Глава 27 (1/1)

Тогда зачинающийся пока еще день казался мне самым счастливым во всей моей гребаной жизни. Темнота, кратковременно нахлынувшая во время оргазма, как и положено, просочилась в сознание и своевольно поселилась в нем на пару часов. Отсутствие тревог и забот царствовало там, в то время как мы с освобожденным Клаусом, не расцепляя тесных объятий, перебрались на кровать. Обнаженные телесно и психологически, мы с неутихающей страстью вжимались друг в друга, словно рассчитывали поглотить или быть поглощенными целиком, без остатка…Все эти годы я наивно полагал, что секс для меня уже успел стать рутиной. Рутиной приятной, желанной, но все же рядовым, привычным действом. С Клаусом… нет, с Рупертом… все было иначе. Каким-то совершенно невообразимым образом под ним я вновь ощущал себя девственником: прикрывал глаза, лишь бы только избежать этого глубокого проникновенного взгляда; вздрагивал и выгибался от всякого прикосновения его горячих нежных рук, обжигающих влажных губ, плавящего кожу языка… Когда в моих руках была сосредоточена вся власть, весь возможный контроль, а его руки надежно связывал скотч, я не чувствовал это так остро?— наслаждение… Я знал: не я один?— мы оба никак не можем насытиться друг другом, ?надышаться перед смертью?… Моя рациональность окончательно затерялась в чаще плотских утех, благо Руперт ориентировался в моей квартире в чем-то даже лучше меня самого. На нестерпимо долгий десяток секунд оставив меня наедине с измятой подушкой, он достал из прикроватной тумбочки мой лубрикант. На его раскрасневшихся от моих поцелуев губах плясала гордая ухмылка?— невозможно было увидеть пузырек со смазкой, но не заметить первый подарок Руперта, используемый мною так часто… Я перевернулся на живот, крепче стиснув подушку, чтобы спрятать лицо: чтобы через глаза, предательски честные, наружу не просочилось невероятно пошлое желание прикрепить дилдо к спинке кровати?— позволить Руперту заполнить меня всего, со всех сторон… Но нежданно приобретенная стеснительность невинной девы не дала даже оглянуться, не то что рот открыть.Войдя во всю длину, Руперт обеими руками обхватил меня и намертво прижал мои локти к бокам. Секс в его исполнении мало чем отличался от того, что он делал со мной с нашей самой первой встречи: ебал меня во всех известных смыслах, насильничал, навязывал пылкую увлеченность, проталкивал до предела, зная, что в итоге я буду умолять его не останавливаться, умолять не уходить… Я переставал стонать только ради поцелуев, сводящих с ума, как и тяжесть тела Руперта, его запах, его голос, срывающийся на мычащие стоны у моего левого уха?— пробирающие до мурашек…Мы покинули спальню опустошенными, счастливыми, пусть и ненавидящими резкий солнечный свет. Капали секунды, минуты, но я не ощущал течения времени?— только грудь Руперта под моими лопатками, его надежное плечо под моей головой и теплую воду, заполняющую почти до краев занятую нами обоими ванну. На душе было спокойно, точно я-таки достиг желанного единения с тем, кого люблю. Люблю… Ну надо же… Кто бы мог подумать… ?Люблю психа, преследовавшего, разок отрубившего и похитившего меня?. Однако я уверен, это?— не стокгольмский синдром: я не одобряю всей той безумной хуеты, что творил и явно будет продолжать творить Руперт; я критически оцениваю его виденье реальности, решения и поступки; я не оправдываю его?— мне, элементарно, плевать на длиннющий список совершенных им преступлений. Конечно, есть во мне щепотка наивных женских надежд: ?Когда-нибудь я его изменю…?, но если и нет?— просто приму этого чудного, очень своеобразного человека таким, какой он есть. Разве не это?— любовь?..***Ароматы жареных яиц и хлеба постепенно заполняли всю квартиру, и в этом божественном смешении аппетитных запахов, туманности собственных мыслей и слабости потрудившихся на славу мышц всего тела я тонул, одурманенно-счастливый. Видать, окончательно и бесповоротно тронувшись умом от пылающих в моей крови гормонов влюбленности, я позволил себе во время готовки нарисовать в воображении приторно-слащавую картинку совместной жизни. Все события сегодняшнего утра тому способствовали: мы занимались сексом всю ночь, и перерывы между соитиями мало были похожи на полноценный отдых?— больше на внезапно нагрянувшую прелюдию; мы лениво отмокали в ванне, соприкасаясь почти всей поверхностью кожи; как домовитая женушка, прямо сейчас я готовлю завтрак на двоих, который мы будем поглощать вместе, за одним столом?— в моей квартире… В этом всем было нечто упоительно заманчивое, и по глупости отдавшись фантазии целиком, я позволил себе неосмотрительную оплошность:—?К столу, Руп! —?выкрикнул я одновременно со щелчком блестящего тостера. Сняв сковороду с плиты, я разделил и переложил яичницу на тарелки, разместил там же хрустящие тосты, предварительно разрезав их по диагонали, поставил готовый завтрак на стол?— и в этот момент из меня чуть не вышибло дух осознание сказанного минуту назад.—??Руп?? —?с неоднозначной усмешкой переспросил Руперт, присаживаясь за стол.—?Эм… Извини,?— выдавил я улыбку, переборов удушье из-за споткнувшегося сердца. —?Как-то само собой вырвалось. —?Я по-прежнему стоял над столом и завороженно наблюдал за тем, как Руперт в одной из моих рубашек отламывает от тоста рассыпчатый уголок и подносит к губам. Он тянет время? Подбирает наименее обидные слова в попытке остудить мой любовный пыл?..—?Полагаю, после всего, что было, нам в самом деле следует опустить формальности. Кир… —?с неприкрытой непривычкой в голосе добавил он. —?Только не зови меня ?Рупи?.Заслышав это, я не сумел сдержать усмешку:—?Звучит мило. Почему?—?Потому что так меня звал Монти…В один выбивающий почву из-под ног миг мои лицевые мышцы позабыли, как надо улыбаться. Сославшись на оставленный в холодильнике апельсиновый сок, я отошел от стола с глубокой трещиной у сердца. В тишине я против собственной воли слышал топот маленьких ножек и звонкий детский голосок: ?Рупи! Рупи, поиграй со мной!? Как Руперт живет с этим грузом, если даже у меня, совершенно постороннего человека, наворачиваются слезы на глаза?.. Что я должен сделать, как себя вести? Игнорировать поднятую тему? Извиниться за то, что разворошил осиное гнездо? Поворачиваясь к столу, я так и не сделал выбор, решил импровизировать, действовать исходя из состояния Руперта, выражения его лица?— но, к глубочайшему удивлению, не увидел ни лица, ни самого Рупа! Его стул был пуст!—?Какого хуя?.. —?обронил я, широкими шагами приблизившись к столу. Руперт беззвучно вышел за дверь? Он прошмыгнул в спальню или ванную? Как ему вообще удается испа…Ощутив крепкую хватку на левой щиколотке, я вздрогнул всем телом, как если бы через него прошел электрический разряд!—?ЕБАТЬ МЕНЯ В РОТ! —?выкрикнул я в свои ладони. Сердце ударилось в грудину до легкого головокружения. Я рухнул на стул; подрагивающие руки отказывались отпускать в одночасье побледневшее лицо. —?Какого хуя?!..—?Мне показалось, Вы загрустили,?— прокряхтел Руперт, вылезая из-под стола. —??Ты… загрустил?…—?Никогда, блять, так больше не делай! Я чуть дух не испустил!Стараясь отдышаться, я смотрел на Руперта, как ни в чем не бывало усевшегося на стуле ровно. С наигранно отсутствующим взглядом он неумело игнорировал свою тарелку; на коленях его руки сцепились в крепкий замок.—?Что-то не так? Невкусно? Или… ты не ешь яичницу?—?Нет, все в порядке. Я благодарен за еду.—?Но ты не ешь.Он неловко улыбнулся, обаятельно сощурив глаза в робком извинении.—?Я… вспомнил о Монти и теперь… не могу притронуться к тарелке…Прежде, чем понять смысл его слов, я трижды посмотрел то на Руперта, то на треклятую яичницу.—?Она горит?..—?Прошу прощения,?— потупил взгляд Руп,?— ты старался… Через какое-то время… это… пройдет…—?И ты будешь есть остывшую яичницу? —?Оставив место, я сходил к посудному шкафу и вернулся с глубокой миской в руках. —?Ты ведь знаешь, что происходит с огнем, если его накрыть чем-нибудь, не пропускающим воздух? —?спросил я, опустив миску на тарелку Рупа, будто колпак.—?Разумеется: без кислорода пламя перестает гореть…Я поднял миску, от всей души надеясь, что воображаемый огонь подчиняется законам материального мира. Лицо Руперта постепенно расслаблялось, исчезали глубокие морщины на высоком лбу, испарялось это жалобное извиняющееся выражение, от которого мое сердце саднило. Миска тихо приземлилась на край стола. Я вернулся на стул, принялся за свою порцию завтрака, в то время как Руперт с дурашливой улыбкой изучал свою.—?Надеюсь, ты не почувствовал себя идиотом,?— не шибко деликатно вставил я, проглотив вместе с тостом смешок,?— из-за того, что я додумался до этого способа за считанные секунды.—?Признаться… самую малость,?— весело кивнул Руп и отделил наконец от яичницы первый кусок. —?Однако, как и в любой другой ситуации, в этой присутствуют два существенных ?но?. ?Но? первое: я и не сомневался в том, что В… ты умен. ?Но? второе?— в некоторой степени противоречащее ?но? первому: апельсиновый сок так и остался в холодильнике.—?Блять…