Глава 6: Среди друзей нет незваных гостей (1/1)

День клонился к вечеру. Через подвальное окно проникали последние косые лучи, скрашивая безрадостные часы узника. Сидя на соломенном тюфяке, Килби корпел над веревкой, стараясь ослабить петлю, стянувшую ему запястье. За неимением второй руки ему ничего не оставалось, как пустить в ход зубы.Он пребывал более чем в мрачном настроении. Висевшая в воздухе гарь и зудевшие на теле следы драконьих зубов напоминали о его провалившемся плане. Выставить себя в роли невинно покусанной жертвы и свалить все на Адамая у него не получилось. Юго раскусил его замысел. Вместо того, чтобы перевести пострадавшего в комнату поуютней, его великодушный братец ограничился тем, что наспех перевязал укусы, попотчевал порцией отборных нравоучений и пинком спровадил обратно в подвал.Как он ни упирался, его снова посадил на привязь и вернули в опостылевшей ему угол, на пыльный, потрепанный Гругалом тюфяк. С каким удовольствием Адамай вязал петли вокруг его запястья! Стоило Килби попрекнуть дракона в том, что он слишком туго их затянул, как Адамай в ответ огрызнулся, что затянул в самый раз, а если он вздумает дергаться, то они затянутся еще туже. Вдобавок к прочему, Адамай в двое укоротил веревку, посчитав, что Килби слишком привольно гуляется по подвалу. Под прогулкой подразумевалось два шага вправо и один влево. Теперь, если Килби надумает прилечь, его привязанная рука так и останется навесу. Нечего сказать, Адамай отомстил по полной. А вот то, что Килби предстоит провести ночь на подгоревшем, выпотрошенном тюфяке, из которого теперь торчала солома, Адамая нисколько не заботило. И насколько Килби мог судить, в наказание за плохое поведение сегодня его оставят без ужина. Как вообще его угораздило попасть в такое глупое положение? Когда Килби привезли в этот богом забытый край, он был настолько слаб, что плохо понимал, что происходит. Он не помнил, как его снесли в подвал, как привязали в первый раз. Три дня он валялся на этом тюфяке, забывшись тяжелым сном. Череда навязчивых, бредовых образов будоражила его воспаленный мозг, удерживая в иллюзорном мире кошмара. Он объяснял это эффектом элиакуба, последствиями слияния с ним. Колоссальный объем вакфу, который он потратил и теперь был вынужден восстанавливать, стали тому причиной. А может, все дело в том последнем ударе, от которого он так и не оправился?Кое как прибрав учиненный погром, Адамай собираясь уходить, пригрозил Килби расправой, если тот вздумает и впредь доставлять неприятности. Ничего, убеждал себя элиатроп, провожая дракона недобрым взглядом, так или иначе, он выберется из этого гнусного подвала. Когда дракон запер за собой дверь и громыхнул задвижкой, Килби взялся расплетать узел. Все ваши угрозы – только слова. Там, в пустоте Юго дрогнул, ему не хватило духу сделать то, что былой Юго совершил не колеблясь. Тогда он был королем, а теперь – всего лишь сын деревенского трактирщика. Чтобы обуздать дух элиакуба и смело распоряжаться им нужна уверенность и внутренний стрежень, которого у сопляка пока не было. Килби мог побиться об заклад, что элиакуб находился где-то за тридевять земель отсюда, не исключено, что в другом измерении. Робея перед его мощью, горе-король поспешил как можно быстрее спихнуть артефакт в лапы одному из этих скудоумных зверюг - Фаэрису или Бальтазару. ?Ты упустил свой шанс, маленький паршивец! – говорил про себя элиатроп – Без элиакуба голыми руками тебе меня не взять?. От свободы его отделяли метр пеньковой веревки, продетой через вмурованное в стену металлическое кольцо. Он воевал с ней уже битый час, тщетно пытаясь ослабить узел и высвободить кисть. Он ругался и отплевывался, пыхтел и рычал. Лубяные волокна намокли и затягивались все туже. Постепенно самообладание начинало ему изменять. Сама мысль о том, что его держат на привязи и низводят до уровня животного, приводила Килби в бешенство. Его охватывал жгучий стыд, что его заставляют ютиться в подвале на жалком тюфяка, мучаться от холода и каждый раз дожидаться, когда кто-нибудь придет и соизволит его выгулять!.. Он поднял голову и увидел, как убывает полоска света на стене. С каждой минутой в подвале становилось все темнее. Потянуло сыростью. Только сейчас он почувствовал, как замерзли его босые ноги. Он бросил взгляд на шерстяное одеяло, в которое ему приходилось кутаться по ночам. Он потянулся за ним, чтобы накрыть озябшие плечи, но тут же остановился. ?Нет, – запретил себе Килби, – сделать это, значит приготовиться провести здесь еще одну ночь, а на это я не согласен!?Конечно, существовал и другой способ выбраться наверх. Способ опробованный и безотказный. Произнести в слух то, что так хочет слышать от него Юго. Слова извинения. Показать, как глубоко он сожалеет о содеянном. Сыграть на ожиданиях глупца, подсознательно желающего тебе верить – что может быть проще. Притвориться. У него это всегда отлично получалось, с горечью подумал Килби. Сверху в таверне зажгли светильники и сквозь щелки, на пол упали желтые полоски света. Он поднял голову. Оттуда доносились голоса, звон посуды, пахло свежеприготовленной снедью. Никому не было дело, что он сидит здесь, проглоченный каменным чревом подвала, вынужденный сквозь доски пола взирать на идиллию их размеренной жизни. ?Притвориться?, – снова повторил про себя элиатроп. Оглядываясь в прошлое, Килби понимал, что притворялся всю свою сознательную жизнь. Ради чего? Чтобы быть угодным для своих братьев. Они вынудили его носить маску. Они не могли принять его таким, какой он есть. Но пружина, сжимаемая слишком долго и слишком сильно, выстрелит с утроенной силой. Они испугались его истинного лица, того, каким неистовым и безумным он может быть. Вернуть его в то никчемное состояние, коленопреклонённое и рабское, им больше не удастся. Килби, вымаливающего прощение, благоразумного и покорного, больше нет. И сейчас, когда они терпеливо ждет его извинений, он не станет заискивать ради их сомнительного расположения, даже ради возможности выйти из подвала. Эти мысли разбередили старые раны и заставили Килби яростней вцепиться зубами в узел. Во рту появился омерзительный привкус крови. Выплюнув остатки волокон, он, превозмогая боль, в последний раз попытался протащить натертую веревкой кисть. Бесполезно. Петли стянулись намертво.Бессильная ярость разгоралась в нем все ярче, затуманивая разум. Вскочив на ноги, он принялся в исступлении рвать на себя веревку. Кольцо гремело и билось о холодный камень. Он уперся босой ногой в стену и ухватившись за кольцо из всех сил дернул на себя. Он чувствовал, как болезненно натянулись жилы, как застучало в висках от натуги. Его рассудок, трезвый и острый, отказывал ему, и он бездумно бросался на стену, рвал кольцо, ослепленный отчаянием и злобой. Эта веревка – неодушевленный предмет, лишенный своей воли и разума – вызывала в нем ярую ненависть. Он был не в состоянии ничего придумать. Бился на привязи как ополоумевшее животное, ощущающее приближении смерти.Опомнившись, и видя тщетность этой борьбы, он остановился. Его худая грудь вздымалась и опускалась от тяжелого дыхания. Нет, он не сдастся. У него оставалось последнее средство. Он вскинул руку и насколько ему позволяли путы размашисто очертил в воздухе границы портала. Душа в нем заныла, когда он увидел, что ничего не произошло. В подвале по-прежнему покоилась темнота, глухая и безразличная. Он пробовал еще и еще, упрямо не желая признавать суровую правду. Эта правда обнаружилась вскоре, после того как он пришел в себя, очнувшись ото сна. Тогда, не сумев открыть портал, он впал глубочайший шок и понял, что с ним что-то не так. Он повторял себе, что просто устал, что пройдет пара дней и способности восстановятся. Но сейчас все повторилось. Сила ушла. Он потух как загашенная свеча. В конец разочарованный, сраженный и убитый, Килби рухнул на колени и горько зарыдал, без слез, надрывно и мучительно. Склонив голову, он стащил с нее потрепанную шапку. Связь с вакфу оборвалась, и сила, составлявшая его сущность, погасла. Прятать под шапкой было уже нечего.- Шинаноме, что ты сделала со мной? Мысли о той, что предала его в минуту, когда он так в ней нуждался, до боли сжимали ему сердце. Хотел бы он ни в ком не нуждаться и просто забыть всех до единого!..После столкновения с Юго на цветущих лугах Эмруба, ему открылась истина. Раньше Килби твердо верил, что элиатропам, единому народу, одной большой семье суждено исполнить великое предназначение и отправиться в бесконечное путешествие по неизведанным просторам Кросмоза. Верил, что они, его единокровные, наконец поймут, почему он был вынужден так поступить, и перестанут его осуждать. Они понятия не имеют, каково это, причинять боль тем, кого любишь.Недалекие, упрямые, невежественные, они не желают видеть дальше своего носа. Им безразлично бескрайнее великолепие Кросмоза. Живут, зарывшись в ворох бессмысленной суеты, загнивают в болоте однообразия, слепы и глухи к пролетающей над их головами сверкающей вечности. Они жаждут затащить его в это болота, сделать из него подобного им, прозябающего в земляной могиле червя. Как они жалки! Но он падет еще ниже, если уподобится им и откажется от мечты. Потребовалось тысячи лет и один меткий удар в сердце, чтобы глаза его наконец открылись, и он увидел правду, которую он так упорно отвергал – он навсегда останется для них чудовищем и предателем, и этого не изменить.Его все еще била дрожь. Глубоко вздохнув, он вернул шапку на голову. Они не увидят его слез и не узнают о его бессилии. А может они уже знают – шепнул ему внутренний голос. Может поэтому так и обращаются с ним, зная, что он превратился в ничто. Он устыдился своего поведения, того, как потерял самообладание и позволил себе так буйствовать. Сыну Великого дракона и богини Элиатроп не пристало ронять достоинства. ?Помни, кто ты? – твердил он в тишине.Килби заставил взять себя в руки. Нужно успокоиться и просто подумать. Он должен дать оценку происходящему с позиции разума, а не эмоций. Он сосредоточился. Даже из тупиковых положений есть выход. Его замысел не дал нужных результатов, но из неудачи тоже можно почерпнуть что-то полезное.Его буквально озарило. Как он сразу не догадался? Килби припал к земле и опершись на локоть, принялся внимательно просматривать поверхность пола. Ему приходилось напрягать глаза. Без очков он сносно видел вблизи, но все, что находилось дальше вытянутой руки, смутно. Должно же было остаться хоть что-то! Стремительно гаснувший день отвел ему на поиски минут десять, пока подвал окончательно не затопит темнота.Взгляд элиатропа споткнулся и остановился на едва различимом предмете, на маленьком бугорке, что притаился под ступеньками. Он скорее догадался, чем разглядел, что это был осколок. По спине побежали мурашки воодушевления. Осколок одного из тех глиняных горшков, что покатились с полки и разбились несколькими часами ранее. То, что нужно! Адамай собрал черепки битой посуды и старательно подмел все осколки, но этот он похоже обронил, когда выносил из подвала побитый хлам. Только он дернулся за драгоценной находкой, как распроклятая веревка, будто бдительный страж, рывком вернула его на место. Он выругался. Слишком коротка. Но это его не остановит. Он лег животом на голый камень и развернулся насколько позволяла ее длина. Его роста только едва хватило, чтобы достать ногой под лестницу. Казалось, под ступенями было холодней, чем снаружи. Пошарив наугад, он быстро нащупал осколок. Вот он - прохладный и гладкий. Он согнул ступню и аккуратно, что бы осколок не отскочил, стал пододвигать его к себе. Спустя минуту Килби уже крутил его в руке. Он провел пальцем по сколу и нашел его вполне острым чтобы перерезать веревку.– Звездочка ясная, в синеве плывущая, освети мне путь-дорогу, – замурлыкал элиатроп строки древней, как он сам песенки. ***Когда принц Арманд в сопровождении отряда воинов достиг пределов Емельки, живописная долина была вся залита золотом вечернего солнца. Принц натянул поводья индюдрака и остановился. Перед ними, огражденная высокими берегами, плавно и безмятежно катила свои воды равнинная река. Вмурованные в дно каменные опоры удерживали перекинутый через воду мост.Проселочная дорога уходила вглубь холмистой долины и открывала вид на разбросанные посреди поляны деревенские домишки. Принц, одетый в дорожный костюм, в грубых перчатках для верховой езды, сосредоточенно всматривался в их беленые стены и синие черепичные крыши. Три дня его отряд почти без отдыха гнал индюдраков, чтобы как можно скорей сюда добраться.Следовавшие за ним воины остановились позади. Они были облачены в дорожные плащи с накинутыми капюшонами. Их индюдраки, утомленные долгой дорогой, переминались с ноги на ногу и клонили к земле свои перетянутые уздечкой морды.В собранный принцем отряд входили два стражника садида и четыре лучника кра. Во главе их стоял начальник стрелкового отряда Сарвиз. Он служил королевскому дому Шеран Шармов вот уже двадцать лет и в вопросах безопасности был всегда единодушен с молодым принцем.Сарвиз поравнялся с Армандом. Его длинные белые волосы были схвачены в высокий тугой хвост, с тонкого лица свисала седая борода. Он перехватил поводья и под запыленным плащом мелькнула алая кираса командующего. Сарвиз хорошо знал принца. Плотно сжатые губам, стиснутый в руке хлыст, неподвижный, обращенный внутрь себя взгляд – все выдавало его напряженность и неуверенность. Пока они находились в дороге, принц твердо верил в успех задуманного предприятия, но в преддверье облавы заколебался.– Ваше высочество! Угодно ли вам будет разбить лагерь? – спросил Сарвиз.Принц понял, что начальник стрелков разгадал его внутренние сомнения, и не смог скрыть раздражения: – Нет! – отрезал он и подтянул украшенные медными бляхами поводья, – Об этом не может быть и речи. Медлить нельзя. Мы должны застать их врасплох! – принц обернулся и объявил, – Нам нужно разделиться. Я и еще двое, – он указал на воинов садида, – войдем в деревню по главной дороге и отправимся прямиков к дому элиатропа. Ты, Сарвиз, бери своих лучников. Зайдите со стороны леса. Окружите Емельку и держите под наблюдением все выходы. Никто не должен покинуть деревню без нашего ведома. Сарвиз разделил отряд на две группы. Первую он отправил вверх по реке, вторую вниз. Обе должны были подойти к селению с боков и затаиться в окаймлявшей его лиственной роще.– Ваше Высочество, на случай если не все пойдет так, как мы планировали ранее…– Если Юго вздумает упорствовать и продолжит укрывать лжекороля, я подам знак, и мы зажмем их в тиски! – решительно говорил принц, – Он там, мое чутье меня редко подводит. Если потребуется обыщем всю Емельку. Милаш! – позвал принц.– К вашем услугам, мой господин, – послышался бархатный голос экафлипа. Серой тенью он скользнул из-за спины Сарвиза и, мягко коснувшись лапами земли, предстал перед принцем, – Каким образом ваш покорный слуга может быть вам полезен? Шпион проделал путь обратно в Емельку вместе с принцем, позволив себе роскошь устроиться позади седла начальника стрелков, на крупе индюдрака, там, куда обычно крепили поклажу. Его разные желто-голубые глаза выжидающе смотрели на Арманда.– Отправляйся в таверну вперед нас. Наблюдай за происходящим со стороны. Что бы ни произошло оставайся незамеченным. Обо всем, что увидишь расскажешь мне после.– Будет выполнено! – раскланявшись, экафлип в два прыжка достиг моста и, балансируя на поручнях, с легкостью солнечного зайчика перемахнул на противоположный берег. Он скрылся среди деревьев, склонившихся к дороге. Сарвиз с недоверием смотрел вслед экафлипу. Оставшись с начальником отряда наедине, принц заговорил приглушенным голосом:– Полагаю нет необходимости напоминать, что действовать следует крайне деликатно. От этого будет зависеть репутация и честь королевства.Сарвиз, понимающе кивнул. Он прекрасно осознавал, что под репутацией и честью королевства принц подразумевал свою собственную. Развернув индюдрака, начальник стрелков последовал вдоль берега за лучниками.Проводив его взглядом, принц Арманд уверенно пришпорил своего скакуна и направился в сторону моста. Над душистыми прибрежными кустами поднялся вечерний туман. За принцем последовало сопровождение. Мост был достаточно широким, чтобы вместить всех. Переваливаясь на своих мощных устойчивых лапах, индюдраки один за другим стали подниматься на выложенный брусьями трап. Невольно принц покосился вниз, в темную, померкшую в сумерках глубину, неспешно и величаво проносившуюся у них под ногами.Когда они добрались до середины, Арманд смутно ощутил, как мост едва заметно накренился, словно его легонько повело в сторону. Его спутники тоже это заметили и встревожились. Однообразный шепот воды нарушил болезненный, протяжный скрип деревянных частей. – Ваше Высочество, – он услышал, как дрогнул голос стражника, – Мост!– Сохраняем спокойствие, мост достаточно прочный чтобы… Наперекор заверениям Арманда, вся конструкция стала упрямо заваливаться на правый бок. Индюдрак под его седлом высоко закинул голову, захрапел и в ужасе стал пятиться назад. Арманд еще туже натянул поводья, принуждая животное двигаться вперед, желая как можно быстрее преодолеть оставшееся до берега расстояние, но бесполезно – в страхе за свою жизнь животное напрочь перестал слушаться наездника. Арманду сделалась нехорошо при мысли о неизбежности падения.Раздался треск, за ним второй и опорная конструкция, удерживающая их, переломилась надвое. Мост опрокинулся набок. Потеряв опору под ногами и чувствуя, что падает, принц призвал себе на помощь лозу. Изогнувшись, она взметнулась с противоположного берега, но ухватиться за нее как следует принц не успел. Грохот рухнувшего моста, крики, плеск воды оглушили Арманда и на какое-то мгновение он ничего не видел и не слышал, оказавшись в студеных объятиях реки. Принц вынырнул на поверхность и тряхнул головой. По плечи в воде, огорошенный, он жадно хватал воздух, силясь вернуть самообладание. Вода была не очень глубокой и течение не слишком быстрым, однако, навалившись всем своим весом она принуждала его переставлять вязнувшие в иле ноги. Он выругался, закашлялся, снова выругался, и откинул с лица слипшиеся волосы. В нескольких метрах от него, с обезумевшими глазами, задыхаясь и вереща на всю округу, бултыхались его солдаты. Индюдраки сориентировались куда быстрее. Вытянув тощие шеи, они перебирали лапами под водой не хуже водоплавающих птиц. Подхваченные течением они стремительно гребли к берегу. На волнах проплывали их дорожные плащи и сумки. Увидев покачивающуюся на воде чью-то сандалию, принц только сейчас ощутил, что левая нога у него босая.– Прекратить панику! Сейчас же умолкли! – вне себя кричал Арманд, – Хватайте индюдраков! Хватайте поводья! Тащите их на берег! Их теченьем отнесет обратно в Садида!Тем временем, спрятавшись среди ветвей дуба, за громогласным обрушением моста наблюдали Персидаль и Евангелина.– Точно в яблочко! – веселился иоп, подпрыгивая на своей ветке, – посмотри, как точно я все рассчитал. Подломилась как раз вовремя! Ты только посмотри на них! Барахтаются как гуси! Евангелина не разделяла восторгов иопа, ей было совестно наблюдать за происходящим. Она ощущала себя грязной разбойницей, бворком, одной из тех, кто подкарауливает достойных граждан, подпиливает мосты или валят на дорогу деревья, чтобы проще было грабить. – Если в итоге все вскроется, решетка и разовое питание нам обеспечено, – мрачно сказала кра, наблюдая за тем, как садида силятся вытащить на берег индюдраков. У несчастных животных разъезжались лапы, они поскальзывались на влажной траве склона, снова и снова скатываясь в воду. Садида приходилось подталкивать их сзади, чтобы вытащить наверх. Не столько была страшна река и его течение, сколько крутые, неверные берега. – Подумаешь, – Гроуви махнул рукой, – малость освежились после дорожки! Уверен Амалия уже в Емельке и обо всем предупредила Юго. Арманд ничего не докажет.Евангелина видела, как принц, призвав лозу, выбрался по ней на берег и оттуда раздавал указания нерадивым подчиненным. Мокрый, с разметанными волосами, он злился и размахивал руками. Снимая с себя всяческую вину, иоп продолжал:– Амалия велела задержать Арманда. Времени было в обрез. Что еще нам оставалось?Евангелина старалась не думать о бедных жителях Емельки, которых они с Гроуви оставили без дорожного сообщения с внешним миром. Уйдут недели на починку и восстановление моста. Она принялась спускаться с дерева.Иоп опрокинулся назад и ловко спрыгнул в траву.– Куда теперь? – придерживая кра за талию, он участливо помог ей спуститься. Отряхнувшись, она заговорила:– Могу поспорить, что пущенный вперед экафлип и был тем шпионом, о котором говорила Амалия. Попробую его перехватить.