Глава 3 (1/1)

Чтобы проснуться от жгучих прикосновений настырного языка. Разлепить тяжёлые веки оказалось сложно, поднять голову и посмотреть, как Девять сосредоточенно вылизывал его бёдра – тоже. Голова вообще казалась пустой и набитой ватой, мышцы отзывались нытьём и противным подрагиванием на любую попытку напрячься.Один только член причинял неудобства исключительно моральные, выразительно оттопыривая край серебристого покрывала. Обжигающие влажные прикосновения подбирались к паху, Гэвин прикрыл глаза локтем и изо всех сил попытался отвлечься, размышляя на серьёзные темы дальнейшего будущего.Вариантов этого самого будущего он видел не так уж много: либо он найдёт выход и свалит, пока действует усовершенствованная формула репеллента, либо Девять его не отпустит и в одном из коридоров рано или поздно появится вторая могила. Ему одинаково не понравились оба выхода из сложившейся ситуации, к тому же попытка занять мозги провалилась. Тягостные размышления совсем не сбивали возбуждение, даже как-то наоборот, последний вариант казался всё привлекательнее – в прямой пропорции от близости горячего языка к члену.Репеллент в слюне обжёг яйца, Гэвин вздохнул, сдаваясь и предвкушая, и Девять, как вчера, наделся на крепкий стояк. У него была какая-то особенная манера брать в рот, сразу глубоко, до горла, Гэвин ждал, – но всё равно оказался не готов, застонал хрипло, комкая в горстях серебристую подстилку, хорошо хоть не сразу спустил, как в прошлый позорный раз. Можно было сохранить лицо и сделать вид, что это никакой не отсос, просто на кожу наносят репеллент...Плотный язык шевельнулся, крепко прижал член к горячему нёбу, Девять сглотнул, и что-то, чего совершенно точно не было ни у одного живого человека на земле, пощекотало головку вибрирующим ребристым прикосновением. Гэвин содрогнулся всем телом, закусил губу до крови – ему просто помогают выжить как умеют, нужно держать себя в руках, не может же голем хотеть...Девять совершенно однозначно двинул головой, выпуская член из жаркого плена и снова забирая в рот. Уверенность в том, что никакой это не отсос, и заодно весь мир целиком раскололись на осколки, Гэвин жадно толкнулся бёдрами глубже в тугую тесную глотку и на несколько минут снова ослеп и оглох – мощный оргазм скрутил всё тело сладкой судорогой.К тому времени, как Гэвин отдышался, Девять уже вылизывал его шею. Вопросов было вагон, но задавать их прямо сейчас он не собирался, вопросы подождут, а мучительное любопытство – нет. Поэтому Гэвин дождался, пока Девять склонится над ним, подставил последовательно лоб и щёки, и, когда гладкий язык облизал его рот – раскрыл губы, подаваясь навстречу.Хреновая была идея. Слизистые тут же вспыхнули огнём, словно Гэвин взял в рот не чужой язык, а адский перчик-джолокию, аж слёзы на глаза навернулись и дыхание перехватило, от маслянистого, горького вкуса челюсти сводило. Девять тут же пришёл на помощь: обхватил лицо тёплыми пальцами, прижался губами к губам, скользнул в раскрытый рот языком – мягким, прохладным, успокаивающим полыхающее жжение. Обожжённые участки языка и дёсен немели под осторожными прикосновениями, и Гэвин всё ждал, когда голем отстранится, но тот как-то не торопился, медитативно двигал языком, раз за разом проникая в податливо раскрытые губы, будто неслабо так тащился от этого нехитрого процесса.– Кто тебя только целоваться учил? – неразборчиво пробормотал Гэвин, стоило Девять таки отодвинуться. – Дай покажу, как надо.И тут же сам прижался к нечеловечески упругим, твёрдым губам – жадно, голодно, нетерпеливо, стремясь урвать как можно больше всего того, чего хотелось со вчера, с того момента, как он увидел нежный розовый язык на собственной коже. Ещё и вцепился в Девять обеими руками, притягивая ближе, влажные от пота пальцы слегка скользили по гладким панелям, но слишком уж хотелось почувствовать эту гладкость всем телом.Между их прижавшимися телами стало чуть влажно. Сквозь обжигающее марево поцелуев Гэвин вспомнил, что скользкая влажность – это синяя кровь голема, понемногу выделяющаяся из трещин в корпусе и размазанная между ними, но вместо того, чтобы очнуться – только возбудился сильнее.Девять прижал его к подстилке своим весом, Гэвин помнил эту тяжесть, но сейчас она совсем не пугала, и он приглашающе раздвинул бёдра. Вопрос о роли в постели его совсем не беспокоил – в пустошах можно неделями бродить, не встречая живых людей, и он давно привык жадно хватать всё, что дают, даже от недобровольного секса умудрялся получить свою толику удовольствия.Что уж говорить о нечеловечески красивом големе, внезапно решившем снизойти до безродного бродяги и не самого удачливого диггера в пустошах? Тут Гэвин подумал о том, что ему посчастливилось отыскать ценнейшее сокровище, а значит он тот ещё удачливый сукин сын, и усмехнулся в поцелуй, а потом Девять притёрся ещё теснее, и стало не до смеха.– Не понял, – выдохнул он, пытаясь пропихнуть руку между их телами и потрогать, чтобы точно быть уверенным, и остро жалея, что до сих пор пялился голему только в лицо. – А где?..Девять приподнялся на локтях, помолчал, игнорируя настойчивую попытку ощупать панели корпуса ниже пояса.– Пришлось снять дополнительные модули, – сказал он, сверля Гэвина в упор светлыми глазами. – Они требовали тириума больше, чем может выдержать моя система в текущем состоянии. Я функционирую на тридцать процентов от своего исправного состояния и только поэтому не смог убить тебя сразу. И я рад поломке, хотя вероятность, что подобное состояние когда-нибудь будет вызывать положительный эмоциональный отклик, ничтожно мала.Гэвину удалось просунуть ладонь между их прижавшимися телами, ладонь упёрлась в ровную, гладкую панель и пришлось окончательно поверить.– Так ты ничего не чувствуешь? – разочарованно спросил он, скользя пальцами по перламутровой гладкости. – Зачем тогда тебе вообще это... всё?– Интересно, – в глазах Девять разгоралось жадное голодное пламя. – Удивительно. Приятно. Я видел равнодушных людей, боящихся, ненавидящих, мёртвых... Таких, как ты, вожделеющих, чувственных, остро реагирующих на каждое касание, я вижу первый раз.Гэвин подумал, что провёл времени не так много рядом с Девять, но уже успел привыкнуть к скупой мимике, выражающейся в лёгком движении лицевых панелей, и легко читал его настроение, понимал и разделял чувства. Мысль позабавила.– Это потому что ты – сокровище, – поделился он, всё ещё бездумно улыбаясь и поглаживая большим пальцем округлую белую щёку.Девять остался неподвижен лицом и телом, но в накалившийся воздух вплелось отчётливое напряжение.– Не в том смысле, – до Гэвина внезапно дошло, что его откровение можно толковать двояко. – Быть диггером – это чуть больше, чем ползать по пустошам и рыться в старом мусоре, стараясь накопить денег на пропуск за надёжные стены. Это, прежде всего, мечта найти что-то несоизмеримо ценное, способное изменить мир: тайные знания, секрет оружия прошлого... Живого голема.?Мой мир уж точно изменился?.Девять всё так же смотрел на него, даже не моргал, но напряжение растаяло без следа, и Гэвин рискнул снова погладить перламутровую гладкую щёку.– Тебя можно разобрать на кусочки и оценить каждый. Но ты думаешь, говоришь, помнишь то, что было две тысячи лет назад, и это пачкой кредитов не измерить.По безмятежному лицу прошла судорога – панели на мгновение сдвинулись, сверкнув холодным голубым светом стыков, и снова застыли. В светлых глазах промелькнуло какое-то сложное чувство, которое Гэвин сходу не смог расшифровать – а потом Девять скатился с него и поднялся, протягивая руку.– Вставай, Гэвин.Индикатор на его виске тревожно мигал жёлтым. Гэвин вздохнул, чувствуя, как возбуждение откатывается, смываемое беспокойством и смутным предчувствием чего-то нехорошего. Возле импровизированной лежанки уже дожидались вода и еда, угри вяло шевелили толстыми хвостами. Девять собирал разбросанную вчера одежду, Гэвин едва успел цапнуть рубашку с талисманом во внутреннем кармане, потянулся стереть её краем синюю кровь – и обнаружил, что она уже почти испарилась с кожи.– Что за спешка? – поинтересовался он, застёгивая пуговицы. Колбу доставать из кармана не стал, просто перекинул шнурок на шею и на этом успокоился. Голем сосредоточенно скатывал серебристую ткань подстилки, и Гэвин подвинулся, позволяя собрать её полностью.– Я принял решение, – Девять говорил торопливо, будто боялся передумать. – Из бункера шесть выходов и только один выведет тебя наверх до того, как действие репеллента ослабнет. Я проведу до технического коридора, но оставшуюся половину пути тебе придётся идти одному. Я не знаю, кто там обитает и не смогу помочь, мне нельзя уходить далеко от ремонтной стойки.Разделываемый угорь выпал из разжавшихся гэвиновых пальцев.– Ты хочешь меня вывести?Девять пристально на него посмотрел, будто прицеливался.– Я думал, ты меня не отпустишь, а без репеллента, еды и воды я долго не протяну. Думал, что следующие несколько недель буду пытаться исследовать границы доступного... И совсем охрипну от рассказов о внешнем мире. Ещё дальше я не загадывал.– Я тоже думал об этом. – Девять нехорошо прищурился, и Гэвин чуть вторично не уронил очищенного угря. – Но я знаю, что случается с людьми в замкнутом пространстве. Видел. Человек нервничает, пробует стены на прочность, потом вроде бы смиряется, но на самом деле сходит с ума. Я не хочу видеть, как ты через это проходишь.– Это та могила в коридоре с тупиком? – скользкий безвкусный угорь встал поперёк горла, Гэвин откашлялся, потом хлебнул воды, вспоминая карточку с цветными чернилами. – Ричард Перкинс?– Специальный агент Перкинс, – поправил Девять. – Это его бункер, который должен был выдержать взрыв водородной бомбы... И выдержал. А специальный агент – нет. Я был его личным ассистентом.– Это он тебя? – Гэвин кивнул на сетку трещин в сердечнике. – Или... Я?– Холодная плазма не может причинить мне вред. – Девять задумчиво провёл пальцами по корпусу, размазывая каплю голубой крови по перламутровой панели. – Твой выстрел вызвал экстренную перезагрузку процессора и отбросил. Если бы не общая слабость моих систем – я бы сломал тебе шею одним движением кисти.По позвоночнику скатилась стайка ледяных колких мурашек. Девять так спокойно, буднично об этом говорил, будто уже не раз играючи ломал чужие шеи, и в этот момент Гэвин как-то особенно остро почувствовал его чуждость. Почувствовал – и восхитился.– Ладно, – пробормотал он, аккуратно складывая объедки, и потянулся допить воду, привыкший, что в путешествии каждая капля жидкости может быть на счету. – Веди.В зал с колоннами заглядывало солнце. Гэвин сунул ладонь под тёплые лучи, и то, о чём говорил Девять, накатило с такой силой, что он пошатнулся, едва устояв на ногах. Оказавшись взаперти, диггер, трепетно ценящий свободу пустошей, действительно поедет крышей очень быстро. И, хотя сходить с ума в компании удивительного Девять наверняка окажется очень приятно, Гэвин хотел бы остаться собой. Даже если очень недолго, учитывая разрушающее действие репеллента на человеческий организм.Он покосился на голема, который тоже замер, подставив лицо под солнце, и снова залюбовался мерцанием панелей, нечеловеческим лицом, частым миганием жёлтого индикатора. Сердце сперва замерло, а потом тяжело толкнулось в грудь изнутри. Гэвин подумал, что выберется из подземки, найдёт свой лагерь, экипируется... И ничто не помешает вернуться и зависнуть тут на неделю-другую. Изучить бункер. Изучить Девять. Позволить Девять изучить себя.Подумал – и снова неосознанно потянулся потрогать. Девять хотелось трогать. Нечеловечески твёрдая плоть ощутимо дрогнула под пальцами, Девять открыл глаза, в мягком утреннем свете – светло-голубые, как небеса над их головой. О чём он думал – голем, не видевший небо две тысячи с гаком лет?– Идём, – сказал Девять, незнакомо скрипнув механическими помехами в голосе.Горло сжалось, и Гэвин только молча кивнул.Исследование узких коридоров в компании голема оказалось умопомрачительным опытом. Над белой ладонью парил светляк, рассеивающий коридорный сумрак. Мягкий голос предупреждал обо всём, что встречалось на пути и могло нанести вред.– Хищное растение, – говорил Девять. Гэвин почти сразу натыкался взглядом на пищеварительный мешок подземной орхидеи, вскидывал руку, и пара выстрелов превращала угрозу в буро-зелёную кашу.– Ступеньки, – показывал Девять и тянулся придержать за локоть, будто помнил тот единственный раз, когда Гэвин чуть не упал, споткнувшись. Это раздражало и смешило одновременно, но решимость попросить его заткнуться никак не находилась.– Проржавевшая решётка нас не выдержит, – говорил Девять, и они протискивались боком по узкому краю, прижавшись спинами к холодному камню. Гэвин стискивал тёплую гладкую руку и гнал от себя мысли о том, что хотел бы и дальше ходить вот так. По подземкам, пустошам, улицам города – неважно, лишь бы держать за руку и чувствовать, как аккуратно и бережно сжимаются в ответ чужие пальцы, способные переломать человеку кости излишне крепкой хваткой.– Я дальше не пойду, – сказал Девять, и Гэвин едва не врезался в него носом, задумавшись. Девять осторожно придержал его за плечи.– По плану, – хрипло проговорил он, наклоняясь к самому лицу. – Тебе нужно будет идти только вперёд, никаких ответвлений в шахте нет. Коридор упрётся в лестницу наверх, она, в свою очередь, закончится запертым люком. Посмотри сюда внимательно, Гэвин, я нарисую схему замка.Белые пальцы чертили на пыльном полу идеально ровные линии и окружности.– Если механизм заржавел – стреляй только сюда и сюда... Гэвин, ты меня слушаешь?Конечно же Гэвин слушал. Бархатный голос с проскальзывающими помехами и гул крови в висках, тишину коридоров и оглушительный стук сердца в груди. Когда Девять встряхнул его за плечо – он бездумно шагнул вперёд, растоптав нарисованную в пыли схему, и обнял гладкий белый корпус.Девять замер.– Я вернусь, – пробормотал Гэвин, с ужасом чувствуя, как теснящиеся в груди чувства рвутся на волю. – Найду свой лагерь, соберу вещи – и вернусь...– Ты схему запомнил?Гэвин эту сраную подземку на всю жизнь запомнил. Живые умные глаза, розовый язык на собственной коже, жемчужное мерцание белых панелей, синюю кровь, гнетущее безнадёжное одиночество. Длинные красивые пальцы в пыли. Но выразить это всё словами не смог и просто кивнул. Девять потёрся носом о его влажный висок, Гэвин вздрогнул, уловив лёгкое, почти незаметное дыхание, и сам отстранился.– Если не сможешь выбраться – возвращайся назад.– Ты будешь ждать?– Нет, – сказал Девять, развернулся и пошел обратно, посчитав, что все важные слова уже прозвучали.Гэвин сперва насмешливо фыркнул ему в след, но потом понял и передумал смеяться. Если бы они поменялись местами – он не был уверен, что Девять добровольно захочет снова спуститься в пыльный лабиринт узких коридоров. Не ждать просто легче.– А если я заблужусь и не смогу найти дорогу назад? – крикнул Гэвин в его прямую, идеальную спину. Девять не ответил. Молча вытянул руку, пальцы со скрежетом проехались по стене, сдирая мох и плесень, кое-где брызнули искры. Ориентир был хорош, Гэвин оценил жест, и ждать, пока белый силуэт скроется за поворотом, не стал. Развернулся, нервно взъерошил волосы на затылке и потопал вперёд, ещё раз наступив на начерченную в пыли схему.Идти одному было легче, чем казалось поначалу. На втором десятке шагов включился давно отлаженный механизм опытного диггера: дыхание выровнялось, торопливые шаги сменились кошачьей бесшумной походкой, кишащие в голове мысли откатились куда-то в основание черепа и там замерли, внимание привычно концентрировалось на анализе окружающего. Потом, когда он доберётся до лагеря и окажется в относительной безопасности – снова накроет, но пока беспокоило только несвоевременное желание отлить.Коридор кое-как освещался мхом, Гэвин неторопливо мерил шагами пол, усыпанный какими-то булыжниками, и присматривался к нишам. Они все выглядели одинаково подозрительно, и он поклялся себе остановиться и расстегнуть штаны только оказавшись наверху, но очень быстро пришлось передумать, мочевой пузырь грозил протечь вот прямо сейчас.Бросив быстрый взгляд по сторонам – одинаковый коридор справа и слева, усеянный булыжниками, казался зеркальным отражением самого себя – он облокотился плечом о край ниши, торопливо рванул молнию и следующие полминуты чувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.Потом в наступившей тишине громко хрустнуло. Гэвин нервно обернулся, вскидывая руку с браслетами, один из булыжников шевельнулся и заряд холодной плазмы разбрызгал крошево по коридору. Попутно сгусток слепящего света высветил коридор, полы, булыжники – и захотелось смачно выругаться. Булыжники были не каменными, это и не булыжники вовсе были. За них слабое в сумраке человеческое зрение принимало кучи земли и щебня, оставленные землеройками.Ругаться, впрочем, было некогда, зашуршало с другой стороны, и Гэвин развернулся, снова стреляя. С той стороны лжебулыжников было не меньше, он вспомнил, сколько их обошёл, ужаснулся и кинулся бежать. Ответ на вопрос, что же жрут орхидеи, нашёлся, но не радовал. Ехидный внутренний голос нашёптывал, что только круглому идиоту могла прийти в голову идея отлить посреди гнезда землероек.Так-то эти твари – не самое страшное, что могло поджидать диггера в темноте подземелий. Землеройки были слепы и довольно неуклюжи, но хорошо прыгали, и слух у них был отменный. Предпочитали жрать мертвечину и уж её-то чуяли за версту, хотя не отказывались и свежатинкой закусить, если она сама в гнездо пришла. Гэвин видел их не первый раз. Обычно удавалось быстренько проскользнуть опасное место, шустро перебирая ногами и тщательно контролируя дыхание, но вот так стоять посреди гнезда и упоительно журчать ему ещё ни разу не доводилось.Сзади тяжело зашлёпало – это выползшие из нор землеройки прыгали на звук, улавливая шорох, с которым подошва сапог отталкивалась от пола, Гэвин сжал зубы и ускорился. Забежать за угол, за спину швырнуть горсть трещалок-обманок, перевести дыхание, пока слепые твари отвлекутся на постороннее шуршание...Коридор очень удачно заворачивал вправо, он привычно потянулся рукой за плечо и чуть не выругался вслух. Обманки остались наверху, в рюкзаке. Из-под ботинка с отчётливым хрустом выкатился какой-то ебучий камешек, Гэвин торопливо развернулся, готовый палить в ту тварь, которая прыгнет со спины…Тварь прыгнула сбоку. Едва не сбила с ног – он взмахнул руками, удерживая равновесие, и накопленный заряд плазмы ухнул куда-то в потолок – впилась в икру острыми зубами, судорога тут же скрутила ногу, боль полыхнула такая, что Гэвин не сдержался: застонал сквозь зубы, пытаясь выцелить в темноте вёрткую дрянь.Застонал – и тут же опомнился, похолодел весь, представляя, как в него вцепятся уже со всех сторон. Сверху так утробно заскрежетало, что он едва не оглох. По плечам сыпанул щебень, землеройки – в тусклом полумраке он их видел как неясные серые тени – засуетились, прыснули проворно в разные стороны. Вцепившаяся в ногу тварь тоже перестала вертеться, замерла, даже пасть чуть-чуть разжать изволила, и Гэвин с удовольствием в неё выстрелил.Плазма снова ненадолго осветила коридор, но всё, что было нужно, он увидеть успел.Просевший потолок с кривой расходящейся трещиной. Разбегающихся землероек. Что-то знакомое, белое, где-то далеко в темноте, но присматриваться или думать было уже недосуг. Потолок угрожающе трещал, щебень щедро осыпал плечи. Оторвав от себя дохлую землеройку, Гэвин изо всех сил заковылял вперёд. Раненая нога подводила, на неё даже опереться толком нельзя было, боль беспощадно вгрызалась в тело от икры до бедра, вспыхивая с новой силой при каждом шевелении.Так хотелось прилечь. Отдышаться. Вколоть обезбол. Снова почувствовать осторожное прикосновение тёплых твёрдых пальцев, которые сейчас почему-то ассоциировались с безопасностью и покоем.За спиной раздался дикий грохот, в спину ударила воздушная волна с пылью и каменной крошкой. Гэвин вцепился в стену и попытался ещё ускориться, хотя умом понимал, что уже не успеет. Будь нога целой – бежал бы дальше чем видел, но сживаться с мыслью, что сейчас его тут заживо похоронит упавший потолок как-то тоже не получалось. Он же почти выбрался...Сзади громыхнуло ещё раз, и что-то с нечеловеческой силой пихнуло его меж лопаток. Мгновенно потерявший равновесие Гэвин упал на пол, едва успев выставить ладони, кубарем прокатился по коридору, ободрав колени и локти, и уткнулся в стену. Подняться он бы точно не успел, но больше ничего не грохотало, только шуршало тихонько и головокружительно пахло пылью. И кровью.Поняв, что всё, что хотело упасть – упало, Гэвин рискнул поднять голову. Потолок действительно обвалился, обнажив несущий скелет свай, в редкие сквозные дыры проникал дневной свет. Проход завалило не полностью, при желании можно было перелезть через груду разбитых потолочных плит, и он выдохнул облегчённо: путь назад не отрезан, можно вернуться. Хотя сейчас думать о возвращении было не самое подходящее время. Икру дёргало болью, укусы жглись и даже влажное лёгкое прикосновение пропитанной кровью ткани штанов казалось обжигающе-болезненным. Стоило как можно быстрее перевязать ногу и уходить, но Гэвин всё равно упрямо осмотрел груды разбитых плит и каменного крошева.И не зря. Выглядывающую из-под завала белую руку можно было не заметить, если внимательно не присматриваться, и, чувствуя, как боль откатывается на задний план, а окружающий мир навсегда выцветает до всех оттенков серого, Гэвин вздёрнул себя на ноги. Девять тут не должно было быть, это какой-то другой голем, не может же быть, чтобы...Встретить в одной подземке сразу двух живых големов было ещё невероятнее, но голос разума испуганно молчал.Запорошенные пылью пальцы дрогнули, впились в пол, и, окончательно позабыв о собственных ранах, Гэвин кинулся откапывать. Дрожащими руками откатил пару крупных кусков тяжеленных потолочных плит, разгрёб щебень, ломая ногти, ухватил освободившееся плечо, потянул, и голем с видимым трудом выбрался из-под завала. На ноги отказался вставать, сел, тяжело привалившись спиной к стене, посмотрел в упор светлыми глазами. Правая рука висела плетью, облитая от плеча до кисти синим, влажно блестели панели.– Ты же сказал, что не будешь ждать.– Я и не ждал.Гэвин сел рядом и тоже привалился к стене.– И что теперь? – спросил он, расшнуровывая ботинок. – Отдохнёшь и вернёшься?– Нет, – Девять пристально посмотрел на его окровавленную ногу и едва слышно вздохнул. – Давай быстрее, пока лаборатория ещё работает, в ранах яд.– Не понял, – Гэвин наоборот перестал разуваться и уставился на белое лицо голема не менее пристальным взглядом. – Тебя завал только поцарапал немножко, я сейчас перетяну ногу и помогу вернуться к твоей зарядной станции и все же будет хорошо... Разве нет?– Нет, – Девять не отводил глаз, и под его взглядом сердце то замирало, то пускалось вскачь. – У меня есть ещё минут десять. Потом система отключится.– И потом включится, вас же вообще по частям собирать можно, ну!Девять не ответил, сверлил немигающим взором, и Гэвина, наконец-то, пробрало.– Да ну нахрен, – пробормотал он, чувствуя, как в груди что-то плотно сжимается, не вздохнуть. – Выключай свою лабораторию, землеройки не смертельно ядовиты. Что я могу для тебя сделать?– Поцелуй, – Девять улыбнулся одними уголками губ. – Мне понравилось, я бы хотел ещё. Много-много раз.