Белое солнце (1/1)

У раскрытого настежь окна хорошо читалось. Трепыхалась тонкая занавеска на ветру, внизу, в садике, было туманно и тенисто среди молоденьких вишен и яблонь, а дальше, сквозь редкие ивы, блестела Ока. За стеной Оленька наигрывала что-то на рояле, и её неровная грозовая музыка неслась сквозь открытые окна в сад, вкусно и сладко пахло дымком от сосновых шишек?— разгорался хозяйский самовар. Неплохо бы поставить и свой, да слишком уж хорошо было сидеть на подоконнике, никаких сил встать, а денщик нынче был выходной. Приятно шуршали страницы. Тягучее воскресенье, не нёсшее в себе никаких встреч или дел, и, может быть, это и славно. Сегодня провалялись в постели до часу дня, потом до трёх завтракали и пили кофе, потом Оля немножко работала, а вечером думали сделать променад где-нибудь в центре…Раздался далёкий стук в передней, и музыка оборвалась, за неплотно притворённой дверью прошуршало Олино платье. Женя никого не ждал. Надо думать, кто-то из её знакомых. Шаги прозвучали слишком уверенно и хозяйски для знакомого, и тут же долетевший издалека насмешливый вопрос подтвердил досадливое опасение:—?А где наш херувим?—?Женя в спальне,?— за прохладное Олино ударение на первом слове Женя был благодарен, но умиротворённый настрой как рукой сняло.Книгу, непонятно чего опасаясь, в бессознательном порыве сунул под бархатную кроватную подушку, и вовремя?— дверь без стука отворилась. Будь его воля, в их с Олей спальню не пускал бы никого, но такого попробуй не пусти. И всё это приходилось выносить?— быстрый взгляд по слегка сбитому покрывалу, по комоду с коробочками и флаконами, по небрежно брошенному Олиному пеньюару, и наглый, уверенный шаг внутрь. Женя, торопливо одёрнув китель, с каменным лицом вытянулся во фронт.—?Ну что вы так официально? —?Михаил Викторович вошёл деловито, как к себе домой, небрежно подал руку, выглянул в окно, задумчиво усмехнувшись какой-то своей мысли.—?Приветствую согласно уставу, господин поручик.—?Вот как,?— стоял, постукивал по подоконнику, и голос его резал как бритва. —?Я, собственно, не к вам, а к сестре. Но решил зайти поздороваться и с вами, раз вы не сочли нужным самим выйти ко мне.Бог знает, отчего так неприятно было находиться с ним рядом. Дурной характер, привычка цепляться, но ведь мало ли дурных характеров. А от этого отбрасывало, и находиться с ним в одном помещении всегда было тяжело, до того, что начинало трясти?— будто холодные спрутьи щупальца заползают под китель, обвивают и душат. Женя заставил себя не отходить с того места, где стоял, краем глаза скользнул по смирновской фигуре. Всё как обычно, набившее за пять лет оскомину своей неизменностью: отдраенные сапоги, не тронутые уличной пылью?— видно, ехал на извозчике,?— отглаженная форма, жёсткие ленты портупеи, нафиксатуаренные тонкие усы. Разве что на подбородке маленький свежий порез, старательно припудренный?— любопытно, выжил ли после этого инцидента цирюльник. Внешность как внешность, человек как человек, но, чёрт побери, не в их же с Олей спальне. Глаза холодные, колючие. Встретился взглядом, нехорошо…—?Я не успел к вам выйти,?— сдержанно сказал Женя с минимально необходимой вежливостью, но и это показалось оправданием, стало мерзко.—?Не успели?— значит, не сочли нужным успеть,?— в своём доходящем до абсурда стремлении оставлять последнее слово за собой Михаил Викторович был неутомим, и Женя предпочёл промолчать на его выпад.В молчании Михаил Викторович постоял ещё немного. Прикрыв глаза, будто размышлял о чём-то, и на лице его была странная смесь досады и удовлетворения. Внеся достаточно смятения в Женину душу, он развернулся и вышел, не сказав больше ни слова, и в комнате сразу стало свободнее. Через минуту из-за стены уже доносился их с Олей разговор, Олин смех, и отчего-то казалось, что смеются над ним. Просидев ещё некоторое время в спальне и промучившись разнообразными догадками, Женя всё же зашёл ненадолго к ним, напустив на лицо безразлично-спокойное выражение, потому лишь, что неприятно было в своём доме прятаться, и надо было хоть как-то обозначить своё полноправное присутствие.—?Чего он хотел? —?поинтересовался он, когда Михаил Викторович ушёл.—?Увидеть меня. Это кажется тебе странным? —?быстро ответила Оля.После разговоров с братом она часто становилась колючей и как будто слегка чужой.—?Нет,?— Женя вздохнул и задумался, как бы сказать поосторожнее?— брат всё-таки… —?Но ты можешь сказать ему, чтобы не заходил в нашу спальню? Мне неприятно.Не говорить же: ?Сделай, чтобы он больше не приходил?.—?Скажи ему сам.—?Не могу. Он твой брат и старше меня по званию. Из просьбы моей он устроит сцену…—?Ах, перестань,?— Оля нервно отошла к столу и села за разложенные переводы. —?Ты несправедлив к нему. Он просто зашёл с тобой поздороваться. И потом, я не вижу ничего страшного.—?Тогда хотя бы убирай своё бельё, если для тебя спальня?— место для приёма гостей.—?Мог бы убрать и ты, он заходил к тебе.Женя много чего мог на это ответить, но разговор затянулся бы до бесконечности. Промолчал, проглотив раздражение. Чиркнула спичка, затлел кончик папиросы, Женя с пепельницей в руке опустился на диван. Сидели, сердясь друг на друга. Оля стремительно и резко выводила строки, шуршало перо по бумаге. Удивительно красивая сейчас, на фоне окна, на фоне туманной зелени и рассеянного сквозь листву света. Рыжие кудри слегка растрепались, выбились из причёски, и, подсвеченные солнцем, венчали её голову сиянием. Белая кожа, молочно-фарфоровая. Похожа на лесную нимфу в этой зелёно-оранжево-белой дымчатой палитре. Но всё же так нельзя. Ведь каждый раз одно и то же…Дописала, отложила перо, отвернулась к окну, вздохнула. Потом взглянула легко, как ни в чём не бывало.—?Пойдём гулять? —?помолчав и не дождавшись ответа, добавила беззаботно:?— Ты что, всё дуешься на меня из-за Мишеля?Женя смотрел на зажатую между пальцев папиросу, упорно не поднимая головы. Прошуршало платье, и в волосы вплелись её руки, макушки коснулись губы, а потом пальцы с острыми ноготками подхватили за подбородок и потянули вверх.—?Ну не сердись.—?Скажи честно, кто из нас прав по-твоему? —?жёстко спросил Женя, мотнув головой.—?Ах боже мой, ну конечно ты прав. Но это мой брат, я не могу и не хочу выставлять его за дверь. Что за письмо пришло тебе с утра?—?От родителей.—?Что пишут?Рука гипнотически скользила в волосах, гладила, морочила и запутывала.—?Спрашивают, почему мы не поженимся.—?И что ты ответишь?—?Почти как есть. А вообще всё это унизительно для нас обоих, и неправильно. Я бы мог уладить…—?Оставь, мы уже говорили об этом.—?Как видишь, начальство мне уже позволило жить с тобой. Все считают нас женихом и невестой. И я думаю, что было бы лучше…—?Вот и пусть считают. Разве тебе сейчас плохо?—?Нет, мне хорошо,?— сдался Женя и поймал её, горячую, в объятья, потянулся поцеловать.Рукой проскользил под упоительно-шёлковый подол, скомкал краешек Олиных панталон, зубами, нетерпеливо сопя, неловко расстегнул ремешок платья под её тихий, томно-хрипловатый смех. Вяло отбрыкивался от её направляющих рук, тянул на себя. Все разногласия в такие моменты забывались, всё забывалось.—?Ты заперла за ним дверь?—?Он не вернётся, не бойся. Поехал в собрание.Из дому вышли уже под вечер. На Старом торгу, подсвеченном розоватым солнцем, было людно. Шумели извозчики, фыркали кони, торговали вразнос папиросами, ирисками, цветами и пастилой, важно фланировали городовые. Сидели под полотняным навесом кофейни. Почти как в Москве, забывшейся уже, разве только чуть грязнее, чуть беднее, и во всём чувствовалась эта милая, но чужая провинциальность, свойственная всякому уездному городу, и с тех пор, как встретил Олю, только сильнее ощутимая, и отчего-то слегка хотелось домой… Коли уж жить в провинции, так держаться подальше от трогательно-претенциозного центра, бродить по лесам и полудеревенским улицам, гонять наглых соседских петухов со двора, топить самоварчик, купаться в реке, до которой рукой подать, сидеть на пристани, провожая пароходы со звенящими названиями: ?Калуга?, ?Ласточка?, ?Молодец?, ?Чайка?, ?Ципулин?… Остального и на службе хватает, но Оля считает иначе, и запирать её в этой глуши преступно, да и статус обязывает время от времени появляться на людях. Впрочем, и самому всё же необходимо иногда развеяться вот так, с Олей, после казарм, кабинетов и плацев.—?Смотри, какой овечий взгляд,?— смешливо шепнула Оля, кивком головы указывая на благостного вида девоньку, сидящую с ухажёром за соседним столиком.—?И вовсе не овечий,?— стушевался Женя.—?Да брось, ты тоже так думаешь, просто сказать стесняешься.—?Я вообще о ней не думаю, она не в моём вкусе,?— лениво мурлыкнул Женя, ласково поддел пальцем её золотую подвеску. —?Я думаю о том, какая ты красивая.В серебряной креманке приятно плавилось Олино мороженое, во льду потела бутылка шампанского.—?Если уж говорить о людях, то мне гораздо интереснее вон тот,?— Женя деликатно кивнул на пристроившегося в углу с бокалом пива художника, слегка похожего на Куприна, разложившего на столе карандашные наброски и черкающего что-то в блокноте.Его он иногда видел на пристани или в лугах, сидящего с этюдником.—?Tout de suite,?— мигом встрепенулась Оля и прежде, чем Женя успел остановить, спорхнула с места.—?Tu es folle,?— засмеялся Женя, беспомощно откидываясь на спинку стула.Что-то говорила ему, склонившись низко и придерживая пышную белую шляпку с перьями, потом подхватила и повлекла за руку к их с Женей столику.—?Нарисуйте нас с Женей,?— просила она, обворожительно грассируя. —?Маленький набросок. S'il vous pla?t.Добродушно посмеиваясь, художник, представившийся Александром, быстро накидал что-то на листке и, отказавшись от всякой платы, вручил его Оле.—?Я иногда вижу вас в полях,?— сказал он, обратившись к Жене. —?Думал, ходите на охоту, но не заметил при вас ружья.—?Нет, я просто гуляю,?— Женя улыбнулся и слегка опустил взгляд, всё ещё испытывая лёгкую неловкость за Олину просьбу.Темнело, зажигались фонари. Посидев ещё немного, художник вернулся к себе за столик. В кофейню набилась шумная компания. На наброске сидели с Олей, как голубки, похожие, разве что у Оли черты получились несколько грубее, чем на самом деле, а Женя похож…—?По стилю напоминает Серова,?— прокомментировала Оля. —?Только интереснее. Живее.Она зачерпнула в ложечку подтаявшего мороженого и поднесла к Жене. Пристало ли офицеру?.. Не дай бог кто увидит, но Оля сидит рядом, близко-близко… Женя осторожно потянулся и взял мороженое, и так, хулигански, из Олиных рук, оно показалось вкуснее, чем обычно.По пути домой завернули на пристань. Под причалом билась тёмная, неразличимая волна. Звёзды светили таинственно и ярко, почти как в августе. Женя всё хотел увидеть падающую, но сколько ни вглядывался в бездонную синеву?— так ни одной и не увидел. Осозналось вдруг, что так и пройдёт жизнь. Это было не хорошо и не плохо, но странно. Сколько помнил себя?— всё куда-то стремился, хотел чего-то нового, неизведанного и прекрасного, а теперь всё наконец вошло в свою выверенную и предопределённую колею, и спокойно могло бы оставаться в ней до конца жизни. Отучился, служит вот уже пять лет, а теперь ещё?— почти женат, хоть и начальство не одобряет, и Оля всё что-то усложняет… Если и продвигаться?— то только по службе, если и ждать?— то повышения. Непривычно было, и отчего-то всё не удавалось поверить.Недели две спустя ходили, как обычно, небольшой компанией из второго дивизиона гулять в бор, что раскинулся за лугами между Окой и Яченкой. Впереди шествовали старшие, за ними?— разбившиеся на группки младшие офицеры, а позади тащились денщики, загруженные шампанским и провиантом, и фотограф, приглашённый специально для Оли. Женя шёл с Олей под руку, чуть в стороне. Приятно грело солнышко, пахло смолой.В спину, аккурат промеж лопаток, прилетела сосновая шишка. Володя довольно улыбался, отстав на десяток шагов, и старательно делал непричастный вид. Позабыв про Олю, Женя высвободил руку, но попасть в убегающую и прячущуюся за соснами мишень оказалось сложно даже подпоручику-артиллеристу, и Женя под одобрительный смех не успевшего отойти Сергея Николаевича предпочёл перейти к рукопашному бою. Догнал, запрыгнул к нему на спину, как делал это ещё в незапамятные времена, в училище, чуть не завалился на землю и после короткой возни оказался прижат к сосне. В кронах соседних сосен, на фоне чащи, мелькал огненно-рыжий хвост.—?Смотри, белка,?— показал Женя, но Володя, обычно неравнодушный к зверью, сделался серьёзен и ослабил хватку, глядя ему поверх плеча.Тут же за спиной хрустнула ветка. Женя порывисто обернулся, проследив за его взглядом, и встретился глазами с поручиком Смирновым, что быстро приближался.—?Чёрт знает что такое,?— громко шипел Михаил Викторович, обращаясь почему-то только к Жене. —?Подпоручик Алексеев, вы кадет или офицер? Или это как раз отсутствие кадетского воспитания в вас сказывается?Он жёстко убрал Володину руку, что ещё машинально сжимала Женино плечо, несколько секунд испепелял его взглядом, а потом кивком головы призвал вернуться на дорогу. Женя настолько опешил от его внезапного нападения, что не нашёлся, что ответить, и почти не слышал, как Володя, следуя с поручиком позади, неприязненно убеждал его, что первый затеял свалку. На дороге Михаил Викторович пошёл рядом, выражая на лице крайнее недовольство. Все остальные, даже отстав от денщиков, слава богу, успели немного отойти, но надеяться, что его гундёж до них не долетает, было бы глупо.—?Вы ведёте себя как мальчишка,?— выговаривал Михаил Викторович, журавлино вышагивая по притоптанному песку. —?Я уже не первый раз это за вами замечаю. И застегните пуговицу, не вы ли давеча проповедовали соблюдение устава?Подумалось полувсерьёз, что если так будет продолжаться, рано или поздно Женя сорвётся и будет стреляться с ним, но пока мысль о дуэли казалась дикостью, ребячеством, и оскорблением-то это назвать нельзя, да и брат Оли, как ни крути. А всё ж мерзко, что влип в подобное, и не выбраться теперь. Начиная закипать, Женя процедил: ?Виноват, господин поручик?, и дрожащей от злости рукой всё никак не мог продеть верхнюю пуговицу кителя в петлю, но Михаила Викторовича это только раззадорило и, перебив снова встрявшего с защитой Володю, он продолжил.—?Может, вам перейти в пехоту? Зачем вам артиллерия? У вас неплохо выходит бегать за противником по лесу.—?Бросьте, поручик, какая муха вас укусила? —?не оборачиваясь, лениво крикнул издалека штабс-капитан Павлов.—?Мишель, в самом деле, прекрати немедленно,?— остановилась Оля, в голосе её звякнули грозные стальные нотки, и Жене от этой всеобщей поддержки захотелось провалиться сквозь землю.—?Оставьте, Михаил Викторович совершенно прав,?— бросил он и быстрым шагом ушёл вперёд.Пройдя через лес, свернули на берег Оки. Оля выбирала ракурс поэффектнее, вокруг суетился фотограф. Денщики и офицеры хлопотали с шампанским, раскладывали в траве скатерти. Женя безучастно стоял поодаль, мял в руках травинку, всё ещё чувствуя сильную неловкость?— отчитали при всех, как гимназиста какого паршивого, ей-богу… Ослепительно белая драпировка хлопала и полоскалась на ветру, Оля поворачивалась к фотографу то в фас, то в профиль, придерживала шляпку своей белой рукой, и, глядя на неё, Женя даже ненадолго забывал о неприятном эпизоде, но стоило взгляду упасть на её брата?— и всё вспыхивало снова. Потом Оля протянула руку, позвала, пожелала фотографироваться вдвоём. От предложения фотографа сесть у её ног Женя холодно отказался, но даже стоя рядом всё равно чувствовал себя не в своей тарелке, не знал, куда девать руки и по контрасту с её непринуждёнными позами ощущал себя деревянным истуканом. Отбыв повинность и вытерпев несколько снимков, всё же улизнул и отошёл к воде. Река искрилась на солнце, и даже от одного взгляда на неё жара словно спадала. Ужасно хотелось разуться и намочить ноги, и будь Женя один, он бы так и сделал, но теперь…—?Из-за Смирнова расстроился? —?Володя подошёл неслышно, сжал плечо и немедленно стал стягивать сапоги, а стянув, зашёл в воду, где было мелко и на дне переливались разноцветные камешки и ракушки-перловицы. —?Прости, что так вышло, я и сам не ожидал. Ей-богу не знаю, чего он привязался именно к тебе. Поплавать хочешь?Спереди доносились слабый плеск волн и крики чаек, из-за спины слышался Олин смех, далёкие голоса, хлопки пробок.—?Я не буду сейчас плавать. В другой раз сходим с тобой вдвоём. Или втроём.—?Ну тогда уж без меня,?— беззлобно усмехнулся Володя. —?А то я буду вам мешать.Он ещё немного походил вдоль берега, поднимая донную муть, и, не сумев зазвать с собой, ушёл прямо босиком, прихватив сапоги. На влажном песке остались отпечатки его босых ног, и Женя, прохаживаясь вдоль кромки воды, отчего-то старался не наступать на них, чтобы не затоптать. Издалека несколько раз позвала Оля, но Женя сделал вид, что не услышал. Вернуться к остальным всё ещё не мог себя заставить. Можно убеждать себя, что все уже забыли о той глупости, но всё же… Да и перспектива созерцать поручика была сейчас особенно неприятной. А лёгкое настроение всё равно ушло и, пока он в зоне видимости, не вернётся.Заметил его слишком поздно, обернувшись на шуршание травы. Михаил Викторович шёл с двумя бокалами шампанского. Не бежать же от него теперь, в самом деле, ещё глупее выйдет.—?У вас что, хватило ума обидеться на меня?—?Я на вас не обижаюсь, Михаил Викторович,?— не желая встречаться с ним взглядом, Женя смотрел на воду, но краем глаза видел, как он встал рядом, наступив аккурат на Володин след.—?Вот и славно.—?Хотя ко мне, несомненно, вы более предвзяты, чем к другим,?— всё же сказал, и тут же пожалел, дискуссии с ним были бессмысленны и могли тянуться до бесконечности.—?Ну разумеется. Вы младше меня по званию и по возрасту, вы жених моей сестры, и я, как старший, считаю себя обязанным следить за вашим поведением,?— он сделал крошечную паузу перед словом ?жених? и это почему-то показалось особенно неприятным, потом неожиданно протянул руку и убрал что-то из волос. —?Вы нацепляли сосновых иголок… Вы считаете, меня не должно это волновать?—?Ну что вы. Благодарю, что так заботитесь о моём воспитании.Плечи неприятно каменели, но шевельнуться не было сил.—?Иронизируете, и напрасно. Я стараюсь ради вашего же блага. Вы долго ещё будете здесь стоять? Может, соизволите вернуться и не портить другим настроение своим кислым лицом?Где бы взять такую выдержку, чтобы не принимать всё это близко к сердцу, как умеют иные? Как-то в раннем детстве Женя увидел, как в солнечный день мальчишки лупой поджигали муравьёв, и немедленно полез в драку. Тогда всё кончилось разбитым носом, глубоким потрясением от ненужной жестокости и ощущением собственного бессилия, таким же тоскливым, какое вызывали подстреленные из рогатки птицы, а теперь сам себя чувствовал таким муравьём, и решительно некуда было деться.—?Да, вы правы,?— Женя порывисто развернулся, чтобы уйти, но был остановлен за плечо.—?Подождите. Давайте выпьем и не будем друг на друга в обиде.—?Какие могут быть обиды? —?Женя холодно пожал плечами и, поразмыслив, обязательно ли это с точки зрения приличий, всё же принял бокал.Наверняка на них смотрят, наверняка понятно, о чём идёт разговор, и стоит ли развлекать публику экспрессивной пантомимой и препирательствами? Без спроса поручик подхватил и пожал Женину руку, потом небрежно коснулся своим фужером краешка Жениного, смочил губы и тут же, приобняв за спину и отрезав путь к отступлению, повлёк к остальным. Женя пошёл быстрее, чтобы спины не касалась его рука, но всё же было неприятно, и неприятно прежде всего то, что раз за разом оказывался несомым по течению, как щепка, и ничего не мог противопоставить. В противном случае?— что прикажете делать? Скандалить, ставить на место старшего по званию, да ещё ревностно и непрестанно эту разницу подчёркивающего, Олиного брата? Была бы ещё Оля однозначно на Жениной стороне, тогда б ещё куда ни шло. Да и когда её не было, было проще. Вспылить, что ли, в самом деле? Так потом ещё противнее будет. Нет уж, лучше держаться прежней холодности. Оставаться бы ещё и внутренне столь же безучастным.Сел на траву рядом с Олей, коснулся её запястья и стало легче. Она улыбнулась, хитро и смешливо сузила глаза: ?Что ты так долго не шёл?? Тут же втянули в какой-то разговор, и действительно забылось, а сдержанность, особенно в присутствии Михаила Викторовича, давно стала привычкой. Вскоре вернулось умиротворение, и даже незначительный эпизод, когда Смирнов взялся открывать предварительно зачем-то взболтанное шампанское и вроде бы невзначай плеснул Жене на галифе, не смог огорчить. ?Михаил Викторович, да вы сегодня в ударе?,?— смеялся Павлов, а сам виновник тут же достал платок и, недовольно поджав губы, с независимым видом промакнул влагу, чего Женя от него никак не ожидал. Правда, потом он сел напротив и, сузив глаза и скептически оглядев Женю, не удержался:—?Видите, вы уже научились себя держать и не лезете со мной в драку.—?Помилуйте, господин поручик, вы никогда и не вызывали у меня такого желания. Можете хоть каждый день обливать меня шампанским,?— бесстрастно ответил Женя, даже не взглянув на него, и присутствующие зафыркали, а Оля смерила брата долгим недобрым взглядом.Приблизился к Олиному уху, так что от дыхания слегка волновались тонкие пряди, выбившиеся из причёски, и будто бы тепло её почувствовалось, и духи, какие-то незнакомые, сильные и душные, тубероза, что ли… Ужасно хотелось её обнять.—?Давай сбежим ото всех? —?шепнул ей на ухо, путаясь носом в кудрявых прядях.Она улыбнулась, не повернув головы, накрыла Женину руку своей, в тонкой ажурной перчатке, и слуха коснулся её тихий выдох.—?Господа, мы пойдём пройтись,?— негромко объявила она и тут же первой поднялась и протянула руку.Ушли к реке, подальше, туда, где бор подступал близко-близко, и берег был обрывистым и песчаным. Женя боялся, как бы кто-нибудь, а особенно её брат, не пошёл следом, но никого не было. Оля села прямо на землю, на невысоком обрыве, свесила ноги вниз. Солнце затянуло облаками, и сразу стало свежее, но это было даже приятно. По Оке с тихим и важным плеском медленно шёл белоснежный колёсный пароход, ?Молодец?, Женя выучил их столь хорошо, что теперь мог различать и не видя букв.—?Мишель извинился перед тобой? —?спросила вдруг Оля.—?С чего бы ему извиняться?—?Вот как,?— она слегка нахмурилась и коснулась шляпы кончиками пальцев. —?Я велела ему извиниться.—?Не при всех, надеюсь?—?Разумеется, нет.—?Может, в какой-то степени и извинился, а в какой-то наоборот… Но не надо так больше. —?Женя сел рядом и жевал травинку, глядя в молочное небо, и даже желание лезть к Оле целоваться слегка поутихло, и было просто хорошо быть с ней рядом, вдвоём. —?Давай больше не будем о нём.По подолу Олиного платья побежал чёрный муравей, и Женя, пытаясь его стряхнуть, упал к ней на колени да так и остался лежать, вдыхая запах её духов, нагретой травы и близкой реки. От шампанского, а может и от Олиной горячей близости слегка кружилась голова. Никого больше было не надо. Разве что Володя порадовал бы душу своим присутствием, да он ни за что не пойдёт. Может, чувствовать себя третьим ему неприятно. И ещё, может быть, тот художник из кофейни, Александр… Отчего-то захотелось, чтобы он нарисовал их с Олей здесь, на обрывистом песчаном берегу, в переплетении трав, но и его не было, не было никого, только высоко в горячем небе дрожала чёрная точка?— жаворонок.