Глава 4 (1/1)

Поцеловать Гэвин мог и хотел. Не в такой ситуации – поцелуи со вкусом обречённости никогда ему не нравились. Но покорно перекатился на содранные колени, поморщившись, когда укушенная нога отозвалась новой порцией острой боли, обхватил белое лицо ладонями, скользнул по губам большим пальцем. На коже осталось влажное.На вкус синяя кровь оказалась приторно-горькой, как пережжённый сахар. Гэвин отстранился, сглатывая горечь, вздрогнул, столкнувшись глазами с Девять. Голем не закрывал глаза, смотрел так, что в ответ у Гэвина противно щипало под веками. Он зажмурился, крепко-крепко, и снова потянулся целовать податливый нежный рот. Колба с талисманом выпала из кармашка, качнулась, повиснув на цепочке, мешала, и Гэвин сжал её в кулаке.И замер.– Девять, – хрипло сказал он, облизывая враз пересохшие губы. – Девять, я идиот.Тяжёлое и страшное ожидание смерти в светящихся глазах на мгновение сменилось любопытством. Гэвин торопливо раскрутил колбу, руки тряслись, крышку заедало, влажные пальцы соскальзывали с металла, но он не сдавался и аккуратно вытряхнул содержимое в ладонь.– Это тебя спасёт?И протянул дрожащей рукой целый сердечник. Редчайшую свою находку, счастливый, бесценный талисман. Гэвин повидал многое, но никогда не видел такого отчаяния, с которым Девять смотрел на этот грёбаный сердечник.– Могло бы, – проскрипел Девять после длинной паузы. – Но я не вкручу его в корпус одной рукой.– Я вкручу, – пообещал Гэвин, подвигаясь ближе. Протянул ладонь, огладил разбитый сердечник в корпусе, Девять так крупно вздрогнул под пальцами, что он отдёрнул руку, едва не уронив целую деталь на пол.– У тебя же мало времени? Что надо делать, Девять?– Подожди, – лицо Девять мучительно исказилось, голос сбился в статику. – Я... Считаю.Гэвин закивал, готовый ждать сколько нужно, и неосторожно перенёс вес на укушенную ногу. От боли в глазах потемнело, он тяжело тряхнул головой, разгоняя стайку чёрных мух перед открытыми глазами. Нахлынувший страх упасть, уронить сердечник и разбить внезапно отрезвил, даже конечности дрожать перестали.Девять с трудом поднял руку и уронил её себе на грудь. Нажал двумя пальцами на тусклый, покрытый трещинами кружок, провернул с тихим щелчком, и корпус разошелся, открывая светящееся нутро. Требуху голема в рабочем состоянии Гэвин никогда не видел и зачарованно уставился в переплетение трубок, позабыв о собственном состоянии.– Придерживай сердечник сверху, – проскрипел Девять, его белая ладонь обессиленно соскользнула в пыль. – Второй рукой подцепи снизу, зажми язычок – он ребристый, с острыми углами, обязательно упрётся тебе в пальцы – и достань. Вставь рабочий, прижми сверху, проверни по часовой стрелке до щелчка. У тебя две минуты.– Я лучший взломщик в сраных пустошах. Две минуты мне уж точно хватит, – пробормотал Гэвин и бесстрашно сунул руку внутрь раскрытого корпуса. Пальцы опалило влажным жаром, Девять был таким горячим, что почти обжигал, но вздрогнул Гэвин не от этого. На прикосновение к своим внутренностям Девять отозвался – низким, глубоким, громким стоном. Испугавшись, что задел что-то важное и причинил вред, Гэвин замер, но больше ничего пугающего не происходило, и он перевёл дух, приказал себе не торопиться, времени более чем достаточно. И медленно, аккуратно двинул пальцами, нащупывая внутренний край.Девять снова застонал и закрыл глаза.– Эй, – не переставая ощупывать разбитый сердечник и чувствуя, как от каждого громкого стона волоски приподнимаются по всему телу, Гэвин внезапно понял, что на выражение боли происходящее совсем не похоже. – Тебе больно? Это нормальная реакция на мою руку внутри тебя?Прозвучало так двусмысленно, что невольно заалели уши.– Не больно... Продолжай, – с трудом выстонал Девять, не открывая глаз. – Пожалуйста...Гэвин как раз наткнулся на то самое острое и ребристое. Как там сказал Девять, язычок?? В голове было оглушительно пусто, он зажал эту важную деталь пальцами, и стоны голема сбились в статику. Раскрытый корпус ощутимо задрожал, стоило шевельнуть сердечник в креплениях, по проводам скользнули разноцветные огни, и Гэвин внезапно представил, как выглядит это всё со стороны.Запрокинутая голова Девять, его разомкнутый рот, хриплые низкие стоны с проскальзывающими помехами, красные блики индикатора, раскрытый корпус, собственная ладонь внутри, в горячем, чуть влажном плену механической требухи... Сразу пересохли и губы, и горло, и даже в груди загорелся пожар, потихоньку стекая в трусы.Гэвин подумал, что в последнее время в его жизни всё происходит как-то некстати. Вот сейчас возбуждение было совершенно точно лишним, но в штанах очень быстро становилось тесно, пальцы опять подрагивали, только уже не от боли или страха. Трогать Девять ему понравилось. Трогать Девять внутри понравилось ещё больше.Он вытащил серый, безжизненный сердечник, не удержался и погладил край пустой выемки. Внутренности корпуса конвульсивно дрогнули, на пальцы плеснуло синим, Девять глухо вскрикнул, и Гэвин взмок от макушки до пяток. Нащупал второй рукой рабочий сердечник, но в разъём вставил не его, а снова собственные пальцы. Ощупал ровные, чуть скользкие края, втолкнул два внутрь. Думал, что полость для сердечника будет твёрдой, и удивился, когда гладкие, скользкие от синей крови стенки сдавили пальцы. Дурея от жара, стонов Девять и от того, как дрожат упругие внутренности, царапнул нечеловеческую плоть ногтями.Девять опять вскрикнул и дёрнулся, то ли уходя от касания, то ли наоборот, конечности у него не шевелились, и движение было больше похоже на судорогу. Гэвин вздрогнул и опомнился. Проклял своё неуёмное любопытство, вытащил пальцы и вставил сердечник в гнездо. Прижал, как было сказано, провернул. Под пальцами глухо щёлкнуло.Девять так резко выгнуло в спине, что затылок звонко влепился в стену. Испугавшись, что всё же сделал что-то неправильно, Гэвин подхватил его за плечи. Больше всего пугала внезапная тишина – из раскрытого рта Девять не доносилось ни звука, глаза так и не открылись, красный индикатор погас и зиял на виске безжизненным серым кружочком. Чувствуя, как жаркий пот в одно мгновение сменяется ледяной испариной, Гэвин встряхнул тяжёлое, ставшее безвольным тело, в панике посмотрел вниз.Корпус закрывался. Сердечник сиял ровным голубым, трещины на пластинах затягивались на глазах. Он поднял голову – веки Девять дрогнули, с губ слетел тихий вздох, и Гэвин понял, что всё это время не дышал.– Господи, – выдохнул он, обессиленно ткнулся лбом Девять в грудь.И почувствовал, как крепкие руки обнимают за плечи. Снова перехватило дыхание и защипало глаза, Гэвин нервно поёжился в тёплых объятиях и потёрся щекой о светящуюся окружность сердечника.– Спасибо, – с чувством сказал Девять и прижал его крепче к груди.Лежать вот так на нём было тоже приятно, о перламутровые панели хотелось не только лицом – всем телом потереться, и, будучи так близко, Гэвин слышал глухой, мерный стук, будто в нечеловеческом корпусе билось такое же живое сердце, как у него самого.– Мог бы и предупредить, – проворчал он, стараясь не думать о том, что чувствует себя слишком счастливым от того, как нежно чужая ладонь перебирает волосы на затылке. – Я успел подумать, что сломал тебя.– Ты же лучший взломщик пустошей, – в голосе Девять отчётливо звучала улыбка. Уткнувшись лицом ему в грудь, Гэвин улыбнулся тоже. Возбуждение улеглось, смытое тревогой и страхом. Отчётливо жгло ногу и ныли ссадины на локтях и коленях, но когда его мягко, хоть и настойчиво, отстранили – с неохотой отодвинулся. Каждый однажды начатый путь рано или поздно заканчивался, но боль – небольшая плата за несколько лишних минут.Девять, видимо, так не считал. На то, чтобы обработать укус и перевязать ногу, ушло несколько минут, и дальше они опять шагали по коридору, освещённому ярким светляком с белой ладони. Вторая рука голема крепко держала Гэвина за локоть, и он изо всех сил старался думать об этой бережной хватке, а не о том, что их путь заканчивается прискорбно скоро.Никаких тварей больше не встретилось, запертый люк заржавел, и Девять, – возможно в последний раз, – взял его за запястье, направляя.– Стреляй, Гэвин.Гэвин зажмурился и сжал кулак. И не открывал привыкших к глубокому сумраку глаз, даже когда почувствовал под ногами нагретую солнцем землю пустошей.Несмотря на предосторожность, свет всё равно ослепил. Он щурился и прикрывал лицо ладонью, Девять с любопытством осматривался, ему яркие солнечные лучи совсем не мешали. Светлые серые глаза приобрели отчётливый оттенок высокой синевы, зрачок сузился в крохотное острие, и хотелось, чтобы эти красивые бездонные глаза смотрели на него, но в поле зрения голема попался исполинский столб Предела и забрал всё внимание без остатка.– Во-о-он туда смотри, – посоветовал Гэвин, указывая рукой на крошечную светящуюся точку в облаках. – Туда улетели все ваши.Девять промолчал, скрипнул только как-то странно. Он стоял в пол-оборота, и Гэвин не сразу заметил метаморфозу, а когда увидел – сжал зубы и сделал шаг назад. Потому что первый раз в жизни видел, как голем распускает крылья.Сначала из спины развернулся каркас, стремительно оброс перьями – полупрозрачными, невесомыми, хрупкими даже на вид. Их так хотелось коснуться, что пришлось ещё отодвинуться и во все глаза смотреть, как заполняются тириумом тоненькие, не толще человеческого волоса, прожилки. Перья трепетали на ветру, приятно шуршали, едва заметно вибрировали.– Спасибо за всё, – сказал Девять и на пробу взмахнул крыльями, поднимая пыль и травинки резким движением воздуха.– Лети уже, – буркнул Гэвин, закрывая лицо ещё и от взмывшего в воздух мусора.И Девять улетел. Легко взмыл в воздух, стремительно унёсся к облакам и ни разу даже не обернулся. Гэвин смотрел ему вслед, пока крылатая фигурка не скрылась среди облаков, и чувствовал себя странно. Он остался без рабочего сердечника, самой дорогой и ценной своей находки, не нашёл в подземке ничего стоящего, но огорчался вовсе не по этому поводу.Выпустить из заточения голема, который две тысячи лет не мог расправить крылья в тесных залах и коридорах – невелика цена. Но упрямо казалось, что, улетая, Девять забрал с собой что-то ещё. Не менее ценное, чем с трудом добытый когда-то сердечник.Романтиком Гэвин не был, но чувство, будто сердце из его собственной груди тоже забрали в голубую высь, не проходило. И даже усиливалось, переходило из смутного ощущения в физическое чувство противной, сосущей пустоты в грудной клетке. Пришлось даже прижать руку к груди, подышать, успокаивая внезапно расшалившиеся нервы. Вот оно, сердце, никуда не делось, колотилось о рёбра, как сумасшедшее...Отдышавшись и кинув последний короткий взгляд на Предел – точнейший ориентир в пустошах, – Гэвин повернулся и потопал в направлении оставленного лагеря. Девять всё равно нечего делать в этом жестоком мире. Один человек не сможет его защитить, голема разберут и продадут по частям или посадят в новую клетку, ещё теснее, чем та, в которой он уже был заперт, и ещё вопрос, что из этого хуже.Правильность произошедшего должна была успокаивать, но не справлялась. Гэвин брёл к лагерю, под ноги не смотрел и, споткнувшись о чёрный край люка, – сел прямо в ковыль, хотя до намеченной цели было уже рукой подать. Торопиться было уже незачем, а люк притягивал взгляд.Чуть меньше суток назад он деловито сновал вокруг него, азартно мечтая о богатствах, и даже в самых смелых мечтах не подозревал, кого встретит в тесных коридорах подземки. А теперь сидел в пыли, смотрел на нетронутый временем люк и не знал, как жить дальше с разъедающей пустотой в груди. Разве так вообще бывает?За спиной зашуршало и глухо стукнуло оземь. На монстра не похоже, но Гэвин всё равно обернулся, вскидывая руку с браслетами, сложенный кулак прицелился ровно в грудь приземлившегося с небес Девять.– Ты не ушёл к своим? – зачем-то уточнил очевидное Гэвин, не торопясь опускать руку.– Нет, – Девять покачал головой и с любопытством уставился на ореол холодной плазмы, окутывающий готовые к выстрелу браслеты. – Там ничего нет, Гэвин. Никаких врат.Гэвин молча опустил руку. Девять – не последний голем на земле, есть тот, из клетки Камски, и где-то наверняка остались ещё, в частных коллекциях... Может быть, пять. Восемь. Дюжина на весь мир. Неизвестно точно сколько, но удручающе мало.– Мне жаль, – абсолютно искренне сказал он. – Прости. Что будешь делать?– Вернусь в бункер, – охотно поделился планами Девять. – Поставлю недостающие модули, их отсутствие меня раздражает. А потом пойду с тобой. Посмотрю на ваши города.Гэвин едва удержался от желания вцепиться в рубашку на собственной груди – сердце ухнуло куда-то в желудок, от ужаса и какой-то блаженной радости одновременно. Девять стоял перед ним, статный, широкоплечий, крылья сворачивались, втягивались в спину. Солнце сияло на блестящих белых панелях – с новым, рабочим сердечником исчезла дымная матовость, – и глаза слезились. Непонятно только, от слепящих бликов или от нечеловеческой честности и открытости.И Гэвин бы с удовольствием до конца времён на него смотрел, чувствуя, как невыносимая пустота в груди заполняется новым, сильным, пугающим чувством... Но Девять говорил невозможное. Запретное.– Тебе нельзя, – пробормотал он, опуская глаза. – Тебя разберут на детали или посадят в клетку.Перед глазами теперь была пятнистая ткань штанов и жухлый ковыль. И белые ладони, мягко накрывшие колени.– Если узнают, – сказал Девять.Точёные перламутровые пальцы, чуть подсвеченные голубым на сочленениях, на глазах обрастали кожей. Светлой, человеческой кожей, Гэвин изумлённо вытаращился на аккуратные ногти, родинку у запястья, скользнул взглядом выше, нашел родинку у локтя, возле ключиц... Посмотрел на чувственные, красиво очерченные губы, которые тут же захотелось поцеловать, на смутно знакомые скуластые щёки – тоже с россыпью родинок, на широкие брови вразлёт...Каштановая прядка упала на высокий лоб.– Коннор? – если бы не светлые глаза, оставшиеся неизменными после метаморфозы, и голубой кружок индикатора на виске, у Гэвина бы точно задёргался глаз. – Какого хрена у тебя лицо этой скотины?– Тебе оно знакомо, да? – с каким-то удовлетворением спросил Девять. – Ты видел его, Гэвин?– Хотел бы я никогда его не видеть! Эгоистичный, самоуверенный, смазливый мудак, как вспомню – аж бесит!– Приятно слышать, что ты считаешь это лицо красивым, – Девять очаровательно улыбался, такой нежной, обаятельной улыбкой, и Гэвин даже представить себе не мог, что Коннор, наверное, тоже так умеет улыбаться; не ему, Гэвину, конечно, а кому-то другому, небезразличному. – Но это ответ на все вопросы. Големы живут среди людей.– А это? – Гэвин потянулся и потрогал трепещущий голубым кружок индикатора. Твёрдый. Тёплый.– Диод можно снять.– Я всё думал, как этот алкаш Андерсон вытягивает смены, а с ним просто ходил голем!Вся жизнь Гэвина Рида, такая пресная и скучная в стенах Детройта, внезапно предстала в новом свете. Андерсон, Тина, Миллер… Их кровь он видел и точно знал, что они – люди, а во всех остальных уже не был уверен. Соседка Кэра? Нет, не может быть, у неё же дочка... Перед глазами пронеслась вереница лиц. Бывший напарник Бен Коллинз, черноволосая Хелен из отдела снабжения, капитан Фаулер, голубоглазый бариста Саймон, капитан отряда особого назначения Аллен, синеволосая Трейси из квартала поставщиков, Златко, рыжая ехидная Норт, Камски, разноцветные глаза мэра Маркуса Манфреда, и ещё много-много безымянных лиц, случайно увиденных и запомнившихся...Кто из них голем?!Девять осторожно встряхнул его за плечи, и Гэвин опомнился. Что толку гадать, если того же Коннора не отличить от человека ни на первый взгляд, ни на второй. Выпотрошить разве что, но тот единственный раз, когда неразумное желание почесать кулаки взяло верх над здравым смыслом, закончился так плачевно, что даже вспоминать не хотелось. Субтильный изящный засранец отделал его как бог – черепаху, оставив на память шрам на носу. Не помогли ни новые браслеты, ни хорошая физическая форма и опыт уличных драк, но, самое главное – даже тогда Гэвин ничего не заподозрил, сверхъестественных чудес превосходства Коннор не явил, пару раз приложив голову противника к стене городской башни. Просто оказался лучше – немного быстрее, немного выше, самую малость сильнее… Гэвин подавил желание сплюнуть в пыльный ковыль.– Тебе нужно другое имя, – сказал он, всё ещё хмурясь, уязвлённое самолюбие фантомно побаливало до сих пор. – У того же Коннора, будь он неладен, оно вполне человеческое, без цифр.– Ричард.– Ты серьёзно? – Гэвин вспомнил найденную карточку, похлопал по карманам и достал её. В солнечном свете специальный агент казался ещё заёбаннее, чем на первый взгляд, и смотрел будто бы с укоризной. – Ричард Перкинс?– Если бы не он – мы бы с тобой так и не встретились, – Девять опять улыбался так, что Гэвин готов был называть его как угодно ради таких улыбок и таких откровенных слов. – Дай сюда. Надо вернуть бейдж обратно на могилу. Он не самый хороший человек на земле, но имя заслужил.– Эй, должно же у меня остаться что-то на память об этой дыре помимо шести дырок в ноге, – проворчал Гэвин, но карточку безропотно отдал.– У тебя останусь я. Хватит?Господи, блядь, боже. Если бы Гэвин верил в каких-нибудь богов – он бы помолился немедленно.– В самый раз.Ричард протянул ему руку, помогая подняться, и Гэвин с удовольствием за неё ухватился. Судьба подарила столько, сколько смогла – всё ещё неисследованную подземку, наверняка полную всяких сокровищ, пьянящую свободу пустошей и многообещающую улыбку самого красивого голема на свете.Для одного конкретного человека – Гэвина Рида – в самый раз.