1. (2/2)
Я снял с Кенни его испорченные наушники, швырнул куда-то в ноги. И только сейчас заметил красные пятна на шее. Осторожно отогнув ворот майки, нашел несколько неглубоких царапин и следы от укусов.
…почему толстовка сухая и совсем не пахнет? А губы опухли от борьбы с пылесосом? Только не говорите, что и этот день он провел черт знает с кем!— Ну же, Кенни, давай. Приходи в себя.Шлепки по щекам.
Кто-то отчаянно тряс за плечи, лохматил волосы, пытаясь достучаться до затуманенного разума.Кенни с трудом разлепил глаза, попытался сфокусировать взгляд, но вместо этого перед самым носом поплыло жирное темное пятно с редкими рыжими брызгами. Плыло до тех пор, пока не сформировалось в нависшего над диваном рыжеволосого парня с пирсингом в нижней губе.
— Морт? – пролепетал Кенни на одном дыхании. Во рту клацнул о зубы металлический шарик.
— Он самый, — усмехнулся рыжий, роняя свое тело рядом на диван.Морт был лингвистом. Четвертый курс филологического, собственная небольшая рок-группа и частые выступления в подпольных клубах. Он был одним из тех, кто от большой любви пичкал Кенни разномастной травой, а потом его, расслабленного и размякшего, как кисель на солнце, трахал прямо на этом самом диване.
— Как себя чувствуешь? – Морт провел рукой по обесцвеченным волосам юноши, взлохматил заколотую невидимками челку.
— Хреново, — просипел он в ответ.Кенни не солгал ни разу. Голова трещала, в животе точно пружина скрутилась, в любой момент готовая выплеснуть наружу литры выпитого. Пойло, к слову, отстойное. Какая-то дешевая водка, выдохшееся пиво, стащенный из отцовского кабинета коньяк пятилетней выдержки – единственная стоящая вещь, которая потеряла весь свой шарм в желудочном коктейле. А еще у него дико болело горло. Завтра с одиннадцати вечера и до четырех утра они выступают в ?Бессоннице?. На нем как на солисте лежала важная миссия. Осталось надеть красные трусы поверх синих трико и ощутить все тяготы жизни великого.
— Держи.Морт выудил из кармана самокрутку, повертел ей перед самым носом Кенни. Тот отчаянно захлопал длинными ресницами, пытаясь поймать в фокус скачущий белый пятачок.
— Неа, не хочу…— Что значит ?не хочешь?? – возмутились где-то сбоку. – Для тебя готовил, сальвия. Отменная вещь.
— Не хочу, — жалкая попытка отмахнуться провалилась.— Ну же, Кенни, — холодная рука скользнула под воротник толстовки. Морт был абсолютно трезв. Он умел пить, его не сносило с двух стаканов, а еще он был мастером развода. Вот только с Кенни он не брал ни копейки, предпочитая другой вид оплаты.— Отвали, — Кенни скинул его руку, попытался встать. Ухватился за прожженный бычками подлокотник, аккуратно поднялся на дрожащие ноги. Вниз тянула тяжелая сумка.
Нашарив в кармане мобильный, он долго пялился в сверкающий белый экран, пока не додумался ткнуть на кнопку вызова. Дима. Вот только на том конце кроме длинных гудков не раздалось больше ни звука. Он же всегда брал трубку! Всегда! Даже когда Кенни звонил ему в три ночи с просьбой пустить переночевать, чтобы озлобленный отец и рыдающая от горя мать не спустили с отпрыска три шкуры.
— Ну, давай, — прошептал он одними губами, вновь и вновь набирая родной номер.Морт за его спиной запрокинул голову на спинку дивана, прикрыл глаза. Перекатывал в пальцах самокрутку, насвистывал под нос какую-то незатейливую мелодию, из новенького, так сказать. Приоткрыв один накрашенный глаз, покосился на прислонившегося к стене Кенни. Как-то судорожно сжимает телефон, бормочет невесть что, теребит низ толстовки.
У Морта было железное терпение. Мать-алкоголичка, бабка-деспот и еще целый набор представителей людских пороков воспитали в нем железную волю. Он умел выбираться из любого дерьма, научился зарабатывать деньги, успевал при этом учиться, исправно сдавать зачеты и сессии. Он мечтал окончить универ с красным дипломом и в двадцать семь жениться на симпатичной простушке с пятым размером бюста. А еще он был жутким собственником, и номером один в его списке желаний был Кенни — сынок богатых родителей и легкие деньги.— Эй, хватит уже, — лениво протянул Морт, поднимаясь с дивана.
Кенни вздрогнул, оглянулся, пнув ногой пустую бутылку. Та с грохотом упала на бок, укатилась в дальний угол.— Держи.Трава снова появилась перед носом.— Не хочу, Морт… Я лучше пойду.— Ага, так я тебя и отпустил.Морт силой усадил Кенни на диван, заставил взять в зубы косяк. Достал из кармана зажигалку с голой сверкающей бабой, долго любовался на занимающийся кончик. Сначала начала тлеть бумага.Кенни закрыл глаза. Телефон выпал из расслабленных пальцев. Он дышал тяжело и глубоко. Воздух свистел в его легких. Щеки тут же налились румянцем, а руки мелко задрожали.
— Ну, хорошо? – слащаво улыбнувшись, поинтересовался Морт. Забрал косяк, затянулся сам.— Ага… — выдохнул Кенни вместе с сизым дымом. Ему казалось, что его тело – одно сплошное облако. Легкое, невесомое. Перед глазами скакали радужные точки, голова от обилия спиртного больше не болела. Зудящая мысль о Диме куда-то улетучилась, ее пустующее место тут же заполнили цветастые картинки морского побережья с зеленым песком и красными пальмами. Он не чувствовал холодного металла лежащего рядом телефона, не ощущал прикосновения губ к своей шее. Не пришел в себя даже тогда, когда пальцы отвернули ворот толстовки и скользнули вниз, вдоль линии живота, к пряжке оранжевых джинсов. Он отвлекал себя тем, что катал во рту металлический шарик штанги на языке. А потом, сквозь сбитое дыхание и разноцветные брызги перед самым носом, услышал несколько оборванных фраз:— Давно не виделись…
— …снова он!...— …дай мне тоже!...— …отменная…— Какой узкий!— Кончай с ним…На этом для него все кончилось. А когда вернулся в реальность, то смог разглядеть лишь мигающие огни, проносящие мимо со скоростью звука. Тело ломило, в голове тревожно гудели пчелы. В висках бухала кровь, а сердце клокотало под самым горлом. Дико болели поясница и задница, последняя особенно. Ладони липкие, точно кто-то окунул их в банку с медом, а вокруг витает странный, знакомый, но с трудом узнаваемый аромат.Чья-то рука до боли сжала костлявое плечо, заставив окончательно придти в себя и широко распахнуть глаза. Они ехали в машине, на заднем сидении. На переднем рядом с водителем — кто-то еще. На фразу сидящего рядом Морта:— О, пришел в себя? – пассажир оглянулся, плотоядно осклабился, одарив Кенни самым дружелюбным взглядом, на который был способен. Прибывающий в прострации фанат Южного Парка смог поймать в фокус лишь темные волосы и красные линзы, блеснувшие в свете проехавшего мимо автомобиля.— Куда…едем? – прошептал Кенни одними губами, прижимаясь спиной к Морту. Тот улыбнулся.— К тебе домой.— Не надо туда, — с трудом сглотнул ком в горле. – Лучше…— К твоему Диме?В ответ вымученно кивнули.Морт назвал адрес, небритый водитель такси цокнул языком, выкрутил руль. Машина резко вильнула влево на скользком от дождя асфальте. В бликующих лужах отражался ночной город, светлячками расплывались огни фонарных столбов. Потухшие витрины магазинов растягивали размытый дождем силуэт такси словно жвачку. Кенни видел в зеркале заднего вида свои потухшие, посеревшие глаза. Видел растрепанные волосы и руку Морта, рассеянно поглаживающую его по голове. А еще, совсем немного, хищный прищур сидящего на переднем сидении незнакомца, который кидал на отражение Кенни такие же заинтересованные взгляды.
— Приехали, — шепнул Морт на ухо. – Не забудь, завтра в одиннадцать выступление.
Мелкая дождевая пыль бросилась в глаза стаей голодных комаров. Кенни пошарил рукой в кармане, одной ногой на улице. Сунул кому-то в руку снятые деньги как вклад за проезд. Несколько неуверенных шагов в сторону подъезда. Он оглянулся, открывая на себя металлическую дверь. Такси все еще стояло у тротуара. Он не видел глаз Морта и того парня, но знал, что те наблюдают за ним с жадным интересом.Дверь тяжелым засовом перерубила гул залитой грязной водой улицы.
Привычный уют накрыл с головой. Мгновенно. Злосчастный порог только прыгнул под ноги голодной собакой, но крепкие руки не дали упасть. Кенни улыбнулся бы и поблагодарил, но смог лишь зацепиться пауком за шею и затараторить на ухо рваные, несвязные фразы. Он был готов разрыдаться как девчонка, но горло раздирало изнутри, мог только шептать. Он не ел с самого утра, пружина в животе сжималась с новой силой, но теперь не грозила распрямиться и выстрелить наружу желчью. И, слава богу. Он бы не смог смотреть ему в глаза после такого. Хотя…это не единственное состояние, в котором Кенни представал перед Димой. Бывало и хуже, но сейчас хреново как никогда. Какое к черту выступление?! Да пошел он в зад, этот Морт!
— Иди в кровать.Он бы с радостью, вот только перед глазами лишь протертый от хлебных крошек стол и мелкие назойливые мушки, вспыхивающие в самых уголках небольшой кухни. А еще стены, что неустойчивыми линейками болтаются из стороны в сторону, норовя упасть и придавить, оставив мокрое место с размозженным черепом.
Какая-то девка. Голый зад еле прикрывает пуховое одеяло. Торчащие ноги с растопыренными пальцами, растрепанные волосы на подушке, синяк на лице. Что еще за тварь?! Лера? Неужто та самая? А это что за фигня рядом? Рукавичка? Какого она делает здесь?...В спину грубо толкнули. Кенни не ожидал подвоха и повалился на кровать. Некоторое время возмещал потери воздуха, после чего захлебнулся приятным домашним ароматом и недовольно заворчал в сторону хозяина квартиры. Тот смотрел на него со смесью презрения и жалости. Ублюдок. Не это нужно!
Рукавичка по-кошачьи взвизгнула, сиганула на пол. Кенни удивленно вытянул шею. Вот это да! А можно и ему такую? Бегающая рукавичка! Где Дима раздобыл этот девайс? Утром не забыть выяснить…
Я так и не смог заснуть. Кажется, уже девять. Или около того. От одной лишь мысли, что вот я, весь такой эгоист и лентяй, сижу на подоконнике, в том время как остальные трясутся в забитых маршрутках и кряхтят в переполненных автобусах, меня разбирал беспричинный смех. Приятно наблюдать за тем, как работают другие, стоя в стороне. Еще лучше раздавать указания и тыкать носом в ошибки и промахи. Мол, я знаю, как это работает, дайте инструкцию, а вы, плебеи, пресмыкайтесь у моих ног…Я посмотрел на настенные часы. Все-таки сейчас лишь половина седьмого. На кровати сопят двое. Кенни каким-то образом умудрился забраться под одеяло, и сейчас бессовестно перетягивал его на свою сторону. Вот отморозит Лирка зад, будет виноват. Котенок шарился где-то в области кухни. Я никогда не заводил домашних животных, не знал, как за ними ухаживать и чем кормить. Понятия не имел, чем развлекать несмышленый комок шерсти, требовательно царапающий дверь в ванную. Магазины откроются в девять, а, значит, до того времени пусть сосет лапу.Поудобнее устроившись на узком подоконнике, уперся спиной в стену. На коленях альбом с набросками. Нам говорили делать зарисовки людей: движения, позы, выражения лиц, жесты… Перевел взгляд за окно. И зачем, интересно, в такую рань выгуливать ребенка в коляске, попутно ругаясь с идущим рядом пьяным мужем? Женщина вроде симпатичная, но с моего третьего этажа мало что разглядишь. Машет руками, шагает широко. Вздымаются полы плаща, застегнутого лишь до половины. Коляска синего цвета с пародией на москитную сетку поверх лица ребенка. А муж… Знаете, напоминает Кенни. Выписывает ногами такие же кренделя, как если бы был под кайфом на беговой дорожке спортивного зала…
С соседней улицы вырулил автомобиль. Натужный скрип покрышек, две черные полосы позади. Странно петляет из стороны в сторону. Семейная пара остановилась на красный свет, кроме них на улице никого. Женщина выпустила из рук коляску, влепила мужу, облокотившемуся на фонарный столб, пощечину. Тот лишь лениво отмахнулся. А автомобиль, виляя задом как заправская шлюха, не сбавляя скорости, несся на мигающий желтый. На мгновение перед глазами возник образ шахматной доски с разлетающимися фигурами, которые смахнула чья-то могучая длань…
Коляска, съехав с тротуара, скользнула на проезжую часть. Женщина спохватилась, бросилась следом. Мужчина протянул за ней руку, но поймал лишь пустоту. Даже сидя на подоконнике, я видел, как в немом крике раскрылся его рот, когда коляска ввинтилась пулей в небо, выплевывая маленького человека в холодный воздух. Кажется, я даже услышал хруст костей от столкновения со столбом. Женщина повисла на капоте тряпичной куклой. Ее мотало из стороны в сторону, пока колеса не подмяли податливое тело под себя. Черной колее от покрышек в начале улицы вторила красная полоса в ее конце.
Автомобиль резко остановился, а потом снова рванул с места, но с уже большей скоростью. То, что осталось от женщины, отлетело на несколько метров вперед. То, что осталось позади, медленно волочилось по влажной от крови пыли. А мужчина так и стоял с протянутой рукой, перебирал ногами и хлопал ртом.Я глубоко вдохнул. Вряд ли тот, кто оставляет после себя кровавые следы, далеко уедет. Слез с подоконника, дотащил себя до телефона и набрал номер экстренной службы. Забавно, но руки дрожали. С трудом вспомнил название улицы, да и говорил так тихо, что на том конце несколько раз переспросили.
Я оглянулся на подоконник. На бумаге полосы черного грифеля, тонкое древко карандаша сломано. Надо же, как разволновался! Из глубины поднялась волна истерического смеха. Я съехал спиной по стене, закрыл лицо руками. Как же это просто. Умереть. Каждый раз, когда мимо меня по грузовой дороге, по которой я когда-то ходил на занятия, проезжали дальнобойщики на своих фурах, я шарахался в сторону. Боялся, представлял, что вот такая махина наедет на меня. Что будет? Точнее, что останется? А если переходишь железную дорогу и случайно застреваешь на путях, не важна причина, и краем уха ловишь сигнал приближающегося поезда? Или натыкаешься животом на лежащий на столе нож, спотыкаешься, стоя на обрыве во время любования закатом, захлебываешься в то время, когда под водой сводит ногу, глотаешь обезболивающие после принятия спиртного и чувствуешь, как в животе скручивается губительный спазм…
Голой коленки коснулось что-то холодное. Я вздрогнул от неожиданности, отнял от лица дрожащие руки. Торчащие уши котенка просвечивались сеткой капилляров. Были видны небольшие сгустки крови там, где пролегал ровный разрез. Большие, доверчиво распахнутые глаза смотрели со странной мольбой, и я понял, почему так не люблю кошек. Вспомнил, как зимой видел у подъезда заиндевевший трупик с торчащими лохмами покрытой инеем шерсти. А еще как дворовая собака терзала зубами, смыкала челюсти на крошечной голове с такими же вот ушами.
Я сгреб котенка в охапку, с трудом поднялся на ноги, дополз до кровати. У Кенни подрагивали ресницы, и я испугался, что разбудил его. Он шумно вздохнул, раскинул руки, перевернулся на спину. Я без тени стеснения положил голову ему на плечо, ткнулся носом в покрытую засосами шею, сунув котенка между нами. Сзади подперла локтем Лира, сквозь сон прошептала нечто вроде:— Пока не хочу, — и снова ровно засопела.