Глава 13. (1/1)
Как бы это странно не было, но утром меня разбудило не мягкое касание прохладных пальцев к коже и не настырный скулеж Ивнана под дверью, а солнечный луч, неожиданно пробившийся сквозь тучи и, отразившись в миллионах мелких частичек снега, стал более ярким, чем есть на самом деле. Он мазнул по стене, пробежался по полу и немногочисленной мебели, впитал в себя мелкие частички пыли с подоконника и только потом выстрелил прямо в лицо, вынудив сперва зажмуриться, а потом все же нехотя разлепить глаза. Томми в комнате не было, зато в углу, на покосившемся, облезлом диване тихо посапывал Ивнан. Его уши забавно прядели, прислушиваясь, темный нос, даже во сне морщился, принюхиваясь, а кончик хвоста ерзал в из стороны сторону, стряхивая с выцветшей обивки пыль. Осторожно выбравшись с кровати, и обернувшись одеялом как гусеница листом, подкрадываюсь к волку и касаюсь ладонью к его лохматой макушке. Он фыркает и лениво поднимает голову, затем встряхивает ее и сам утыкается влажным носом в мою руку.- Спасибо друг, ты мне жизнь спас. И я так понимаю, сейчас ты здесь в качестве охраны? Волк смотрит долго и внимательно, после вновь встряхивает головой, словно кивая, и соскакивает с дивана, принимаясь грызть кусок деревянной ножки, которая когда-то, видимо давно, принадлежала стулу, что валяется в углу. Я оглядываюсь по сторонам и замираю, наткнувшись взглядом на небольшой квадратик, висящий на стене, прямо над кроватью. Рамка накрененная и треснутая, фотография затянута многолетней паутиной и пылью, но даже так можно рассмотреть две фигуры, стоящие на фоне спокойного озера. Страшно даже прикоснуться к ней, что бы от неосторожного движения стекло не лопнуло, а рамка не рассыпалась окончательно, но все же осторожно снимаю ее с кривого гвоздя, вбитого в стену, сдуваю пыль и усаживаюсь на кровати, укладывая рамку на колени, рассматривая.
Застившая картина, некогда хранившая всебе лишь теплые воспоминания, сейчас покрылась черными пятнами времени и потеряла всякий смысл. Кусок бумаги должен нести в себе радость, но вместо этого от нее веет холодом. Здесь Томми такой счастливый, такой светлый... живой. Его кожа согрета солнцем, а волосы спутаны ветром. Его ноги утопают в высокой, сочной траве, а руки тянуться ввысь, к синему, наверняка теплому небу, словно желая, что бы оно даровало ему свои легкие, облачные крылья. Он улыбается. Улыбается тепло и ласково, а чуть поодаль, снисходительно наблюдая, стоит мужчина в потрепанном, темно-зеленом пальто, струящемся вдоль его полноватой фигуры, будто вечерние тени. Его лицо мягкое, добродушное, щеки покрыты негустой, рыжей щетиной, и такие же рыжеватые пряди выбиваются из-под небольшой, цветастой шапки.
- Оно было сделано осенью, за полтора года до случившегося. Томми возникает рядом совсем внезапно, а может это я так сильно увлекся рассматриванием фотографии, что не заметил его. Он проходит в глубь комнаты, садится на кровать и проводит пальцами по фигуре мужчины на фото. Его лицо не выражает никаких эмоций.- Это твой отец?- Да.- Прости. Мне не стоило ее трогать.- Все в порядке. Осторожно забрав рамку из моих рук, Томми цепляет ее обратно на гвоздь, вновь проведя по ней пальцами.- Пойдем вниз. Там теплее, и я кое-что принес.*** Ступени жалобно скрипят, готовые провалится в любую минуту. Кое-где на них действительно видны трещины и зазоры, и я облегченно выдыхаю, когда лестницу удается преодолеть.
Если в комнате наверху ещесохранились остатки хоть какой-то мебели, то здесь царит полная разруха. Повсюду валяются ошметки мебельной оббивки, груды обломков и досох под ногами, куски содранных обоев, а небольшой камин завален кучей всяческого хлама, лишь кресло и маленький кофейный столик сиротливо стоят посередине всего этого хаоса, и кажутся более-менее уцелевшими. Томми обводит комнату взглядом и почесывает макушку.- Я редко бываю здесь, но когда прихожу стараюсь следить за домом, что бы он не рухнул окончательно. Чаще всего здесь ошивается Ивнан. Научился открывать форточку и забирается через нее внутрь. Это он натворилвесь этот беспорядок, я только камин заложил, что бы через трубу холод не проникал.- Как он открывает эту форточку?- О, она без защелки, просто очень плотно прижата к окну. Ивнан ее мордой сдвигает. Представив, как крупный волк влезает в, довольно узкое, отверстие, я невольно рассмеялся, и Томми тоже не смог сдержать улыбки. Она скользнула по бледным губам и заискрилась в глазах, делая и чуточку светлее. Встряхнув длинной челкой, он вновь огляделся и указал рукой на старое кресло.- Я сейчас вернусь. - проговорив это, словно скороговорку, призрак стремительно покинул комнату, тихо бурча себе что-то под нос. Пожав плечами, забираюсь на кресло с ногами, укутываюсь поплотнее в одеяло и принимаюсь рассматривать замерзшие узоры на стекле и прислушиваюсь к копошению Томми и шорохам сверху. Радостно поскуливая и клацая коготками по полу, вниз спускается Ивнан и устраивается рядом с креслом, принимаясь вновь жевать ошметок какой-то доски, а через минуту возвращается и Томми. Он недовольно шикает на зверя, шуршит небольшим пакетом и вываливает его содержимое на стол. О деревянную поверхность звякает бутылка газировки и высыпаются две упаковки с печеньем и чипсами. Я сперва рассматриваю все это, затем перевожу взгляд на, слишком уж довольную мордашку блондина, и выгибаю бровь.- Только не говори мне, что все это лежало сдесь хренову тучу лет. Если нет, то откуда это? Томми небрежно ведет плечом и отводит взгляд в сторону замерзшего окна.- В нескольких милях отсюда есть городок. Я взял это в местном магазине. Никто даже не заметит отсутствие. Да и кассиры там не очень внимательные. - Томми рассказывает это с таким скучающим видом, что я вновь не выдерживаю и смеюсь, откинув голову на спинку кресла.- Боже... Томми, ты чудо. Фыркнув, блондин подходит и опускается рядом на пол и укладывает голову мне на колени. Запускаю руку в мягкие пряди, второй тянусь к упаковке печенья и разрываю ее. Печенье душистое, с шоколадной крошкой и это навевает воспоминания, из-за чего улыбка невольно скользит по губам. Ивнан, до этого спокойно жевавший кусок древесины, начинает принюхиваться и подползать ближе. Он становится на подлокотник кресла передними лапами, навострив уши, затем тянется, скребя задними по полу, пытаясь вырвать упаковку из рук.- Какого... ты волк, перестань вести себя как собака. Хитрая зверюга делает вид, будто искренне раскаивается, поджав уши к самой макушке, и воспользовавшись моей доверчивостью, хватает пачку зубами и накренивает ее в сторону, дожидается, покуда несколько печенюшек просыпятся на пол и, подхватив их, уносится прочь из комнаты, довольно фыркая. Томми тихо посмеивается, за что получает несильный пинок коленом.- Это он в тебя между прочим.
- Он бы этого никогда не сделал, если бы ты ему не нравился.- Должно быть я польщен. Фыркнув, Томми вновь укладывает голову мне на колени и закрывает глаза, а я, в который раз, замечаю некое сходство между этими двумя. На некоторое время воцаряется тишина, пока я не натыкаюсь взглядом на календарь, весящий на стене чуть выше камина.
Он потрепанный и, наверное ему не один год, но значение дат на нем от этого не меняется.- Послезавтра Рождество. - проговариваю, задумчиво хрустя печеньем. Томми поднимает голову и его взгляд наполняется отчуждением, а голос холодом, когда он начинает говорить.- Если бы мой отец был жив, у него было быть день рождения завтра. Печенье выпадает из руки и падает на пол, разбиваясь о него мелкими кусочками и крошками.- Прости. Вновь тишина. Призрак задумывается о чем-то, прикрыв глаза и заговаривает спустя несколько долгих минут, за которые накручиваю себя до такой степени, что кажется от напряжения грохнусь в обморок.- Я хотел попросить о кое-чем. - глаза чуть приоткрывает , и сжимается, словно в ожидании, что я откажу.- О чем?- Я хочу почтить память отца - отнести на его могилу его любимое ружье, которое осталось здесь. Я бы сам это сделал, но не могу брать его в руки. Оружие - это единственное, к чему я не могу прикасаться. Мне хочется отказаться, сказать, что я тоже не могу, но все же киваю и Томми расслабляется и вновь закрывает глаза, обхватив мои ноги руками, а я буквально чувствую как внутри расползается мерзкий, скользкий как змея, страх.