5. Двух птиц одним камнем (1/2)

Хьюберт пальцами ощущал надвигавшуюся апатию и скуку, держа руль и подъезжая к воротам. Радио барахлило, а машина часто натыкалась на кочки. Окно было приоткрыто, куда он выкинул сигарету, проехав надпись: «Трентон». Невольно застегнул куртку, по рукам прошли мурашки. Открыл дверцу и скривился от боли в спине — ехать приходилось до окраины, около часа он сидел неподвижно. Потянувшись, боль слегка утихла, но, видимо, взять направление у Сары на массаж все-таки придется. Хьюберт посмотрел на чугунные ворота с тяжелым вздохом — возвращаться на работу после выходных никогда не хотелось.

Сейчас, в относительно ясную погоду, когда на небе была пара облаков, больница совсем потеряла внешний ужас. Весь первый этаж явно утопал в свете — будь то напольные лампы в приемной гостиной, идущая ровной линией люминесценция в потолке, будь то закатное солнце. Наблюдая, Хьюберт даже прикинул, что будь его кабинет этажом выше, то все было бы иначе. По крайней мере, ему так отчетливо казалось.

Вид в целом был прелестнейший: огромное поле вплоть до линии леса, тишь, запах свежей травы, редких колосьев, играющих собственный ритм, любимая девушка рядом… Стрекотание светлячков где-нибудь у шумной реки, далеко-далеко отсюда. Здание будто стало меньше с серыми кирпичными стенами, крыльцом, выполненным в стиле классицизма с выраженным низко посаженным фронтоном, вытянутыми окнами с решетками на втором этаже. Где же тут страшные готические крыши, кладбище на заднем дворе, дождь, гроза и кровавая надпись: «Психиатрическая больница»? Видимо, страх в ней нагоняют совсем иначе, используя внешний нейтральный вид больницы, потому что вскоре становится очевидно, что он — всего лишь зазывающая обертка.

Но это всё лишь со стороны главного входа в больницу. Ни лес, ни поле не было видно со стороны внутреннего двора — ночные фонари били в глаза, а высокие стены из проволоки только ухудшали положение. Выхода, кроме как через чугунные ворота, нет.

«Будто я сам в палате оказался, — прикинул Рейз, когда Хедлстон познакомила его с ночным окружением. — Нет, в тюрьме».

— Дорогая, ты слышала новости? — шепот прошелся по главному залу на первом этаже.

Встрепенулась одна из уборщиц, подцепив за локоть проходившую мимо девушку. Та чуть наклонилась к ней, однако продолжала глазеть на высокие потолки и колонны по сторонам. Рейз хмыкнул — он не слышал, о чем они говорят, когда сдавал одежду, но миссис Рифли часто что-то шепчет новеньким.

— Как-то утром привезли на грузовике кучу народа, — продолжала она, говоря ей прямо на ухо и не отпуская, — там и старики, и подростки. Все тощие и бледные, ужас!

— А разве не все больные такие? — воскликнула девушка, хлопнув глазами. Она прижимала к себе новые простыни, видимо, уже познакомилась с некоторыми больными. — Мне казалось, все психи с желтоватой кожей, тощие, лысые…

— Да что ты! — покачала головой женщина, одной рукой разводя моющее средство в ведре, а другой сжимая крестик на груди. — Так выглядят только больные анорексией! А эти старики — явно что нечистое собой представляют. Я прямо чувствую, — она понизила голос и потерла область у ключиц, — они душу дьяволу продали, вот их сюда и запекли! А знаешь, договор на тридцать лет составил с нечистью и все, потом тебя либо к этим, либо наверх, — он, сморщившись, запрокинула голову, уже сжав крестик, — хотя нет, им только в преисподнюю, таким.

— Сказки это все, — фыркнула девушка, поправив волосы.

— Нет, — воскликнула Рифли резко и громко, но после тут же зашептала, — мне одна из врачей сказала, что в начале этого века здесь люди…

— Миссис Рифли, хватит распускать сплетни о больнице стажерам, лучше займитесь делом.

Хьюберт вырос из-под земли и остановился сзади них. Они резко повернулись к нему, новенькая пересеклась взглядами с Рейзом. Миссис Рифли странно вскинула брови, смотря на девушку, но появление Хьюберта стало для нее поводом выпрямиться и наконец-то одернуть руку. Он сразу обратил на нее внимание: длинные волосы до лопаток, тонкая шея и совсем юный, вздернутый носик. Глаза невольно опустились ниже, но он сразу одернул себя — еще чего, заглядываться на стажерок! Впрочем, Хьюберт надеялся встретить ее в ординаторской позже.

— И прекращайте промышлять подобным — продолжил он, обращаясь к Рифли, — новым работникам, думаю, ни к чему слушать ваш бред. На месте больных, которых Вы называете грешниками, могли спокойно оказаться Вы сами.

Женщина замолчала. Девушка использовала это и попятилась назад, медленным шагом направилась в сторону второго этажа. Рейз невольно проводил ее взглядом и еле заметно закусил губу, скрывая, как ему пригляделись формы этой девушки. Пояс халата был повязан на ней так туго, так что бедра выделялись особенно хорошо на фоне клетчатой мраморной кладки на полу. Хьюберт слега расслабился, когда она ушла, но сильнее сжал поднос, напрягшись.

— Я? — смотря в сторону, медленно произнесла она. — Да ни в жизни! Уже сил нет смотреть на этих проклятых людей, которые сами сюда себя затащили, по слабости духа!

Хьюберт вскинул бровь, лишь презрительно ухмыльнувшись.

— Раз не хватает сил к таким простым вещам, то смысл вам здесь быть? — он не стал дожидаться ответа и обошел уборщицу.

Лучи солнца били в редкие окна, оставляя растянутые желтые квадраты на полу. Хьюберт мысленно попрощался с ними до обеда, спускаясь по лестнице вниз. Сегодня он почти все время стоит в кабинете гидротерапии: сначала Мет, потом Дэвид, Оливия… Заполнение карт двух пациентов, которых выписывают сегодня, было решено перенести на время, когда в здании стоит полная тишина — во время послеобеденного сна. В остальное время лишний стук, крик и грохот звучали почти постоянно, иногда даже по ночам.

«Просто отнеси таблетку и все. Отнеси таблетку, извинись и выйди. Не сложно же, да?»

Дежурные стояли в коридоре перед дверьми в палаты, кто-то посапывал на парочке стульев. Однако их всех объединяло одно — белые футболки, которые зимой все охотно меняли на одежду с рукавами, и слишком осточертевший этому месту вид. Хьюберт порой, ставя себя на одну ступень с ними, не представлял, сколько хватает выдержки, чтобы не прибить очередную Анну или Нила за их припадки. Ведь это приходится делать ежедневно: одного затаскивай в палату, другого догоняй, третьему вливай препарат, а четвертого потуже оберни в простыни, и пятому заодно держи ноги во время судорог. И так по кругу, день за днем. Рейз уже знал, почему все стажеры такие мягкотелые, а те, кто работает не первый год — могли и дверь с петель снести, с каменными лицами наблюдая картины, созданные поломанной человеческой психикой.

Мысли прервал резкий звук — один из дежурных чихнул и потер нос. Питер, стажер, стоял неподалеку, облокотившись на стену, и лишь нервно глядел по сторонам, почесав шею. А Блейк, казалось, давным-давно расслабился и присел на скрипящий стул, вальяжно запрокинув голову.

— Рейз, нет минутки подменить? Подышать бы, — внезапно протянул он, шумно выдохнув. — Воротит во всю, да и покурить охота…

Хьюберт, закатив глаза, холодно спросил, есть ли кто в тринадцатой палате, но ответ не удивил — Эвелин все еще разговаривала с Нэйтом. В этот раз они решили поменяться местами из-за пациента Харпер ровно в десять, а поэтому он отдал время после завтрака полностью ей, а сам только подошел.

— Бегом, — лениво бросил он, посмотрев на наручные часы. — У тебя две минуты.

Блейк хотел хлопнуть по плечу Хьюберта взамен простого «спасибо», даже поддался вперед с таким притворно доброжелательным лицом, что стало противно. Рейз сразу отступил и пресек возможность неприятного и ненужного ему прикосновения: Блейк его серьезно настораживал еще с тех времен, когда шатался по первому этаже. Тот в ответ поднял одну бровь, оглядывая напряженного, как будто испуганного Хьюберта, но долго не задерживался, помня о своих двух минутах.

Как только Блейк ушел, Рейз, подобно Питеру, оперся на стену, и задрал голову. Здесь сколько не бели, а трещины все равно останутся под лампами, которые периодично мигали на всех этажах. В соседней комнате была какая-то возня — неугомонно скрипели кровати. Девочки опять решили попрыгать? Впрочем, пружина крепкая, совсем недавно меняли мебель на этаже, бояться нечего. Лишь бы не одна из них не додумалась попытаться порезать вены или расчесать кожу об уголок тумбочки.

«Интересно, на второй этаж уже завезли силиконовые накладки на углы? Уменьшили бы затраты на пластыри и бинты, — предположил Рейз, а вместе с этим вспомнил и психиатра всего второго этажа — саму Харпер. — Она весь день как белка в колесе — с нижнего этажа на второй, затем на первый и снова на второй, нижний…»

— Хью? Ты чего тут стоишь? — женский голос вдруг вывел его из мыслей.

Эвелин только закрыла дверь в палату и переглянулась с рядом стоящим стажером. Она прикрыла глаза на пару секунд и выдохнула, вновь собираясь с мыслями.

— А где еще один? — спросила она, забыв о предыдущем вопросе.

— Отпустил на пару минут подышать, — он осмотрел Харпер с ног до головы и только сейчас заметил в ее руках внушительную стопку. — Это куда? Помочь?

Хьюберт вспомнил, как от усталости еще на той неделе чуть не поругался с ней, и чуть не подорвался на возможность помочь. Отчего-то ноющее чувство, когда он вспомнил ту ситуацию, надавило на грудь еще больше, и Хьюберт невольно нахмурился: откуда в нем проснулась такая… Такая чувствительность? Однако, когда он уже ровно встал, Эвелин мотнула головой.

— Да нет, я из лабораторной, это отчеты об анализах на проверку, их только до сестринской нести. И для Стэна прихватила пару упражнений, у нас сегодня занятие после обеда. Он такой молодец, уже раскладывает геометрические фигуры по цветам и… — Эвелин хотела продолжить, но резко остановился себя.

— Давай помогу, мне не сложно, — не унимался Рейз, иначе чувствовал, что это отталкивавшее чувство возрастет, что совсем ни к чему. — Или пусть Питер поможет.

Тот неуверенно покосился на них, будто его впервые окликнули и сонно моргнул. И как можно было поставить такого соню на нижний этаж, тем более, когда тут рядом изолятор?

— Так, иди к пациенту, я справлюсь, — она мило легонько улыбнулась, подходя к Рейзу почти вплотную. Крепче сжав бумаги, она потянулась к уху, и он наклонился в ответ. — Только не груби ему больше, иначе я что-нибудь оторву тебе в следующий раз.

— Я не грубил, — игнорируя пугающую шутку, тихо ответил Хьюберт, однако голос дрогнул, и Харпер лишь покачала головой.

«Ай-ай-ай, как не стыдно врать, мистер Рейз? — загалдела совесть в голове, и лучше бы залезла куда подальше».

— Он даже не повернулся ко мне, а первые несколько раз мы неплохо поговорили. Я не знаю, что ты сделал, — она говорила Рейзу прямо в ухо, на что тот нервно сглотнул. Надо же, хрупкая девушка заставила Хьюберта еле заметно съежиться, — но сегодня же попроси прощения.

— Ладно, — вздохнул он, но внутри нехотя согласился. И она, и Уилл были правы, пусть признавать это отчаянно не хотелось. — Иди давай.

Эвелин закатила глаза, повернув голову в сторону. Она сжала стопку одной рукой сильнее, умудрившись щелкнуть Хьюберта по носу, но выражение лица осталось серьезным. Харпер быстро пошла в сторону ближайшей лестницы, стуча маленькими каблуками по полу, но Рейз даже сумел отсчитать ритм.

Хьюберт невыносимо медленно открывал дверь: желания заходить не было. Закрыв с другой стороны, он, топчась у входа, никак не мог собраться с мыслями. Что же Уилл за сволочь, раз заставляет его идти извиняться со скрежетом зубов? Хьюберт даже не заговорил с Нэйтом, а уже хотелось выйти.

Нэйт сидел на стуле посередине комнаты, откинув голову назад и смотря в потолок. Стопы расслабленно лежали на полу друг к другу. Больничная кофта чуть задралась, благо под ним были уже серые штаны, короткие ему, оголившие бледные щиколотки. Хьюберт сначала опешил, но пригляделся и увидел закрытые глаза. Нэйт опять в том странном состоянии?

— Нэйт Паттерсон, — сжимая поднос в руках, холодно сказал мужчина и шагнул вперед. Парнишка даже не вздрогнул, было заметно шевеление губ. Рейз услышал неразборчивый шепот, — я принес тебе лекар…

— И в горе, и в радости кричали они,

Мне совсем чужды мысли твои,

Каждое утро я шел на поклон

И видел — всегда там горел небосклон.

Нэйт сильно жмурился, давя пальцами на колени, и повторял одно четверостишие раз за разом. Хьюберт медленно помотал головой, разминая шею и ощущая, что на данный момент он здесь лишний. Неловко и стоять, и, тем более, что-то говорить ему. И почему именно Рейзу угораздило нахамить Паттерсону? Потому что тот строил из себя слишком много?

«А разве дело только в этом? — возникло в голове Хьюберта. — Ранее тоже были капризные и ничего, надобности извиняться перед ними за грубость не было».

— Нэйт, — твердо произнес Хьюберт, будто по горлу проходила сталь. В любом случае, ему нельзя показаться мягким — это уж точно не его предмет взаимодействия с пациентами, — Нэйт Паттерсон.

Нэйт открыл глаза, но не дернулся, продолжая сверлить точку в потолке. Рейз пригляделся, одновременно пальцами сжимая поднос и бумаги под ним. А ведь у Паттерсона, несмотря на впалые щеки и худое тело в общем, в лице есть что-то детское. Кисти рук, побелевшие от напряжения, еще не изрезаны грубостью времени и работы, не затянуты шрамами от ключей старенькой машины, а только мягкие и податливые. Глаза могут когда-нибудь засиять вновь, если приложить усилия. Тонкие волосы взъерошены так, словно не любили сидеть на месте и постоянно тянулись наверх, к светлому и далекому отсюда. Но все это не важно, ведь сумасшествие уже поглотило остатки разума, превратив его в больного по умолчанию. Рейз как-то странно дернулся от таких наблюдений. Зачастую с пациентами Хьюберт обходился как с рассадником овощей, да и они не стремились изменить взаимоотношения. Обоюдная ненависть, потому что ты врач и должен спасать этих придурков, а они не хотят лечиться, и вообще, по их мнению, ты несешь полную чушь. Такое отношение оправдано к взрослым людям, ровесникам Хьюберта или чуть старше, а тут… Тут семнадцатилетний Нэйт, который и жизни нормальной наверняка не видел. И правда, грубить ему было не лучшей идеей.

«Значит, гордость у него тоже пришла с болезнью, иначе удивительно, кто отдал такого павлина в это захолустье, — подумал Хьюберт, когда сделал шаг вперед. — Записать? В личные заметки стоит, но в отчет… Подождите, обычно при шизофрении капризных замашек не наблюдается».

Видимо, шорох со стороны стал толчком, пробудившим Паттерсона. Он тут же поднял голову, смотря прямо на Хьюберта, но мигом отвел взгляд ниже. Рейз проглотил ком в горле, образовавшийся при виде его растерянного лица.

— Я принес таблетку, — пытаясь заполнить неловкое молчание, объяснил Рейз.

Однако Нэйт молчал, даже не изменив своего положения. Казалось, пару дней назад Хьюберт оценивал Нэйта все также грозно и с презрением, но сейчас чувство вины охватило его с головой. И правда ведь, Паттерсон, возможно, и жизни не видел, так зачем Рейз грубил? К чему была это показательная жестокость? Во рту стоял неприятный привкус, Хьюберт хмурил брови и прикидывал, отчего так воротит. В голове даже возникла мысль отдать таблетку Эвелин. Вчера мальчик принял ее, а значит, у Харпер получается это лучше.

Пришлось одернуть самого себя — если сейчас он уйдет, то, скорее всего, больше не вернется, да и недосказанность с его стороны продолжаться больше не может. И когда его стала так мучить совесть?

Рейз решил быстро поставить поднос и отойти назад — так можно избежать близкого контакта с Нэйтом, чтобы не обжечься. Хьюберт боялся поймать себя на мысли, что в один момент они поменяются местами и уже Паттерсон начнет контролировать его. Рейз придал себе еще более невозмутимый вид, и постарался извиниться без унижений, если так вообще можно.

Стоило подойти близко к тумбочке, Нэйт вскочил со стула — с чего вдруг? Стул с тупым звуком, похожим на хруст, упал, а Паттерсон отошел чуть ли не к стене. Хьюберт нахмурился и, поднимая ладони вверх, словно его арестовали за мысленное хамство, отошел назад.

— Хочешь держать дистанцию? Хорошо, я отойду, — однако Хьюберт будто играл со страшным зверем — его поведение и повадки абсолютно неизвестны и приходилось доверять увиденным обрывкам, чтобы сложить свое впечатление. — Только прими препарат.

Паттерсон напряженно сглотнул, кадык дернулся. Рейз спиной почувствовал покалывания, словно пронизанные льдом, даже пол не такой холодный. Паттерсон шумно вздохнул, ссутулился и ни за что не подойдет — видно по глазам.

«Ты вроде хотел извиниться сначала, нет? Парнишка сейчас думает только о том, на чем повеситься, лишь бы с тобой не говорить, — нервно кусая губу, думал Хьюберт и легче от этого не становилось».

Нэйт топтался на месте, силой сжал длинную кофту. Хьюберт не мог найти его взгляд, он расфокусирован в пространстве. Рейз сделал еще один шаг и Нэйт симметрично с ним — шаг назад, здороваясь с серым бетоном. От этого захотелось прыснуть в него змеиным ядом — Хьюберт пытался наладить с ним контакт, вообще-то! Смотри, маленький мальчик, он даже отошел от тебя, давая полную свободу действий!

— Молчи, — резко, озлобленно шипит Нэйт, продолжая смотреть в никуда.