Глава 5: Переполох в подвале (2/2)

Несмотря на отчаянное положение Килби, Юго счел момент подходящим, чтобы наконец подловить паршивца. Без лишних объяснений он бросил Адамаю пустой мешок из-под зерна и запрыгнул на бочку. Прежде чем дракон успел обрушиться на свою жертву, его ослепила вспышка портала. На этот раз черный дракон не успел уйти в сторону и угодил в приготовленную для него ловушку.— Адамай! — крикнул Юго, призывая брата приготовиться. Адамай заранее принял боевую стойку и хорошенько уперся ногами. Подобно пущенному снаряду Гругал вылетел из портала и угодил прямо в разинутую пасть мешка.— Попался! — вскричал бело-голубой дракон и, стянув мешок, прижал забияку к полу, — Может это тебя успокоит.

Гругал сердито ворчал и изворачивался в мешке, силясь выбраться и докончить начатое.Неожиданно на них обрушился целый шквал ледяной воды. Спасительная влага вмиг растеклась по полу и погасила тлеющие участки дощатого настила. Водяной пар, вперемешку с копотью поднялся к потолку. Когда пар рассеялся, братья увидели Альберта, стоящего на лестнице с ведром.— Что здесь происходит? Почувствовав, что Адамай немного ослабил хватку, Гругал извернулся и тяпнул держащую его руку, прокусив мешок и палец. Адамай вздрогнул и сцепил зубы. Сила укуса этих железных челюстей пронимала до костей. Гругал вырвался из мешка и юркнул в руки Альберта. Мужчина оглядел учиненный бедлам, перепачканного в саже и муке Адамая, потрепанного Килби под лестницей, и заговорил:— Я спрашиваю, что здесь… — он закашлял от дыма, — Вы что таверну решили спалить?

— Как вы вовремя, дорогой Альберт! — Килби приподнял себя на одной руке, — Ваши ненаглядные отпрыски во главе с черной бестией чуть не обрушили потолок на мою бедную голову! Адамаю доставляло удовольствия наблюдать за тем, как это бестия трепала меня! Он палец о палец не ударил, чтобы мне помочь! Нет! Он сделал все возможное, чтобы представление длилось как можно дольше. И если бы не ваш Юго…— Ой, не ной, Килби! – поморщился Адамай, — Ползи в свой угол, и радуйся, что остался цел!

— Адамай! — сердито крикнул Альберт, — По-моему, мы уже говорили об этом!

— Чуть что сразу Адамай!— Ты отвечаешь за Гругала. Ты должен был ему объяснить, что устраивать разборки под крышей таверны недопустимо! Что жечь вещи, продукты и пленных недопустимо! И это еще не все! Нам предстоит серьезный разговор о том, где и как вы с Гругалом проводите свой досуг. Посмотрим, как вы объясните отгрызенные уши у гоббалов и разоренные курятники!Юго хотел вмешаться:— Папа, позволь мне объяснить.

— Не хочу ничего слышать!Лужи пролитого масла, распотрошенные мешки с зерном, грибы, спекшиеся до черной корочки, окончательно вывели энутрофа из душевного равновесия.

— Что вы здесь устроили? Какое безобразие! Сейчас же навести порядок! Когда я…Он внезапно замолчал и прислушался:— Ну вот, Чиби проснулся! — он шумно выдохнул, понимая тщетность говорить что-либо далее, — Юго, как закончишь здесь, подменишь меня на кухне! — и переведя взгляд на покусанного элиатропа, добавил, — И позаботьтесь о Килби.Энутроф развернулся и тяжелой поступью стал подниматься по лестнице, унося Гругала с собой. Малыш взобрался на плечо энутрофа и скорчил рожу на прощанье.

Когда господин мэр вернулся в таверну, перепуганные посетители обступили его плотным кольцом.— Господа, все в порядке, можете расслабиться и спокойно доедать свое жаркое.— Альберт, вы так нас напугали! – к нему бросилась Фридерлинда, — Мы уже думали бежать за помощью. Из окон повалил дым. Ой, что это? – Фридери вздрогнула, увидев в руках у Альберта нечто черное, зубастое и покрытое чешуёй.— Это же… Это … — разом побелев, заикался пастух озамодас.— Это Гругал, — подхватил Альберт, — Младший братик Юго, дракон. Правда еще маленький, — беззастенчиво обнажив ровненький ряд клычков, Гругал одарил присутствующих очаровательной улыбкой.

Альберт продолжал:— Адамай — дракон постарше, с ним вы тоже скоро познакомитесь. А голосистый мальчуган, которого вы имеете удовольствие слышать, это Чиби, он элиатроп.Открыв рты и выпучив глаза, жители Емельки окаменели на месте. Подобная реакция, пусть и вполне себе ожидаемая, заставила господина мэра смутиться. Бросься они в рассыпную, он бы еще мог понять…Потупив глаза, он пробормотал что-то вроде ?ну, вот и познакомились? и поспешил подняться к Чиби.Когда энутроф ушел, Адамай, обиженный резкими словами Альберта, принялся поднимать разметанные бочки. Юго заговорил первым:— Ты ничего не скажешь?— А что говорить, – буркнул Адамай.— Может расскажешь, как Гругал попал в подвал? – Юго утер капли пота, собравшиеся на лбу.— А мне откуда знать, — резко отвечал дракон, — я и так круглыми сутками присматриваю за ним!— Сегодня утром была твоя очередь спускаться в подвал.— И?— Ты плохо закрыл дверь! Я же говорил тебе, хорошо закрывай дверь! Прежде чем уйти, убедись, что она плотно закрыта!

— Я закрыл дверь! Я дважды ее проверил! — с жаром оправдывался второй.

— Он нарочно оставил дверь открытой, Юго, — неожиданно заговорил Килби, — Это же очевидно.— Что? — едва выговорил дракон, до того изумленный, что дар речи ему изменил. Древний элиатроп сидел на полу скрючившись, он держался за алевшие на спине царапины и буравил дракона пристальным, недобрым взглядом.— Уходя утром, вместо того чтобы плотно закрыть, он небрежно прихлопнул ее, и словно невзначай оставил небольшую щелку. Знал, что маленькая бестия не преминет проникнуть в подвал!— Намекаешь что я в подлую натравил на тебя Гругала? Да ты совсем спятил! — Адамай говорил с нескрываемым отвращением, — Если мне захочется устроить тебе трепку, я сам спущусь и разделаюсь с тобой!— Адамай, держи себя в руках! — просил брат.— Юго, ты слышал, что он сказал?— Разделаешься? — зло потешался элиатроп, — Да неужели? Помнится, в прошлый раз ты не больно в этом преуспел — и Килби скользнул пальцем по глазу, напомнив Адамаю о шраме, который оставила его смертоносная коса.

Дракона задохнулся от бессильной злобы:— Ах, ты враль! Сейчас же бери свои слова обратно!

— Боишься, что Юго увидит твое истинное лицо. Пусть видит!— Нет, Адамай! – Юго схватил брата сзади за локти и удержал на месте, когда тот был уже готов налететь на элиатропа.— Пусти меня! — вне себя закричал Адамай, — Ты что, веришь ему? Сейчас же отвечай! Веришь?— Сейчас же приди в себя и успокойся! — в ответ прокричал Юго, — Одной драки было достаточно.— Вот ты как, значит! Вот ты как!

— Ади, успокойся! Успокойся, прошу тебя, — Юго удерживал брата и ясно понимал, что реши он вырваться, ему с ним не совладать, — Он этого не стоит. Не стоит, я тебе говорю.

Он тяжело дышал как раненное животное, весь напрягся как пружина, и Юго с ужасом думал о том, что будет, если эта пружина выстрелит. Наконец, после бесконечно долгих мгновений, дракон сумел преодолеть себя и высвободился из рук брата. Он отступил в сторону.— Ты прав, Юго, он не стоит этого.Таков был Адамай – тяжелая драконья кровь могла накрывать его с головой, но при необходимости он умел смирять бушевавший в нем гнев и подчинять эмоции рассудку. Он вернулся к осколкам побитых горшков, демонстрируя полное безразличие по отношению к элиатропу.— Займись этим… — он кивнул в сторону Килби, подчеркнув свое нежелание пачкаться его именем, — Я сам здесь приберусь.— Признавать свои ошибки всегда похвально, Адамай! — на распев проговорил Килби, воткнул еще одну булавку в драконье самолюбие.

— Себе об этом скажи, старый псих!

Юго подхватил элиатропа под руку и довольно грубо выволок из подвала. Он притащил его на задний двор, где на небе во всю сияло полуденное солнце, а на веревке сохли выстиранные пеленки. С лугов веял прохладный ветерок. Он приятно обдувал лицо и взмокшие под шапкой волосы. Только сейчас Юго почувствовал, как у него саднит руки и горят пятки, которые он нечаянно обжег, пытаясь затоптать подгоревший половик.

Килби уселся на трухлявое бревно, заросшее вокруг сочной травой и цветущими сорняками. После тусклой лампады, освещавшей его сумрачную обитель, яркое солнце заставляло его часто моргать и щуриться.На Килби по-прежнему ничего не было, кроме портков и потерявшей форму, разлохмаченной шапки, ?уши? которой, когда-то высившиеся над головой, теперь клочьями свисали по бокам. Пшеничного цвета волосы свалялись, и неухоженными прядями лежали на исхудавшей груди и плечах. Красные отметины, больше похожие на следы от ожогов, покрывавшие кожу элиатропа причудливым узором, исчезли окончательно. Пугавшая чернота губ и ногтей тоже сошла на нет. Сила покинула его, погасла, как задутая свеча.Сейчас в Килби было трудно разглядеть того воинствующего, неистового элиатропа с гордой осанкой и горящим взглядом, равно, как и скромного, благовоспитанного ученого с вкрадчивым голосом. Он предстал во всей своей неприкрытой, уродливой наготе, как в прямом, так и в переносном смысле. Его тонкие, правильные черты заострились на бледном лице, а глаза продолжали поблескивать недобрым огоньком.

Юго сдернул с веревки одну из пеленок и обмакнул в кадку с дождевой водой. Он бросил ее Килби:

—На! Вытри лицо!Килби поймал тряпку и развернул ее с показной брезгливостью:— О, как великодушно с вашей стороны, король Юго! Вы так заботитесь о бедном пленнике!.. Я тронут.Дождавшись, когда элиатроп сотрет с лица копоть, Юго вырвал у него тряпку:— А теперь признавайся, Килби, это твоих рук дело?— Ты вообще о чем?— Это ведь ты открыл эту злосчастную дверь! Ума не приложу как ты дотянулся до ручки, но это был ты. Ты, как я посмотрю, готов рискнуть собственной шкурой, лишь бы нам досадить! — и Юго продолжал, все больше убеждаясь в своей правоте, — Ты сам устроил это представление, сам спровоцировал Гругала. А потом решил все свалить на Адамая. Нечего сказать, умеешь ты сталкивать лбами!— И зачем мне это понадобилось? — вяло отозвался Килби.— Не прибедняйся, Килби! Я хорошо изучил твои уловки. Я вижу тебя насквозь. У тебя талант стравливать людей. Но не в этот раз! — Юго постарался придать голосу уверенность, которой у него, к сожалению, становилось все меньше, — Тебе не рассорить нас с Адамаем!— Мне? Ссорить вам? Вы и без меня отлично справляетесь, — его переполняло затаенное, злое торжество, — Того и гляди вцепитесь друг другу в глотки. То-то я порадуюсь.— Нет, это немыслимо! Ты продолжаешь нарываться! После все, что с тобой произошло, тебе все еще мало! – вопреки данному обещанию, держать эмоции в узде и не поддаваться на провокации, элиатроп распалялся все больше, — Там, в измерении Пустоты ты ползком за мной тащился, лил слезы и умолял, чтобы я не оставлял тебя там. А что в ответ? Ты даже не пытаешься создать видимость хорошего поведения! Вместо того, чтобы вести себя как следует, сидеть тихо и не вякать, ты упорно продолжаешь нарываться на неприятности! Ты понимаешь, что я в любую минуту могу отправить тебя туда, откуда ты явился? Да что с тобой не так? Откуда в тебе это непрошибаемое упрямство! Сколько можно злобствовать? Сколько можно доводить Адамая? Меня уже с ума свел! Где твоя совесть? Где твоя благодарность? В тебя, что, бес вселился? Ты совсем рехнулся, Килби?— Благодарность? Меня держат на привязи как презренное животное! – сорвавшимся голосом вскричал Килби,и ярость зверем клокотала в его тощей груди, — Обращаются со мной как с отбросом! За это я должен быть благодарен?

Юго с жаром выпалил:— Ты сам в виноват в своих злоключениях, Килби!

Где-то сверху, под синей черепицей распахнулись ставни. В оконном проеме показалась голова Альберта.— Эй, вы там! Потише!— шикнул на них энутроф, — Я ребенка укладываю.На руках он держал завернутого в одеяльце, хныкающего Чиби.Увидев отца, мальчик устыдился и тут же смолк. Энутроф только покачал головой. Когда Килби поднял лицо и посмотрел на зареванную мордашку Чиби, Юго заметил, как в глазах элиатропа промелькнуло что-то неопределенное, что-то вроде болезненной тоски, но тут же ушло в глубину. Опершись единственной рукой о колено, он мрачно уставился себе под ноги.Неотвязная, гложущая жалось сдавливала мальчику сердце. Сколько раз он выдирал ее с корнем, но она все равно возвращалась и продолжала его снедать.Дождавшись, когда Альберт прикроет окно и снова углубиться в комнату, Юго вернулся к разговору, стремясь подвести черту:— Я уже говорил, если ты хочешь человеческого отношения, если хочешь выйти из подвала, тебе придется признать свои ошибки и принести извинения.

Нужно было видеть, как изогнулась надменная бровь старшего элиатропа.— Извинения?Ему слово вывернуло внутренности, так уродливо исказились его черты. И пока мальчик говорил Килби зачерпнул с земли пригоршню песка и бросил Юго прямо в лицо.— Вот тебе мои извинения! Поступок в высшей степени оскорбительный, хуже пощечины, нацеленный скорее унизить, чем навредить, но этого хватило, чтобы ошарашить и выбить Юго из седла. Этой пригоршней песка Килби хлеще всяких слов, выказал, до какой степени он не уважал и не считался с Юго. Мальчик, не ожидавший такой наглости, тряс головой, отплевывался и судорожно выскабливал песок из глаз.

— Килби! Задави тебя гоббал! Юго был уверен, что Килби воспользуется возможностью и даст деру. Далеко, конечно, не уйдет, но понервничать и поискать себя заставит. Каково же было удивление элиатропа, когда, насилу разлепив ободранные песком веки, он увидел мерзавца, по-прежнему сидящим на бревне. Килби потешался во всю. Тощий, с проступившими ребрами, Килби содрогался от смеха и его обрубок непроизвольно подергивался вслед за туловищем, вызывая в Юго особое омерзение.

—Чтобы мне, извиняться перед вами? Какой же ты наивный, Юго! Я не нуждаюсь в вашем прощении! Ты действительно думал, что я покорно склоню голову и буду ходить по струночке? Думал, ты меня приручишь как зверька, и я буду есть с руки? Не дождешься! — казалось, он ждал целую вечность, чтобы сейчас разом выпалить в лицо все, что так долго разъедало его изнутри.— Значит отправляйся в свой подвал и сиди там, пока не передумаешь! — запальчиво говорил Юго, стараясь силой голоса скрыть свою растерянность и досаду. Но хитреца не проведешь, он знал, что победа осталась за ним.Старший элиатроп, сорвав цветок, стал вдумчиво разглядывать его лепестки. Килби заговорил с легким оттенком печали:—Ты всегда был таким, Юго. Подчинить, сломать, заставить. Говоришь, что видишь меня насквозь, а по существу, ничего обо мне не знаешь. Зато я знаю тебя лучше, чем ты знаешь сам себя. Ты ничуть не изменился. Вы все остались прежними. К чему мне тогда меняться?— Привет дому сему и всем, кто в нему!Такое незамысловатое приветствие могло принадлежать только одному человеку. Юго, словно очнувшись от тяжелого сна, с надеждой обернулся:— Руэль! Увидев старого скрягу, бодро шагавшего по тропинке в тени раскидистого дуба, Юго буквально просиял. Только сейчас он понял, как сильно ему не достает друзей, каким слабым и беспомощным он становится без них.

Мальчик, не стесняясь бросился к старику и чуть не сшиб того с ног. Килби передернуло от отвращения при виде этой трогательной сцены.— Тише, малыш! Повалишь, костей не соберу!—Ушел и даже не попрощался! — журил его элиатроп, — Где ты пропадал?— Я обо всем расскажу! Дай дух перевести, — энутроф сбросил походный рюкзак со спины и принялся разминать хрустевшую во всех направлениях спину. Солнышка весело играло на его гладкой лысине.Старик сделал вид, будто только теперь заметил Килби:— А, Ваше Величество! День добрый! —заговорил энутроф и отвесил ему шутовской поклон, — Как поживаете? Все хулиганите? Ну-ну!

Килби и ухом не повел, обратив на энутрофа внимания не больше чем на муху.— Как домашние? — он снова переключился на Юго, — Слышу карапуз все воюет.— Воюет! И Гругал чуть не сжег подвал, — в присутствии Руэля эта довольно скверная новость, прозвучала комично.— Значит, все в порядке, — заключил старик, и схватив парня за плечо, завернул к себе поближе, — Мне с тобой поговорить надо. Чем раньше, тем лучше.— Альберт меня в таверну послал, там дел невпроворот. Если ты не против посидеть со мной на кухне, пока я буду готовить…— Почему нет, заодно нальешь старику чарку другую промыть горло, накормишь досыта. У меня с голоду живот к спине прилип.— Тогда проходи, Руэль, — и обернувшись к Килби добавил, — Пойду провожу его величество в его опочивальню! Он уже достаточно погулял.Струд расположился на кухне, освободив ноги от деревянных башмаков, измявших ему пальцы до кости. Юго поставил перед ним кружку яблочного сидра. Между нарезкой овощей и приготовлением подливки мальчик поведал о своих злоключениях. Закипавшее в котле жаркое распространяло бесподобный аромат. Закрыв котел тяжелой крышкой, маленький элиатроп опустился на скамейку в полном изнеможении. С потолка свисали гирлянды из пестрых лукавиц и чеснока. Выслушав его до конца, энутроф заговорил:— Это все потому, что ты слабину с ним дал, парень. Он жалость твою чувствует, сердце твое доброе знает. Уже небось просек, что в пустоту не спровадят?

Юго кивнул.— Я с преступниками повозился, знаю их замашки, — с видом большого знатока он поскреб подбородок, — Закуй их в кандалы, свяжи по рукам и ногам, но, если слабость выкажешь, пиши пропало.Они из шкуры вон вылезут, лишь бы верх над тобой взять.— Ну это не про меня, — возразил Юго, — Я не поддамся на его уловки.— Зря ты так, — предостерегал Руэль, — Килби уперся и зубы сцепил, ему сейчас все нипочем. С места не сдвинешь, хоть дубиной лупи. А вот ты, приятель, уже начал сдавать. Из вас двоих первым сломаешься ты.— Ты о чем?— Он ведь умышленно тебя изводит, — старался объяснить Струд, — Ты затеял с ним игры, в которых тебе с ним не тягаться. Нельзя, нельзя его в Емельке оставлять. Не совладать тебе с ним! — сказал он, как отрезал.Элиатроп протяжно вздохнул.

— Подбодрил, Руэль, нечего сказать. Кто же, если не я?— Кто? — старик загадочно приподнял бровь и налил себе еще сидра, — А вот это правильный вопрос. Как раз об этом, малыш, я пришел с тобой говорить.