Глава 14. (1/1)
В отличии от прошлого утра, купавшегося в лучах солнца, это видалось хмурим и темным, словно за окнами предвечерние сумерки. Снова поднялся ветер, в воздухе закружился свежий снег.
Настроение было, мягко говоря, паршивым, по большей степени из-за того, что этот самый чертов ветер с силой надавил на стекла и, не выдержав такого напора, несколько хрупких окон попросту лопнули, впуская внутрь жуткий холод, от которого не спасала даже куртка и, накинутое сверху одеяло.
- Осторожно, не наткнись на что-нибудь. Стоит ли говорить, что благодаря злополучному ветру, преспокойно, гулявшему по комнатам, будто законный хозяин, внутри было к тому-же и темно из-за поднявшейся в воздух груды пыли, и путь в кладовку, где хранилось злополучное ружье казался тем еще квестом.- Лучше сразу скажи на что я еще могу наткнуться? Стул икоробка с какой-то ерундой уже была, или меня ждут еще более неожиданные сюрпризы? Томми неоднозначно повел плечом и скрылся за дверью. В отличии от всех предыдущих дней, сегодня даже он старается держаться от меня на расстоянии и я его понимаю. Но с другой стороны - не всегда же быть таким покладистым и в конце-концов, Ивнану тоже досталось, правда случайно, но это вовсе не значит что можно с разбегу запрыгивать на кровать прямо на меня. Я пару минут топчусь около двери в кладовую, и все же заглядываю внутрь. Томми стоит посередине маленькой комнатушки и скользит печальным взглядом по всем вещам, хранящимся на полках. Все плохое настроение вмиг улетучивается, стоит лишь на секунду поймать потускневший взгляд медовых глаз. Тихо, почти крадучись, приближаюсь и обнимаю Томми за талию, прижимаясь к его спине, а он вздрагивает, но тут же расслабляется и накрывает мои руки своими.- Отец любил хранить всякие безделушки здесь. Я рассматриваю полки и удивленно фыркаю. И правда чего здесь только нет. Мотки всяческой ткани, блестящие статуэтки и сувениры, рыболовные снасти и даже небольшие, оленьи рога, покрытые полировочным лаком, а затем я натыкаюсь взглядом на ружье и сглатываю вставший в горле ком. Томми тоже переводит взгляд на него и тянется рукой к блестящему корпусу, но пальцы, едва коснувшись деревянной поверхности, проскальзывают сквозь оружие.
- Оно у нас вроде семейной реликвии. Я даже точно не знаю, сколько лет ему - оно передавалось множество поколений от отца к сыну, но... его уже некому передать, и поэтому я и хочу, что бы оно было у отца. Он любил это ружье.- Когда...ты хочешь это сделать?- Прямо сейчас, пока буря не началась. Кивнув, отстраняюсь от блондина и осторожно, почти крадясь, подхожу к полке, уговаривая взять это чертово ружье в руки. Я не хочу Томми огорчать. Хищное, черное дуло будто дышит холодом, металл корпуса блестит как клыки оскалившегося зверя, а курок, кажется вот-вот согнется в выстреле. Как? Как, черт возьми, заставить себя не просто взять в руки, а хотя бы коснуться его, если я панически боюсь оружия еще с детства, помня как в районе, в котором я родился, каждый вечер происходили кровавые драки, не обходившиеся зачастую без пистолетов, а порой даже автоматов и УЗИ, а на утро полиция находила очередное тело, изувеченное остывшими пулями? Как, если с наступлением сумерок я забивался в угол в своей комнате и с силой зажимал уши руками, лишь бы не слышать крики и грохот выстрелов? Как, если руки дрожат как у последнего наркомана, стоит вспомнить хоть одну ночь, проведенную в одиночестве, и с молитвами дожидаясь, когда же родители вернуться домой с работы? Дыхание сбиваеться и я чуть-ли не падаю на пол, пошатнувшись. Томми вмиг оказываеться рядом и кладет свою руку на плечо, и это немного приводит в себя и успокаивает.
- Все в порядке?- Да. Ради него я это сделаю.*** В чаще настолько тихо, будто все звуки поглотил, комьями лежащий на земле, снег, из-за темных, почти черных туч, нависших над самими кронами деревьев, кажущийся серым. Меж толстыми стволами, прижимаясь ближе к земле, стелется густой туман. Он настолько плотный, что дышать трудно, и кажется, что если протянуть руку, то можно его пощупать. В нем Томми с трудом отыскивает нужное направление, а я плетусь следом, стараясь не выронить ружье из дрожащих рук. Темное, полированное дерево корпуса блестит от, падающих на него, снежинок, и мне на несколько секунд в голову приходит мысль что хищный зверь так же само сверкает своим оскалом, прежде чем бросится на жертву. Мне даже кажется, что оно недовольно рычит, выпуская из дула клубки порохового дыма, словно злобное дыхание, но это лишь ветви хрустят под ногами и мелкие снежинки вьются вокруг. Томми останавливается так резко, словно натолкнувшись на невидимую стену, а затем опускается прямо на колени, и только тогда я замечаю небольшой холм, усыпанный снегом и сломанными ветками.- Привет пап. - голос слабый, едва слышный, заглушаемый вновь поднявшимся ветром. Длинные, темные ресницы подрагивают; блондин закрывает глаза и по бледной щеке скатывается одинокая, хрустальная слезинка. - Прости, что не часто навещаю тебя. - он несильно сжимает кулаки, а затем зарывается ладонями в снег и принимается откидывать его в стороны. Я наблюдаю за этим, но ровно до того момента, пока из под снега не показывается почти черная земля, затем опускаюсь рядом, откладываю ружье и мягко отталкиваю руки Томми в сторону.
- Не нужно, я сам. Кивнув, блондин поднимается и отходит. Пару минут смотрит на могилу, после на моим перепачканные руки, и отворачивается. Грунт промерзший, снег, осыпающийся с краев вырытой ямки, нещадно колет кожу как острые иглы, мелкие камушки и ветви царапают и забиваются под ногти, но мне почти плевать на это. Я поглядываю то на оружие, то на могилу, то на Томми и закусив губу, разрываю землю еще быстрее, загребая ее под себя, засыпая ею колени, и чувствуя себя замерзшим, бездомным псом. Когда яма становится достаточно глубокой и длинной, безжалостно забрасываю в нее ружье, засыпаю обратно грунтом и снегом и облегченно выдыхаю, опустив голову и сложив заледеневшие руки на коленях. Я их почти не чувствую - настолько они замерзли, но зато на душе становится как-то легче и теплее. Отряхнув штаны, медленно поднимаюсь и подхожу к Томми, а он оборачивается и под его пронзительно-изучающим взглядом мне хочется развести руки в стороны мол "как-то так", но он тут же опускает голову и плечи, словно на них с силой надавили невидимой рукой.
- Надеюсь он будет рад. Мне хочется сказать что-то ободряющее, но вместо этого оказываюсь рядом и молча прижимаюсь к груди блондина.
Он еще пару минут смотрит на, теперь уже два холма, берет меня за руку и разворачивается, что бы уйти, но я останавливаюсь, словно что-то держит. Действительно держит.Томми вопросительно склоняет голову. Во взгляде открыто читается непонимание и стремительно зарождается тревога, когда он тихо спрашивает.- Пойдешь со мной или...- С тобой... но сперва хочу кое-что сделать. Он не понимает, а я не объясняю, возвращаясь обратно к могиле. Расстегнуть застежку и отстранить холодный металл от кожи без сожаления не составляет никакого труда, хотя внутри, где-то под ребрами оседает неприятный осадок, словно расставивший снег с примесью грязи. Я смотрю на мутное отражение в голубом камне, сжимаю кулон в ладони и, закрыв глаза, отбрасывая его в сторону, даже не глядя, в каком сугробе оно скроется. Мне не жаль его. Больше никаких запятых и многоточий, обещающих продолжение. Возвращаясь обратно в дом, Томми не спрашивает, почему той ночью я оказался в чаще один, не спрашивает о моем поступке несколькими минутами ранее, не задает вообще никаких вопросов, он лишь уютно молчит, сжимая мою руку и уверенно ведет по оставленным следам. А стоит лишь переступить порог и плотно закрыть слегка покосившуюся дверь, он прижимает к стене, забирается прохладными ладонями под одежду и целует со всей той нежностью и любовью, о которой говорил не раз, не позволяя больше сомневаться.