V (1/1)

Ответ Чиргина отнюдь не успокоил меня?— лишь подтвердил худшие опасения. Те печальные мартовские события не просто стали последней каплей, после которой всё окончательно пошло под откос, но до сих пор угнетали беспокойную натуру моего друга. Он избегал ответственности, если её навязывали?— признавал её только в том случае, когда полагал, что на этот раз действительно следует сделать исключение и сунуть нос не в свое дело. И уж если и брал на себя обязательства, то это становилось для него вопросом не чести даже?— а жизни и смерти.Его, в отличие от меня, совершенно не волновала собственная репутация. Скрепя сердце я признавал, что мне важен успех?— потому, пожалуй, в малодушии я отбирал дела, что разрешатся наверно, тогда как в рисковых авантюрах непременно спешил заручиться поддержкой и помощью моего друга. Инстинкт самосохранения был ему неведом; вызов человеческим возможностям распалял его азарт, но он до последнего не признавал за собой права вмешиваться в ход чужих жизней. И всё же, если уступал, соглашался и брался, то цеплялся бульдожьей хваткой, испытывая, несомненно, себя и судьбу.Порой могло казаться, что он входил в раж, смакуя людские драмы, якобы не ставя их ни в грош: сердце его словно обрастало еще большей коркой, и единственным сочувствием была циничная усмешка и судорога плеч: ?Какого зла ещё не видел наш подлунный грешный мир?. А потом он затягивался сигарой и отводил блестящие глаза?— маска рассыпалась вмиг, и мне только и оставалось, что играть в слепца: слишком низко с моей стороны было бы уличить его в сострадании искреннем и глубоком, об истинной природе которого я мог лишь догадываться, истинную природу которого он столь тщательно скрывал?— прежде всего, от самого себя. Все же решаясь вмешаться в чью-то судьбу, он принимал чужое горе близко к сердцу, чересчур близко, от чего и страдал.Меня же война и дальнейшая служба приучили к здоровой черствости. Я долгое время не мог взять в толк, как можно ежечасно терзаться прошлым, перечеркивая возможность счастливого существования в настоящем. Я мнил себя хирургом, что отсекает омертвелую плоть пациента вкупе с собственной излишней эмпатией. Не каждое дело, за которое я брался на свой страх и риск, завершалось успешно. Не раз я разводил руками, ставил в рапорте прочерк, в лицо родственникам жертвы объявлял о закрытии дела за недостатком улик, а потом не получал взбучки ни от начальства, ни от собственного сердца, скрепленного железными скобами. Со знойных среднеазиатских степей я вынес не всех своих товарищей; проще сказать?— лишь одного. У каждого своя жизнь, и каждый делает всё от него зависящее, чтобы прожить ее с достоинством. Протянуть руку помощи?— благородно, того требует звание человека, но не стоит винить себя в том, что за неё вовремя не ухватились.Мне было удобно успокаивать себя этими бравыми лозунгами, когда я оставил Чиргина. Покуда он загнивал в пучине зависимости и отчаянья, я вышагивал с моей милой супругой по чистенькой садовой дорожке навстречу тихой праведной жизни. Свадебный перезвон приятно заглушал голос совести.И вот я получаю краткое подтверждение, что друг мой так и не смог простить себе промаха,?— из-за нашего бездействия погибла та женщина,?— и если мне было легко забыться в объятьях другой, то Чиргин был оставлен на растерзание вины, глушить которую он умел только водкой и морфием. И вот два месяца он маялся, один, полностью разбитый и прокуренный крепчайшим табаком и печалью. С моего негласного допущения.Я ведь его оставил.Горечь разлилась в моей душе; то, что я два месяца называл трезвомыслием, ныне предстало предо мною банальной трусостью. Я опротивел сам себе и резко присел на койке, оглядываясь на моего друга: единый взгляд его стал бы мне приговором, которого я, в порыве раскаянья, возжелал. Однако Чиргин уже беспокойно дремал, постукиваясь своим высоким лбом об окно. В синей темноте вид его казался мне особенно изможденным, и я вспомнил, как раздирало его противоречие, когда он и отталкивал меня от участия, и всё же желал всем сердцем пуститься в приключение, как в старые добрые времена. Я не понимал его. Он до сих пор терзался из-за нашей мартовской ошибки: невинная жизнь оборвалась, и мой друг убедил себя, что исключительно по его промедлению. И ныне он не считал себя достойным хоть пальцем трогать чужую жизнь: выслушивать, обнадеживать, помогать, спасать… Даже в таком пустом дельце он полагал себя некомпетентным, но рвался ведь… И слава Богу! Значит, ещё ни всё потеряно! Я стремился вернуть моему другу веру в себя и вместе с тем оказать услугу нуждающейся женщине; пусть затруднение Лидии Геннадьевны казалось откровенно пустяковым и во многом надуманным, эта простота и была мне на руку: мы споро поможем бедняжке (притом я с готовностью намеревался уступить инициативу всецело Чиргину), и мой друг вновь раскроет в себе способность и желание помогать людям: успех, пусть и в самой безделице, окрыляет.На этой весьма оптимистичной ноте я наконец-то смог заснуть. В последний раз тихо-мирно и крепко на грядущие дни.Поросль за окном с каждой милей сменялась все большей растительностью, серый туман?— синим небом, а голые ветки?— побелёнными цветами деревьями с ярко-зеленой, истинно весенней листвой. Я не мог нарадоваться этим бесконечным пейзажам, и наконец-то добудился Чиргина?— мы прибыли в Ярославль, и тут же узнали, что дилижанс, который следующую пару дней повезёт нас до Вятки, отправится только через четыре часа. Мы обосновались за столиком трактирчика и с аппетитом набросились на поданный завтрак.Ни я, ни, по всей видимости, он, не собирались поднимать проскользнувшую вчера опасную тему, которая, тем не менее, добавила что мне, что ему темных кругов под глазами. Однако раз уж мы вознамерились (впрочем, при полном отсутствия подлинного желания) явиться на зов Лидии Геннадьевны, следовало прикинуть план действий. Я смотрел на взъерошенного, помятого Чиргина, и предчувствие грядущего фиаско подступило к горлу: вот так мы собираемся отгонять от напуганной женщины ее выдуманные страхи; пусть это и дело получаса, двадцать минут которого составит церемониал, но мы обобьем порог дома высокой фамилии, и как бы за наше твердолобое воодушевление не отбил нам бока привратник.—?Что же,?— приступил я к делу,?— судя по рекомендации госпожи Бестовой, вы?— её старинный приятель…—?Не просто ?приятель?, Гриша,?— подавляя зевок, отвечал Чиргин,?— а бывший жених.—?Позвольте, такого в письме не наблюдается… —?я нарочито расправил письмо, но Юрий Яковлич уже закинул ногу на ногу, достал папиросу, затянулся и выпустил с дымом в полет мысль:—?Наши семьи были дружны, я даже претендовал на её руку и сердце, но не сложилось. Возможно, за неё я дрался на дуэли и бросил студентческую скамью в Варшавском университете (что из этого более самоотверженно, судите сами). Итак, женитьба сорвалась, потому что мне пришлось бежать в Швейцарию, так как я едва ли не разделал моего соперника, а она тем временем, не смирившись с моим горячим юношеским поступком, предпочла мне благоразумного и сдержанного отпрыска рода Бестовых. Я её за это не виню, чувства буйной молодости улеглись, связь утратилась лет на десять. Но вот я получил наследство от батюшки и думаю вложить его в недвижимость, а именно: приобрести усадьбу под Вяткой. Зная, что подруга моего детства и былая возлюбленная обосновалась в этих краях, я не мог не воспользоваться ее гостеприимством и не остановиться в её доме на некоторое время?— заодно чтобы изучить быт и образ жизни уездных помещиков. Ну и буду уповать на любезность её мужа, который по-деловому разъяснит мне особенности местного рынка.Я склонил голову, давясь смехом:—?Любезность её мужа состоится в том, что вас пинком под зад отправят изучать особенности местного свинарника.—?Это-то человек, который допустил, чтобы его жена скатилась в состояние паники столь всепоглощающей, что единственным выходом она видит обращение в сомнительную (даром что несуществующую) контору и найм частных сыщиков для собственного спокойствия?.. —?Чиргин пожал плечами, презрительно стряхнув пепел.—?Быть может, сменить имя?.. —?задумался я после недолгого молчания. —?Мы вознамерились вступить в их круг, надобно соответствовать…—?А,?— отмахнулся Чиргин. —?Вынужден вас разочаровать, капитан: ведь полнейшее самомнение думать, что в такой глуши о нас знают. Хотелось бы тешиться иллюзией, что моя сценическая слава гремит и в этих краях, но… Храню трезвенность ради вас. Я, конечно, могу назваться паном Владиславом Пицевичем, чтоб напомнить Лидии Геннадьевне о её родном гнездышке, но, как по мне, наши имена и без выдумки достойны уважения. Как достойно и дело, в которое предстоит ввязаться.—?Ой ли,?— протянул я,?— только вчера вы чихвостили несчастную женщину за излишнюю тревожность, а сейчас почитаете её затруднение достойным вашего царского внимания…Мне начинало не нравиться, что он уже чересчур серьёзно относился к нашей увеселительной прогулке.—?О, именно в том и собака зарыта!.. —?нараспев подхватил он. —?Казалось бы! Старый богатый князь умирает, старший сын наследует все состояние, а это в глазах обделенных родственников грех пострашнее всех запрещенных что Моисеем, что уголовным кодексом. За такой грех карают с особой жестокостью,?— он напустил на глаза дымную поволоку, а губы его дрогнули в усмешке. —?То бишь, душегубством. Ну, а пока оно не произошло (как и ничего из ряда вон выходящего), мы как добрые люди заявимся в гостеприимную обитель смерти, устроимся с удобством, спросим чаю и подождем, пока трижды не прокукарекает петух. В конце концов, не каждый день получаешь столь настойчивое приглашение в гости от ?природных?* князей!Я откинулся на стуле, скомкав в салфетку бренные останки безызвестной курицы, покачал головой: он отшучивался отчаянно, очевидно, сам не до конца понимая, что мы забыли в этот свежий утренний час в Ярославле, да ещё с намерением отправиться в несусветную глушь, чтобы ворошить чужое гнездо. Я хотел было выдать свой коварный план с головой, признавшись Чиргину, что в моей задумке прежде всего значилась аренда дачи и пара-тройка деньков безмятежного единения с природой, однако то ли внутреннее чутье, то ли то остервенение, с которым мой друг всякое упоминание о деле госпожи Бестовой обращал в шутку, придержало мне язык. Всё же необходимо было убедиться самолично, что Лидии Геннадьевне и её семейству ничего не угрожает, кроме порождений её истеричного сознания. Возможно, один лишь наш визит сам по себе избавит её от волнений. Как достаточно наблюдения врача, чтобы унять тревоги больного, что в минуты одинокого страдания успел вообразить себя болящим холерой, тогда как в действительности всё объясняется злоупотреблением протухлой селёдкой. И я не оставлял мысли, что тот же эффект должно наше предприятие возыметь и над Чиргиным?— благодарность нуждающегося в помощи существа всегда благотворно влияет на мнение о собственной персоне, непременно в положительном ключе.Утро 24 мая 1890, Борис Кондратьевич БестовДражайший брат, по словам вечно напыщенной и неприступной, а от того еще более дразнящей воображение невестки, всю ночь дико кашлял и харкал поочередно то кровью, то желчью: кровью?— на простыни, которые он запрещал менять, желчью?— на собравшихся ненаглядных родственников вроде сына и женушки. Заслуженно. Грош цена была бы ему, если бы не зародилась в нем хоть капля сомнений насчет истинного к нему отношения в этом проклятом доме. Наконец-то он узаконил столь плачевное положение наших отношений. Наконец-то он дернул рычаг, и половина подданных нашего замерзшего царства провалилась в люк с петлей на шее. Что же до другой половины… Она идет праздновать. Хорошо, что моя комната находится на другом этаже. Можно предаваться бессоннице без стеснений.Но сегодня причиной моей бессонницы нельзя назвать тоску?— только лишь торжество.Когда брат откинет копыта, я сам желал бы первым подобрать их да пригвоздить над камином. Да за меня постараются. Даже подерутся за это почетное право первого плевка на могилу тирана. Теперь все попляшут на его костях, от радости, лишенные рассудка надеждой, которую он только что расчеркал черными чернилами дрожащей рукой под зорким оком закона. Но надо не знать Корнелия Бестова, чтобы надеяться. А разве я знаю его?Он всегда был тем, кого мне никогда не понять. Я совсем не знаю его. И потому надеюсь.Как самый давний враг?— ещё с поры младенческих слюней и грязных коленок, ссадненных локтей и неразделенных игр в пятнашки. С поры бегства на фронт во славу Царя и Отечества, а оттуда?— под чужим знаменем в индийские джунгли и китайские опиумные притоны. Если бы я знал, что ненавидеть придется всю жизнь, я бы не растрачивал свою ненависть столь поспешно.То, что брат умрет, было ясно в тот же день, когда он родился?— так со всеми происходит, все мы умираем. То, что брат умрёт скоро, стало очевидно ещё зимой, когда за обедом он, закашлявшись, отложил в сторону спрыснутую красным белую салфетку. Но то, что брат умрет немедленно, обнаружилось бесспорно этим утром, когда он сам подписал себе смертный приговор. Здесь слишком много претендентов на должность палача. Я побуду в стороне?— из моей ложи наблюдать удобнее. К тому же, это я составлял текст приговора?— не собираюсь оттягивать на себя одеяло и приводить его в исполнение самолично.Не в этот раз.Любопытно, каково ему смотреть своими стеклянными глазами на всех нас, на тех, кого он заставлял пресмыкаться пред собою одним лишь движением своих бровей, мохнатых сороконожек. Скоро, братец, очень скоро твои глаза остекленеют насовсем: так же скоро, как милейшая моя Липонька выскочила из твоих покоев, потрясённая тем, чему ее избрали свидетелем. Так же скоро, как преданный Трофим подносит к твоему харкающему рту свежий отрез простыни и мочит свои старческие пальцы в старческой же крови. О, брат мой! Что ты сделал, чтобы не хотеть умирать? Ты жил надеждой последние двадцать пять лет, только ею. Только она не давала тебе умереть еще тогда, когда ты лишился всего, всего-всего-всего?.. А ведь тогда ты подошел к могиле почти так же близко, как подвел и меня?— пусть несколько раньше, но с того проклятого года, что отгремел четверть века назад, между нами не только кровные узы, брат. Между нами аванс смерти.Тогда ты подвёл меня к пропасти, столкнул в неё, но великодушно не разжал руки.Теперь я сделаю это заместо тебя. Царь горы может быть только один.Ты стал безумен, веря в несбыточное. Я позволял тебе упиваться мечтой. Но неделю назад у тебя не осталось надежды.Я истребил её.И навязал тебе правила игры. Ты сам их установил сегодня утром. Официально. Перед лицом закона.—?Боря!А вот и ненаглядная Амалия. Милочка, какая же ты дрянная актриса?— если думаешь, что эта маска отвращения, которую ты еще не сбросила с себя на выходе из покоев своего умирающего супруга, сгодится за выражение непомерной скорби. Впрочем, ты никогда не пыталась лицемерить, честь тебе и хвала. За двадцать пять лет дом не сломил тебя. Но и тебе не проломить его стены, душенька. Ты?— бабочка под стеклом.—?Я хотела вернуть вам книгу, Борис Кондратьич, помните, мы с вами зачитывались недельки две назад…Пара шагов за угол?— как в старые-добрые времена?— и между моей спиною и стеной расстояние даже больше, чем между моим подбородком и острым женским носиком.—?Он вызывал к себе Котькова! Что это значит, Боря!Господин Котьков знает толк в законах и бумагах, в особенности?— в завещаниях. Говорят, нотариус в канун кончины?— к вершению последней воли.Только воля эта?— моя.Смел ли я надеяться, что карты лягут точно так, как представлялось в самых смелых мечтах?.. Пусть это останется риторическим вопросом. Некогда вздыхать?— так недалеко убрать руку с пульса, что недопустимо, ведь в нашем деле главное?— постоянная бдительность. Это известие потрясет всех, и дом наш разобьется вдребезги на две неравные половины?— впрочем, как было всегда, только сейчас перемешается колода. Росчерк пера всего-то час назад подписал смертный приговор одних и вольную других; начинается исход.Распахнул эти двери я.—?Думаешь, я не понимаю, Боря? Это же все из-за твоей мерзкой девчонки! Кто она?!Потому что это я привел её. Мою девочку. С каждым днем ее решимость все очевиднее, ей нет пути обратно, и нужно посильнее стянуть до посинения то, что осталось в моей груди заместо сердца?— единственное, что безвольно трепыхается при одном лишь взгляде призрака минувших двадцати пяти лет, так и не развоплотившегося. Это я постарался, я, душу положил, чтобы тебе было горче умирать, брат.—?Ты молчишь, Боря! Я так и знала. Думаешь, удастся обвести меня вокруг пальца!Я не думаю, милочка, я знаю. О тебе и речи быть не может?— разве заботятся о пешках, когда играют против ферзей! Ваша конкурентка на звание хозяйки дома, Снежная Королева нашего замерзшего ада?— вот кто серьезный противник. И та уже прижата моим ногтем: нечего разбрасываться истеричными письмами и вмешивать посторонних в дела семейные. Знание болевых точек?— полезнейшее из знаний. Так, у матерей это дети. И даже попрыгуньи Мальки это касается.—?Наконец-то ты добился своего, Боря… Но мы теперь оба должны быть счастливыми, право…?Разве это не прекрасно, Борщик?Это прекрасно. Прекрасно, прекрасно, прекрасно. То, что осталось заместо сердца, трепыхается неистово,?— что же творится под жутким розовым корсажем в совершенно беспардонной уже близости: верно, полнейший взрыв, ни больше, ни меньше. Чего Амалии не занимать,?— так это умения радоваться. Она всегда знала толк в наслаждении и умела его не только доставлять, но и ему предаваться. Глупышка Маля уже унеслась в страну своих радужных грез. В брызгах голубеньких глазок я вижу центральную фигуру её примитивных мечтаний.—?Madame,?— чуть подавшись вперед, как ты и желала, прямо на твое ушко, отягощенное непомерным кричащим турмалином, и сладко-сладко, чтобы стало совсем гадко:?— Вам уже будет с кем разделить ложе.Ты слишком глупа, а умный человек вместо оскорбления услышал бы тут угрозу, о которой я предупредил тебя по старой дружбе. Увы, я не буду удивлен, если она сбудется, и тебя положат с моим братом в один склеп так же насильно, как двадцать лет назад?— в одну постель. Но ты даже не обижаешься,?— ну что за святая простота!..—?Да, Борис Кондратьевич, мне есть с кем… разделить… Разве это не наш праздник, Боря? Разве нам не стоит это отметить?..Ну-ну, дорогая, не предпринимайте столь решительных мер,?— я только что со своего горба скинул ношу куда тяжелее ваших домогательств: предрешенную смерть брата,?— а потому не собираюсь вновь подставлять шею, теперь уже под ваш липкий захват. Помнится, мы никогда не давали друг другу обещаний и не ввязывались в столь поганую трясину как обязательства. К тому же, сейчас мне не до ребячьих шалостей?— я объят восторгом, я торжествую. В отличие от тебя, Маленька, я сделал слишком много, тогда как ты и пальцем о палец не ударила ради того, чтобы г-н Котьков час назад уехал в свою контору с твердым, запечатанным алым воском конвертом.С совершенно новым содержанием.Как и вся наша жизнь отныне и до скончания нашего жалкого века.Тряслись на забитом до отказа дилижансе до Вятки мы пару дней. Останавливаясь в каждом городишке, который таковым и назвать-то совестно было?— пара улиц, церквушка и больше ничего,?— мы успели пресытиться завораживающими пейзажами настолько, что начали проклинать болота с их распутицей на чем свет стоит, подскакивая на каждой второй кочке, и в буквальном смысле слетели с прескверного средства передвижения, лишь только заслышали свою остановку.Теперь встал вопрос поимки извозчика, что доставил бы нас по нужному нам адресу?— до самого поместья из Вятки было, по моим рассчетам, около пяти часов езды.Уже прошло время обеда; я торопился, дабы совсем не прослыть невежами, представ перед хозяевами к полуночи,?— поэтому от ужина пришлось отказаться, подкрепившись на ходу, однако успеха в нашей затее мы от этой самоотверженности раньше, чем минул ещё час, не достигли. Прохожие с интересом косились на наши первопрестольные прикиды, в особенности?— на Чиргина, который вообще всегда отличался экстравагантным гардеробом, что вкупе с неординарной внешностью создавало впечатляющий эффект, а сейчас к тому же он, взяв на себя роль авантюриста-толстосума, откровенно франтил. Встречные девицы падали от одного взгляда на невиданную в этих местах птицу, словно фламинго залетел бы в курятник, а Юрий Яковлич только на это и ставил,?— и вот за нами уже бегала стайка мальчишек, горланивших про ?московских господ?, которые ?в могилу намылились?. Признаться, подобная рекомендация дома, который мы видели конечным пунктом нашего путешествия, энтузиазма не прибавляла, а взгляды более осознанной доли населения, прищуренные в подозрительности, смешанной с тревогой, со временем начали действовать мне на нервы, подкармливая того червячка сомнений, что пробудился во мне еще в Ярославле.Наконец нашелся мужик, с миной Харона согласившийся переправить нас по местной Стикс (коей предстала размытая грозами дорога) ко трону Аида. Чиргин расцвел как цветок на долгожданном солнце, пока я хмуро жевал ус и прикидывал, как бы выпотрошить из старожила побольше сведений о княжеском семействе, и угрюмость старика не внушала мне лишних надежд.—?Гони к Бестовым, папаша, да побыстрее,?— прикрикнул Чиргин на потеху всем честным вятичам, что провожали нас гурьбой, а я подбросил на колено к старику рубль. Это сыграло свою роль: изумление, в которое повергло старика одно только имя злосчастного семейства, лечилось лишь золотом. Впрочем, я подозревал, что между мужиками уже пошло соревнование, кто же повезет пришлых чудаков в долину смертной тени, а потому этот счастливец просто набивал себе цену.—?Ну-ну, даешь, сударь,?— проворчал, подозрительно нас оглядывая, старичок,?— по своей воле на погост тащишься, али жизнь гонит?—?Ну, отец, что за словечки! ?Погост?! Это как понимать? У меня там, может, невеста,?— приступил Чиргин с откровеннейшей выдумки, но я махнул рукой: пущай развлекается, покуда то ему и нужно, для того мы и здесь.—?Ха! Скажешь тоже, невеста! Оттого и погост, что невест там с огнем не сыщешь… —?мужик отмахивался, а глаза его под нависшими веками горели ярче закатного солнца. —?Если ты, конечно, не берёшь за себя полоумную Вишку.—?Невозможно! —?подыграл я, справедливо полагая, что сидеть молчаливее соляного столба выйдет подозрительнее наивных восклицаний. —?Друг мой, ваше сватовство, наше стремление устроить вашу судьбу… сколько жертв, бессонных ночей и дурной пищи положено на это! Но что же… полоумная?.. Ваша невеста?..Чиргин ловко подхватил:—?Пышкин, как смеете вы верить этому болвану! Предательство! —?улыбка, прищур, излом бровей, закушенные губы, всплеск рук?— всё это менялось в нем в мгновение ока, и вот он уже строил из себя оскорбленную невинность, перегибаясь вперед к вознице:?— Но стой, с чего бы это быть ей полоумной, папаша? Не обессудь?— разъясни, а то, мало ли, я сейчас совершу самую огромную ошибку моей прекрасной молодости. Неужели юная княжна тронулась умом?Кучер недовольно смерил Чиргина взглядом, и я решил добавить драматизма:—?Видишь ли, добрый человек, он ведь уж пять лет как обручен.—?Уж пять лет как обречён! —?эхом вторил Чиргин, хватаясь за сердце.Старик явно решил молчать, пока не получит свежую сплетню от и до, и мой друг выдумал подробностей:—?Я не видел её ни разу, поверил своему старому другу на слово, что родственница его будет достойной мне партией. Пять лет назад заключил я эту сделку, и вот срок подходит к концу, но за это время… Я ведь понятия не имею, что могло статься с моею суженной! Раз ты говоришь, что…Кажется, местные были настолько пресыщены семейными драмами, что мужик скривился поначалу, но всё же сжалился над Чиргиным, что актёрствовал сегодня знатно. С долей сожаления, смешанным с мрачным удовлетворением, старик сказал:—?Свихнулась княжна, сударь. Да вот только это давным-давно уже всем известно. Как у вас только браки не заключаются, у богатых, нет чтобы как у людей… И вот подсунули вам, глядишь, такую невесту… —?он насмешливо помотал головой.—?Как же я ничего не знал об этом? —?в притворном отчаяньи вскричал Чиргин. —?Григорий Алекеич, Гришенька, ну как же так?! Меня хотят обмануть, грязно и низко обмануть! О… —?и он рванулся к вознице,?— скажи, отец, неужели все вконец никуда?!Большее, на кого Чиргин походил, придерживаясь подобной манеры игры, так это на нищего забульдыгу, пропившего и земли, и титул, но точно не на высокородного богача, коим решил предстать перед Бестовыми ровней. Я решительно не понимал, как он потом будет пытаться соединить в себе два образа, чтобы не ударить в грязь лицом ни перед господами, ни перед слугами. Я тяжело вздохнул, однако следующая реплика кучера подтвердила, что мой друг избрал верную тактику:—?О-о, сударь… —?довольно протянул старик,?— её вопли по ночам?— похлеще волчьих завываний. Говорят, она с птицами язык находит. А по ночам бродит по лесу над рекою… Я тебе больше скажу, сударь, ходит-то в одном исподнем!..Чиргин был в ударе, раз позволял вознице подобные высказывания, который даже обернулся к нам с сальной улыбочкой. Чиргин-то хохотнул, а я только и смог, что состроить кислую мину, которая лучезарности от следующей фразы моего друга не приобрела:—?Моя невеста?— ведьма?! Быть не может! Сохрани Боже! —?возопил он.—?А то,?— фыркнул старик,?— поди так и есть?— наследственное оно, ведьмовство по крови переходит. Видать, кому же еще было околдовать старого князя, как не её мамаше?— обворожила она, молодуха, князя, сама-то поди бесприданница, только глаза бесстыжие, а он взял её, тело прежней госпожи остыть ещё не успели-с вон, а он взял эту бестию, да понесла она от него эту чернавку! Не, эт ясно дело?— ведьминское. С тех самых пор старый князь носа из ихнего дома не сует.—?С каких это таких пор? —?наконец-то решил напомнить о своем присутствии я.Возница молча глянул на меня, будто бы оценивая, стоит ли моя персона его откровений, но положение звезды первой величины на сегодняшней сцене его явно подкупало, а поэтому он, нарочито напуская таинственности, проговорил:—?Ну так, уж будет четверть века. Как прежняя княгиня умерла, а старый князь второй раз женился да сына лишился… А, много чего произошло. Помню я тот день, когда старый князь рассчитал половину всех своих слуг, полдеревни у них служило, мой брат вон, исправно конюшим у них был. Но старый князь совсем умом от горя тронулся. Вот и стала ему жизнь не мила, заперся в своем доме, и плевал он на то, сколько людей без хлеба оставил… За пару годин тогда так и вовсе изжил всех из дома, а потом сами оттуда побежали, силком там никто ни за какие деньги оставаться не желал. Конечно, в холода приходится им брать батраков, чтобы хоть как-то дом держать, но из местных никто к ним по своей воле уже не сунется. Больно надо! Только Нюрка всё живет на два дома, но с ней всегда всё было ясно… Вертится она под боком молодого господина, шалавая, всю жизнь вертится, да что там, опять же: какая мать, такая и дочь, что в шестнадцать, что в шестьдесят… —?причмокнув на этом полете мысли, старик вновь погрустнел:?— А сборов-то никто не отменял… М-да, много воды утекло: когда-то князь и вправду заботился обо всех нас.Мы с Чиргиным так и замерли, приготовившись слушать, но возница посчитал, что на этом разговор исчерпан. Он только хитро поглядывал на нас, наслаждаясь нашим нетерпением, жевал щеку и с равнодушным видом пускал повозку по самым глубоким ямам.—?Да, невероятное что-то тогда произошло,?— вдруг выдал Чиргин и устремил взгляд, полный тоски и вожделения куда-то вдаль. Старик пожал плечами и хмыкнул:—?А, что о них говорить, а… Сидят в своём логовище. Да сидят. Уж не счесть сколько зим, так сидят. Говорят, старый князь ходил к ведуну, что в чащобе рядом с озером живет. Да оно и видно, что совсем уж нехристи стали?— немудрено ведь, Сешка-то, второй сын его, поди, с женой в церкви-то венчался али нет?.. Точно не в нашей, свадьбу не играли толком. Как знать, сподобится ли батюшка пойти их всех там отпевать,?— старик недобро усмехнулся. —?А ведь в былое время исправно к обедне* всё их многочисленное семейство являлось.—?Они совсем затворники? —?скептически переспросил я.Старик скривил рот и как будто бы против воли прошамкал:—?Младший сынок заграницами обретается, уму-разуму набирается, да тут же в гулянках его и разбазаривает. Да и тот же молодой барин все еще вертится. Время от времени. Всё ездил прочь, прочь… —?на наши заинтересованные взгляды кучер снизошел до объяснения:?— Младшего брата князя так называют, хоть он уже давным-давно совсем и не молод. Но девиц это не останавливает,?— старик сально растянул серые губы:?— Он один оттуда ещё выходит, вот недавно совсем затащил к себе в берлогу одну… В ночи привез, всю укутал, что лица не видать, но за плечи держал, да к себе все прижимал: видно, решил поразвлечься, старый чёрт… А вообще… А вообще и невдомек никому, может, гляди, уже и померли все они там.—?Что ж, уж мы почтим их, снимем шляпы?— если не в приветствии, то данью уважения над могилами,?— ответствовал Чиргин, задорно скалясь.Сказал бы нам кто тогда, что и могил не останется, чтобы отдавать им последние почести.С тем нас поглотило тоскливое молчание. Сколько бы Чиргин не затеевал игрищ, возница, видно, притомился и вовсе потерял к нам интерес, а тратить ещё рубль мне совсем не хотелось. Наконец мы притормозили в рощице, хотя ухабистая дорожка убегала дальше под сень деревьев. На наши вопросы старик только качал головой, мигом растеряв свою болтливость. Второй мой рубль я увидел в ладони Чиргина, который с лукавой улыбкой поднёс его под нос старика, но тот лишь скривился. Я возмутился, отобрал рубль, и, плюнув, мы спрыгнули с заскрипевшей на все лады повозки и спустя несколько мгновений остались вдвоём на лесной тропке, один на один с чемоданом и сгущающимися сумерками.—?Bon voyage, друг мой Пышкин! —?бодрился Чиргин. —?Настройте свои гусли, какие ждут нас похождения, которые предстоит воспеть!.. ?— он обернулся на меня, посерьезнев, даже позабыв о кривом оскале усмешки. —?Ведь их вы жаждете, не так ли, бравый мой Тушин?..Я нахмурился, но он не спешил продолжать, не сводя с меня пристального взгляда. Я кашлянул и хотел было заметить что-то о надвигающейся грозе, но он склонил голову и негромко сказал:—?Дама просит помощи, Пышкин. Мы не можем пренебречь её просьбой.И тут же он с легкостью закивал, понёсся вперед, задрав голову, теперь словно избегая смотреть на меня, и с шумом молодой листвы я услышал его негромкое:—?И вот мы с грязью за пазухой идём ворошить чужое гнездо.Он взглянул на меня прямо, пожал плечами и скрылся за натянутой улыбкой. Я переступил с ноги на ногу и покачал головой:—?Эти сплетни?— пища для размышлений, Чиргин. Вы вдоволь развлеклись, а ведь даже из этого скудного материала можно выудить ценные сведения…—?О, безусловно,?— огрызнулся он из-под миролюбивой улыбки. —?Протокол, господин следователь! Пишите заголовок: ?Семья Бестовых?, бестиарии?!—?Мы узнали уже очень многое,?— пресёк я, перехватывая чемодан. —?Двадцать пять лет назад дом Бестовых, некогда процветающий, настигло несчастье…—?Скончалась княгиня,?— кивнул Чиргин. —?После чего они перешли от света к тени и живут вот уж сколько безвылазно в своей усадьбе…—?Тогда князь Бестов, Корнелий Кондратьевич, женился второй раз,?— продолжал я,?— как раз-таки, выходит, на сестрице Эдика Хобота! —?размытые кусочки головоломки, что представил мне Хоботкин, лениво плавали перед моим внутренним взором вместе с отблеском вереницы опрожненных тогда бутылок. —?Агафья, кажется, её имя, она совсем юной пришла в эту семью, и, как видите, это ещё Хобот упоминал, упадок дома связывают именно с ее появлением. Ведьминский приворот на старого князя,?— я не сдержал смешка.—?К слову о ведьмах… —?Чиргин оскаблился.—?Ах, верно, это отныне по вашей части,?— ухмыльнулся я. —?Быстро же вы меняете невест, как перчатки! С благочестивой Лидии Геннадьевны до ?полоумной Вишки?!.. Себе под стать,?— это я уже пробурчал себе в усы. —?А ещё мальчик. Тот, кто ?учится уму-разуму?.—?Тот самый младший брат, который прежде всего может угрожать благополучию старшего,?— кивнул Чиргин и увлёкся размышлением вслух: —?Наследника, ради сохранности жизни которого мы проделываем весь этот путь. Ну и ?молодой барин?… Экий фрукт! Сомневаюсь, что рекомендация ?уже совсем немолод, но девиц это не останавливает? может относиться к супругу Лидии Геннадьевны, которая так умоляла нас приехать его спасать... Кто же представляет собою запретный плод для местных красавиц? Ещё и ?затащил очередную в свою берлогу? совсем недавно!.. И вправду ведь, тошно! В моих руках будто кис ком грязи, и я как мальчишка прицеливался, в какую важную шею его бы запустить. И ради чего это всё?.. Промелькнула шаловливая надежда, что мы заблудимся в лесу, и наш отдых начнётся с того, что мы напросимся на ночлег в какой-нибудь милой крестьянской лачужке, а на утро все бедствия чужой семьи покажутся нам дурным сном.О, золотая пора супружества! Нагулял я не только брюшко, но и розовую наивность!?— Ах, сколько неизведанного хранят ещё закоулки старого поместья!Он всё же сорвался на крик, или скорее даже клич, лихой, рьяный, что птицы вспорхнули с верхушек деревьев. Несмотря на беспокойные ночи и плохой сон, Чиргин все же расцветал на глазах?— его жёлтое лицо румянилось, глаза темнели, крылья носа трепетали и раздувались, лиловые губы изогнулись в дразнящей полуулыбке. Лесная тишина звенела после его возгласа, и он, виновник переполоха, упивался этим, стоя посреди тропы прямо, уверенно, широко расставив ноги и вскинув голову, увенчанную копной взбитых волос. Я видел?— он стоял на пороге приключения, и сомнения и страхи не стесняли более его грудь?— лишь стелились позади шлейфом. Я подвел его к этой черте, и глаза его теперь блестели, грудь вздымалась алчно; а он не спешил?— ждал меня, протягивая руку.Мне было всё равно, куда мы идем,?— главное, что бок о бок.Я перехватил чемодан, и мы двинулись по прошлогодним листьям, новогодней грязи и сегодняшней поросли молодой травы. Чиргин шёл бесшумно, яростно вдыхая чистый лесной воздух, я хлюпал по лужам и думал, где потом постираю свои любимые брюки. Уже защелкал соловей?— в моей деревне это дивное пение было обычной вещью, но для Чиргина, загнившего в городском смраде и смоге, это было настоящей отрадой. Я знал, он был дитя сибирской тайги, но вот уже десяток лет как безвылазно залег на дно Москвы, злачное, каменистое дно. И теперь он с жадностью ловил каждое проявление первозданной красоты природы, что объяла нас всецело, поглотила, довольствуясь нами, в закатный миг сгинувшими в её чреве.Если я и понял тогда, что пути назад нет, то не испугался: красота казалась мне божественной, а значит?— безгрешной. Я не видел в ней зла. Я ей доверял.Уже ли тогда она меня погубила?..Рука Чиргина легко коснулась моего плеча, и я будто очнулся, потревоженный вмешательством существа, чуждого моему благословенному проклятью.—?Вы слышите?..Чиргин произнес это почти что шепотом, но я чётко уловил в его голосе напряжение и интерес. Я прислушался. Соловей все насвистывал. Деревья шумели. Было совсем темно. Пахло пьянящей свежестью.—?Слышите?.. —?шептал Чиргин. —?Слышите?..Вместе с животным звуком птицы звучал голос, дивный, как цветок, тонкий, как стрела травинки, и нечеловечьи дикий. В той весенней хмельной темноте пела дриада:?Во славном городе во Алатыре,Во проезжей было славной улице,А стояла тут кружалочка?—Нов царев кабак.А за стойкою было за дубовою,А за лавочкой за сосновою,Лежит тут удавленыйДобрый молодец.…Говорила я тебе, другу, баила:?Не ходи ты, мое дитятко,Во царев кабак:В кабаке сидятВоры-разбойники?*.Мы вышли к дому Бестовых.__________[1] Обедня?— народное название литургии.[2] ?Природные? князья?— потомки правителей различных удельных княжеств ещё Киевской Руси. Лишь треть титулованных дворян были из этих древних родов, а две трети возникли после Петра I.[3] Чиргин и Пышкин услышали напев народной баллады ?Во славном городе во Алатыре?. Здесь и далее тексты баллад берутся из сборников, составленных собирателями устного народного творчества.