3. Горькое и напряженное (1/2)
— Хью, черт, почему оно такое горькое? — сморщившись, воскликнула Эвелин.
Рейз поднял голову. Пришлось оторваться от бумаг, запечатлеть недовольное лицо Харпер, когда она запивала кофе своим чаем. Голову немного кололо в затылке от усталости, так что Хьюберт лишь недоуменно выгнул бровь.
— А ты как думаешь?
— Ты реально постоянно пьешь его без сахара? — ставя украденную кружку кофе, Харпер, не представляя, как вообще можно пить эту гадость, приоткрыла рот.
— Ну да, — быстро ответил он и вновь уткнулся в листы.
Было раннее утро, часов восемь-половина девятого. Солнце сквозь жалюзи кусками падало на истоптанный ковер, кожаный диван, теперь словно из блесток, из-за чего Хьюберту пришлось сесть полубоком. Он, протерев глаза от секундного помутнения, шумно вдохнул, и на секунду удивился, насколько здесь был свежо и мягко пахло. Будто кроме фикусов на подоконнике медсестры хранили горшки с цветами где-то в углу, однако это мог быть и парфюм Эвелин, что также с упоением листала какую-то книгу. Вряд ли это был справочник — они все в зеленых обложках, а этот в бежевой. Художественная литература? Роман эпохи романтизма? Нет, прочитав хотя бы одно подобное произведение, жить так не захочется от слова совсем.
— А говорят… — начала Харпер, и Хьюберт боковым зрением увидел, как она мечтательно приподняла голову.
— Эвелин, не мешай, — буркнул Рейз и устало поднял взгляд. — Я всю ночь не спал, сил переваривать информацию нет. Давай посидим в тишине.
Кофе давно остыл, и зачем Харпер решила попробовать его, да еще так изловчилась, чтобы взять незаметно, он так и не понял. Перелистнув страницу, Хьюберт взял кружку с низкого столика и отпил немного, убирая сухость в горле.
— И чем же ты занимался, интересно? — деловито спросила она, поправив очки. — Небось, футбол смотрел? Моррис тоже вчера в гостиной шумел, когда я с работы приехала.
— Нет, — коротко ответил Хьюберт, — читал.
Рейз не хотел врать, но, когда бездумно листаешь книги, это вряд ли можно назвать чтением. Да и матч оказался совсем унылым — кто ж знал, что главный вратарь будет так косить и вообще не видеть мяч! Было решено плюнуть на эту бессмыслицу и пойти заняться хотя бы подобием полезного дела.
— Вау, теперь нам ночью никто не будет звонить пьяный и кричать «Наши забили этим сраным ублюдкам!» — Эвелин опять вспомнила самое стыдное в самом неподходящем месте.
Хьюберт медленно отвел взгляд в сторону, вымученно закусив губу.
— Давай не так громко, — махнул Рейз ладонью после короткого молчания — неприятно же. — Во-первых, я так много не пью, чтобы выходить на такие яркие эмоции, а во-вторых, трубку всегда берет Моррис.
— Да-да, но я ведь все слышу, — она неоднозначно улыбнулась, подперев подбородок кулаками.
Хьюберт тихо фыркнул, игнорируя тихий смех со стороны, ведь Харпер всегда была такой; даже когда он равнодушно обходил ее целыми днями и признался тогда себе, что боялся общаться с коллегой, привыкая к постоянному месту работы.
Взяв со стола папки, переданные Моррисом, Хьюберт покрутил пару раз шариковую ручку, прикидывая список дел на сегодня. Сверяя показания электрошоковой терапии со списком пациентов нижнего этажа, Хьюберт записал пару номеров в столбцах, поставил подпись, как ответственное лицо.
«Если двое идут, значит, я там до обеда, — размышлял Рейз, уставившись в стену напротив. — Плюс всей половине семнадцатой палаты на гидротерапию — нужно вести через во время тихого часа. В принципе, если вечером не отправят на прогулку с изолируемыми, то день выдастся легким. Но если решат дать пару карт на заполнение, то…»
— А что читал?
— Тебе заняться нечем? — не сдержался Хьюберт и раздраженно бросил взгляд на нее.
В глазах Харпер читался неподдельный интерес, и, если сейчас он погаснет, она обидится до конца дня, а это был наихудший расклад, потому что отчитывать Рейза будет не кто иной, как Моррис. Посмотрев на нее спокойнее, в его представлении даже мягче, он попытался опустить напряженные плечи и облокотиться на спинку.
— Шерстил списки препаратов, старые тетради… — пробубнил Хьюберт, закинув ногу на ногу и неустанно вертя ручку. — В общем, все, что относилось к рутине.
— Искал клозапин, да? — она понизила голос, будто говорила о каком-то секрете или обсуждала слухи.
Настроение на подъеме, Эвелин нацепила новые сережки, заплела длинные волосы так, что они находились чуть выше лопаток — Хьюберт еле заметно прищурился, пытаясь разглядеть внутренние изменения.
«Может, Моррис наконец-то купил им билеты в ресторан? — навскидку подумал он. — Ее давно уже пора побаловать чем-нибудь, а то, гляди, зачахнет как цветочек».
— Да, — ответил он, понимая, что они в одной лодке и скрывать что-либо совершенно бессмысленно, — но не нашел ничего. Про атипичные нейролептики даже не говорится.
Никаких записей, дат, ученых, словно это название выдумали, или, что более логично, клозапин произвели совсем недавно. Но тогда что делать без знания воздействия клозапина на мозг, какие рецепторы он блокирует, а какие наоборот, стимулирует к выработке? Реальный расчет дозы на больного, риски… Хьюберт, будучи на двухсотой странице родной тетради по химии со времен университета, начал ненавидеть свою жалкую работу.
Но он продолжал листать, продолжал до глубокой ночи, потому что разум ясно убеждал найти хоть что-то про препарат. Мелинда не даст абсолютно никакой информации — он знал это с того момента, как его заткнули — так что Рейзу хотелось разобраться в этом хотя бы самому. Откуда этот клозапин? Что он вообще делает в такой дыре? И незнание, что лежало у него в кармане, порождало тревожный страх за больницу, за его больницу.
Хьюберту казалось, что он всегда думал о Трентовской больнице, это появилось само, без его участия.
«По крайней мере, я останусь неприметным и выпытаю информацию о клозапине, даже не намекая на него, — думал Рейз, перелистывая страницы».
— Я тоже вчера искала в архиве записи, ничего. Дальше восемьдесят второго года никакой информации о создании новых нейролептиков нет, точно недавно вывели, — Харпер закрыла книгу, положив между страницами палец. — Такое вполне возможно, до нас информация просто пока не дошла.
— До нас никогда ничего не дойдет, — фыркнул Хьюберт с издевкой.
— Всё, теперь ты опять за старое, — вздохнула Эвелин, посмотрев в окно, и слегка надув губки.
— Недавно ты сама наговаривала на Мел, давай смотреть правде в глаза.
Она лишь цыкнула в ответ, не сдержавшись и закатив глаза — Рейз был прав. Хьюберт заметил, как она аккуратно взяла его кружку и сделала еще один глоток. На этот раз она даже не сморщилась, а лишь пафосно откинулась на спинку кресла, продолжая смотреть на колыхавшиеся на легком ветру жалюзи. Повертев головой, не найдя ничего путного, к чему можно прицепиться, Эвелин вновь открыла книгу. Рейз тихо усмехнулся — сегодня она даже слишком чудит. Хотя, может просто хотела поговорить с ним о чем-то? Но тем для диалога нет, да и желания тоже.
Настенные часы пробили девять. Хьюберт вздрогнул, пришлось оторваться от домашних записей. Таблицы были заполнены, осталось надеяться, что карточки заполнят до него. Заканчивая читать абзац про нейролептики, производные бутирофенона, он закрыл толстую тетрадь. Вопросы, не только записанные в блокноте, но и оставшиеся в воздухе, были открытыми. Растворяется ли клозапин в воде? Никто не знает. Химическая структура? Ничего. Год синтезирования? Нет ответа.
— Скорее всего, он не растворяется, — пожала плечами Харпер. — Очень малый процент нейролептиков способен на это, так что клозапин тем более. Может, просто проверишь? Я могу достать дистиллированную воду.
— Времени нет. Вдруг там нужна определенная температура? Электрический ток? Свет? На это все уйдет уйма часов, которые я потратил бы на более важные для меня вещи, — фыркнул Хьюберт, надевая халат. — Моя задача — принести эту дрянь и свалить.
— Однако же ты потратил время, чтобы найти информацию. Как быстро ты сдаешься… — выдохнула Харпер, вставая вслед за ним и деловито поправляя юбку. — Ты сейчас куда?
— Пройдусь по своему блоку, после к 20608.
Эвелин остановилась у вешалки с халатами, ища свой с бейджиком, и украдкой глянула на Рейза. Аккуратно, лишь бы не спугнуть дворового кота, а, может, наоборот обрадовать, она заправила прядку за уши и немного наклонила голову.
— Слушай, Хью, — протянула она, хлопнув губами, — я понимаю, что это твоя обязанность, но можно я принесу ему завтра и поговорю с ним? Когда ты ушел еще во время осмотра, он так и молчал. Хочу поговорить с ним в комфортной обстановке.
— Без проблем. Успеешь поболтать минут за тридцать? Если обойдемся без истерики шестой палаты, подойду даже быстрее.
— Не торопись, — Эвелин взглядом поблагодарила, когда Хьюберт помог ей надеть халат.
Из палаты Харпер вышла с глубоким вздохом, выпрямляя спину. Хьюберт выгнул брови, взглядом спросив, как она.
— Ну, думаю, ему нужно время, чтобы освоиться, — пожала плечами Харпер, но было заметно, как ее настроение упало.
Рейз только кивнул, решив не задавать лишние вопросы, а скорее разобраться с парнишкой.
Зайдя в палату, взор пал сначала на кровать, после на стул рядом, где сидел Паттерсон спиной к нему.
В руках Хьюберт держал поднос со стаканом воды и таблеткой на салфетке. Обычно все таблетки и сок, чтобы запить, давали в специальных маленьких емкостях, похожих на ведерки, но Хьюберту пришлось искать аналоги по карманам. Емкости выдавали четко по списку, чтобы избежать кражи или выследить сговор пациента с врачом. А позволить пациенту выпить из уже использованной бумажной емкости Рейз не мог по соображениям банальной безопасности больных: кто знает, что их тревожит кроме очередной депрессии.
Дверь закрылась с звонким щелчком, но пациент даже не отреагировал. Хьюберт простоял на месте от силы пару секунд.
— Нэйт, — глухо позвал он.
Паттерсон дернул головой, послышался неразборчивый шепот, при этом мышцы были напряжены, Нэйт вцепился руками в сиденье стула. Нэйт болтал ногами в разные стороны, специально поднимая, так как стул был низким. Но многие качают ногами вперед назад, а он…
— Нэйт, — чуть громче повторил Хьюберт, сжав поднос.
Он продолжал тихо бормотать, повернув голову чуть в сторону. Рейз поставил поднос на тумбочку рядом с кроватью, служивший местом для личных вещей пациентов. У парнишки кроме щетки и зубной пасты ничего не было. Тонкое полотенце лежало на столе, видимо, сохло после умывания.
Хьюберт не стал ждать, пока мальчик подойдет к нему и первым сделал шаг в сторону стула. Его ботинки характерно застучали о камень, сказав о присутствии посторонних в палате. Нэйт дернулся на звук, когда Хьюберт подошел ближе.
— Кто? — тихо выдал он, будто только проснулся или вышел из транса.
Паттерсон резко изменился: поднял голову, поддался вперед всем телом, перестал болтать ногами и напряг руки до белесых полос между костяшками. Хьюберт был настороже, внимательно и пронзительно изучая Нэйта — больные могли и наброситься на не прошенного, по их мнению, гостя.
«Твоя задача: дать таблетку и уйти, — горело в голове».
Они обменялись взглядами, Нэйт нахмурился. Нос дернулся вместе с головой назад, будто кто-то потянул за волосы.
— Доброе утро, Нэйт. Я буду носить тебе вот такие таблетки, — он указал пальцем на желтый кружок на салфетке, — будешь их запивать водой, — строго добавил Рейз, потирая костяшки.
Пластиковый стул — какие были на всем нижнем этаже — тихо скрипнул под ним, когда Рейз поставил его подальше от тумбочки и стены. Он уже собирался открыть папку и отметить прием таблетки, как послышалось шуршание ткани и короткий скрип. Нэйт поерзал на стуле, теребя край белой кофты и продолжая водить ногами по сторонам, разве что теперь босые ступни шаркали по полу.
— Зачем? — раздался слабый, слегка хриплый голос.
— Как зачем? — Хьюберт поднял голову и вопросительно выгнул брови. — Это твое лечение.
— Какое лечение? — протянул в ответ Паттерсон, тут же повернув голову в другую сторону, к пустой стене. — Почему ты ничего мне не сказал?
Однако вместо того, чтобы отметить прием таблетки, Хьюберт открыл список с симптоматикой заболевания и поставил ручку на пункте «Галлюцинации». Так или иначе, зная характер галлюцинаций и их преобразования в процессе, можно делать выводы насчет клозапина. Рука дернулась к записной книжке в кармане, но его остановил парнишка.
— И все же, зачем мне она? — видимо, не получив ответа от стены, Нэйт встал и уверенно сделал шаг вперед. Он дернул головой еще раз так, будто изящный павлин, а не тощий подросток. — Я не хочу, мне никогда не нравились таблетки.
Паттерсон уронил тело на кровать, устало вздохнув и смотря на Рейза так, словно их диалог на этом закончен. Несколько секунд он продолжал смотреть прямо, но внезапно что-то толкнуло его назад — или это просто гиперкинезы туловища. Хьюберт не верил, что экстрапирамидные расстройства будут отсутствовать, да и его дергания, сжимания были более чем похожи на непроизвольные движения по ошибке головного мозга. Толчок заставил его облокотиться на стену, Паттерсон подтянул к себе колени, напрягся.
— Ну, мало ли, что тебе не нравится, — выдал Рейз, посмотрев на него с долей высокомерия, как ему казалось, даже обязательного, — но выпить ее тебе придется.
— Зачем? — повторил Паттерсон еще раз, чеканя каждый слог.
— Надо.
— Кому? — выплюнул он, уставившись на него со злобой.
— Тебе.
— Для чего?
— Это лечение, Паттерсон, — сквозь зубы процедил Хьюберт.
— Зачем?
— Это что, так сложно? — поднял голос Рейз, но остановил себя. Нэйт просто упирается, даже капризничает. Решить эту проблему криками не получится, разве что… — Хорошо, подождем.
— Кого?
«Да что с ним не так?!»
Хьюберт не ответил, но Нэйт и сам не стал продолжать диалог. Он вытянул шею, потянувшись только ей в сторону, пытаясь разглядеть поднос и его содержимое. Спустя минуту наблюдений Нэйт закусил тонкую губу, посмотрев напротив. Хьюберт, уже писавший что-то в блокноте, повернулся через плечо: пустая стена ничем не была заставлена, но можно заметить на ней были легкие вмятины и едва заметные царапины.
— Не буду, — фыркнул Нэйт на стену
Выглядело бы комично, если бы внутри Рейза сильным пламенем не горело недовольство, что именно его поставили к этому капризному парнишке. А ведь это только первый день!
— Молчи. Не говори ничего. Не мешай!
Хьюберт почувствовал себя лишнем в соре, до которой ему не было дела. Время тянулось медленно, да и сам Паттерсон не стремился избавить себя от его компании. Он словно имел пульт в голове, который переключал его внимания с врача на стенку.
— Слушай, я не… — начал Хьюберт, хотел сказать про время и поторопить его, но Паттерсон обнаглел.
— Замолчи, ты мне надоел! — продолжал возмущаться Нэйт, после резко повернулся к Хьюберту и поймал его недоуменный взгляд. На лице огнем было написана какая-то неясная ярость, если частое дыхание и бешеный взгляд можно вообще так назвать. — И что ты сидишь? Заткни его! Привяжи к стулу!
— Я никого не вижу, — отрезал Хьюберт и пододвинул салфетку ближе к краю стола. Терпение как воздушный шар, наполненные гелием: еще несколько секунд, и оно лопнет резко и звонко. — Выпей таблетку, и я оставлю тебя и твоего собеседника…
— Он мне не собеседник! — перебил его Нэйт и лишь скривился. — Никакой не собеседник! А к таблетке не притронусь… Мало ли что вы туда подсыпали!
Хьюберт почти открыто рассмеялся: при шизофрении пациенты не доверяли окружающим, думали, что все обсуждают их, разносят слухи и клевету, но Нэйт уже конкретно капризничал. Паттерсон — маленький избалованный принц, которого привезли из чудных условий в провинцию на воспитание к тетке. Вот только приехал он сюда совсем не в карете, а в пыльном грузовике, и вряд ли видел в жизни что-то лучше самого Трентона, но это были догадки, взятые из воздуха.
— И зачем мне это? — выгнул брови Хьюберт.
Все еще держа в руках блокнот, можно было смело записать то, что для Рейза стало очевидным, пока мальчик чесал колени.
«Галлюцинации: преимущественно слуховые:
Говорит со стеной (громко и пафосно, закрывает ей рот). Спор с…»
Хьюберт остановился. Наверное, про внутренние споры писать не стоит, его это вряд ли касается. Внезапно послышался тихий скулеж, всхлипывания. Хьюберт поднял голову и опешил, рефлекторно нахмурившись от удивления. Он, что…?