Понедельник II (1/1)

Я сделал все, что требовалось, но, конечно, моих усилий было недостаточно, чтобы вздохнуть с облегчением. Дом будто бы вымер?— ни единой души не встретилось мне в коридорах, пока я проделывал путь до своей комнаты, никто не явился на мои возгласы и призывы о помощи. И пусть теперь меня утешала хотя бы уверенность в том, что я сделал все, что мог, положение все еще оставалось крайне шатким. Врача в доме не наблюдалось, но, учитывая, сколь долго и тесно пришлось домочадцам вести борьбу со страшным недугом их хозяина, здесь нашелся бы человек, способный оказать бедняжке Савине большую помощь, чем я.Я твердо вознамерился разыскать кого-то, хоть того же Трофима, что исправно выслуживался и за камердинера, и за лакея, и за горничных,?— и выглянул вон, будто надеясь обнаружить безмолвного старика прямо за углом вместо потемневших от времени доспехов.Трофим представлялся мне безликим призраком, эдаким олицетворением всех баек о том, каким должен быть самый верный, преданный и непогрешимый слуга, а потому я всерьез досадовал, что не столкнулся с ним нос к носу прямо на пороге. Впервые его угрюмое присутствие сделалось необходимо, и я, с беспокойством оглядываясь на кровать, где лежала Савина, обшарил стены в поисках бархатной кисточки звонка?— увы, вновь тщетно.Выругавшись, я подумал разыскать Амалью Петровну, хотя в забытьи Савина звала своего брата: всё же, Амалия была матерью, пусть и никчемной. Я осторожно вышел из комнат, придерживая дверь.Дом молчал. Его глухое презрение летело мне пылью в глаза, тенью скрывало мой путь. Куда было идти? Наугад, то и дело толкаясь в запертые двери, оставив едва живую девушку в двух шагах от её отца-мертвеца?.. Каким тяжелым ударом оказалось для неё известие о его кончине!.. Вчера я вряд ли сказал бы, что она хоть немного волнуется о судьбе своего родителя. Приняв меня за заезжего доктора, она поспешила уверить меня, что старания мои тщетны, а мысли о предстоящем уходе отца не изводили её до отчаянья, как Севастьяна, не доводили до восторженного исступления, как Амалью, не ввергали в страх, как Лидию Геннадьевну, а лишь навевали Савине лёгкую грусть. Но вот, дурная весть, и припадок необычайной силы… Я подозревал, что юная княжна может быть слаба здоровьем, как слаба она умом, но не она ли с резвостью лани бегала по лесу в одной лишь тунике!.. Я готов был бы выразить ей сочувствие, но припадок её так ужаснул меня, что я задумался о том, что невольно пробудил дремлящий в нежной деве недуг, и вот, на моих глазах она пала его жертвой…Слабый стон её заставил меня броситься обратно.Слишком белая, слишком хрупкая, тонкие вены вдоль рук и на висках потемнели, отчего казалось, будто в ней что-то треснуло, надломилось. Я приложил платок к её лбу, попытался напоить, взял за птичье запястье, успокаиваясь дробью пульса…Грянул медвежий рёв; я спохватился слишком поздно, чтобы что-то предпринять.—?Ах ты ж дрянь! Руки прочь!Последнее, что я увидел, был крепкий мужской силуэт, нёсшийся на меня в слепой ярости, и горящие голубые глаза Макара Бестова, брызжущие ненавистью. Закричала же девчонка громким голосом: ?Уж ты брат ли мой, братец, сын купеческий! Ты не отдай-ка ты меня, братец, злым татарченкам Надо мною, над девчонкой, насмехатися, Над моим ли-то белым телом надругатися?. Наезжал на них, собаков, злой охотничек, Одного же он, собаку, да он конем стоптал, А другого басурмана он к хвосту привязал, А третьего-то он, собаку, топором срубил. Он размыкал их кости по дикою степи, А молоду душу он девчонку он к себе ее взял.—?Все же, все же… батарею накрыла вражеская конница.Запахло спиртом?— резко, противно, в горле запершило, в глазах защипало, я зажмурился и только тогда осознал, что лежу на полу, вяло пытаясь приподняться на локтях, голова?— тяжелее гири, на губах растекается соленый привкус. Попытка утереть рот вернула боль, пусть Чиргин (кто бы еще мог приводить товарища в чувство в столь издевательской манере) в последний момент перехватил мою руку.—?Тише-тише, героический мой Тушин, на вас… лица нет.Он рассмеялся беззвучно, но блеклая тьма вокруг меня уже отступила, пусть глаза нещадно резал теперь свет, первое, что я увидел, была беззастенчивая усмешка моего друга.—?Где… где Савина?..—?Князь Гвидон унёс Царевну-Лебедь подальше от коршуновых когтей.—?Он за это поплатится,?— слова вырвались из меня насадным хрипом,?— мальчишка…—?Я ему так и передал,?— бесстрастно сказал Чиргин. —?Они с Савиной Корневной покидали место преступления (о котором я на тот момент мог лишь подозревать), и их поспешность меня развеселила. И я заверил Макара Корнеича, что он ещё поплатится.—?Если вы не знали, что тут произошло,?— горько улыбнулся я,?— то за что же он, по-вашему, должен был ответ держать?—?Да хоть за свою бычью физиономию,?— пожал плечами Чиргин. —?Или за то, что расхаживает с револьвером в кармане. Кстати, получается, вам еще повезло, Гриша.Он убрал за пазуху фляжку и вынул платок, грязный и мятый, протянул мне; я отказался, на что он сдернул с шеи очередной щегольский галстук и бережно прижал к моему носу. Я взвыл.—?Уж не обессудьте,?— скривился Чиргин,?— я не столь искусен в оказании первой помощи, как вы. Могу лишь предложить вам морфия. Весьма действенно.—?Прекратите.Пару мгновений он упрямо не шевелился, лишь смотрел исподлобья с нехорошей усмешкой на лиловых губах, и я вырывал из его руки платок и наконец-то сел. Чиргин откинул голову и поглядел на меня свысока, а я поторопился сказать хоть что-то, лишь бы не позволить ему говорить то, на что он имел полное право:—?Где же… Вы сказали, Макар ушёл с Савиной?—?Он ее унес,?— скупо обронил Чиргин, усаживаясь на полу по-турецки.Я выругался настолько грязно, что удивился собственному гневу более Чиргина, который отпраздновал мою экспрессию одиноким смешком.—?Ей нужен врач,?— не унимался я, приподнимаясь чересчур резко, что голова пошла кругом.—?Вам нужен врач.—?Она едва жива! —?воскликнул я.—?Вам сломали нос.К тому моменту я подобрался к зеркалу и признал правоту Чиргина. Он неспешно возник за моим плечом и примирительно произнес:—?Полноте, Гриша… Давайте-ка разберемся с этим казусом.—?Стреляться с мальчишкой неспортивно,?— фыркнул я.—?То ли еще будет,?— улыбнулся мой друг. —?А сейчас займемся вашим носом. Вам ли я признавался, что если бы не поприще блаженного безделья и богемного прожигания жизни, я бы выбрал честное ремесло патологоанатома?..Он умел скрашивать черной шуткой самое безрадостное положение, и я в бессчетный раз поблагодарил его за беспринципность и цинизм, которые он сочетал в своей невероятной натуре с чуткостью и вниманием. Поручая свой нос заботе Чиргина, я допускал, что мой друг еще как и сломает его для верности пару раз, но только чтобы в искреннем рвении, которое искупит дилетантство, все исправить. Я позволил негодованию вырываться из меня бранью, причем отборной, особенно когда Чиргин сам, видимо, не мог разобраться, лечит он меня или скорее уж калечит, и тогда он переходил к увещеваниям:—?А ну успокойтесь, Григорий Алексеич. Молодой человек находит свою сестру в комнате чужих мужчин, в полнейшем беспорядке на разобранной постели, без чувств?— что он должен был подумать! —?Чиргин изогнул брови и раздул ноздри, и в целом скорчил рожу столь комичную, что я весело фыркнул, правда, тут же поспешив угрюмо насупиться. —?К слову, что думать об этом мне? —?он весело оскалился. —?Не хочу выбивать из вас дух озвучиванием версий, что роятся в моём воспалённом сознании, уж прошу, расскажите всё сами, быть может, вас это хоть немного отвлечёт…—?Мы столкнулись на кухне… —?принялся рассказывать я.—?О предусмотрительный капитан Пышкин! Во вражеском стане в первую очередь надлежит озаботиться наполненностью желудка. Что составило улов?— имбирные пряники, как я погляжу?.. —?он длинными своими пальцами снял пару крошек с моих усов. —?Еще и припасли по армейской-то привычке,?— тут же уличил он меня, указывая на вздувшийся карман сюртука.—?Я искал вас,?— объяснился я,?— потом искал еду, потому что меня нашел голод.—?А на кухне вас обоих уже застала юная княжна…—?И любезно предложила полакомиться имбирным печеньем за кружкой молока. Мы чудно вели беседу ни о чем, пока обстановка не показалась мне слишком уж непринужденной и я не осознал, что бедняжка Савина еще не знает о кончине своего папеньки. Я счел своим долгом сообщить, а ей резко сделалось дурно…—?Ах, а вы-то оказались тем самым гонцом, которому следовало за дурную весть отрубить голову!—?Она слишком тяжело восприняла известие о кончине своего отца. Она… Даже не упала в обморок, нет, она… —?я вспомнил опустошенный болью взгляд Савины, дрожащие плечи, слабые руки, что цеплялись в отчаянии за мои плечи… —?Тут есть нечто странное,?— проговорил я,?— понимаете, она дёргалсь в судорогах, ей сделалось плохо физически, такое вряд ли вызовет игра чувств…—?С ней случился припадок? —?проницательно уточнил Чиргин. —?Девица-то крайне запущенная и вида болезного, не удивлюсь, если она страдает падучей или еще чем. А раз так, то это единовременный приступ. Будет вам,?— он мягко похлопал меня по спине,?— всё обойдётся, для вас просто наложилось одна на другую несколько ужасных картин, и сочувствие к чокнутой дриаде пробуждает в вас меланхолические настроения…—?Это серьёзно, чёрт возьми, Чиргин!—?О, я преисполнен серьёзности,?— глаза его разгорелись. —?И отнюдь не шучу, когда говорю об ужасе. Он?— царь здесь, и не будет другого. Когда вы вошли в кухню, я увидел вас, и ваше бледное лицо… Свершилось нечто ужасное, вновь, я не сомневался. Каков же может быть плод ненависти и злобы, только ещё одна смерть… —?он прикрыл глаза, и грустная улыбка смягчила его оскал:?— Но повезло, вы оказались рядом. Видит Бог, таково наше призвание здесь: просто быть рядом, не отступая ни на шаг.Странные его слова я списал бы на хмельную дурь, если бы часы не показывали одиннадцати утра.—?Вот и последствия,?— он резко развеселился, взглянув на моё увечье,?— Зачем же вы отступили от несчастной девушки, зачем оставили её одну, прежде затащив в наше логово? О, разумеется, только чтобы героически спасти бедняжку! —?заголосил он. —?Ведь весь дом уведомлен о вашей кристальной честности и несокрушимой нравственности! Расквасить следовало мою разбойничью рожу, но вовсе не ваш благочинный лик. Одни усы ваши (благо, их более не компроментируют кошмарные баки)?— олицетворение добропорядочности и великодушия… Вы почему перестали их завивать?.. Надобно исправить…Всякий прохожий лицезрел бы ныне дивную картину: двое взрослых мужчин, взъерошенных, помятых и измазанных в крови, один из которых никогда не претендовал на звание джентльмена, а другой утратил эту привилегию вместе с прямотой носа, вцепились друг в друга далеко не дружеским объятьем, скорее уж борцовским захватом, и ведут схватку за право притязать на внешний вид усов, которые служили последним утешением обладателю разбитого носа.Так и застал нас Трофим, что в извечном безмолвии призрака возник на пороге.—?Княгиня просит вас отзавтракать, господа.Старик еще постоял истуканом, и забавляясь, и высказывая всем своим видом, насколько презирает он подобные ?игрища?,?— и я почувствовал дикий стыд. Однако от осознания, что какому-то слуге удалось пристыдить меня без слова, без жеста, а безразличным взглядом стариковьих блеклых глаз, как я разгневался и устыдился еще больше?— за свой предыдущий стыд, как и за то, что меня может уязвить отношение ко мне прислуги.Сдается, я что-то рявкнул, а Чиргин присовокупил благодарностью, но столь любезной, что иначе как насмешку дворецкий трактовать ее не мог, на чем и удалился.—?Ну, совсем надулись, как мышь на крупу,?— заохал Чиргин, едва сдерживая смех,?— вот, дорогой мой, отвлекитесь, глядите, вам задачка,?— на этих словах он из кармана достал смятую тонкую бумажку желтоватого оттенка и протянул мне. На ней была неровным почерком выведена какая-то надпись.—?Вот как вы разворошили мою аптечку! —?воскликнул я и отобрал у него бумажку.—?Аптечку?.. —?он прикинулся недоумевающим.—?Не стройте из себя дурака,?— огрызнулся я. —?Это явно же обёртка от склянки с каким лекарством, оторвалась…Аптечку я собирал в попыхах и, встревоженный разговором с почтенным доктором Гауфманом, пихал туда что ни попадя, и теперь совершенно не помнил и даже не представлял, что там могло оказаться помимо заветной коробочки, которую вручил мне сам почтенный доктор. Вмиг страх, что пока я был беспомощен, Чиргин подло воспользовался положением и умыкнул искомое, пронзил меня. И вот этот хищник невинно пялился, уже порывшись в моих закромах, и ещё зачем-то разыгрывал меня.—?Я, конечно, не силён в латыни,?— тонким голосом сказал он,?— но это совсем не походит на известные мне лекарственные препараты.Он ткнул синим ногтем в небрежную косую надпись, я прищурился и недоверчиво буркнул:—?Да что вы тут накалялкали! —?воскликнул я, тщетно пытаясь разобрать хотя бы пару букв.Почерк Чиргина удручал меня безмерно, пусть однажды своим упреком я напоролся на откровение, которого лучше бы не удостаивался: ?Право писать как курица лапой я отстоял в битве потом и кровью?,?— сказал тогда мой друг и показывал мне коричневый рубец вдоль среднего пальца левой руки. Такой ожог мог оставить металлический прут; как-то позже Чиргин подтвердил мою догадку и присовокупил: ?Заслуженно, ведь ?рука дьявола?, и порой мне это даже льстило. Пока мой гувернёр с благословения бабушки не дошёл до молотка?.—?Это не я писал,?— смиренно сказал он. —?Я подобрал это с пола кухни, когда давеча сводил знакомство с кухаркой.Я устыдился, но более досадовал, что он измывается надо мною, принуждая к изучению какого-то мусора, а потому ответил резко:—?С чего вы взяли, что это вообще латынь?—?А вы расскажите мне об этой бумажке,?— повторил он.—?Что тут рассказывать, бумажка от лекарства,?— заключил я. —?В такие обычно стеклянные флаконы заворачивают, если снадобье нельзя держать на свету... — я наконец-то смог прочитать корявую подпись. ?Nepistepale Herodem?. —?Только вот ни черта это не значит, Юрий Яковлич. Галиматья. Бессмыслица. Это вообще не может быть лекарством, если только это не открытие местного алхимика. Чем вы пытаетесь меня увлечь?..Он развёл руками:—?Я лишь надеялся, что это может вас развлечь. Гимнастика для высокого ума…—?Вы надеялись набить брюхо,?— хмыкнул я. —?Уверен, наткнулись на эту дрянь, когда распластались в ногах кухарки, умоляя о плошке каши!—?А то,?— ничуть не смутившись, отвечал Чиргин. —?Милейшая женщина, Нюра. Это знакомство нам, чаю, многое сулит. Пока вы возвысились над всем семейством, сидите, словно морж на льдине, на своём презрении, я добивался расположения главного человека на корабле?— кока!—?Главный человек на корабле, Чиргин, капитан.—?И его расположения я, очевидно, только что лишился.—?Вздернуть бы вас на рее, друг мой.—?От такого зрелища даже самый хиленький попутный ветер будет обходить вашу посудину стороной. Держите меня заложником, но только не в трюме с крысами.—?Я гарантирую вам трюм без крыс.Эти препирательства воскресили мой боевой дух, и, скоро прибравшись, вместе мы отправились в трапезную; лично я?— с твердым намерением воздать по заслугам этому проклятому дому хоть бы тем, чтобы удовлетворить оскорбленное достоинство всеми съестными припасами, что будут поданы на стол. Молодец у короля на вестях служил Что король-то его любил, жаловал, Королева его при себе держала.Но на полпути мы споткнулись о громкий, бесстыжий возглас:—?Так-так, вот и попался!Голосок высокий, тоненький, жеманный даже в грубом восклицании, пискнул совсем рядом, и мы с Чиргиным без разбору юркнули за линялую портьеру, придавливая друг другу плечи и отдавливая пятки. На лестничном пролете мелькнуло розовое в мельтешении жестов и всяческих звучков вроде шороха юбок, цокота каблучков и клацанья зубок.Амалья Петровна сбежала вниз по парадной лестнице, и мы с Чиргиным воодушевленно вытянули шеи, чтобы заметить, как зефирное облачко подступило к чьей-то темной неколебимой фигуре, явно застигнутой врасплох.—?Открываете охоту на лис?.. —?в холодном насмешливом голосе можно было бы прогадать любого из домочадцев, но настолько холодным и настолько насмешливым обладал только Борис Кондратьевич.—?Если ты собрался туда, куда я думаю… —?щебетала Амалья Петровна.—?Думаете? Меня оторопть берёт от ваших притязаний… Нет-нет, я собираюсь покинуть ад, а вовсе не попасть в него снова.—?Когда-нибудь судьба покарает тебя за эту мерзость…—?Судьба уже карала меня нещадно. Я беру реванш.—?И не только ты!.. —?и дальше еле слышно, шепотом:?— Я жажду этого так же сильно, как и ты.—?Никто не знает большей жажды, чем я, милочка.—?Я же не собираюсь останавливать тебя! Гони, гони! А вот это… Отошли.Мелькнул белый треугольник записки.—?Я вам не ямщик, душенька моя, в переправке корреспонденции сведущ умница Сеша… —?сказал Борис Кондратьич уже громче.—?Хватит держать меня за дуру! —?воскликнула Амалия. —?Именно Севастьяну это следует знать в последнюю очередь! А вы с Эдичкой и так в переписке, да тебе сподручно… Не отпирайся. Я знаю. Ты едешь исполнять моё самое заветное желание.—?Я сражен. Почем сейчас проницательность? Или все на торгах?—?Пока, Борис Кондратьич, мне не на что ее покупать. Как и вам?— вежливость. Но совсем скоро…—?Скоро,?— выдохнул он.И вдвоем они беззвучно расхохотались.—?Мчи,?— громко сказала Амалия.—?В шестый час*! —?бросил через плечо Борис Кондратьич, и резво сбежал по мраморным ступеням вниз. За ним пулей припустил пёс, но Амалья окликнула его, и он покорно вернулся к ней. Спустя пару минут громыхнул металл и разлился утренний свет, что более не сдерживали тяжелые створы парадных дверей. Миг?— и с грохотом солнечные лучи обрезались, вновь подступил маслянистый полумрак, но уже слабый, пристыженный, фальшивый. Амалия постояла чуть-чуть, перекинувшись через перила, по-девчачьи взвизгнула и унеслась наверх.—?Она передала письмо,?— воскликнул я вполголоса, стоило шагам стихнуть. —?Для Хоботкина! Он?— ее ближайший родственник, от него я и услышал историю ее печального замужества. К кому еще ей обратиться после смерти мужа, как ни к брату. Но Борис Кондратьич поехал не за ним, а за неким Котьковым…—?Какой посторонний может понадобиться семье в столь скорбный час?.. —?подхватил Чиргин. —?Для врача уже поздновато будет, для священника же слишком рано?— еще и дня не прошло, чтобы отпевать.—?Нотариус,?— заключил я. —?Он поехал за нотариусом.—?Резвы господа Бестовы,?— скривился Чиргин. —?Тело старого князя ещё провонять не успело, а они всё облизываются, чтоб завещание огласили.Я попрекнул его за сквернословие, и мы вошли в трапезную.Не было уже более сгущенного страха и сдавленной ненависти?— но, несмотря на огромные рамы окон и весеннее утро за ними, ни тепла, ни жизни здесь не было также. Одна пустота осталась. Одна пустота и что-то затаенно-неизведанное в дальних темных углах.Громко стучала ложка?— маленький Мика беззаботно наворачивал кашу под опекой Лидии Геннадьевны, безупречной, очерненной подобающим платьем и лентой в смоляных волосах, без единого следа пережитой бури на бесстрастном лице. Мы все раскланялись, никак не обозначая наш недавний разговор. Я нашел, что уже без стеснения, без стиснутого сердца подхожу я к этому скорбному столу, но то, что я не заметил поначалу, заставило меня оставить всякие раздумья на потом: возмущенное беспокойство охватило меня вновь?— Савина также присутствовала. Полулежала на стуле, белее своего полотняного платьица, глаза потухшие, веки темные, набухшие, пальчики дрожащие.—?Савина Корневна, что вы тут делаете! —?сурово вопросил я, подошел к ней и оперся на спинку стула.Лидия Геннадьевна в холодном недоумении воззрилась на меня, сочтя мою вольность неподобающей, и я был готов уже огрызнуться, но тут двери распахнулись, вбежал терьерчик, а за ним влетела Амалья Петровна, непрестанно тараторя и рассыпая всем по беззаботному приветствию. На меня она воззрилась в притворном ужасе:—?О, Григорий Алексеич! —?надтреснуто воскликнула она. —?Что с вашим лицом!—?Этот вопрос следует задать вашему сыну, Амалья Петровна,?— жёстко выступил Чиргин. —?Что за обхождение с гостями…—?Макар Корнеич?.. —?ахнула Лидия Геннадьевна и не без злорадства оглянулась на свекровь. —?Какой позор… Молодой человек вконец распущен!..Но удовлетворение оскорблённого достоинства уже не столь беспокоило меня.—?Что с вашей дочерью, Амалья Петровна! —?вскричал я. —?С ней только что был тяжелейший припадок! Я, конечно, сделал всё, что мог, но её состояние… Что…—?Этот вопрос следует задавать врачам, господин Пышкин,?— со смешком отвечала Амалья Петровна, лакомясь вареньем. —?Что этой девице взбредет в дурную ее голову?— поди прознай. Вон, снова лопочет что-то по-птичьи, один Макар ее понимает.А Савина, перехватив мою руку, слабо, едва слышно, причитала:—?О, Григорий Алексеич! А как же вы… Это все я виновата!.. Со мной сновасделалось не так, это всегда так нехорошо, но, пожалуйста, не злитесь на Макара, прошу вас, он совсем не хотел…—?Наверное, у вашего брата всего-навсего врожденное отторжение благородныхлюдей,?— холодно процедил Чиргин, подсаживаясь к Лидии Геннадьевне.—?Зачем вы встали? —?довольно прохладно обратился я к Савине. —?Это может быть вредно. Вам нужно немедленно лечь.—?Нас всех попросили собраться здесь,?— громко отчиталась Амалья Петровна. —?А эта ретивая кобылка разве хоть знает, что такое кровать!—?Мама… —?неслышно взмолилась Савина.—?Вы только посмотрите на нее: ей бы лишь повеситься кому на шею! Вы толькоосторожнее, Григорий Алексеич, она и хребет переломить может,?— не унималась Амалия.—?Маменька, хватит… —?и Савина побледнела столь сильно, что я, дрожа от возмущения, воскликнул:—?Госпожа Бестова, это невозможно! У вашей дочери случился припадок, ей плохо, ее следует показать врачу, а вы принудили ее спуститься, когда ей необходим покой и отдых…—?Отдых? От чего это! —?Амалья словно не слышала меня. —?От побегушек по лесам-полям?..—?Княжна утром испытала сильнейшее недомогание,?— настаивал я на своем. —?И у меня есть серьезное опасение…—?Вас шокировал припадок,?— отрубила Лидия Геннадьевна. —?Увы, Савина страдает эпилепсией.—?Пошла из меня вперёд пяточками,?— пояснила без малейшего стыда Амалья Петровна. —?Да придушилась маленько. Так Боженька наградил её матушку целым ворохом пренеприятных последствий рождения болезного ребенка.—?Всё по Промыслу Божиему,?— обронила Лидия Геннадьевна, приглаживая вихор на Мишенькиной головке. —?Господь даёт нам по заслугам.Амалья скривилась, но через силу улыбнулась:—?Зато вон, Савина Корневна у нас, что называется, эмансипация! Словно мартышка бегает по своему лесу, да кто бы попрекнул, что хочу, то и ворочу…—?Что же, благо, что Григорий Алексеич оказался рядом, когда Савина Корнеевна подверглась опасности,?— заключил Чиргин и чуть склонился к Лидии Геннадьевне, заметил вполголоса:?— И сколько же самоотверженности можно наблюдать в наших дамах: перед лицом смерти сохранять хладнокровие!..Лидия искоса взглянула на него, но без раздражения, а даже с интересом, и я с удивлением отметил, что за этот непродолжительный эпизод, во многом горький и возмутительный, мой друг изловчился возвыситься в глазах Лидии Геннадьевны и даже произвести на нее благоприятное впечатление. Рядом с ней он вовсе не походил на себя настоящего?— пусть манеры его оставались несколько вычурными, но в общем-то безукоризненными, речь пускалась в изящные обороты, а проскальзывающие разговорные словечки лишь придавали ей пикантности; гардероб, который Чиргин бесстыже расхищал, приятно шел его фигуре и еще пуще играл на образ импозантного московского франтика?— и Лидия Геннадьевна могла себе позволить очаровываться, тогда как Амалья Петровна?— кусать в ревности локти.Савина же в то время ухватилась за фразу Чиргина о моем участии в утреннем происшествии, обернулась ко мне и принялась благодарить, но и пары слов не шепнула: дико засмущалась. Амалия тут же прошипела:—?Что-то бубнит себе под нос, не разобрать даже. А я вообще сомневаюсь, выучилась она по-человечьи-то говорить, или только по-звериному вякает!Савина со стоном попыталась встать, чтобы убежать, убежать прочь, но пошатнулась, и мне снова посчастливилось оказаться рядом, чтобы подхватить ее и усадить обратно.—?Какие грибы ты там собираешь, что тебя шатает как надравшуюся! Молока онаобпилась, как же! В этом своем лесу, видать, землю ест, вот и мучается потом,озверевшая!—?Госпожа Бестова, я прошу вас немедленно это прекратить! —?воскликнул я, но мои слова заглушились громким возгласом, что ворвался под грохот распахнувшихся дверей:—?Маменька, угомонитесь!И Макар Корнеич широким шагом прошествовал к столу. Замер. Лениво оценилположение. Под пристальным взглядом Чиргина подошел ко мне.—?Господин Пышкин, думаю, стоит заново произвести церемонию знакомства. Мое имя?— Бестов, Макар Корнеич, и я приношу вам свои искренние извинения за наше происшествие.Я видел, как откинулся на стуле Чиргин, но я также заметил, как встрепенулась слева от меня Савина. А еще я наблюдал перед собой молодого человека, мужчину, полного сил, и дерзости, и страстей, и откровенной дури, которого еще не сломил, и не озлобил, и не загубил этот дом. Который полчаса назад чуть не сломал мне нос за одно лишь подозрение в том, что я навредил его сестре. Очевидно, она-то и успела посветить его в истинное положение дел, но велика же была вера брата сестре, чтобы так скоро сменить гнев на милость!—?Я считаю, что мы можем обсудить это позже наедине, господин Бестов,?— как можно бесстрастнее произнес я и слегка кивнул.Макар с силой сжал губы, кровь прилила к его лбу и скулам, и тоже коротко кивнул, разводя руками:—?Я не в силах изменить ваше мнение о моей персоне, господин Пышкин, но хочу, чтобы вы знали, что я обязан вам жизнью своей сестры, и это для меня не пустые слова. Вы оказались рядом с ней при тяжелейшем припадке, без вас бы она запросто расшибилась!.. К тому же, я виноват перед вами. Надеюсь, что вы знаете, что делаете.—?Макар!.. —?вскричала Амалья, широко улыбаясь, что щечки ее налились, будто два персика. —?Ты славно спал? Удалось отдохнуть с дороги? Неужто это ты повздорил с Григорием Алексеичем?—?Именно так, маменька,?— ухмыльнулся Макар, и в тоне его прозвучала неприкрытая гордость, что уязвила меня: от былого снисхождения до бедовой молодости не осталось и следа, но прежде чем я решил, как же поставить юнца на место, тот глянул свысока и обронил:?— Я предложил господину Пышкину ознакомиться с уставом нашего монастыря. А то на миг возникло подозрение, будто наши дорогие гости дерзнули прийти проповедовать свой.—?Ах, Мака, что же ты у меня за умница,?— умилилась Амалия, мы с Чиргиным переглянулись и оба открыли рты, чтобы держать позиции, но Макар уже без видимых усилий передвинул громоздкий стул, сел подле Савины, встревожено вглядываясь в ее белое личико, покрытое испариной.—?Зачем ты пришла сюда?! —?со злостью сказал он ей. —?Ты должна лежать в постели…—?Маменька сказала, всем нужно собраться… —?еле слышно прошептала Савина, на что Макар побагровел и дернулся в сторону Амальи, но что-то заставило его лишь только молча сжать кулаки и сильно нахмуриться. Потом он наклонился к ушку лесной феи и прошептал ей что-то успокаивающее, она слабо кивнула в ответ и прикрыла глаза.—?Мы благодарны вам, господа, что составили нам компанию за завтраком,?— как ни в чем не бывало бросила Лидия Геннадьевна,?— мой муж еще не в состоянии присоединится к нам…—?Ах, то есть он еще не в состоянии, а Савину вы сюда вытащили! —?взревел Макар, и черт возьми, если я не хотел прокричать то же обвинение.—?Я уверена, вот-вот соберутся все,?— поспешила успокоить его Амалья Петровна. —?Мужское общество так придает сил! —?с хрипотцой добавила она, сверля меня взглядом.—?Смотрю, Борис Кондратьич к мужскому обществу не относится? —?награни насмешки и учтивости осведомился Чиргин к едва заметному удовольствию Лидии Геннадьевны.Амалья вспыхнула и принялась торопливо оправдываться:—?Бориска… —?она посмеялась,?— скоро к нам присоединится, Юрий Яковлич! И что уж там, это особый случай, что мы так вот собрались, обычно каждый сам за себя…—?А я посчитал совместные трапезы за добрую традицию вашего дома.—?Да ну, что вы! Это так совпало, господа! В этом доме ты можешь жить всюжизнь, а человека другого видеть дай бог раз в неделю! Что же говорить о старухе… я хочу сказать, что же говорить о княгине Матильде,?— Амалия заговорщически понизила голос:?— Я, наверное, и видела ее только что раза три за всю четверть века! Впервые?— когда пришла сюда, и потом так?— пару раз, невзначай, знаете ли… Мы здесь вольные птицы, господа, где хотим биться об прутья клетки, там и бьемся?— места каждому хватит!Кажется, она сама была немного потрясена своей тирадой, и только сейчас, как ивсе, начинала понимать всю глубину отчаянья, прорвавшегося в одной только фразе.—?Что же, а отец сегодня тоже не захотел к нам присоединиться? —?посмеиваясь,спросил Макар, пытаясь обратить все в шутку.На долю секунды повисло молчание.—?Ваш отец скончался сегодня ночью,?— сказала Лидия и, поправив воротничокМишеньке, дала ему намазанный вишневым вареньем поджаристый хлеб.Савина через силу открыла глаза и обернула свое прозрачное лицо к Макару,который не сводил взгляда с Лидии Геннадьевны. Пару раз открыл и закрыл рот, силясь что-то сказать, и в полной растерянности обернулся наконец на ту, что тонкими своими пальцами провела по его щеке.Молчание повисло тягучее, вязкое. Амалия поерзала на месте, взгляд ее метался, сверлил пасынка, хотя губы мялись, сдерживая улыбку, и так она довела себя до слез, которые принялась лихорадочно смаргивать, пряча смешки в кулачок.Мне захотелось уйти?— хотя бы из чувства такта оставить человека наедине с его если не горем, то хотя бы потрясением, однако я явно был одинок в своем порыве. Со звоном нож соскользнул со стола из-под локтя Лидии Геннадьевны, и Чиргин поднял его с рвением.—?Оп, спешит к нам кто-то,?— ухмыльнулся он, возвращая нож, и будто в подтверждение глупому суеверию до нас долетел стук копыт и фырканье лошади.—?Это он! —?тут же слетела с места Амалия и побежала к окну, отдернула шире штору. —?Это они, они! Боря привез его!Я смотрел на Лидию Геннадьевну?— она совершенно окаменела, так и не выпустив из руки нож внимательно наблюдая, как ее молчаливый сын дожевывает хлебец.—?Трофим! —?Амалия захлопала в ладоши; слуга появился тут же, но нарочито медлительно. —?Сейчас же приведи сюда Севастьяна, да пошустрее! Князь Бестов ведь не хочет пропустить все самое интересное! —?эту фразу она уже явно адресовала Лидии Геннадьевне и в веселье побежала навстречу прибывшим.Лидия невидящим взглядом смотрела вдаль, ледяная улыбка печатью сомкнула ее тонкие губы.Трофим исчез, а из холла уже доносились голоса, один из которых явнопринадлежал Борису Кондратьичу. Я приподнялся, взглянул на Чиргина, который напротив по-хозяйски разлегся на стуле, явно не собираясь не то что уходить?— и пальцем шевельнуть. Я пристально посмотрел на моего друга, понимая, что еще чуть-чуть и опущусь до того, чтобы вслух воззвать к остаткам его совести, но он будто бы нарочно избегал моего взгляда. Рассерженный, я отчеканил пару шагов, но не успел я и стола покинуть, как двери в залу распахнулись достаточно картинно, чтобы Борис Кондратьич, возникший на пороге, не нашел причин сдерживать себя и не потереть в театральном жесте руки:—?Дамы и господа… позвольте представить вам господина Котькова, Вячеслава Степаныча. Он нотариус нашей семьи, поверенный в черных наших делах. Слава, прошу вас к алчущим и жаждущим правды.—?Землю-то наследуют кроции,?— негромко молвил Чиргин, будто бы ни к кому не обращаясь; да и вряд ли его кто-то услышал: все обернулись к новоприбывшим.Быстро и деловито вошел с виду ничем не приметный человек в дорогого покроя сюртуке. Поглядывал он туда-сюда, часто помаргивая, и явно молодился, крепко вцепился в кожаный дипломат короткими сальными пальцами. Его шажки?— чуть вприпрыжку, без достоинства, но напыщенные, гулко звучали в тишине, что к горлу комом подкатила.—?Г-н Котьков любезно согласился прибыть к нам как можно скорее, дабы как можно легче, веселее и непринужденнее пройти все формальности,?— продолжал свой конферанс Борис Кондратьич.Но вот обернулся назад и оскалился: уверенным и твердым шагом она, та самая дама в белом, подошла к Борису и встала подле него, горделиво вскинув золотую голову. С другой стороны подбежал к хозяину радостный пёс, высунув язык.—?Напомню, дражайшие мои, что г-н Котьков?— представитель последней воли покинувшего сегодня наш мир Корнелия Кондратьича,?а значит, всё, что он объявит нам сегодня, не подлежит никакому опровержению.Борис Кондратьевич, даже не глядя на нотариуса, который на каждое приветственное слово слегка раскланивался и пощипывал бакенбарды,?— нет, Борис Кондратьевич смотрел теперь только на свою спутницу и вот подал ей руку?— с широкой улыбкой. Она молча посмотрела на него и после секундной заминки вложила два пальца в его ладонь; он хмыкнул, пожал плечами и проводил ее до стола, усадил. Рядом уселся счастливый пёс.Тень-слуга безмолвно возвестил о прибытии тени-хозяина: Севастьян Корнеевич так и остался на пороге, в изнеможении припал к косяку двери и так и замер безмолвной статуей, к которой совсем легко было потерять интерес?— и то, если кто-то вовсе заметил его появление.Котьков, очевидно, удовлетворился и тем, а потому деловито заговорил:—?Дамы и господа, Ваши Сиятельства, примите мои соболезнования…—?О, Вячеслав Степаныч! —?воскликнула Амалия и снова не сдержала слез; под ними блестела счастливая улыбка.—?Амалья Петровна,?— Котьков слегка поклонился,?— и тем не менее, как бы это не было прискорбно… —?с особым тактом, не скатываясь до пошлости, он говорил заученные слова ладно и без запинки:?— Нам предстоят некоторые формальности касательно исполнения последней воли князя Корнелия Кондратьевича, ныне покойного…Строго в рамках приличия он вздохнул и выдержал выверенную паузу.Знал ли этот человек, что значат для всех собравшихся здесь эти ?некоторыеформальности?!.. Определнно, знал. Но совершенно не придавал этому значения.Господин нотариус еще раз вздохнул и резво прошествовал к главе стола, бесцеремонно, правда, с заметными усилиями, отодвинул трон, водрузил на стол свой дипломат и вытащил оттуда стопку бумаг и конверт, надел очки в массивнойпозолоченной оправе, из-под них бегло оглядел присутствующих и сухим жестомпригласил сесть Бориса Кондратьича и Севастьяна Корнеича.—?Я бы хотел удостовериться, все ли из присутствующих имеют непосредственноеотношение к князю Корнелию Кондратьевичу, и все ли, имеющие непосредственное к нему отношение, здесь сейчас присутствуют.Я вновь взглянул на Чиргина, тот же опять не удостоил меня и взгляда, зато приосанился и уселся с удобством, так сказать, приклеился намертво. Что же, раз он намерен дождаться, чтобы его выгнали взашей, то это его право?— я же сделал еще несколько шагов вон, гонимый совестью и приличиями. Никто не обратил внимания на мой маневр, однако у дверей дорогу мне заступил Трофим и молча подал знак кому-то за моей спиной. Елейный голос Вячеслава Степаныча настиг меня тотчас же:—?Ах, верно. Есть ли среди присутствующих г-н Радеев и г-н Пышкин?В оцепенении я обернулся. Волна чужого удивления окатила меня с ног до головы презрением и досадой, но стоял я прямо, пусть совершенно обескураженный, а потому с виду?— бесстрастный. Котьков не растрачивался на сантименты, сухо уточнил:—?Вы?— г-н Радеев и г-н Пышкин, сударь?—?Радеев?— я,?— оповестил нотариуса мой друг. —?Тот господин?— отставной штабс-капитан Пышкин.—?Ну-ну,?— кивнул нотариус,?— все верно. У меня касательно вас особые предписания, господа. Благодарю, Трофим. Господин Пышкин, присаживайтесь.Если Чиргин довольствовался столь двусмысленной неизвестностью, то мне было откровенно не по себе. Нет мне ничего противнее зависимости от чужой воли (если только не исходила она от непосредственно моего начальства), и стоило почуять хоть малейшую угрозу быть обманутым или использованным, как я сопротивлялся, до пены у рта сопротивлялся: для спокойной жизни мне было необходимо четко знать свои права и защищать их. Однако под всеобщими изумленными взглядами я прошествовал к столу и занял один из двух пустующих стульев. Чиргин мне подмигнул.—?Княгиня Матильда у себя в покоях,?— сказала Лидия нотариусу. —?Мы стараемся не тревожить ее, она в самых преклонных летах…—?И все же, Лидия Геннадьевна, я настаиваю на том, чтобы всякий, имеющийнепосредственное отношение к князю Корнелию Кондратьевичу, присутствовал сейчас здесь,?— отрезал Котьков.—?Макар, будьте так добры, приведите свою бабушку к нам,?— приказала Лидия Геннадьевна.Макар, безмолвный, все еще бледный, встал и удалился.Повисло тяжелейшее молчание, в котором Вячеслав Степаныч, потягивая компот, беззаботно шуршал бумагой, каждый дюйм которой был жизнью и смертью собравшихся людей.Стукнул металл о фарфор?— Лидия отложила ложку и белой салфеткой подтерла красный ротик своего сына.Борис ногтями отбивал чечетку.Амалия громко дышала.Севастьян потупил взор.Савина рядом со мной сжалась так, будто ее тут и не было.Вошел Макар, чуть ли не на руках неся княгиню Матильду, не зная, куда деться со своей пышущей молодостью подле увядшей старости, и поспешил пристроить бабку рядом с Борисом Кондратьичем; Трофим поднёс княгине бокал вина. Макар сел рядом с сестрой и перехватил ее руку.—?Что ж, отлично,?— бодро заговорил Котьков,?— дамы и господа, позвольте мнеосведомиться… это формальность, дамы и господа, но оттого и формальность, что неизбежная… Господа,?— обратился он к нам,?— позвольте еще раз услышать ваши имена? Попрошу назвать полные и подлинные, так как вы являетесь необходимыми свидетелями при совершении законодательного акта.Я отозвался как можно весомее, вкладывая в свои простые и краткие имена все достоинство и честь, что удалось нажить за скромный мой век:—?Григорий Алексеевич Пышкин.—?Георгий Яковлевич Радеев.Голос его прозвучал надменно и мертво?— редко когда я видел в нем столько безучастного холода; я знал, что-то было его исконное родовое имя, и в этот миг он показался мне совершенно чужим: даже взгляд его будто выцвел и глаза застыли стеклышками.—?Благодарю вас, господа,?— бесхитростно продолжал Котьков,?— ваши кандидатуры предложены независимыми и беспристрастными свидетелями всей последующей процедуры, я уверен, с вами уже обговорили детали, так что не будем терять время?— мне нужен лишь ваш внятный ответ и подпись…—?Позвольте, любезнейший, это еще что? —?Борис Кондратьич из всех домочадцев опомнился первым. Кривя губы в улыбке, он со злобою поочередно взглянул на нас с Чиргиным. —?Претенденты на наследство плодятся как мой покойный брат с первой супругой: в свое удовольствие, но совершенно впустую?..Севастьян бледностью своей походил на призрака; теперь же он сделался бледнее, верно, самой смерти.—?Эти господа, Борис Кондратьевич,?— терпеливо пояснил нотариус,?— люди для вашей семьи посторонние, никаких прав на наследство не имеют, а потому прекрасно подходят на роль свидетелей…—?Без всякого уважения, Слава,?— оборвал Борис,?— всяческие свидетели нужны для составления завещания, а вовсе не для его оглашения. Уверяю вас, за все пятьдесят лет ожиданий у меня было время изучить сей скользкий вопрос.—?Однако таково желание покойного князя Бестова,?— ничуть не смутившись, отвечал нотариус,?— и если сами господа не против, то не вижу препятствий не удовлетворить…—?Глупый каприз,?— процедила Лидия тишайше, но расслышали все.—?Хоть бы и так, Лидия Геннадьевна,?— кивнул нотариус,?— это не обязательно, но весьма желательно…—?Где должно расписаться? —?прервал всех Чиргин; вид его был откровенно скучающим, а голос все так же сочился спесью и презрением.Нотариус засуетился, вручил ему перо, подставил бумагу, и в безразличии Чиргин черкнул размашистых завитушек; я же ощущал гнетущее беспокойство?— меня против воли и разумения увлекали в сомнительную авантюру, и если прежде все зависело от моего выбора, то после подписи в официальном документе все примет куда более серьезный оборот?— уж это я успел выучить за тот краткий курс юриспруденции, который посещал за время работы в жандармерии. Я мнил себя добропорядочным подданным и всю жизнь посвятил служению стране и соблюдению ее законов?— ежели сейчас произойдет нечто, что собьет меня с пути, это будет по меньшей мере катастрофой.Документ лег передо мною, ожидая подписи.Я потянулся перечесть все целиком, чтобы хоть как-то оценить положение, однако голос Чиргина, незнакомо-резкий, устыдил меня:—?Ставьте же подпись, Пышкин. Сколько раз уже это было обговорено!—?Полноте, с кем же?.. —?вопросил его кто-то озабоченно.—?Крохотный шпионский заговор? —?и чья-то шутка пришлась кстати.—?Вы же слышали, господа, дамы,?— и не повышая тона, ледяного, Чиргин порой умел пресекать любые сторонние возмущения,?— в том последнее желание приговоренного к смерти.Я вскинул голову и увидел напротив не друга моего?— Гамлета, и теплый свет майского утра выбелил черты его лица под стать черепу с горящими выпуклыми глазами, чей взгляд заворожил бы и змею. С утра он не переодевался, и капли моей крови чернели на его ослабленном воротничке и манжетах. Бестовы, притихнув, смотрели на этого нового непрошенного гостя?— в тот миг он был незнаком и мне.Каркнул смех?— то расхохоталась старуха Матильда.Нотариус выхватил у меня из-под руки бумаги, и я обнаружил, что подпись все же поставил.—?Славно,?— встревожил омертвелое молчание Котьков,?— что же, господа, с этой минуты свидетельствуете все, этого момента будет происходить в этой комнате, пока я как представитель закона не сочту всю процедуру завершенной.И мы действительно свидетельствовали все, что с того момента происходило в этом доме, пока представители закона не сочли все завершенным.Нотариус прочистил горло.—?Сейчас, дамы и господа, я оглашу поимённо наследников, которых указал мне давеча сам Корнелий Кондратьевич. Их присутствие и подлинность личностей прошу подтвердить вас, господа.—?Позвольте… —?заикнулся я,?— но мы ведь едва…—?Ну разумеется,?— громогласно отозвался Чиргин. —?Корнелий Кондратьевич обо всём уведомил нас, обо всех распорядился. Приступайте.Властность, с которой он говорил, железным листом покрыла нас. Я до сих пор задаюсь вопросом, как же вышло, что никто, совершенно никто, даже Борис, даже Амалия, не взбунтовались этому неожиданному, необъяснимому вверению их судеб в руки чужака. Право, будто само Провидение защепило нам языки в те роковые минуты, и покорность царственной воле покойника сковала нас всех. Позже случились протесты, обиды, пререкания, но в тот миг… Всё предрешилось. Я в ужасе сцепил руки, а Юрий Яковлич в расслаблении отвалился на стуле. Вот так, походя, он взвалил на нас непосильную ношу. Стоило ли позже сетовать, что хребты треснули в щепки.Котьков распечатал первый конверт и показал всем гербовый лист с перечнем имён, огласил ровно и холодно:—?Его Сиятельсво Корнелий Кондратьевич наказал мне заранее озаботиться поиском родственников имени Бестовых и подтверждением родства. Все сведения взяты из метрических книг, преимущественно вашего родного прихода, дамы и господа, а касательно некоторых… моментов… —?он чуть изогнул бровь,?— у меня есть особые распоряжения. Вас, господа,?— он кивнул нам с Чиргиным,?— я прошу исполнить не более чем формальность; считайте, что достоверность всех сведений уже проверена лицом компетентным. Итак, по воле Корнелия Кондратьевича, князя Бестова, на момент составления завещания пребывающего в здравом уме и трезвой памяти, определены его наследниками следующие лица:Борис Кондратьевич Бестов, 1837 года рождения, родной брат покойного, холост, бездетен,?— нотариус оторвался от бумаг и обратился к Борису:?— Являетесь ли вы таковым, сударь?—?Являюсь,?— улыбка, сколотая, будто выдолбенная в камне, уродовала его лицо.—?Подтверждаете ли вы это, господа? —?нотариус повернулся к нам.—?Подтверждаем,?— ответствовал Юрий Яковлич.Нотраиус довольстсвовался сим и в темпе продолжил:—?Севастьян Корнеевич Бестов, 1849 года рождения, родной сын покойного от брака с княгиней Клавдией Романовной, ныне покойной, женат на Лидии Геннадьевне, имеет в этом браке сына Михаила, малолетнего, посему и представляет оного…—?Так, так!..—?Подверждаем.—?Макар Корнеевич Бестов, 1865 года рождения, родной сын покойного от брака с княгиней Клавдией Романовной, ныне покойной, холост, бездетен…—?Я.—?Подтверждаем.—?Матильда Генриковна Бестова, урождённая Съярр, 1807 года рождения, родная мать покойного, вдова князя Кондратия Бестова, имеет двух сыновей: Корнелия, ныне покойного, и Бориса…—?Так.—?Подтверждаем.—?Амалия Петровна Бестова, урождённая Муравкина, 1848 года рождения, супруга покойного по второму браку, имеет от покойного дочь Савину…—?Да!..—?Подтверждаем.—?Савина Корнеевна Бестова, 1866 года рождения, родная дочь покойного от брака с Амалией Петровной, незамужем, бездетна…—?Я… да…—?Подтверждаем! —?выпалил я раньше Чиргина, впервые открыв рот. Савина и Макар оглянулись на меня в замешательстве, но г-н Котьков бесстрастно зачитывал дальше:—?Лидия Геннадьевна Бестова, в девичестве Брейская, 1857 года рождения, супруга Севастьяна Корнеевича, мать ребёнка от этого брака, Михаила, малолетнего, невестка покойного…—?Верно.—?Подтверждаем.И вот?— наконец?— все-таки наступила заминка, которую нечем уже было скрыть.—?А она! —?вскричала Амалия Петровна. —?Что она вообще такое!А она?— эта непостижимая женщина?— лишь мельком взглянула на Амалию и молвила голосом глубоким и низким, мне прекрасно знакомым с одной лишь нашей встречи?— так те давние слова напрочь запали мне в память; казалось, в ту ночь мы успели поговорить обо всем, но так и не узнали ее имени. Сейчас же она произнесла лишь его:—?Александра Антоновна Бестова.—?Какое право она имеет?.. —?в ледяной ярости вопросила Лидия.—?Кровное,?— отвечала Александра Антоновна.—?Александра Антоновна Бестова, 1866 года рождения, родная дочь Антона Корнеевича Бестова, ныне покойного, родная внучка Корнелия Кондратьевича, ныне покойного, незамужем, бездетна…—?Это я.Я вскочил, чтобы хоть как-то воспрепятствовать Чиргину, и в миг он обернулся на меня. Я увидел, как разгорелись его глаза…—?Я ручаюсь за ее слова,?— сказал Борис Кондратьевич, и по окаменевшим его губам будто высекли искру: так обнажились зубы.Нотариус кивнул.—?Корнелий Кондратьевич также поручился за слова г-жи Александры Антоновны 24 мая сего года, это было засвидетельствовано, и сей факт не подлежит обжалованию или иным претензиям,?если только не найдутся неопровержимые доказательства, сообщающие об обратном,?— пользуясь мёртвой тишиной, он деловито, неуместно постучал бумагами по столу и откашлялся. —?Что же, здесь присутствуют все, как и распорядился покойный, все, кто имеет на то право по родству,?— и я заверяю это. Если в завещании будут упомянуты лица, не имеющие кровного родственного отношения к Корнелию Кондратьевичу, я, как исполнитель его воли, беру на себя ответственность отыскать их, поставить в известность и удостовериться, что они получили причитающееся. От вас, господа,?— он вновь обратился к нам,?— в таком случае потребуется подтвердить законность и полноту моих действий.Чиргин сказал то, за что впору было бы его возненавидеть:—?Так мы обещались.Котьков коротко кивнул.—?Итак, дамы и господа, сегодня, 26 мая 1890 года, я провозглашу вам последнюю волю Корнелия Кондратьевича, князя Бестова, ныне покойного.И молвили они все:—?Да.Нотариус взял большой желтый конверт и сломал алую печать.