for all the degradation in this land (I) (1/1)

—?Хорошо,?— усаживаясь напротив брата, говорит Гавриил и выдыхает, упираясь указательным пальцем в основание левой брови,?— давай по порядку.—?Зачем всё это нужно? —?Азирафаэль запркидывает голову, когда глаза начинает драть: то ли от слёз, то ли от воспоминаний. Ощущения почти одни и те же. —?Кажется, всё и без этого более, чем понятно.—?Знаешь, что сейчас мне понятно? —?старший Фелл вскакивает быстрее, чем успевает прикусить приступ тупой злости. Бьющей по черепу изнутри и выворачивающей по швам наизнанку. —?Хочешь поделюсь? Ты от него не уйдешь,?— он разворачивает стул спинкой к столу и падает локтями до неё, наклоняясь ближе. Слова падают на пластик, скукоживаются и ползут к противоположному краю. —?И это я даже развод не упоминаю. Ты отсидишься у меня, подлатаешь свои крылышки и к нему вернёшься, потому что ?как же не дать шанса, все ведь его заслуживают?. Ты сотню причин выдумаешь, а я не имею права тебя здесь насильно удерживать. Поэтому я хочу, чтобы сейчас ты вспомнил всё, что между вами происходило и к чему всё это привело. И говорю тебе сразу: ты не будешь пытаться выставить виноватым во всём себя, а его?— блядской жертвой в жизненных обстоятельствах. А теперь вновь: давай по порядку. Когда у вас веселье началось? Когда он важный разговор решил тебе устроить?—?Ты же понимаешь, что я могу уйти? —?Азирафаэль роняет голову вперёд и жмурится до сведённых бровей и световых пятен от фантомного света. —?Ты же сам сказал, что ты не можешь, да и вряд ли сможешь заставить меня тут остаться и обсуждать то, что я не планирую делать.—?Да, ты прав, — Гавриил пропускает часть про отсутсвие желания избавиться, тут же надеясь на последний нескольких следующих часов. — Но ты не уйдёшь.—?Почему же?—?Во-первых,?— Гавриил, прекрасно понимая, что на него не смотрят, всё равно показывает палец, прижимая ненужные пока костяшки к ладони,?— тебе некуда идти. Напомнить тебе, как он начал ограничивать круг твоего общения, или сам поведаешь? Я же тебе и помочь могу: я тебя на этом самом месте тебя от того, чтобы вниз головой в асфальт нырять, отговаривал.—?Я тогда хотел повеситься, а не с крыши прыгать,?— старший ёжится: у брата в голосе пустота сужается и падает до абсолютного нуля. Даже боль при таких температурах не выживает.—?Я рад, что память он тебе отшибить так и не смог. Осталось чувство здравого смысла и собственного достоинства восстановить до первоначального состояния?— вот тогда и заживём. Да и во-вторых,?— Гавриил поднимает второй палец,?— тебе нужно место, чтобы восстановиться. Туда ты пойти не сможешь?— даже учитывая все твои чувства и порывы, он с порога тебя пришибёт и не заметит. И ты это понимаешь. А если и хочешь туда вернуться, то за своей идиллией, где он хотя бы делает вид, что слушает тебя, а не просто изредка насилует. Это вопрос, мы, кстати, тоже обговорим.—?Ты специально это делаешь?—?Честно? —?Гавриил наклоняется ближе. —?Да. Я хочу, чтобы ты возненавидел его до такой степени, чтобы всего себя начисто от него избавил. И свою жизнь в том числе.—?Ладно, хорошо,?— Азирафаэль оглушает ударом кистей о пластик, стилизованный под мрамор. Как будто внешняя красота или даже попытки ей следовать достаточно весомы, чтобы игнорировать гниющую ненависть к себе с повышенным содержанием на каждый квадратный метр. Даже в труднодоступных местах. —?Что ты хочешь услышать?—?Для начала вспомним о том, как Кроули,?— старший давится его фамилией,?— умело манипулирует и использует временные промежутки для укрепления паники и страха потери. Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чём я,?— Гавриил падает на стул, расставляя ноги по обе стороны и укладывая на изогнутый металл подбородок, позволяет себе улыбнуться, выцветше, устало, но горячо от первого успеха за сегодня: Азирафаэль будет говорить, даже если не реагирует на чужие попытки искусственным путём зародить под сердцем ненависть, жгучую и колющую пальцы, и едва шевелит высохшими губами.Ночь обещает быть долгой, уже едва сдерживая тошноту под гландами.-Проходит всего пара дней, за которые Азирафаэль успевает выцвести начисто. У него сил остаётся только что шмыгать и причитать, хотя брат ещё не раз доказывает различными каждый раз способами?— как будто сам с собой в изобретательности соревнуется?— что всё закончится хорошо и в финале никто не умрёт. Фелл старается верить, а после сам открывает калитку, чтобы его сожрала паника на его же глазах, срывая фасции и выплёвывая пережёванное мясо на кухонный кафель. Потому что так бывает только на страницах, между строк с невыровненными пробелами, так, что съезжает всё к чёртовой матери. Любовь?— штука выдуманная, и каждый умный ребёнок знает об этом, стремясь к максимальной выгоде.День встречи был назначен почти вальяжно, но с должным пафосом таинственности, который Фелл забывает быстрее, чем успевает испугаться. У него сердце останавливается, цепляясь аортой за перикард, как замирают качели на крайней точке полёта. Дальше всегда должно следовать падение, только почти невозможно предугадать, когда начнётся движение вниз, если масштаб времени ничтожно мал и дыхание стынет на губах, не имея достаточно сил, чтобы оттолкнуться. Чаще всего всё зависит от силы притяжения и массы, от чего и исходят.Его же сердце заводится, когда Кроули начинает говорить. Они сидят на окраине города, потому что туда Энтони легче добраться, а Азирафаэль к черту на рога уже готов. Он не слышит ни чисто матерного слева за спиной Кроули, ни аромата протухшей жизни из соседнего окна. Он вздрагивает, когда Энтони отодвигает ему стул и осторожно касается щеки?— сначала пальцами, а после и поцелуем. Азирафаэль уверяет себя, что готов?— Господи, как учил, так и прости?— ко всему. И отводит взгляд?— как будто лучше вглядываться в упавшего под облезший куст любителя выпить с утра пораньше.—?Ты меня извини,?— он уверен, что вся вежливость?— порождение прощальной встречи. Мол, впечатление хорошее оставить, чтобы после пять звёзд в отзыве было. Азирафаэль не молчит о том, что каждый слой кожи дотла готов сжечь, голыми руками снимая звёзды по списку и порядку, лишь потому что Кроули однажды обмолвился о мимолётном увлечении астрономией,?— прости, что мы здесь встретились. У меня неподалёку дела были. Ты не подумай,?— Энтони коротко машет рукой за плечо, откидывая кисть до упора,?— всё прилично и законопослушно.Азирафаэль кивает, запоздало понимая, что лучше бы слушал внимательнее: в последний раз всё-таки. Вряд ли после Кроули будет организовывать благотворительный вечер встреч. Энтони говорит ещё несколько минут, мягко, привычно, а у Фелла сил не хватает на большее, чем упираться глазами в чужие руки и под конец чувствовать обрывки прошлых дней.Всё закончится,?— думает он и вздрагивает, когда Кроули ловит его пальцы и быстро сжимает.—?Золотце, посмотри на меня.—?Господи, Кроули! —?Фелл не выдерживает: рвёт руки на себя, захлёбываясь скорым дыханием и мечется взглядом вокруг. Поднятые плечи, чёрные ореолы вместо глаз, выбившийся рыжий на висках. Всё мельком, чтобы не успеть остановиться. —?Прекрати, ради всего святого, прекрати меня мучить. Скажи уже, что всё кончено. Я больше так не могу?— умоляю, пощади меня и останови всё раньше, чем я окончательно потеряю лицо. Я же всё ещё,?— Азирафаэль обрывает себя и прижимает в судороге губы, чтобы не сорвалось, не швырнуло в лицо напротив, такое обеспокоенное, будто по-настоящему.—?О чём ты? —?он не видит Кроули, опираясь только на голос. —?Стой, ты правда решил, что,?— к голосу добавляется дрожь, хватает его за волосы и тянет на себя, чтобы сплестись со звуком окончательно. —?Твою же, черт, нет! Конечно нет! Как бы я только мог! Ты подумай: тебя, моего любимого, дорогого, ласкового мальчика?— и бросить? Оставить? Добровольно вышвырнуть? Нет, конечно нет.Азирафаэль не смеет поднять глаза сквозь поток, горячий и нежный, чувствуя, как тело сыпется безвольные песком на пол?— слишком велико облегчение. Поэтому когда Кроули, перестав уверять Фелла в большей, чем вечной, любви, сообщает, что он уже много лет сидит на наркотиках и в прошлом даже коротал срок за хранение, Фелл только улыбку меж подтянутых ко рту пальцев пропускает.Которая облезает по перепонкам тут же, едва Энтони начинает говорить о том, почему же между ними могло всё измениться.—?Золотце, ты пойми: я ужасный человек,?— У Азирафаэля горло вспучивает от противоречия, но он молчит,?— я не тот, кого ты заслуживаешь. Со мной будет отвратительно, ужасно тяжело. Да, я пытаюсь слезть, но, черт подери, это невероятно сложно и без родного плеча рядом почти невозможно. Поэтому я и даю тебе выбор: уйти, чтобы не брать ответственность за мой трудный путь восстановления, или остаться. Ты можешь отказаться от меня, отречься и навсегда закрыть страницу, которую мы с тобой покрывалам летописью нашей любви, слиянием душ и голосом сердец. Ты можешь?— я не в праве удерживать тебя, хотя и никогда не смогу ни забыть тебя, ни разлюбить,?— Кроули открыто задыхается от слов; от любви,?— думает Фелл, позволяя облегчению вырвать из рук любые опасения. —?Если ты уйдёшь, моя жизнь обратится печалью, погрузится в вечную боль, потому что однажды я имел возможность любить тебя открыто, громко и прижимая тебя к груди своей. Но выбор только за тобой: я не могу ни решать за тебя, ни просить учитывать и свой голос.Ему нужно всего пару секунд: чтобы сказать ?да?, подгоняемое дрожью,?— Азирафаэль знал ответ заранее, не готовясь и не нуждаясь в дополнительном времени на размышление. Он не уйдёт, если Кроули по одному каждый сустав ударом подошв раздробит, если заставит давиться зубным крошевом и ворочать незашитым обрубком вместо языка, если вырвет пальцами глазной белок и размозжит в ладонях. Он не уйдёт, слепо хватаясь расставленными руками за стены и пол, если последним, что он увидит, будет улыбка Энтони, а первым, что почувствует в аморфном пространстве без изображения, касание к горячим от крови щекам.Он не уйдёт.Надеется, что Кроули знает об этом.Иначе всё более, чем напрасно.—?Я остаюсь,?— голос рвётся и падает вниз, деформируясь о выступающий изнутри рельеф рёбер. —?Мы справимся, мы со всем справимся,?— Азирафаэль не замечает, когда оказывается рядом, у его груди, около его плеч, в его руках крест-накрест. Движение расчерчены вне его поля зрения отрывками; так, что зрачок не успевает метнуться вслед.—?Я помогу, я буду рядом. Мы сможем преодолеть это вместе. Ты сможешь бросить, всё будет хорошо. Господи, Тони,?— Фелл не смеет слышать ответа Энтони: бьют ли собственные чувства по перепонкам с периодом обращения выше, чем мыслимая рефракторность, или Кроули больше не знает ни слов, ни обозначений, заменяя всё дыханием через раз в его макушку. —?Мы справимся, как бы я только мог уйти, бросить тебя одного с тем, что однажды погубит, убьёт тебя? —?Азирафаэль на миг, за который сотни звёзд взорвались и воскресли, ловит в ладони чужой взгляд, чистый и ровный, пропитанный откровением, мольбой, просьбой. Он поднимает голову, и механика сердцебиений обрывается.—?Спасибо, золотце. Люблю тебя, —Кроули не позволяет разглядеть улыбку, растянутую и треснувшую в центре от невнимательного изучения прогноза погоды, и тянет подбородок Фелла на себя, заменяя движения губ на беззвучные.Я люблю тебя,?— мечутся энергией губы под другими. Прямо к сердцу, диффузией через пищевод.Он держит в ладонях счастье, горячее и напополам с Кроули.-Азирафаэль прикрывает глаза.—?Он тебе тогда же и адрес дал, где его труп искать,?— Гавриил чувствует, как отвращение ползёт по горлу кислой волной после первых же слов брата. Гладит по голове желание передать его респираторным путём и прижимает намертво к себе: младший Фелл должен был самостоятельно взрастить ненависть, кормить с рук и трепать против шерсти для сильнее обнаженных зубов.—?Кроули сказал, что нужно его искать, если он пропадает больше, чем на пару дней,?— ресницы тянутся кверху. —?Я не стал туда приезжать; кажется, сначала надеялся, что не понадобится. А потом Энтони сказал, что это плохая примета,?— Азирафаэль до сих пор нежно мнёт языком сонорную в имени. Даже если голос сырой и пустой.—?Да, конечно, зачем просто так рисковать? Там же почти круглосуточная точка, а в местном отделении никогда не будет лишний отчёт о пойманных торчках со шприцами наперевес?— надо же план выполнять. Даже если большая часть?— додумываю и запугивание,?— Гавриил лишний раз на любую нелицеприятную деталь надавит, даже зная, что его брат достаточно умён, чтобы и самостоятельно понимать многие вещи.—?А теперь сам подумай, как удобно, когда твоя верная собачка,?— Гавриила самого воротит от подобных сравнений. Особенно, если кто-то смел использовать их, чтобы навредить, потешиться над и без того сломленной гордостью, что ползёт на коленях и молит о ласке в протянутых руках. —?Собачка, которая и так всегда у тебя под боком и готова хоть с обрыва в пропасть, если свиснут, становится окончательно ручной и позволяет до предела затянуть ошейник,?— Гавриил привстает, и кренится через стол, опираясь на руки. —?Даже если замок прихватывает кожу и рвёт. Или, ах, как я мог забыть?— у тебя ведь совершенно другие мысли на этот счёт. Я помню, как ты на любой мой звонок отвечал криками о том, как же ты счастлив и какой он чудный и замечательный. Ещё и надо мной пытался издеваться. Не говори, что не помнишь,?— старший сползает назад и позволяет себе расслабить спину.—?Я помню, как был счастлив, когда Кроули сделал мне предложение,?— с хрипом начинает Азирафаэль.Ночь подпирает впалые щеки и медленно моргает полуразложившимися веками, как будто ей есть дело до чужой жизни.-—?Мы распишемся, и всё. Тони не хочет ни особого внимания, ни шума вокруг,?— Азирафаэль показывает Гавриилу безыменный палец, чуть отводя назад. Конечно, игнорирует вопрос о том, знает ли он, с кого Кроули снял кольцо и в каком притоне. Конечно, плывёт чертами до едва заметных ямочек, когда вспоминает, как без одной недели супруг касался фаланг, обещая заменить губы на металл.Чуть больше, чем обещание быть рядом. Чуть меньше, чем формальное подтверждение чувственного переживания.Он счастлив, Господи его прости.—?Он любит меня, а люблю его, и я уверен в каждом своём слове,?— спокойствие плавит его позу, вытесняя почти насильно волнение под ключицами. Азирафаэль гладит зрачками сгорбленную спину напротив и сложенные руки. —?Чего точно нельзя сказать про мисс Хаунт. Как и Синн, если это что-нибудь меняет, кроме уровня притворного цинизма.Гавриил не отвечает?— только коротко морщится на повороте головы, тут же скидывая в урну. Ему не слишком хочется обсуждать, что он до сих пор ждёт обещанное?— брошенное под ноги не глядя, в надежде скорее избавиться?— сообщение от Вельзевул. Она ни разу не остановилась на его глазах, выискивая за его спиной и прямыми плечами номер своего вагона. Про выброшенную сим-карту на том же вокзале он, конечно, ничего не знал.-Азирафаэль медленно спускается взглядом от надтреснутого света и коротко смыкает веки.—?Помнишь, что он тебе заявил во время одной из ссор? После рукоприкладства? —?младший едва заметно склоняет голову, но говорить не начинает. —?Азирафаэль, я знаю, что больно до тошноты, но это необходимо,?— Гавриил больше по наитию, чем достоверным знанием, уверен, что физический контакт успокаивает, срабатывая рефлексном на доверие, но замирает движением раньше выбелившей кожи. Такими оставляют мучеников между абзацами о житии и подвигах. Только нимба нет и святость сегодня принята за усталость под серыми глазами. —?Пожалуйста. А после всё будет хорошо, я обещаю. Как, помнишь, в детстве, когда ты боялся, что не проснёшься утром от пожара по неосторожности,?— Гавриил быстро сбрасывает проснувшееся от очередного кошмара наваждение лет десяти. —?Я ведь ни разу не солгал тебе,?— и крохотное подобие улыбки тянется по губам. Он хочет продолжить, даже не будучи уверенным, что хоть что-то сработает, но Азирафаэль опережает его.—?Кроули сказал, что даже если бы у нас были общие дети, то не позволил бы этим сучьим отродьям носить его фамилию,?— говорит так, будто плевать, будто не про него, будто не любовь всей его жизни?— и, видит Создатель, лучше бы Гавриил был так в этом уверен?— не на его глазах лениво давит задней частью подошвы его орган с аортой.—?А ты до последнего был с ним ласковым и осторожным. Потому что он бедный и несчастный,?— он кривится, слабо сдерживаясь.—?Ты знаешь, почему Кроули подсел? —?младший Фелл поднимает голову, и взгляд перемороженным холодом волочится следом. Гавриил почти просит себя смотреть прямо.—?Дай угадаю: ему, юному и не познавшему этот мир, злые сверстники решили жизнь подпортить? —?от усмешки остаётся только каркас.—?Он убил брата,?— Азирафаэль даже голос не понижает, как будто некому даже услышать больше,?— который уже много лет был на игле. А с неё слезть почти невозможно. Его брат выносил из дома всё, что мог: отцу было плевать через очередной запой, мать ушла, когда ему было четыре. И в тот раз брат пообещал его убить, если Кроули с дороги не отойдёт. Когда тот бросился на него, Энтони чудом сумел вытолкнуть его в окно?— у брата был чертов нож. Кроули говорил, что видел то ли ржавчину, то ли кровь на лезвии,?— Гавриилу хочется, чтобы дёрнувшееся веко было упавшей тенью из-под перегоревшего плафона. —?Так как он был под кайфом, следствие решило, что это либо несчастный случай, либо самоубийство. И после этого он, чтобы с ума не сойти, пошёл по примеру. А после уже не смог выбраться. —?Слезливая история,?— старший выжидает до конца, давая выговориться. Рушить чужую веру всегда сложно, особенно, если это последнее, что осталось за душой невредимым. —?И я должен поверить? Я его брата знаю: он жив и здоров, дружит с мужем Вельзевул. Лигур, да? —?конечно, ни Синн, ни Хаунт не упоминала о Кроули старшем лично, не вдаваясь в подробности даже о муже. А Гавриил любил потешить своё самолюбие и заткнуть тоску с очередным желанием набрать номер, выискивая новую информацию о Хаунте и его окружении до конца первой бутылки.—?И ты до сих пор веришь в порядочность и заслуженной считаешь свою доброту?Азирафаэль забывает забрать взгляд и кивает наголо. Как прожектором в лицо.Ночь душит и топчет в талых лужах рассвет.-Азирафаэль боится потревожить, даже зная, что Кроули пропускает почти каждое утро и теряет по пододеяльникам мутные сны, которые никогда не вспоминает. Мужу говорит, что снова пелена?— Фелл кивает и сглаживает прикосновением ко лбу морщинку едва проснувшихся мыслей. Вслед за попыткой отвернуться не следует.Третья половица слева скрипит; Азирафаэль отставляет ступни далеко вбок?— чтобы наверняка. Шкаф с открытой дверцей, отшатывающейся до стены, тумбочка с дырявой пепельницей и чернильными ожогами, вальяжно развалившаяся рубашка воротом наружу, наполовину испачканным тенью от кроватного каркаса?— и Фелл роняет себя на вторую половину матраса. Перекатываясь через подмятые руки и замирая виском на ситце.Кроули не замечает, оставаясь безучастной спиной: Азирафаэль касается движимым от гортанного дыхания взглядом на натянутой на сгорбленные плечи хлопчатобумажной тонкости.—?Кроули,?— кончики губ едва тянутся,?— дорогой мой, любимый,?— звука между ними больше нет; утро всё вернёт через пару часов безмолвной и?— обычно?— бесконтактной близости. —?Свет мой и сердце моё,?— Азирафаэль работает над новым рассказом и, кажется, у него впервые намечается хорошо финал, где любовь не пустой звук для обоих,?— мертвое без тебя и ласки твоей,?— слова без звукового веса ложатся около Кроули, не касаясь, и Фелл спокоен: он повторит столько раз, что сточит язык, чтобы Энтони его услышал.Его переворачивают быстрее, чем он давится очередным признанием и воздух идёт против тока и давления. Резко, быстро, тут же нависая и едва ловя губы прикосновением. Щёки, зашедшиеся едва весомым испугом ресницы. Азирафаэль выдыхает, поджимая плечи, чтобы быть готовым: не бежать?— принимать, готовым ко всему, когда благословение касается кожи напрямую. Раскинуть руки и выпятить грудь чуть сложнее, но он однажды обязательно научится. Ведь Кроули никогда по-настоящему не хотел и не хочет причинить ему боль, так, чтобы жгло неделями и зудом высверливало до костей, чтобы объяснить, когда слов венца всей многовековой языковой эволюции не хватает. Когда не существует в системе координат чужих чувств, быстро проглоченных и растворенных в пустом желудке.Энтони ведь всего пару раз ударил его. С одним случаем Фелл мирится спокойно, волнуясь только за Кроули, так как обещал помогать ему, а тот был не в себе, пытаясь ночью позорно сбежать из дому за новой дозой, а знающий методы мужа Азирафаэль не хотел отдавать ключи. А вот ещё два удара?— один желтел под глазом больше недели, а следующие шли серией от скул и до солнечного сплетения?— были результатом не самого лучшего умения заканчивать разговор. Но Кроули после столько ранних часов провёл на кухне с поваренной книгой, а поздних?— под супружеским одеялом в районе чужих бёдер, что Фелл в итоге снижает градус вины и оправдывает?— не до конца, конечно же. Но он же не боится своего мужа в конце концов.Но сейчас Энтони почти не пахнет агрессией, хотя Азирафаэль разбудил его?— в другой исход он не верит. Это самый логичный, понятный, доступный, хотя Феллу хочется до судороги в каждом члене, раскатами сверху вниз, чтобы Кроули ждал его, чутко и бережно считая шаги до дверного угла.Энтони так близко, что Азирафаэлю одно движение, один раз выгнуться всеми шейными позвонками, и он оставит себя в чужих губах. Но он замирает, ждёт: всё же он повинен в ситуации, да и Кроули любит контроль над телом под собой. Чтобы ему подчинялись, отдаваясь полностью со сведённой к минимуму самодеятельностью. И немного грубости, до слабых покраснений и тихого шипения. Фелл не против, он ставит роспись на почти любых условиях, если это не слишком сильно вредит Энтони.Кроули без очков и едва щурится из-под ресниц?— Азирафаэль воссоздаёт по памяти цвет под веками. Достаточно долго был рядом и без единого вдоха шёл ко дну в самом центре. И вздрагивает, чуть потерявшись, когда Энтони медленно наклоняется, утыкаясь носом на полдюйма ниже глазницы. Конечно, тут же замирает, потому что от одного касания разит такой нежностью, что зреет годами и в неверной концентрации сбивает к черту большую часть мироощущения. А Кроули слишком редко готов не прикрываться размашистой полужестокостью, после каясь лбом по полу и признаваясь в этом сбавленным голосом.Кроули отводит голову чуть назад, и Фелл уже готов задохнуться от голодного разочарования, когда он жмётся вновь. И ведёт, чуть склонив кончик, вниз, перекатываясь до слабо выраженной скулы. Останавливаясь у линии подбородка, Энтони со слабым нажимом поднимается носом, ловя кожу сухими губами?— Азирафаэль чувствует и замирает в скользящем дыхании. Едва сдерживаясь, чтобы не приподняться всем телом навстречу, осаживаясь и вдавливая себя в чужие касания. Как брошенный кот жмётся к родным ладоням вновь, с большим, чем ожидают, нажимом давя макушкой на шершавые руки. Чтобы больше любви Кроули запечатлеть на своей коже, чтобы растекалась и застывала на лице, руках, груди, чтобы напомнить себе в любой момент живым доказательством. Тёплым, тянущимся к рукам.Кроули срывается быстро. Плашмя оставляет тепло губ по всей нижней челюсти скорым потоком, перекидываясь с одной стороны до другой?— Азирафаэль даже подставляться не смеет. Он всё сам делает. Начиная замедляться с осторожностью до грани, терпкой, но тянущей на себя до такой степени, что язык рефлексом вываливается из-за дёсен. Энтони выцеловывает его кожу, скатываясь до горла, и почти сразу же возвращается назад.У Фелла сердце бьется в ритм с прикосновениями. Только чуть сбивается, когда Кроули языком чертит по ушной раковине. Медленно, выверенно. Он слушает дыхание, падая биением в груди каждый раз на глубокий выдох. У Азирафаэля сознание проворачивается по часовой стрелке и воет, затыкая рот обеими ладонями, лишь бы не спугнуть. Он впитывает нужность, готовясь хранить ее годами как раритет, медленно используя и храня почти в тайне. Как погрузившаяся на глубину рыба расправляет плавники, опавшие на поверхности, и тут же прячется в фигурных камнях.Когда Кроули падает рядом и прижимается щекой, будто боясь потерять тёплый контакт кожи, Фелл глотательными движениями топит очередной всхлип от сжирающей заживо радости, что вешается на рёбра и бьется о живот изнутри, раскачиваясь с ошалелой улыбкой. Он рядом, он с ним, он любит его?— даже если Азирафаэль и привык верить на слово всем речам и большей части слов, то с мужем хотелось подтверждения, чувственного и понятного только им двоим. Чтобы расшифровать только он после Кроули смог, чтобы никто больше не понял, да и плечами только пожал. Но Энтони что словесно, что физически выражал свои порывы редко: обычно на колени падал Фелл с закрывающимися под тяжестью привитого стыда веками. Поэтому он дорожил любым предложенным признанием, даже если в грубом сексе в позах с последних страниц не слишком просто распознать искренние чувства.—?Люблю тебя,?— гулким шёпотом произносит Энтони, и Фелл тут же сворачивается лицом к нему, измазывая его предплечье улыбкой настолько счастливой, что до суставов и связок тление доходит после задохнувшегося ?я тебя тоже, дорогой мой, я тебя тоже?.Смявшуюся радужку он заметить не успевает?— Кроули отворачивается быстрее, раздавливая напряжением тела всё обещания вчерашнего дня.-Азирафаэль ворочает взглядом по чужим плечам сквозь свой голос, изредка останавливаясь, сбиваясь?— не успевает вдохнуть между тяжелыми ударами вспышек под черепом.—?Даже дня, скотина, не удосуживался выждать после того, как обещание давал,?— Гавриил едва догоняет собственный гнев, хватаясь за самый хвост и утаскивая на себя. Обжигаясь, но не позволяя распалиться?— только остатки. —?Надеюсь, сдохнет от того, что его паршивое сердце встанет и он будет в агонии корчится. А после?— гнить в выгребной яме со съеденным червями лицом. И ты до сих пор веришь в хороший исход? Правда, что ли?Азирафаэль тихо смотрит на него, перенося вес на локти и чуть подаваясь вперёд.Чтобы ни слова не пропало зря сквозь льющуюся через края ночь.-Снег падает на его ладони и расползается, быстро и бесформенно. Азирафаэль тянет руки, роняет смех и подымается на цыпочки, хватаясь за перила.—?В детстве мама рассказывала мне, что когда выпадает снег, это значит, что наверху, наконец, успевают разобраться со всеми делами. Это знак, что всё закончилось хорошо,?— Фелл оборачивается, подбрасывая взгляд до чужого лица. —?Ты ведь не жил здесь раньше? Кажется, ты говорил об этом, когда пришли первые холода.Кроули кивает, морщится и ёжит руки в карманах. И смотрит в сторону?— Азирафаэль уже научился достаточно хорошо это отслеживать даже под чёрными линзами. Его выворачивает улыбкой, почти цепной реакцией, и Фелл шагает назад, быстро касаясь чужих губ, а после замирая лбом у чужой груди.Его не гонят?— Азирафаэль жмётся ближе, внимая благословением, ожидая пальцев Энтони у висков или меж кудрей. Продал бы душу за одно касание, даже не задумался бы, торговаться не стал?— вывалил бы перед кем угодно.—?Дорогой, ты не хочешь снять очки? Здесь так красиво,?— Фелл быстро оказывается первыми фалангами у чужих глаз, замирая подушечками у дужек. Он ждёт, пока губы напротив сплюнут ответ.Чтобы заменить время иллюзией осколка карманного рая, оставить лишь одну ориентацию?— чужой прищур, острый, даже если касаться в перчатках.Кроули реагирует раньше, чем Азирафаэль успевает окутать его плечи трепетом восхищения.—?Идиот, ты, блять, понимаешь, что творишь? —?Энтони рвёт очки из расслабленных пальцев и отбрасывает с излишней резкостью зацепившуюся за свои руки кисть. —?Я тебе разве не объяснял? Хотя, конечно, что я от тебя хочу, если у тебя мозга с твоим братцем пополам?— кот выблевал и по всему бульвару раскатал,?— он почти шипит, и Фелл чувствует мандраж ярости в том, что осталось от его голоса.Азирафаэль отшатывается, прижимая руки к груди, грязные от своей вины. Да, Кроули прав?— нужно было думать, прежде чем делать. Он ведь рассказывал Феллу: отличающиеся зрачки привлекают лишнее внимание, как и слезящиеся, красные глаза. Да, рядом с ними никого нет?— Азирафаэль убедился в этом?— но Энтони держит недоверие под однодневной щетиной лет с шестнадцати, а до этого?— под ногтями и языком.Он извиняется и отворачивается, боясь сморщиться от желания переломать пальцы по одной фаланге, чтобы искупить вину, омыть ее своей болью. И не поднимает взгляд, следуя за уходящим Кроули и покато касаясь сложёнными ладонями груди, где распухает отпечаток чужих слов. Корчится, исходит зарождающимся гноем от занесённой грязи, надрывается, пока Энтони молчит, игнорируя все извинения.—?Черт, золотце,?— Кроули вспоминает, только когда Фелл складывает локти на самом краю простыни и всем телом подтягивается, то ли себя наказывая искусственным одиночеством, то ли не решаясь первым коснуться, чтобы не расплавить ногтевую пластину о чужой гнев,?— извини, ты же знаешь меня и мой характер. Как мне загладить свою вину?Азирафаэль ждёт всего пару секунд, пока только зарождающаяся угловатая обида сложится пополам и провалится вниз по горлу, и поворачивается лицом к нему, прикрывая глаза то ли по инерции, то ли от ладоней Энтони по его плечам, что пачкают покорностью.За их окном валит снег и стучит перемерзшим месивом по перекрытиям и рамам.-Азирафаэль отскребает взгляд от побагровевшего следа на запястье и тяжело оседает напротив.—?Кроули любит меня, и это видно,?— начинает первым Азирафаэль, не дав остыть дёснам. —?Ты не можешь это отрицать.—?Да ну,?— почти пресно бросает Гавриил, подкидывая подбородок. —?И чем докажешь? Точное количество признаний в чувствах исключительных не в счёт?— лгать я тоже в нужные моменты неплохо умею.—?Хорошо, выслушай меня,?— Азирафаэль заходится тихим вздохом, полуживым, захлебывающимся в тишине, что закрывает рот, забивая острыми пальцами.Ночь беззубо ухмыляется.-Азирафаэль забыл, что тепло жжёт тонкую кожу и не сходит после неделями. Когда Кроули целует его в первый раз сквозь осенний ветер Фелл едва слышит, как скрипит между кадрами сердце?— слишком давно не использовали по назначению. Его серое небо рушится и обломками попадает по темечку, оглушая?— скрип только отчетливее изнутри.Энтони вынимает отсыревший орган из его груди и смазывает искренностью, вымеренной самостоятельно, сочащейся из поцелуев на первом свидании. Кроули тянет его в служебный коридор и успокаивает губами чужое изголодавшееся опасение: совершенно бешеное, не приручённое к рукам, но бросающееся вперёд с оголтелым отчаянием.Фелл признаётся себе в поспешной симпатии, когда Энтони прижимает его к стене и давит на плечи, когда оказывается с Кроули в одной кровати наутро и у него только-только пошедшее вновь сердце вскрикивает от чужой аккуратности?— Азирафаэль не был ни с кем достаточно давно, чтобы зайтись болью даже от одного пальца.—?Очень больно? —?Энтони гладит взмокшие волосы по всему лбу и снимает обрывки слов: горло раздувает от плохо сдерживаемого воя и эмоционального потока. А после короткой остановки он поцелуями выжимает из чужих губ окончания стонов.—?Чувствуешь? Я уже внутри тебя,?— Кроули сгибом указательного пальца смахивает механические слёзы, прося расслабиться и ласково называя золотцем. Азирафаэль рвано и быстро кивает, не имея возможности оценить новое прозвище и позволяя его рукам вытеснить всю боль одним касанием вниз по телу. С приторной нежностью, от которой задыхаешься.Фелл закрывает глаза, потому что не знать, где окончится падение, малодушно, но дарит короткий покой в кредит. Остаются только чувства рельефом, когда темп сердцебиения куда быстрее, чем пульсация в опадающем члене. Когда дыхание схватывает остро и перед глазами течёт так, что легче закрыть и слушать стук внизу. И если руки дрожат не слишком сильно, можно подтянуться к телу рядом и захлебнуться в тепле перед.Фелл начинает слабо опасаться привязанности, но без промедления летит спиной на ее расставленные руки.Он, оказывается, забыл, какие последствия у его определения влюблённости, и сейчас позволяет себе падать плашмя в это чувство, расшибая все конечности до стертых костей из-под мяса.-Азирафаэль прижимается к дрожи всем телом всего пару секунд. После?— снова тишина по всему лицу.—?Да ему плевать было всегда,?— тихо шипит Гавриил. —?Ты помнишь хоть один случай, чтобы он твой ответ услышал и сделал так, как нужно хотя бы? Или?— о боги?— как ты просил? Он тебя изнасиловал сколько раз? Когда ты говорил ему ?нет, стой, остановись?, а он, он что? Он тебе руки держал и,?— старший не договаривает и заходится мелочной бранью.Чёрной и склизкой.Азирафаэль даже не морщится.—?Я сам к нему приходил,?— и глаза стекленеют.—?Что?—?Я сам, через несколько часов. По своему желанию. Потому что я люблю его.Гавриил вздыхает, открыто и откровенно устало.—?И готов себя по швам распороть ему в угоду?—?Да.Гавриил уверяет себя, быстро и хлёстко, что всё в итоге будет не зря, и вздевает глаза к посеревшей штукатурке от одной бесконечной, изжившей себя ещё в первом сезоне драмы, где с самого начала понятно, чем всё в итоге закончится. Только главный герой никак не может этого понять, забавно цепляясь за любую возможность избежать и сбивая ступни до кровавых лоскутков.Ночь дерёт за волосы уставшее утро с высохшими руками и силой вжимает в пропитанный чернотой асфальт. За окном ни на грамм не светлее.-Когда Кроули прижимает его к стене с порога, Азирафаэль сначала улыбается, коротко и мягко от остервенелого жара, что трется макушкой о его шею и грудь, а после пытается сбросить чужие руки.—?Пусти, дорогой,?— Фелл бережно толкает Кроули от себя, напоследок оставляя поцелуй под виском,?— мне нужно сегодня отредактировать вторую часть.—?Да к чёрту твои книги,?— Энтони размашисто, быстро лижет его под кадыком и жмётся губами выше открытого ворота рубашки. —?Я не могу и минуты без тебя прожить, а ты забиваешь голову всякой выдуманной ерундой.Азирафаэль сжимает пальцы на его плечах куда сильнее, чем хотел.—?Кроули, отпусти меня,?— Фелл оставляет голым каркасом спокойствие, не позволяя высвободиться скорой обиде со злыми глазами.—?Нет, не сегодня, золотце,?— он тянется к ремню Азирафаэля и пачкает тело перед собой возбужденной дрожью, от которой кости ломит до боли. —?Ты же помнишь, что я тебя люблю? —?Фелл едва слышно выдыхает в сторону от чужой макушки, чтобы не обжечь разочарованием?— чистая щелочь. —?Поэтому раздвинь передо мной ножки.—?Ты меня слышишь вообще? —?пальцы Кроули мажут, цепляются друг за друга и путаются в пряжке, оттягивая петли. —?О Боже,?— мысль свинцом падает на череп быстрее, чем Энтони удаётся потянуть молнию ширинки вниз,?— ты снова принял, да? Отвечай мне: это так?Он только плывет улыбкой и падает на колени перед Феллом, пытаясь утянуть и его не до конца расстегнутые брюки за собой.—?Черт возьми, ты мне обещал, что ты больше не притронешься! Отойди от меня,?— Азирафаэль бьется назад от вырвавшейся эмоции и с глухим стуком опускается затылком на стену.—?Тогда катись, раз я такой мерзкий и противный, что даже внимания мне уделить нельзя,?— плюётся Кроули и падает спиной в дверной проход, горбясь и отворачиваясь.Азирафаэль трет с нажимом глаза, и усталость тянет его за обе кисти на пол. Он, конечно же, не позволяет себе, опускаясь на стул и укладывая руки на рабочий стол по обе стороны от листов. Только Фелл не может и двух слов связать; всё крошится мельче букв. Он ни черта понять не может. Ни через пять минут, ни через полчаса.Не выдерживает он через час, оказываясь под супругом и зажимая рот тыльной стороной ладони от чужой ухмылки, мол, так меньше урон для гордости. Он не помнит, что она атрофирована уже больше нескольких лет и от её старого дома несёт гнилью, когда боль пульсирует между бёдер.В следующий раз Азирафаэля хватает почти до рассвета, оставляя после себя пятна от попыток уверить себя, что счастье до сих лежит щекой на его плече.-Азирафаэль размашисто трёт глаза, сминая ресницы слишком сильным нажатием.—?Я после каждой такой ночи видел, как сгораю во сне, воспламеняюсь в замедленной съемке. И как огонь перебрасывается с одной руки на другую, когда я пытаюсь сбить его. Запах паленой кожи оставался и после пробуждения. Как моё личное наказание,?— Гавриил не уточняет, за что именно, потому что это куда менее действенный способ, если он сегодня хотя бы чего-то добиться хочет. Азирафаэль любит, обожает ненавидеть себя, особенной вслух и со зрителями. Парочка прошлых партнёров с Кроули во главе сильно помогли этому.—?Он ведь ни разу тебя не успокаивал, да? Только хуже делал? Кажется, даже скандалы устраивал, почему ты ему ночными воплями спать не даёшь.—?Гавриил, пожалуйста,?— молит он впервые, спустя несколько часов,?— я сегодня похоронил маму. Можно мне хоть каплю воздуха? Я больше не могу здесь сидеть и разбирать свою жизнь до костей и обратно. Давай прекратим, хотя бы ради меня,?— и голос рвётся на бесполезный хрип в горле.Ради себя ты бы возненавидел этого ублюдка и закончил всю эту историю раз и навсегда,?— думает Гавриил.—?Ладно, хорошо, получасовой перерыв,?— говорит Гавриил. —?Сигареты твои в прихожей под зеркалом.—?Откуда у тебя они? Я же никогда,?——?Я знал, что так случится не сегодня?— завтра, старший Фелл прослеживает поднимающийся силуэт сплющенной тенью на кафельной стенке. —?Поэтому купил тебе пару пачек, потому что мои для тебя слишком тяжелые на постоянной основе,?— не оборачивается.—?Спасибо,?— оставляет на пустом стуле Азирафаэль и шагает в коридор, горбясь и вымазывая кудри пыльной тенью.На лестничной клетке вперемежку с дымом пусто и сыро.