3. Горькое и напряженное (2/2)
— Кто вас знает… Кто тебя знает… — сквозь нытье пропищал Нэйт.
Лицо его с точностью наоборот изменилось. Он поник и поджал губы, нос сильно покраснел, а в глазах стояли… Слезы? Хьюберт его что, задел? Вряд ли, он лишь выполнял свою работу, не заходил дальше положенного, да и не собирался. Рейз только закатил глаз.
«Так, это пора прекращать, — он был полностью согласен с внезапной мыслью».
Паттерсон начал изрядно надоедать — таких цирковых шоу стоило ожидать первые две, пять, даже десять минут, но прошло уже минут сорок. Он возится с ним слишком долго, у него еще несколько палат, куда также нужно разнести таблетки. А там, между прочим, по четыре-шесть человек!
— Парень, мне все равно. С тобой говорит об этом Харпер, — записывая в бланк характеристики пациента «Переменчивое настроение, капризы», монотонно ответил Рейз на разгоравшуюся истерику. — А когда я тут, лучше просто пей препарат и…
— Я сказал, что не буду, — вытирая красные глаза рукавом, надменно бросил Нэйт.
Добровольного действия от него не дождаться. Хьюберт разгорячено потер переносицу, нарочито громко выдыхая воздух.
— Какой же ты упрямый. Причину объяснишь?
— Нет! — Нэйт отвернулся, все так же говоря на повышенном тоне с привкусом высокомерия. — Мне не нравится салфетка, и стакан грязный, из него явно кто-то пил до меня!
Рейзу захотел усмехнуться уже в который раз, ведь придирки абсолютно идиотские, но он лишь покачал головой. На самом деле Хьюберту не было жаль Паттерсона, как пожалела бы его Эвелин или какая-нибудь стажерка, будь она на его месте. Он чувствовал укол эмпатии к нему как к парню, перечеркнувшему себе жизнь — хотя, возможно у него была генетическая предрасположенность, но тогда стоит винить только последовательность аминокислот в связи ДНК, но никак не самого мальчика.
«Но не буду же я из-за этого весь день его уговаривать, не он один на этаже, — чувствуя странное тянущее чувство, Рейз пытался отмахнуть его».
Несмотря на нежелание звать посторонних, Хьюберту пришлось применить один способ. Он отметил галочку в поле приема препаратов и уставился на него.
— Ладно, будь по-твоему, гордец, — выдохнув, ответил Хьюберт.
Окинув беднягу равнодушным взглядом, он встал со стула и поставил его на место. Нет, Рейз не может так долго тянуть, значит, парнишке придется усвоить правила больницы не самым приятным, зато действенным способом. Нэйт даже не пошевелился, продолжая смотреть в одну точку. Хьюберт медленным, раскидистым шагом подошел к двери и постучал три раза. Ему открыл один Блейк, бросив презрительный взгляд за его плечо.
— Не хочет пить таблетку. Будьте с ним помягче, — голос совсем не со злостью, скорее строгостью, потому что иначе просто никак.
Два дежурных зашли в комнату, а Хьюберт остался стоять у прохода. Он спиной ощущал мурашки по телу Паттерсона — первый раз всем страшно.
— Ч-что… — промямлил он, Хьюберт его еле услышал.
Твердые шаги в его сторону, кто-то взял в руки стакан, судя по звону.
— Стойте! Н-не надо! Я не б-буду! — закричал Паттерсон, его крик пронзил комнату, отразился от стен, врезаясь прямо в подкорку мозга Хьюберту.
— Питер, не стой остолопом, иди сюда быстрее!
Хьюберт повернулся и мускул на лице не дрогнул, он лишь закусил щеки, наблюдая не самую лучшую, но и не самую ужасную картину Трентовской больницы.
— Н-не над… — Нэйт вжался в стену, но его грубо взяли под локти и потащили к краю кровати.
— Может, нам аккуратнее… — промямлил стажер, но Блейк уже стальной хваткой обхватил заднюю часть шеи.
Хьюберт хотел отвернуться, но почему-то продолжал в упор наблюдать картину. В глазах Нэйта животный страх, но при этом яркий блеск. Когда он успел ожить так быстро? Разве при шизофрении ты не находишься в постоянной прострации? Рейзу казалось, что подростки с этой болезнью и правда похожи на абсолютно невменяемых.
И в тот момент, услышав шорох ткани и звон пружин под матрасом, захотелось это увидеть. Увидеть, как ранее гордый мальчик вынужден признать свое поражение. Потому что, скорее всего, так бы поступили все на его месте, а это значит, что все правильно.
Нэйт не успел даже дернуть ногами, как ему в рот пальцами запихнули таблетку и залили воду. Паттерсон булькал ее, когда голову задрали, сжимая подбородок, чтобы содержимое не выплескалось. Блейк молчал, опустошая стакан слишком быстро, а у Питера лишь дрогнула губа, а пальцы слабо поддерживали подбородок Нэйта. Паттерсон мог спокойно захлебнуться, но Хьюберт лишь стоял в стороне и крепко сжимал шариковую ручку.
— Готово, мистер Рейз, он проглотил, — смотря в открытый рот Нэйту, ответил Блейк.
Питер как-то жалостливо оглянул Паттерсона, слегка ссутулившись. Он и сам здесь недавно, Рейз находил общие черты их двоих — все-таки, стажировку проходить нужно и первое время всегда страшно. Их взгляды с Хьюбертом пересеклись, и никто не смог сказать ни слова.
«Это твоя работа, олух, — перебил собственную жалость Рейз, когда она начала скрести в груди. — Неужто решил лелеять гордую мышку?»
Оба поспешили к выходу, приоткрыв Хьюберту дверь, а Нэйт часто закашлял, надрываясь: все-таки захлебнулся немного. Рейз, не смотря на него, в два шага преодолел расстояние между ними, резко схватив поднос. Паттерсон так и остался лежать на кровати, куда просто-напросто упал, приводя дыхание в норму и не открывая глаз.
Силы посмотреть не было, и Рейз тихо закрыл дверь, слегка сморщившись. Он сам не знал почему, но пересекаться взглядом с Нэйтом не хотелось ни за что и никогда.
Вопрос, было это поражение для пациента, или опозорился он сам, Хьюберт так себе и не задал.
Открыв дверь, ведущую на задний двор, Рейз поспешил обойти козырек. Уже заранее достал пачку и вытащил толстую сигарету. Под ногами шелестела нескошенная всю весну трава, а палящее сегодня солнце поднялось выше, продолжая резать глаза. Вместе с ясной погодой по местности гулял ветер, из-за чего на вечно расстегнутом халате пришлось щелкнуть парой кнопок. Хьюберт осмотрелся, желая отвлечься хотя бы зрительно, отогнать раздражавшие мысли, пока не поздно. Когда в очередной раз волосы попали в лицо, было очевидно: конечно, обширная площадь поля с парой жухлых цветочков, еще и мелкая речушка неподалеку провоцировали постоянный поток воздуха. Угораздило же построить больницу сначала на пустыре, а после добавить и электростанцию поблизости! Однако изначально это было поместье прямиком из эпохи классицизма, века, может быть, восемнадцатого-девятнадцатого — Хьюберт не разбирался.
Он все еще чувствовал себя неважно. Закутался в халат сильнее, сжав воротник, будто хотел спрятаться, и вытащил из кармана зажигалку.
Чирк.
Хьюберт завернул за угол и остановился. Сбоку здания одинокая скамейка — импровизированное место для курения. Пусть она и была уставлена для таких, как Рейз, но, когда курить хотелось неимоверно, он просто быстро курил у двери. Смотря на тлеющий табак, он боковым зрением заметил белое пятно. Тот махнул ему, повернувшись лицом: в глаза сразу бросался высокий лоб и вечно приподнятые брови, дамская сигарета, длинная, словно пианинная клавиша, поношенные кроссовки, позеленевшие от травы. Хьюберт сразу узнал Уилла: еще одного дежурного-медбрата на стажировке и по совместительству «мальчика на побегушках Харпер» — так он отшучивался, ведь работал на втором этаже, где все пациенты беседовали с Эвелин. У них с Рейзом была общая обязанность — водить пациентов на процедуры и носить таблетки, разве что Уилл был младше и не мог брать больше двух процедур в операционной в день.
— Только утро, а ты уже дымишь… — холодно усмехнулся Рейз.
Настроение при виде веселого болтуна упало ниже плинтуса.
— О, Хью, чо как? — он как следует затянул сигарету, подтверждая его слова.
Не сказать, что Хьюберт чувствовал к нему неприязнь, как к Блейку, но общение с Уиллом весьма… Специфично.
— Почти закончилось кофе, скоро придется сидеть на бодяге с заваркой. Все отлично, — пробубнил он, садясь и также затягивая никотин.
Горло наполнила приятная, родная горечь. Еще бы темного пива из любимого бара на окраине города, и он бы даже забыл про этот день. Хьюберт смотрел прямо, игнорируя мысли о жестоком обращении с пациентом. В голове крутились убеждения, что это не его вина, он лишь выполнял свою работу, да и сам мог получить, если бы не выполнял требования. Директор не одобрит и еще хуже, если уволит, а ему же надо было как-то заставить его выпить таблетку? Что он и сделал.
— А ты как всегда только и знаешь, что депрессивить, — заметил Уилл, решив, что весьма остроумен, но резко закашлял. Отдышавшись, он с издевкой хихикнул. — Вот, правду говорю.
— Подавился? Дурак, зачем так затягиваешь сильно? — Хьюберт отвлеченно похлопал его по спине, игнорируя последние слова.
Уилл не ответил и засмеялся еще раз. Ну что за идиот с лицом как у лягушки? Хотя лицо у него нормальное — только квадратная челюсть все портит.
Хьюберт неожиданно фыркнул: он когда-то считал себя обладателем модельной внешности в годы университета, когда охотно бегал за девчонками. Еще бы — его гордостью был только ровный нос с выраженным, острым концом. Уилл часто дразнил его «дроздом», после чего всегда получал оплеухи.
— Просто решил втянуть хорошенько, — воскликнул он, когда последний раз кашлянул и вернулся к длинной палочке. — Да и они слабые совсем. Дашь свои попробовать? У нас не продают такие, только женскими и довольствуйся.
— Нет, — строго ответил Хьюберт, и этим было все сказано.
Уилл пожал плечами и тоже повернулся вперед. Впереди возвышалась длинная сетка метра три в высоту, а за ней пролесок. Никто не мог сбежать: ни сотрудники, ни пациенты. Вся больница была похожа на склад больных — их лечили, но скудно, кормили также, а деньги платили только две трети. Остальные сидели на страховке — первые девяносто дней оплачивало государство.
— Слушай, Хью, — окликнул его Уилл и слегка толкнул в плечо. Рейз дернулся и осуждающим взглядом окинул его. Но ему, видимо, это только на руку и прекращать он не планировал. — Недавно альбом вышел. Что думаешь?
— Calling*? — в ответ он получил кивок. Хьюберт откинулся на спинку, и та заныла, прося освободить ее, однако выдержала и будет держать — про эти стоны знали все, она проминалась даже под хрупкой Эвелин. — Мне кажется, она больше подходит под дискотеки.
— Или поездку куда-то в даль…— он запрокинул голову и опустил руку с сигаретой. Хьюберт, заметив это, еле сдержал смешок. Какой он все-таки невнимательный. — В родительской машине на полной громкости играет она, рядом с тобой девушка в красивом боди. На площади такие катаются на роликах, видел? На них черные, с треугольным вырезом костюмчики, так аппетитно подчеркивают талию и грудь. А еще бедра…
— Вот поэтому она подходит больше для дискотек, — перебил его Хьюберт, тем самым отрезая продолжение пошлого монолога.
Сейчас было слишком склизко на душе; при упоминании женского тела или секса равнодушие превращалось в отвращение. В голове все еще стоял образ кашлявшего парнишки, который хотелось стереть как можно быстрее, поэтому Рейз поднес сигарету к губам.
— Лучше затягивай, чем болтай, а то упустишь и будешь бычки обсасывать.
— Ну ты и ублюдок, Хью, — грубо ответил Уилл, однако Хьюберт не отреагировал, ведь кто-кто, а только он может трепать языком долго и упорно. В следующую секунду Уилл уже медленно прильнул к нему. — Но ведь хочется же попробовать так разок…?
— Ездить по округе в городе? Ну да, то еще приключение, — буркнул Рейз, отсев подальше. — А про девушек вообще молчи. Мне и тут хватает веселья.
В голове всплыл образ Нэйта и стало еще хуже. Даже не хотелось докуривать, он просто затушил ее о стену. Там, вместе с его черным кружком, уже имелась сотня таких. Интересно, когда Мелинда прикажет закрасить всё это?
Солнце нещадно палило, совсем не помогая состоянию Хьюберта. Обычно все иначе, плохо человеку — и природа не рада. На душе тоска и тело ломит — дождь поливает все вокруг, холод и ветер пронизывает до костей. Но тут было что-то другое, и ответа Хьюберт не знал. Он не чувствовал тяжести на сердце, разве что чуть ниже, где диафрагма под ребрами билась как проклятая, ноги не мелкие камешки вместо асфальта. Обволакивающий легкие дым усыплял, проникал в клетки и переносил по крови заразу, заставляя слипаться друг с другом эритроциты.
Рейз бросил взгляд на Уилла и поджал губы. Тот улыбался, задирая подбородок и вольно поправляя волосы левой рукой. И как он может быть таким веселым в этом захолустье?
— Уилл, — тихо начал Хьюберт, отвернувшись и смотря вперед. Говорить о таком неприятно, будто совесть дала о себе знать, но ничего лучше он не нашел. — Я слышал, что, когда выговариваешься, становится легче. Я и правда ублюдок, но сегодня, кажется, окончательно убедился в этом. Могу поделиться?
— Валяй, — Уилл втянул последний раз сигарету и выбросил остаток в ведро рядом.
Он вновь прильнул к нему ближе, в глазах играли огоньки игривости. Хьюберт фыркнул, увидев эту несерьезность в глазах, ведь он же не о его любимых темах собирается говорить. Вторая сигарета полетела в ведро также быстро.
Между ними наступило молчание. Хьюберту не хотелось говорить, но кошка, скребшая внутренние органы, настаивала. Он пожевал недолго щеку изнутри, складывая ладони в замок и силой прижимая к животу.
— Я был груб с пациентом.
— Вау, какое излияние души, — саркастично протянул Уилл. — Новенький?
— Угу.
Уилл шикнул на Рейза, будто обжегся. Тот наклонил голову вниз, бросив осуждающий взгляд «И что ты на меня так смотришь? Я вообще-то помощи прошу». Уилл покачал головой, а Рейз закатил глаза и уставился куда-то вверх, не вынося больше этого стыда. Они были как Шерлок Холмс и доктора Ватсон, честное слово — один холодно пытался побороть собственную натуру под влиянием чего-то забытого внутри, а другой специально издевался над напарником.
— Да-а, чувак, это запара… — Уилл коснулся его плеча, и Хьюберт даже не одернул его. — Что хоть натворил?
— Он не хотел принимать таблетку, а я заставил, — пожал плечами в оправдание он.
В самом деле, разве это что-то такое ужасное? Почему что-то вообще так давит на него?
«Ну да, дежурные могли быть и мягче, но теперь Нэйт будет знать, как надо принимать таблетки. Ведь это все для его же блага, верно? — убеждал себя Рейз, но если разум сразу соглашался, то вот дворовая кошка никуда не уходила».
— Дежурные заставили, — поправил себя Хьюберт.
— Хью, ты знал, что ты придурок? — вытянув губы вперед, повернулся к нему Уилл. — Кто будет в первую встречу с новеньким запихивать в него таблетки? Надеюсь, он не болен чем-то, связанным с отстраненностью?
— Шизофрения…
В этот момент Хьюберт и правда начал подозревать, что, несмотря на прописанные в карточке требования, просить парнишку проглотить таблетку еще минут пятнадцать не составило бы труда. Можно было попробовать опустить таблетку в стакан, заодно проверить растворимость. И почему он раньше об этом не подумал?
Хьюберт был готов влепить себе пощечину.
Воздух наполнился сначала тихим смехом, а после вздохом, не предвещающим ничего хорошего. Уилл точно издевался. Рейз хотел дать ему оплеуху, но вовремя остановился и вместо этого надменно прожигал его, не говоря ни слова.
— Странный парадокс, конечно, — воскликнул Уилл, — я работаю тут меньше тебя, а знаю больше. Неужто ты до сих пор не допёр? Пациенты, конечно, необычные люди, но им тоже порой бывает грустно и тем более страшное от жесткого отношения к ним. Они могут плакать, забиваться в угол не от страха теней или галлюцинаций, а при виде нас.
— И что тогда делать? — с долей надежды, пусть и глупой, спросил Хьюберт. Он редко доверял Уиллу, особенно в делах больницы, но моральные принципы тот знал хорошо. — Не пойду же я извиняться.
— Пойдешь, — Уилл толкнул его за плечо, — еще как пойдешь. Иначе он тебе больше никогда и ничего не скажет, даже если ты не психиатр.
— Ну не скажет и ладно, мне то что? — нахмурился Хьюберт.
Уилл теперь сам закатил глаза и полностью к нему повернулся, положив одну ногу углом на скамейку.
— Потому что твоя задача — обеспечить ему лечение. Не забывай про утренние осмотры, когда Фред не на месте и тебе самому нужно их опрашивать. Ты что будешь делать в этом случае? Колоть их транквилизаторами попусту, а потом получать нагоняи от Хедлстон?
Хьюберт поджал губы и совсем отвернулся, будто высматривал что-то на заднем дворе.
— Конечно, это не мое дело, но в твоих же интересах перед ним извиниться. И тебе легче станет, и пациент будет идти навстречу. Конечно, было бы лучше, думай ты не так эгоистично и легкомысленно, а глубже…
Уилл не удержался и фыркнул от смеха на последнем слове, на что Хьюберт лишь цыкнул.
Рейз, хоть и не сразу, но согласился с его словами. Тогда кошка на секунду отступила, здравый смысл отчаялся, но принял поражение, а в районе диафрагмы было уже не так тяжело.
— Эх, ладно, придумаю что-нибудь, — хмуро ответил Хьюберт и уже собирался вставать, но его задержала пухлая рука, придержав рукав.
— Извинись. Они не заслуживают жестокости, особенно новенькие, — голос Уилла стал мягче, грудь слегка задрожала, так как он перешел на грудной регистр. Он что, правда говорит искренне? Неожиданно. — Им страшно точно так же, как и тебе, когда ты первый раз участвовал в электрошоковой терапии.
— Нашел что вспомнить… — пробубнил он и дернул рукой, вырываясь из его хватки.
Он сунул руки в карманы и пошел обратно в здание, слушая ржание лошадки-Уилла. Зайдя за угол, Хьюберт все же прыснул в кулак — а ведь и правда, в первый раз он дрожащими руками держал сухие ноги одной девушки. У нее не было сильных приступов после электрических разрядов, однако молодому стажеру казалось, что он промочил штаны там же. На секунду он прикинул, сколько еще знал Уилл, хоть и работал меньше, чем Рейз, но, видимо, медсестры уже все разболтали.
Прогнав его слова в голове еще раз, Хьюберт сжал кулаки, закусив губу. Сдерживаемый порыв злости скрежетом зубов он распознал тут же, и, через силу, но ему придется сделать это, потому что кроме нему просто некому. Ему предстоит долго думать о том, как и почему просить прощения у Нэйта. Какие слова подобрать, как после этого заикнуться про таблетку, не вспылить и намекнуть, что его капризы в стенах больницы излишни.
Но он знал уже заранее — сделать это будет необходимо.