1. (1/2)

Стрелка часов, медленно ползущая по циферблату, показывала ровно пять утра. Комната, казалось, была залита голубым сиянием. Металлическая ручка электрического чайника влажно поблескивала в первых брызгах солнечного света, который, дробясь, просачивался сквозь решето кружевного тюля. Из крана медленно капала вода, на краю раковины уже не первый день пылились немытые кружки с застывшими шоколадными ободками старого чая. Гора немытой посуды, назойливая уха под самым потолком, нашедшая приют на перевернутой чаше люстры.Я с трудом перевернулся набок, усиленно заморгал. На подушке, возле лица, спала кошка. Котенок. Крошечный пестрый комок шерсти сладко потянулся, впечатав лапы мне в щеку, зевнул, даже глаза не продрал. Левое ухо расцарапано, правое вообще порвано, но так ровно, словно кто-то нарочно разрезал его ножом на две аккуратные половинки. Короткий хвост несколько раз требовательно саданул по краю одеяла.Я посмотрел поверх кошачьих ушей на спящую на второй половине кровати девушку. Спутанные рыжие волосы, бледное лицо с подрагивающими ресницами и плотно сжатыми губами. Тонкие руки со стертыми до крови костяшками пальцев судорожно сжимают край подушки. Она спала в моей майке на три размера больше, кружевных трусиках и белых носках. Я чувствовал ее горячее, неровное дыхание, скользящее прикосновение ее голых ног под одеялом. Она дрожала во сне, причмокивала губами. Было видно, как перекатывались под тонкой пленкой век глазные яблоки.

— Лира, — сонно позвал я, осторожно касаясь рукой ее холодных пальцев.

По бледному лицу пробежала судорога, но глаз Лира так и не открыла.И какого черта я проснулся так рано? Суббота. Через три часа на занятия, но я как всегда не пойду, а Лира просто не сможет. Ее тело все еще покрыто сыпью сиреневых синяков, а ссадина на правой скуле пройдет нескоро. А еще по другую сторону кровати мучается от галлюциногенных кошмаров Кенни, прижимает в груди сжатые в кулаки пальцы, что-то тихо бормочет.Я вздохнул, перевернулся на спину, вперился взглядом в потолок с неугомонной мухой.Я всегда обходил стороной студенческое общежитие. Дело было не только в строгой комендантше и охраннике, от которого разило за километр. Меня пугали облупившиеся стены, пропитавший воздух запах сырости и несвежих продуктов. Под ногами умоляюще скрипели доски, на лестницах лежало бетонное крошево, а если кто сильно хлопал дверью, то штукатурка осыпалась в соседних комнатах. Но в этот раз у меня была причина переступить заветный порог и встретиться взглядом с сидящей за конторкой суровой женщиной.— Куда путь держим? – довольно девичьим для своей внешности голосом спросила она. На столе лежала коробка карточек с номерами комнат.

— В триста пятую, — ответил я, вытаскивая студенческий.

Тетка сцапала его длинными наманикюренными пальцами, всунула в карточку с номером триста пять и кивнула головой, мол, иди. Ну, я и пошел.Длинный коридор со странными, совершенно неуместными ступенями. Стены обклеены рисованными газетами, фотографиями. Кое-где порванные расписания занятий, а то и вовсе похабщина, написанная маркером на последнем издыхании.

Я свернул вправо, скользнул на лестничный пролет и взлетел на третий этаж.

Не пусто, как всегда. Блондинка в розовом халате и с размалеванным лицом отпирает задом дверь, держа в руках кастрюлю с дымящейся картошкой. На подоконнике в конце коридора курят старшекурсники. Пол усыпан мусором и растертыми в пыль окурками. Урны по углам ломятся от разноцветного содержимого. Затянутые мутной пылью окна почти не пропускают солнечного света, а электрические лампочки над головой мигают как припадочные.Триста пятая комната – прямо по коридору, третья дверь слева. Я расстегнул ворот плаща, вздохнул. Телефон в кармане требовательно завибрировал. Выглянувший из триста третьей черноволосый парень в очках на кончике носа хмыкнул, ткнул в мою сторону полуистлевшей сигаретой, зажатойв крючковатых пальцах:— Если ты за той припадочной девкой, то забери ее быстрее. С обеда ругаются, заебали уже.Я поджал губы, не удостоив вечно недовольного Артема и взглядом. Со своими заскоками мог бы помолчать. Как будто его постоянная гульба и бабьи вздохи по ночам никому не мешают.Я остановился возле нужной двери, занес, было, руку для ”постучать”, но так и замер. Раздался девчачий визг, что-то с грохотом упало на пол и разбилось. К самой двери подкатился один из осколков, звучно стукнувшись об обшивку.— Бесишь, сука! Какая хуя эту мразь притащила?! Может, еще бомжа приведешь? Здесь тебе не приют для бездомных!Удар.

Я распахнул дверь, даже не подумав о том, что она может быть заперта. Замок с треском вылетел, заскользил по дощатому полу коридора. В глубине комнаты замерла с занесенной над головой, сжатой в кулак рукой Марина. Русая, некрасивая, самовлюбленная взбалмошная баба. Истеричка и просто дура. Бесит меня так же, как и кошки.Я без тени стеснения переступил порог. Под ногами хрустнули осколки граненого стакана. За спиной, в коридоре, стали распахиваться двери. Удивленные студенты выглядывали, воздух постепенно наполнялся гуломголосов. Зашевелились даже приросшие к подоконнику курящие старшекурсники. Я, не разуваясь, прошел в комнату, с размаху отвесил Маринке пощечину. Она успела лишь распахнуть глаза и рот в немом удивлении, да так и шлепнулась на пухлый зад, прижимая руку к саднящей щеке.— Совсем охуел, Малевски?! – взвизгнула она, мастерски скрывая слезы за истерикой.

Я хотел было пнуть ее ногой, но вовремя вспомнил, что поднимать руку на девушку, не говоря о ноге, вообще-то, некрасиво. Но почему этот запрет не распространяется на самих девушек, которые могут с легкостью оттаскать друг друга за волосы и приложить башкой об косяк?В углу между кроватями, сжавшись в комок, сидела Лира. Нет, она почти лежала на полу. Казалось, вот-вот провалится в стенку, так сильно вжалась в нее спиной. Голова опущена, колени подтянуты к самой груди, а в руках пестрый котенок. Грязный, замызганный, с испуганными желтыми глазищами на полморды.

Ненавижу кошек.Лирка подняла на меня заплаканные глаза, захлопала ртом как рыба на воздухе, но не издала ни звука. Я только сейчас заметил синяки на руках и бедрах, ссадину на скуле. Руки у нее были в крови, и я испугался, что Маринка совсем с катушек слетела. Но, бросившись перед ней на колени, понял, что это кровь из рассеченного ножиком кошачьего уха, прозрачного, прижатого к голове.— Марина! – зашипел я, оборачиваясь.Та уже поднялась на ноги. Вздернула подбородок, посмотрела на меня как на дерьмо.— Ты совсем с ума сошла?! Тебе сколько лет?— А пусть не тащит в комнату всякую хрень! – вызверилась она. Только клыков не хватает. – Притащила сегодня утром эту шваль! А что в следующий раз? Бомжа или наркомана какого?!Ее некрасивое лицо еще больше исказилось злобой. Раскосые карие глаза метали молнии, грудь тяжело вздымалась. Никогда не понимал, почему девушки с комплекцией, далекой от идеала, носят короткие шорты и обтягивающие топы. Отвратительно. Так и хочется отрезать этот спасательный круг, заменяющий талию.— Рот закрыла, сука, — кажется, я сказал это слишком спокойно. – Лирка, вставай. Ко мне пойдешь.— Вот-вот, забирай отсюда эту мразь. Заебали оба! – перешла на ультразвук Марина. Всплеснула руками и вылетела из комнаты, пнув по дороге отлетевший дверной замок.Лира всхлипнула, заревела белугой. Я прикусил губу, попытался рывком поднять ее на ноги, но она, как назло, упала обратно, сильнее прижала к себе пищащего котенка. Я сплюнул, схватил с кровати рюкзак и покидал в него первое, что попалось под руку: какие-то штаны с капроновыми колготками, мятую блузку, два шарика белых носков, коробку пастели и косметичку. Метнулся в ванную за зубной щеткой и мочалкой.

В коридоре был настоящий аншлаг, возглавлял который Артем. Эта сволочь, сжимающая в руке новую сигарету, широкими жестами описывала масштаб трагедии, стоя к комнате спиной. Через его плечи косились в мою сторону удивленные, обезображенные жаждой зрелищ лица. Маячила на горизонте еще одна Лирина сожительница Маша. Хорошая девка, только пассивная до ужаса. В глазах испуг. Она махнула мне рукой, я лишь угрюмо кивнул, выходя из ванной.— Лира, пошли! – рявкнул.Она вздрогнула, оперлась одной рукой о спинку кровати, поднялась на дрожащие ноги. Я закинул рюкзак себе за спину, ей же на плечи набросил снятый с крючка потрепанный плащик.

— Артем, захлопнись, — проворчал, переступая порог. Лиру я поддерживал за талию. Она все еще хлюпала носом, размазывая испачканными в крови руками слезы по щекам.— Маш, Лерка будет жить у меня. Остальные вещи заберу позже, замок починю.Маша кивнула, указала взглядом на стоящую в отдалении и нервно курящую Марину. На пухлой щеке все еще алел след от удара. Драть таких сук надо. Стегать плетками на глазах у вожделенной толпы, резать на мелкие куски, снимая острием лезвия подушечки пальцев. Заживо сдирать кожу и поливать лимонной кислотой…

— Тоже мне, герой нашелся, — сказал, как плюнул, Артем. Я жестами объяснил ему маршрут, по которому стоит сходить в целях чисто профилактических, растолкал толпу и свернул на лестничный пролет. Лира, держащая одной рукой котенка, другой обхватила мои пальцы. Я лишь вздохнул, сжимая ее руку в ответ.У комендантши в глазах застыл немой вопрос, а охранник, дремавший на стуле, мигом протрезвел.— Ты что, избил ее?!— Если бы я, — усмехнулся, без спросу вытаскивая из коробки свой студенческий и пряча его в карман.Как ни крути, а здесь живут дети. Большие, лишенные родительского внимания дети. Они свободны, полны жизни и энергии. Если снять студенческую жизнь на камеру и показать мамам и папам…Кровожадная мечта потонула в звуках оживленной улицы. Лира плотнее закуталась в плащик, сунув за ворот грязного котенка. Поправила наспех натянутые сапоги, потянула загазованный воздух носом. Холодный осенний ветер сыпанул нам в лицо влажной пылью, заставив чихнуть. С неба полилась холодная вода.Я сунул руку в карман, вытащил телефон и деньги. Два пропущенных от Кенни, а кровных едва хватит на такси. Не везти же Лиру в таком состоянии в общественном транспорте?Выйдя на тротуар, махнул рукой проезжающей мимо машине со знаком на крыше. Та мягко затормозила, приветливо распахнула двери. Я схватил Лирку за шкварник, насильно впихнул внутрь, залез следом, на автомате отчеканив хмурому водителю адрес. Еще бы он нам улыбнулся! Такому лохматому мне и такой неряшливой, с кровью вперемешку со слезами на щеках, Лире.Переступив порог родной квартиры, первым делом повел ее в ванну и вымыл испачканное лицо с мылом. Она что-то несвязно бормотала, трясла головой как лошадь, хватала меня мокрыми пальцами за рубашку, пытаясь что-то объяснить. Я легонько хлопал ее по щекам, приводя в чувство. Спутанные рыжие волосы лезли мне в рот, приходилось периодически отплевываться. Едва устоял перед соблазном окунуть головой в таз для скорейшей реабилитации. Кота вытряхнул у нее из-за пазухи еще в коридоре. Не забыть поймать и тоже отмыть, а то вдруг блох напустит.

Остывшая после утреннего пробуждения кровать сочно хрустнула каркасом, принимая на себя хрупкий вес Лиры. Она тут же залезла под одеяло. Из глаз все еще текли слезы, оставляли на щеках соленые, поблескивающие в электрическом свете дорожки. Начала стягивать мятую майку, на что я спохватился и швырнул ей свою, старую и разношенную, но мягкую и чистую. Лира утонула в ней с головой. Долго выпутывалась, пока, наконец, не повалилась ничком на кровать, подтянув колени к груди. Сквозь сон и боль от ушибов попросила лишь не выбрасывать на улицу котенка.Разбежалась. Я, может, и тиран, но не настолько.Скрипу гладкого линолеума под ногами вторил дождевой горох, молотивший по карнизу.

— Давно…не виделись, — с трудом пролепетал опухшими губами Кенни, хватаясь рукой за дверной косяк.

Его штормило. О, да его просто цунамило! Жуткий запах перегара и смолы, духов, каких-то ароматизаторов. Все это било по лицу как резкие порывы ветра, и я невольно прикрыл нос рукой. К слову, Кенни выглядел замечательно. Фанат Южного Парка, он оправдывал свое второе имя. Обесцвеченные волосы с невидимками по бокам, оранжевая толстовка с черным мехом, рыжие джинсы в облипку и высокие кеды. Сумка через плечо заляпана грязью, исписана маркером. Или это помада? На шее болтаются наушники, но, судя по оторванному проводу, плеер у него стащили, несмотря на то, что отважный Кенни сопротивлялся.

— Да уж, и недели не прошло, — скривился я, отходя в сторону и впуская его в квартиру.Кенни вымученно вздохнул, попытался перешагнуть невысокий порог. Видимо, земля ушла у него из-под ног, потому что в следующий миг он впечатался лицом в стену. Я успел лишь податься вперед и неловко схватить его за ворот толстовки. Тонкие пальцы вцепились в мое запястье, и Кенни, вскарабкавшись по моей руке как альпинист, повис на шее, что-то горячо шепча на ухо.— Да, да, только дверь закрою, — бормотал я, захлопывая ногой входную дверь. – Что курил на этот раз?Я выволок Кенни из коридора и усадил на табуретку на кухне. Он тут же ткнулся лбом в столешницу, закрыл голову руками, точно защищался от удара. Качался из стороны в сторону, перебирал ногами в грязных кедах.

— Так что курил?— Саль…вию и эту…— Коноплю? – улыбнулся.Ответ потонул в приступе жуткого кашля. Слишком худой для своего роста, Кенни больше напоминал чахоточный скелет. Не хватало только бряканья полуистлевших костей.На часах час или два ночи. Лира заснула в тот же миг, когда голова коснулась подушки. Я еще некоторое время побродил по уютной однокомнатной квартире, коротко переговорил с отцом, вкратце описал ему свою удивительную жизнь, наполненную праздниками контрольных точек и отличных зачетов. Не говорить же, что в кровати спит побитая подруга, а по утрам телефон разрывается от звонков заведующего кафедрой? Я не ходил на занятия уже больше месяца, хотя желание грызть гранит науки сделало ручкой еще на первом курсе. Несмотря на это, исправно рисую проекты и переписываю чужие лекции, гуглю доклады и работы для семинаров. Вон они, двумя стопками лежат на письменном столе, как раз рядом с кроватью, где из-под одеяла выскользнула Лиркина пятка.

— Ди-им, — протянул Кенни, причмокивая губами. – Воды дай…— Может, лучше таблетку? Или вон, в ванну иди, — я кивнул головой на дверь.— Неа…воды.

Кряхтя, нашарил в полутьме кухни стакан. Воды перелил через край, пришлось отпить. Протянул Кенни, а тот снова вцепился в мою руку, стал жадно глотать, проливая за ворот. Капли блестели на подбородке. Невидимки слетели с волос, челка закрыла посеревшие за день глаза. Сумка, съехав с плеча, ухнула на пол. Он там что, кирпичи носит? А, нет. Вот выкатилась металлическая, неплотно закрытая коробочка. Вслед за ней потянулся шлейф зеленой пыли.

— Дим, я спать хочу…— А Клаудию Шифер не хочешь? – рявкнул я, ставя стакан в раковину.

Кенни удивленно захлопал на меня глазами. Конечно, до него теперь доходит в разы медленнее. Но что это за тупая ухмылка на лице? Снова разразится дикой истерикой и начнет скакать по квартире? Вообще, какого черта сынок богатого папаши курит всякую муть, напивается в хлам и трахает все, что движется?! Ну, или его трахают…Сколько бы я не спрашивал, Кенни все время пожимает плечами в ответ. Трезвый он или спитый в ноль. Не помню такого дня, чтобы от него чем-нибудь не несло. Духи или смола – не важно. Кумар витал вокруг него как пчелы над цветком, вот только Кенни был цветком особенным, чах и умирал медленно и мучительно, а селекционеры лишь разводили руками.

— Иди в кровать, — я за капюшон вздернул его на ноги, пнул в сторону комнаты, стягивая толстовку. Под ней оказалась длинная, прикрывающая тощую задницу майка с принтованным вокалистом Radiohead, спереди залитая водой.

С трудом переставляя ноги и то и дело натыкаясь на невидимые преграды, Кенни скрылся за поворотом. После чего раздалось удивленно-подпитое:— А эт чо за фигня?— Лера. Не трогай ее, — вымученно отчеканил я. В который раз. Можно бы уже запомнить, что в моей кровати могут спать лишь двое.

— А чего она…— Ложись ты! – я толкнул его на кровать.

Взмахнув руками, Кенни упал на живот, пару раз со свистом втянул выбитый из легких воздух. Котенок подпрыгнул на подушке, пулей рванул под кровать. На меня сверкнули обиженные зеленые глаза. Лирка даже не шелохнулась, лишь громко выдохнула.

Повернув голову в мою сторону, Кенни испепелил взглядом:— Нежнее будь.— Поменьше кури, — не остался я в долгу.Бадяжный друг прикрыл глаза. Кажется, задремал. На майке расплывалось темное влажное пятно. Рядом с завернутой в одеяло Лирой Кенни смотрелся на удивления ярко. С этими своими светлыми волосами и красными от поднявшейся температуры губами, в пестрой майке, где на спине, помимо Тома Йорка спереди, были нарисованы белые ангельские крылья.

Занавешенная грозовыми тучами луна светила в окно. В ее косых голубых лучах летали крохотные пылинки света. Я стянул с Кенни его грязные кеды, решив заняться мойкой полов утром. Кое-как умостился меж двух спящих тел, растолкал их локтями, отвоевав место. Сегодня был последний день сдачи проекта. Забавно, но я сделал его еще на прошлой неделе. И те две контрольные, которые нам раздали в начале месяца – на следующий же день. Может, стоит все-таки сходить на несколько лекций, себя показать, на других посмотреть?Я перевернулся на правый бок, вперился взглядом в плотно сомкнутые веки Кенни. Какая нахрен учеба, когда не знаешь, в какое время суток в твою дверь постучат обиженные жизнью и мающиеся от скуки друзья? И если одну ты спасаешь от побоев, то второй нарывается сам, не говоря при этом ни слова.

Я вытянул руку, отвел в сторону слишком длинную челку. Уже битый час на улице накрапывает дождь, барабанит по металлическому карнизу, подвывает с дворовыми собаками ветер. Не удивлюсь, если пунцовым щекам все-таки сопутствует простуда. Кенни ведь как всегда пиликал до меня на своих двоих, принципиально экономя деньги для следующего раза. Осень в этом году итак не баловала обилием солнца и тепла, да и лето фиговое выдалось – что ни день, то ливень с градом.