dance with me the gallowdance (1/1)

Азирафаэль не знает, что он должен чувствовать. Кажется, боль. Он не уверен, что слёзы?— достаточное её проявление. Это первая реакция, почти рефлекс, почти ничего не отражает.Гавриил двадцать минут назад сообщил, что их мать нашли мёртвой в её собственной квартире этой ночью. По предварительным данным, тело оставалось там около двух суток.Гавриил не звонит?— пишет. Знает, что голос будет дрожать и обязательно пропустит всхлип. А он должен быть сильным ради младшего брата?— Азирафаэль знает это. Он благодарен.Кажется, дело в невозможности сразу осознать?— первая стадия. Скоро появится пустота?— лучше бы все кости переломали и вывалили на асфальт органы через обрубки. После потери отца Азирафаэль неделями не мог выскрести её из своего тела. Мама была куда ближе.Вторым сообщением приходит адрес и время похорон. Завтра?— по всем традициям.Он не замечает, как оказывается на полу, слабо соприкасаясь виском с холодом кафеля. Не замечает и Кроули, от которого звенит алкоголем далеко не первой бутылки и равнодушием во всех его проявлениях.-Азирафаэль перестаёт отвечать на звонки достаточно быстро и последовательно, чтобы Гавриил поверил в версию про невнимательность. Слишком дорожил привычным укладом, не умея выстроить свою жизнь в его стиле, младший Фелл, чтобы так быстро оставить своё мнимое спокойствие через телефонную сеть. Привязанность удаляется постепенно, долго и с болезненными ощущениями?— Гавриил сомневался, что рядом с братом находился тот, кто мог бы хоть немного облегчить ситуацию.Они вместе чуть больше двух месяцев, а старший уже успел вспомнить каждого, кто был до, и найти в его поганой личности качество, которое бы примирило с пересечением судьбы его и Азирафаэля. Даже не на ладонях?— упаси боже, до чего довели. У Кроули не было даже близко ничего, что сошло бы за положительную сторону. Мерзкое прошлое? Неумение руки при себе держать? Манипуляции и полное отсутствие понятия о нормальных человеческих взаимоотношениях? Нет, спору нет, что Энтони знал, как выстроить всё таким образом, чтобы ему подчинялись и каждое слово проверяли, прежде чем бросить. Знал и использовал, практикуясь на его брате в данный момент.Гавриил злится, жжёт спирт внутри себя очередной вспышкой после слов ?как этот ебаный мудак только позволил себе? и в очередной раз слушает гудки. Тонет в них и набирает заново, когда те рвутся автоответчиком.И успокаивается только когда слышит лёгкий смех брата. Не верит, но слушает ответ, где у него всё хорошо, где Кроули уподоблен спасителю его души и мира, возведённого заново по кусочкам. Гавриилу хочется подробнее узнать, кто выделял на сие действие клей и кто оставил нервы с посаженным зрением пополам в его осколках, но сдерживается. Вряд ли сейчас Азирафаэль поймёт должным образом. Он всё улыбается через трубку и лепечет, что снова не слышал, снова не заметил, снова не мог вовремя найти телефон. Радостно так и с лёгким упрёком, мол, а ты тогда такую сцену устроил.Гавриил позволяет брату высказаться сполна, а после просто просит быть осторожнее?— ?ты уже большой мальчик, не мне тебя учить слушать инстинкт самосохранения?. Младший не отвечает, оставляя усмешку между ними.Которая режет горло пополам впервые через пару месяцев.-Азирафаэль слабо отмечает, когда заходит к Кроули, что тот снова игнорирует его просьбу не курить в помещении. Он молча показывает Энтони сообщения брата и не сопротивляется, когда тот выхватывает из рук, после швыряя на стол. Он вспоминает, как мама улыбалась ему перед сном, замирая пальцами в светлых, как у неё самой, локонах.—?Мне плевать,?— Кроули оборачивается и, хлёстко подтаскивая Азирафаэля к себе, вжимает тлеющий край в его запястье. Фелл рвётся, задыхаясь всхлипами, и уже даже не просит?— то ли слов не остаётся, то ли бесполезно. Он бы и эту реакцию заглушил, будь он не настолько слабым?— Энтони ежедневно напоминает ему об этом.У Азирафаэля родное лицо?— дополнительный бонус к нежелательным ощущениям, так как это не только привычка?— идёт цветастыми пятнами. Между перепонками в ушах бьётся собственный голос, слабый, но уже не просящий, а ставящий перед фактом: Фелл говорит, что сегодня прощание с ушедшей и он будет там. Это его мама, в конце концов.—?Это исключительно твои проблемы, и я не собираюсь отпускать тебя никуда. Можешь сказать этому уебку, чтобы самостоятельно веночки перетаскивал,?— Кроли отпускает, отшвыривая кисть, и жжёт из-под заплывших век, когда Азирафаэль жмёт кисть к себе, вдавливая меж рёбер. Лучше так, чем позволить пальцам, с которых сочилась нежность всего год назад, вновь скрести по обожжённой коже.—?Ты с ума сошёл? —?Фелл едва шевелит губами, на которые изнутри давит вбитое осознание, насколько он жалок, опровергать которое нет сил. Они разбухают, топорщатся, двигаются медленно, как в его кошмарах, где он заживо горит и глотает пепел.Только кошмары заканчиваются. Осипшим утром, завядшим днём или вечером, когда все черты перемешиваются и лепятся друг на друга натуральным уродством. Такое не выдумать?— Азирафаэль запомнил, пережёвывая воздух и постепенно просыпаясь.У них всегда есть конец с обратной стороны век. Кроули же останется там при любых условиях?— ещё и самостоятельно выдернет к себе, чтобы лично наблюдать, как боль вспарывает сосуды от плеча и вниз.Он смеётся, сухо обрываясь конечными звуками.—?Я? Ты можешь называть меня кем угодно: психом, ненормальным, умалишённым?— тебе выбирать. Только всегда держи в своей тупой голове, которая не годится ни на что, кроме тупого скулежа: у каждого твоего слова будут последствия. Как и действия. Ты можешь катиться, куда хочешь и с кем пожелаешь. Но после я не собираюсь даже секунду потратить, чтобы услышать твои жалкие оправдания. Мне будет плевать, сука ты паршивая.Азирафаэль отчётливо запоминает, как горло раздавливает ком: желание то ли ответить, забрызгав криком всё, забыв про собственные существующие рамки и уничтожая пространство вокруг себя с такой же последовательностью; то ли просто сорвать нарыв и выжечь всё лицо полувоем, смешанным с солью.—?Если ты сейчас уйдёшь?— можешь не возвращаться. Я всё сказал,?— Фелл уже почти не дёргается на звук захлопнувшейся двери?— от косяка двери уже не первый месяц идёт трещина.Он же закрывает дверь тихо и сжимает сумку с вещами на несколько дней всей ладонью, поднимая к обозлившемуся серостью небу глаза и быстро моргая.-Азирафаэль улыбается Кроули и теряет взгляд в морщинках у глаз. Его руки в ладонях человека, настолько близкого, что бьётся где-то под перикардом до вмятин. Ему не рассказывали, что такое любовь, он шёл по этому пути интуитивно, падая и расшибая себя столько раз, что переломы едва срастались. Ради того, чтобы однажды сидеть близко-близко и знать, что не у него одного весь мир сжимается и принимает форму другого человека. Что не он один весь свой смысл вместил за чёрными очками напротив.Он чувствует себя исключительным: Кроули, оставаясь с Феллом наедине, обнажает взгляд, и всё золото радужки достаётся только ему, Азирафаэлю, едва помнящему, что вдох следует чередовать с выдохом.У него плевра едва выдерживает: чужие слова давят, расширяя по периметру. Плевать?— Фелл любые дыры залатает выданным через две недели после знакомства признанием, а недостающую смесь газов соберёт с чужих губ.Азирафаэль вздрагивает и быстро, давясь звуками, говорит, что любит. Мельчит, рвёт слова слишком рано и поджимает взгляд. Кроули ведь заслуживает ответ. Фелл вытягивает улыбку, сминая неловкость: ничего, всё хорошо. Ему только кажется, что всё до неприличия быстро. Наоборот?— всё только становится на свои места. Уже ведь несколько месяцев прошло. Он сам находит своё место. И это только его проблемы, что он воспринимает обыкновенное признание жертвой. ?Я тебя люблю? не должно вспарывать горло при произношении. Это с ним что-то не так. Кроули поможет ему справиться?— он сам об этом не раз говорил. Впервые, когда по словам учил Азирафаэля, заставляя повторять?— Фелл до сих пор ломается на последнем, бормоча и сбиваясь. Энтони обещает, что в его полупустое сердце вместятся все чувства Кроули и ещё хватит на швы и заплаты, прочные и аккуратные. Он выскоблит чужое притворство из желудочков, прочистит клапаны от прогорклых воспоминаний, смажет сосуды своим вниманием?— Энтони заберёт всю грязную физиологию себе, а Феллу всего лишь нужно перейти сразу от неуверенности к полному доверию без десятка контрольных пунктов меж. Отдай мне всего себя сразу, к чему нам терять столько времени?Азирафаэль верит, Азирафаэль находит, что без зрительного контакта куда легче, Азирафаэль знает силу привычки и видит, что Кроули?— одна из лучших пар для него. Да и он ведь действительно любит, и он готов пережать себе горло, чтобы слова шли только от сознания?— не из груди, где только живой трепет, заполняющий медленно и остро требующий передышку.—?Я тебя люблю,?— повторяет Фелл, сжимая пальцами голос, чтобы не падал в громкости, и едва не доводит до кулака, задыхаясь, когда Кроули сообщает о предстоящем тяжёлом разговоре, который может всё изменить между ними.-—?Забавно, что он до сих пор не заметил,?— красный пластик падает на дно кармана. Гавриил усмехается?— младший Фелл больше теряет, чем прячет зажигалки. —?Неплохой вариант для него опять высказать тебе всё, что о тебе думают.—?Я откинусь?— он не заметит. Насиловать можно и просто тело,?— желание истерично выскоблить изо рта все мысли, чтобы не жгло язык, останавливается у кадыка и устало падает назад. Он даже не морщится, только слабо проворачивает кисть руки?— боль следует за движением и лениво возвращается назад.Крыльцо крематория узкое и обсыпается по краям. Азирафаэль жмётся ближе к стене, но не касается её?— почти брезгливость, точно неготовность демонстрировать слабость. Небо льёт, сыпет и оставляет мелочью на чай равнодушие, по неосторожности принимаемое за отвращение ко всему роду людскому.—?Он не хотел тебя отпускать? —?Азирафаэль падает взглядом на свою сумку и кивает.—?Сказал, что, если уйду, могу больше не возвращаться.—?Юридически дом твой. Забавно.Младший стучит пальцами напротив фильтра?— стряхнуть отбрасывающим движением не выходит. Его ответ летит следом со звенящими звуками чужого голоса?— затихает в лужах, размокает и разваливается на нефункциональные, бесполезные части. У Азирафаэля нет сил их поднимать?— всё равно синтез любого его ответа заканчивается согласием. Это абсолютная истина?— где бы он ни находился, рядом будет осознание одиночества, даже когда в постели двое, и отсутствие чужого имени в репликах.—?Можно остаться у тебя?—?Я когда-то тебе отказывал в подобных просьбах?—?Я лучше лишний раз спрошу, чем снова буду неделю пытаться подобрать тон, чтобы синяк не было видно,?— Азирафаэль сглаживает последствия воспоминаний, уродливых и разбухших от долгого использования. Голос без единого цвета. Только свободной рукой за лямку цепляется на уровне ключиц. —?Оказывается, он особо любит личное пространство, когда количество таблеток в аптечке уменьшится.Сигарета сжимается, зябнет и захлёбывается под ногами: нажимая носком ботинка, младший Фелл вспоминает, что вновь не слишком осознано, но сравнил брата с мужем. Это как заведомо плохой способ выговориться, потому что смердит изнутри уже так, что уши закладывает. Уже как-нибудь, лишь бы хоть немного легче. Не просто так ведь люди ходят к психотерапевтам, ложатся на кушетки, добровольно подтверждая фрейдовскую теорию, или цепляются за незнакомцев, вываливая всё и сразу. Так даже легче?— изначально не стоит угроза будущего, и льётся всё через край, без цензуры и границ.—?Пойдём домой,?— они упускают из вида, что никто из них так и не сумел воссоздать в своей жизни то, что зовут домом, считаясь с куда большим, чем стены и счета за электричество. У младшего вечно чего-то не хватало, чтобы успокоиться; старший даже не пытался.Гавриил оборачивается в поисках урны, но через два поворота головы разжимает пальцы: Бог редко заглядывает к ним и простит, если что. Он тоже иногда оставляет окурки в неположенных местах, а люди романтизируют, задирая головы и загадывая желания. Азирафаэль молча спускается со ступеней, и небо валится сырой штукатуркой на светлую голову.Они не говорят о матери ни сейчас, ни по дороге.-Гавриил решает начать сразу с крепкого, пропуская стадию смеси зелёного чая и валерьянки и не будучи готовым мириться с ответственностью за проблемы с сердечно-сосудистой. Потому что обещающий сначала дойти до монастыря, а после?— и до верёвки младший Фелл к такому совершенно не располагает. Особенно спокойным голосом и вытесненными уверенностью эмоциями. Гавриилу хотелось ласково поинтересоваться, осталось ли хоть что-нибудь в чужой черепной коробке или ?господи, ты просто не понимаешь, как сильно меня ценит? уже успел подготовить себе достаточно пустого места для собственного непроработанного дерьма. Но всё же останавливается на варианте с цензурным вопросом о происходящем, но сразу предупреждает себя, что если Азирафаэль снова заявит, что Кроули?— это чудо небесное, ибо таких, как он, швыряют на обочину не глядя, то выскажет всё и даже больше.—?Он сказал, что хочет что-то обсудить со мной. Сказал, что это будет тяжёлый разговор и что после всё изменится. Думаешь, я настолько идиот, что не понял, что он имеет в виду? —?младший игнорирует стакан, занимая ладони сокрытием глаз. От себя, брата, мира и последствий недолюбленности, датированной ранним возрастом.—?И что же? Меня посвятишь? Я ведь не ты?— с полуслова его читать не научился ещё,?— Гавриил вытирает каждое слово языком, чтобы большую часть презрения вычистить. Он ещё не разу не видел Кроули, но ненависти, чтобы до основания выжечь всё существо, что ещё сохранилось, уже хватит с лихвой.—?Энтони бросит меня. Это очевидно,?— сипит Азирафаэль из-под пальцев.—?И почему же ты так решил?—?Потому что это единственная разумная версия. Как ещё по-другому можно трактовать ?это всё изменит между нами??—?Азирафаэль, не мне тебя учить трактовке чужих выражений?— не я на словесности помешан,?— Гавриил садится рядом, ближе, как будто так смысл будет чуть проще, понятнее, чтобы пробиться через отчаяние.—?Мои наработки никакого отношения делу не имеют, прекрати. А без Кроули я дальше не смогу,?— старший морщится, малодушно благодаря чужую привычку стирать ладонями глаза до красноты. Пустой голос Азирафаэля глухо стучится в его грудь.—?Во-первых, сможешь, как миленький,?— не даёт себе право на паузу, ведь последовательность даёт куда лучшие результаты. —?Ты сколько раз на этом же месте мне доказывал, что всё, жизнь закончилась? А потом заново на ноги вставал? Мне всех твоих пассий перечислить, или сам прикинешь?—?Меня Кроули и поднимал. За обе руки. И до сих пор держит,?— Азирафаэль обрывается, глотая воздух со слышимым отчаянием. —?Держал.—?Дослушай, пожалуйста,?— Гавриил ищет в себе всю мягкость, которую однажды не забыла одолжить ему мама, когда он ещё её так называл, не забив речь грубостью. —?Это был только первый пункт. Во-вторых, тем для важного разговора существует великое множество. Наверное, если бы он хотел, уже бы,?— на скатерть падает незаконченное ?вышвырнул, выбросил, избавился?. Гавриил не позволяет себе ни как брат, ни как собеседник. —?Поверь мне.Азирафаэль роняет руки, ударяя кисти, и отдаёт брату выцветший взгляд.—?Ты думаешь?—?Знаю,?— лжёт старший. Жизнь не раз показывала ему, что подобные Кроули видят потеху в чужом горе и слишком хорошо распознают жертвенность. Что мешает ему растянуть удовольствие на пару дней? Ведь куда забавнее наблюдать за уже изводившем себя. Искривлённое надломить легче.Кажется, Азирафаэль верит?— быть может, не слишком сильно, складывая вырожденную боль под подоконниками, где ночами жался к промозглым стёклам, но точно принял возможность и такого исхода событий. От неё разит даже в самых дальних квадратных метрах, но это уже хоть что-то,?— думает Гавриил, залпом обжигая горло оставшимся алкоголем.Если бы он точно знал, что молитвы действуют, а не попросту бьются о купола и отшвыриваются иконами под ноги, он бы до кровавых ошмётков по всем коленям стоял у образов, оставляя гордость и всего себя взамен на чужое счастье.-