотрит именно в его сторону?! Мысли разрывались между прощением и обязанностью в черепной коробке, вместе с этим глаза прикованы к фигуре в белом. В любой другой ситуации Рейз бы просто вновь вызвал дежурных, попросил сделать его работу за него, но здесь этот способ усугубит ситуацию до невероятных масштабов.
— Нэйт, скажи хоть что-нибудь, — тихо просит Хьюберт, но мальчик продолжает молчать.
Нэйт громко вдохнул воздух сквозь приоткрытые губы. Что-то екнуло у парнишки в груди, он напрягся, руки рефлекторно поддались к ребрам, как защита.
— Пожалуйста, уйди из моей головы, уйди…. — шептал он со злостью, однако голос дрожал. — Доктор…
Хьюберт поддался вперед от косвенного упоминания, сквозь тихий голос прорвался стук каблуком к тумбочке. Нэйт силой сдерживал слезы. Он сжимал руки в кулак, пытался ровно дышать и хотел заткнуть уши, но кисти выше подняться не могли. В груди у Хьюберта щемило сильно, отчаянно, слезы теперь не могли раздражать или взбесить. Он продолжал холодно смотреть на Нэйта — как их всегда учили — но внутри разрывалась настоящая буря. Что ему сейчас чувствовать и нужно ли делать это? Быть может, это манипуляция Паттерсона? Или самое время для извинений? Или нет? Может, вообще нужно выйти из палаты и зайти позже?
«Ну почему все так сложно?!»
— Нэйт, — выдавил Хьюберт, смачно проглотив ком, будто так мог поменять хоть что-то, крупицу состояния Паттерсона, зависящую от него, — прости меня.
Нэйт странно хмыкнул — то ли усмехнулся, то ли унял позыв разрыдаться прямо здесь.
— За что? — выдавливает также Нэйт, потирая нос рукавом.
— Я повел себя неправильно в тот раз, — пожимает плечами Хьюберт, будто только придумал это, но считал свои слова огромным прогрессом.
Он не только сказал «прости», но, прошу заметить, даже объяснился!
Нэйт смотрел на него стеклянными глазами от слез, так что при свете лампы они казались не голубыми, а больше лазурными. Жаль, что все такими же мрачными, отчего Хьюберт кусал щеки, подавляя странное жжение. Он бы сравнил это с горечью от сигарет, но здесь было что-то другое. Будто это не какая-то совесть, а самый настоящий монстр взял его под крыло и силой окунул в омут из… Сожаления? Так или иначе, не стоит показывать проигрыша пациенту, кроме придуманного Рейз не позволит себе ничего. Все остальное — проработка его болезни и проблем — работа Эвелин.
И внезапно до боли знакомый вихрь пронесся в голове.
Никогда, слышишь, никогда! Ты не жалкая девка, чтобы жалеть их! Все уяснил, Хьюберт?
— Да, — ответил Нэйт, силой глотая слезы.
Паттерсона бросило вперед, но он попытался отойти обратно, будто боялся даже допустить мысль приблизиться к этому страшному человеку.
«Почему извиняться так сложно? Разве не должно все пойти на спад, когда все сказал? — вопросы продолжают галдеть в голове Хьюберта так, что хочется пустить пулю в лоб. — А еще препарат, который нужно дать, и поскорее, потому что через десять минут гидротерапию!»
— Уберите его… Уходи! — закричал парнишка, смотря в стену. — Почему ты просто стоишь? Выпроводи его отсюда!
Слезы остались еле заметным блеском на щеках, на смену им пришли покраснения и блики злости в глазах. Хьюберт порциями выдыхал воздух, при этом надув щеки, смотря в пол.
«Значит, в его голове не просто тень или какой-нибудь пятиглавый осел, а самая настоящая личность, имеющая на него сильное влияние? Но Нэйт явно не хочет его слушать. Общается с ним от безысходности? Возможно, — гадал Хьюберт».
В этой ситуации ничего иного не оставалось, кроме как ждать. Рейз не хотел дойти до момента, когда все зависит от Нэйта, но, видимо, мальчик решил это сам.
Рейз задумался, отчего продолжил жевать щеку. Руки уже давно спрятались в карманах, где он трепал кончик ручки. Успокоить его таблетками? Не получится, ведь неизвестно, с чем можно смешивать клозапин, а с чем нет. Вызвать деж… даже не обговаривается, Хьюберту по горло хватает и того, что продолжало расти в его груди, как опухоль. Что там всегда говорила Эвелин?
«Мы никогда не можем просто запихнуть в пациента таблетку и решить все его проблемы. С каждым нужно быть разным, каждому нужно от тебя что-то особенное, и он ждет этого. Поэтому мы и носим столько странных вещей, иначе станем как дежурные».
Рейз на секунду застыл, еще раз прогоняя в голове ее слова и щелкнув ручкой. Сначала возникло желание отмахнуться, рефлекторно отпрянуть и больше не сталкиваться с ошеломляющим чувством… Прозрения? Хьюберт хмыкнул на такое сравнение, но ничего лучше не нашел. А ведь Харпер, как бы упрямый разум не отрицал, была права. Он широко открыл глаза, расслабив челюсть: если запугивание больше подходит на методы Морриса, то, быть может, метод игры уместен в этом случае? Нэйт еще подросток, криками он точно ничего не добьется, а с принуждением или заезженной пластинкой «Прими таблетку» промучается еще пару часов.
Хьюберт подошел обратно к тумбочке и, на удивление, Нэйт не сдвинулся с места. Он скрестил руки и пытался отдышаться то ли от переполняющей злости, то ли нескончаемой истерики.
— Нэйт, если ты примешь таблетку, он уйдет, — внезапно произнес Хьюберт.
— Врете, — тут же ответил он, будто ждал этой фразы. Рейзу показалось, что Паттерсон не верит ему даже сильнее, чем в тот раз, — как видите, за это время пока что ничего не изменилось!
— Если будешь принимать их около недели, заметишь результат, — Хьюберт пододвинул поднос ближе к его краю тумбочки, но сам шагнул назад, решая быть осторожным.
— Слишком долго, — бурча себе под нос, Нэйт поддался вперед.
— У тебя нет выбора. Ты обязан принять ее, иначе…
Времени болтать с мальчиком оставалось все меньше и меньше. Он вообще не планировал долго задерживаться у него, лишь извиниться, но прикинул лишние пять минут на диалог: «Надо — не хочу». Однако до гидротерапии у него осталось меньше десяти минут.
— Есть другой способ принять их? — с надеждой спросил Нэйт, делая еще один небольшой шаг вперед, но все еще хмурясь.
Хьюберт, уже собирался ответить, что нет, как вспомнил недавний разговор: Харпер сказала, что скорее всего клозапин не растворяется в воде. Рейз таблетки не считал, но использовать для химических реакций хотя бы одну могло быть слишком затратно, да и где он найдет лишние три часа?
«Может, убить двух птиц одним камнем? — вспомнил Рейз старую поговорку, но это дало лишь дополнительный толчок».
Он осторожно подошел, наблюдая, как Нэйт не уклонился, и положил таблетку в воду. Хьюберт лишь закусил щеки, когда не случилось ни характерного шипения, ни выделения углекислого газа. Результат не порадовал, но подтвердил слова Эвелин, что разводить в жидкости или незаметно подсыпать в еду клозапин почти невозможно. Впрочем, Паттерсона воодушевило это намного больше, и он внимательно разглядывал стакан, пока таблетка окончательно не опустилась на дно стакана.
— Выпей.
— Можешь отойти? — сомневаясь в собственных словах, попросил Нэйт. Хьюберт сделал шаг назад, но Паттерсон помотал головой. — Еще чуть-чуть, твое присутствие меня напрягает.
«Пх, так он опять за свое? — не сдержался Хьюберт, чувствуя, как кулаки невольно сжимались».
Страх, судя по всему, взял Нэйта в большие металлические оковы, из которых поможет только ключ доверия, который еще предстоит найти в связке миллионов похожих. Рейз только мысленно вздохнул: Нэйт не принял до конца его извинений. Еще бы, он просто ляпнул их совершенно не к месту, словно Хьюберта, как меленького ребенка, заставили прочитать стишок Санте, а тот начал кричать его посреди каких-нибудь конкурсов.
Хьюберт нетерпеливо пепелил взглядом руки парнишки, пока Нэйт неохотно брал стакан.
— Я тебе не верю, — продолжил Паттерсон, — но… — он на секунду взглядом задержался на стене. — Мне терять нечего.
Он сильно зажмурился, когда запрокинул стакан; его кадык непрерывно дергался, а характерные звуки бульканья только напрягали. Хьюберт на секунду хотел его остановить, попросить пить помедленнее, но парнишка сделал последние глотки насильно и громко поставил стакан на тумбочку.
— Зачем так сильно? Тебя в этот раз никто не торопит, — Хьюберт подошел забрать стакан и на этот раз Нэйт даже не двинулся в сторону, приводя дыхание в порядок.
— Он отговаривает.
— В тот раз вы с ним тоже ругались, но ты доверял ему, — неосознанно заметил Хьюберт, прихватывая поднос.
В груди отдавало необъяснимое, неестественное ощущение говорить о нем так, будто это их знакомый, а не проекция в голове Нэйта на фоне болезни. Было в принципе в новинку говорить с пациентом о природе его расстройства. Хоть пару раз Хьюберт прибегал к таким методам, но только в месяцы стажировки.
Нэйт упал на кровать и уперся головой в стену, не переставая часто, глубоко дышать — видимо, сильно напрягся. Хьюберт искоса взглянул на него еще раз, спустившись на запястья с тонкими синими венами — Лесли будет легче легкого взять кровь.
«Если только он не упадет в обморок, — добавил Рейз, вспоминая Анну без сознания на первой сдаче анализов».
— Пф, порой он начинает изрядно надоедать, — бросил Нэйт, лениво оглядываясь по сторонам.
Рейз собирался уйти, но только сейчас заметил листы, спрятавшиеся под подносом. Захотелось щелкнуть себя по лбу — он даже не вспомнил про отчеты, пока возился с Паттерсоном. Вытащив ручку из кармана, он уловил себе на любопытный взгляд: взгляд Нейта быстро пробежался по руке, бумагам и драгоценной Хьюберту ручке. Рейз не обратил внимания, однако был готов одернуть кисть от столбца с приемом препарата в любой момент, потому что взгляд Паттерсона был откровенно жадным, а его рука еле заметно потянулась.
— Можешь приносить мне эту салфетку каждый раз? Носи эти таблетки только на ней, — резко воскликнул Нэйт, как только Хьюберт постучал в дверь.
— Зачем это? — вздернув бровь Хьюберт.
Нэйт пальцем водил по поверхности тумбочки, задрав голову.
— Надо. Я знаю, ты не дашь мне ручку, но сделай одолжение, нарисуй на салфетке единицу, — он говорил сухо, даже не оглянулся на стену, слегка морщился и одной рукой держал колени. Один носок немного сполз и оголил его щиколотку.
— Я подумаю, — ответил Хьюберт и нажал на ручку двери. Ему показалось, что, если не сейчас, то никогда. Он пробубнил себе поднос, однако был уверен, что Паттерсон его услышит. — Прости.
В этот раз горло перехватило невидимая хватка. Он смачно проглотил скопившуюся слюну и выдохнул. Показалось, что сейчас он не может быть таким смелым, как в тот момент. Разыгрались эмоции, а когда все пришло в норму, успокоилось и сознание? Да, это было про него.
— За что? — тут же спросил он. Тон был не таким жалким, как в тот раз, в нем чувствовалась слабая, но сила. Паттерсон и не думал бояться Хьюберта, когда внутри него жили более страшные люди.
— Нагрубил, — ничего более произнести он был не в силах, задыхаясь от странного чувства. Будто он на пике горы и еще шаг, и он, вместе с таблетками, отчетами и сырыми сигаретами полетит кубарем вниз.
— Я подумаю, — Паттерсон горько усмехнулся.
Выйдя, Рейз сделал большое усилие, чтобы не вернуться обратно и сделать что-нибудь с Нэйтом. Страх Паттерсона был обманчив — за ним скрывался образ того самодовольного гордеца, что еще в первый день выдал чудаковатое четверостишие.
«Четверостишие? — вспомнил Хьюберт, махнув дежурным, мол, пока всё, подойдет только после обеда. — В этот раз там было что-то про горе, радость, какой-то небосклон. Любителям поэзии лучше выделить комнатку на первом этаже, там хоть библиотека есть».
Однако, поднимаясь на этаж выше, чтобы сдать поднос в столовую, Хьюберт, избавляясь от миллионов иголок в ногах, внезапно проснулся. Проснулся от осознания, что это была за вершина горы. Ему ведь… И правда стало легче после этого косого извинения, брошенного в воздух. Ушла кошка, которая скребла ребра, нет пожирающего его чувства, монстр вытащил из омута. Странный кусок кошмара стерся, рассеялся в прах и теперь его можно спокойно выдохнуть через сигаретный дым.
«Понял ли парнишка, за что я извинился? Наверное, да, просто гордость для него выше любых других качеств. Быть может, я вообще для него выгляжу не как человек. «Немые существа», так сказать, — крутя ручку пальцами, мысленно прикинул Хьюберт, спускаясь по лестнице обратно».