Глава 14. Золотые мухи (1/1)

На короткой бледной траве остались кровавые следы, зато меч был теперь чистым. Боромир, привалившись спиной к искорёженному стволу дерева, с усмешкой взглянул на весело горевший костёр и принюхался: в прохладу ночи резким диссонансом врывался этот запах горелого мяса.Подошёл Рута, кое-как унявший кровь из рассечённой щеки, и тоже обернулся на костёр.—?Они забираются всё дальше. Пойдём за ними?Боромир скрипнул зубами и со звоном вложил меч в ножны. Его самого мучил этот вопрос, и впервые не было готового ответа, продиктованного опытом долгой службы.—?Сколько у нас осталось припасов?—?В деревне мы купили необходимое. Ещё на неделю хватит, а если с умом?— на все две.Огонь взвился в небо и опал, рассыпая искры.—?Эка пыхнуло! —?Рута приложил грязную тряпицу к ране и поморщился: глубоко рубанули.—?Дальше?сам хочешь идти?Собеседник Капитана?— и как только не помешала ему эта рана? —?вдруг рассмеялся:—?Интересно знать, что там, за перелеском. В детстве дед мне рассказывал, что там живёт народ, у которого женщины прекраснее солнца.Боромир скосил рот в сторону и тоже усмехнулся: Руте только бы сказки сказывать.—?Ты карту видел?—?Низина, болото,?— кивнул воин,?— а на тех болотах они, как русалки.—?Мало тебе этой нечисти? —?военачальник раздражённо кивнул на костёр и обернулся в сторону темневших гор, прислушиваясь к неясным ночным шорохам.Рута промолчал, сплёвывая на камень под ногами, потом уже тише и без оттенка иронии спросил:—?Что думаешь сам?—?Они могут нас заманивать. Знают, что у нас есть провиант, и ведут за собой… Ты знаешь, что? в тех болотах? —?подбородком указал вперёд,?— и я не знаю. Проводника не сыщешь.—?Значит, домой? —?товарищ переступил с ноги на ногу.?Домой…??— гондорец вдруг удивился звучанию этого слова.Оно отдавало теплом свежеиспечённого хлеба и мягкостью воды; звоном колокола и шёпотом фонтана на верхнем ярусе. Ещё чудились в нём прикосновения нежных женских рук, и?— раньше?— голос отца.Пламя вновь взвилось, и Боромир постарался вызвать в памяти черты лица родителя. Волосы с проседью, упрямая складка у губ?— всё, что вспомнилось. Остальное размыто, размазано, словно сотня лет прошла с их последней встречи.?Отец?,?— тоскливо заныло сердце, и словно новая стрела урук-хая вонзилась в тело?— так много было между ними не сказано.Фарамир сказал ему об этом мягко, порываясь отвести взгляд, а Боромир, опьянённый усталостью и суматохой праздничного города, даже не смог как следует понять, что отца больше не будет.Он стоял, окружённый знакомыми лицами, и только кивал. В голове была странная мысль, что отец просто ушёл: не смог видеть триумфа Арагорна, но скоро придёт и в своей ворчливой манере скажет, что мало драл старшего в детстве.—?Домой? —?повторил своей вопрос Рута, не сводящий взгляд с устремлённого в небо огня.—?Домой,?— устало вздохнул Капитан и медленно пошёл прочь от перелеска.***География этой части Белых гор впечатляла своим разнообразием: меж каменистых гряд прятались ручейки и речки, а потом скалы вдруг обрывались, и открывались живописные нагорья, полные сочной травы. Тропа петляла прихотливо, и теперь вела отряд через кривой, низкорослый перелесок к низине.Боромир уже несколько раз исправлял карту, недовольно морща лоб, и глядел вперёд с осторожностью?— они ушли слишком далеко от столицы, и все крупные города остались позади.Проницательным умом он понимал: ещё много походов придётся совершить в эти места, чтобы оградить жителей деревушек от набега нежданных гостей, чтобы обезопасить границы Гондора.От карты мысли перескочили на дела столицы: там Арагорн, там Фарамир и сотня верных людей?— скоро к Белому городу вернётся былое величие, и ранним утром торговки будут собирать на Пеленнорских Полях цветы для продажи.Рута швырнул в костёр окровавленную свою тряпицу и пошёл, приплясывая (ветер дул из ущелья лютый), к коням.Сын Дэнетора, всматриваясь в начинавшее медленно угасать пламя, подумал, что и память о них, о героях тёмных времён, сгинет вот так, как сгинула эта тряпка?— в огне суеты, в вулкане мирной жизни.Легенды говорили о Дагор Дагорате, конце света, когда Враг восстанет, и против него выйдут все свободные народы Средиземья. Боромир в глубине души надеялся, что это случится не на его веку и не на веку его детей?— чересчур удручающей была такая перспектива.Самолюбиво представлял он чествования на пиру, рёв восторженной толпы, цветы, падающие под ноги лошадям.Победа!И в звоне этого слова виделся залитый солнцем Минас-Тирит, сверкающая жемчужина в короне Гондора, слышался радостный стук копыт верного коня, несущего седока на верхний ярус, и мерещились серые девичьи глаза, смотрящие пристально, одновременно и с тревогой, и с радостью, и с теплотой во взгляде.На мгновение дольше, чем следовало бы, Боромир задержал этот образ в своём воображении.Черты девы были отчётливы и ярки, как если бы она сейчас стояла прямо перед ним. Завиток, вечно выбивавшийся у виска, дрожь губ в минуту волнения?— такой она запомнилась ему перед отъездом. Вспомнились мягкость и нежность кожи на её запястье, и жаром обдало при мысли, какой совершенной и прекрасной она может быть под этим тяжёлым платьем с множеством юбок.Досадуя на себя за излишнюю фантазию, Боромир покрутил головой, отгоняя морок, но уже не мог отделаться от мысли, что у Ниены, помимо удивительной душевной простоты и отзывчивости, есть ещё и прекрасное тело, которым будет обладать тот, кому она отдаст своё сердце.?Сердце…??— снова обожгло, и гондорец резким движением стал сворачивать карту. —??Сердце!.. Она дитя, ей нет и двадцати. Женихов наберётся?— полные рукава! Будет танцевать, петь, рожать прекрасных детей?,?— глубже втянул носом горький воздух,?— ?доживёт спокойно и счастливо до глубокой старости. Да, это её удел. Это ей подходит, и старая плешивая голова ей совсем не нужна?. И, хотя насчёт плешивой головы Боромир себе польстил, в остальном был решительно настроен: ?Нельзя просто так привязать к себе молодую жизнь, полную сил и порывов. Да и что я могу дать? Тоскливые ночи в одиночестве? Слёзы тревоги? Нет, не того она заслуживает?,?— и, задумчиво ковыряя носком сапога землю, мысленно добавил:?— ?Пусть ей поют баллады о любви, дарят цветы, не чахнущие в мороз; пусть избирают Дамой, покорившей сердце?.В долгую, тёмную ночь, сидя у одра больной своей спасительницы, он не смог сомкнуть глаз, как бы ни был тяжёл для него этот день нежданных радостных встреч.Свет свечей падал бликами на покрытое испариной девичье лицо. Ниена тихо стонала и, иногда открывая воспалённые, блестящие глаза, не узнавала его.Воин, чтобы ?вытянуть? жар, обтирал ей лицо и руки от локтей тряпицей, смоченной в уксусе, но мыслями был далеко.?Он полагал, что род его прерван. Да, так сказал Фарамир. Отец скорбел…??— и, закрыв лицо руками, ясно представлял себе фигуру отца, вспоминал прямой взгляд и шёпот надежды.Могила была пуста?— от Наместника, упавшего с утёса, ничего не уцелело, и положили лишь то, что принадлежало ему: меч, венец, символическую мантию, прикрыв это простым надгробием.Потом?— Боромир знал это?— на том месте вырастет статуя Дэнетора Второго, правившего Гондором в лихие времена, и все будут отдавать дань благодарности холодному, пустому склепу, а настоящая земля, в которой нашёл последний приют отец, порастёт цветами и травами.***Домой отряд ехал весело, и, хотя предстояло ещё недели три трястись в седле, слышались песни, шутки, и у самых языкастых снова появился нескончаемый запас известных походных баек.Рута, ходивший теперь с восхитительным рубцом на щеке, предвкушал успех у дам, и, фыркая, говорил товарищам о том, как собирается разбивать сердца столичных гордячек.Боромир, за чьей спиной ехал новоявленный герой, тоже прислушивался к этим похвальбам и усмехался в бороду.Он был доволен исходом похода, хотя и мучила его незаконченность. При одной мысли, что ещё с десяток раз придётся наведаться сюда и в земли, лежавшие дальше, противно сжималось сердце: ?Скорей бы покончить с этим!?Капитан Гондора почувствовал вдруг усталость?— не от походной жизни, не от утомляющих стычек со злобными тварями?— ко всему этому он привык?— а от метаний между домом и границами. Он всё ещё был на войне, и, приезжая в Минас-Тирит, не сразу привыкал к шумному течению мирной жизни. Всюду мерещились заговоры, измены, и под подушкой хранил он кинжал, вздрагивая от каждого ночного шороха.Это было сродни окунанию то в холодную, то в горячую воду, и, привыкший только к суровой обстановке военного лагеря, гондорец всеми силами отрицал тепло и мёд весёлого свободного города. Всё казалось химерой.Снова воскрес в памяти облик Ниены. Он на прощание поцеловал её под покровом сумерек, не устояв перед искушением, размякнув в ?кипятке? дворцовой жизни, и пообещал вернуться поскорее. Тогда над ним властвовал взгляд её прекрасных глаз, полный нежности и затаённого беспокойства, сейчас?— в горах, продуваемых всеми ветрами?— уже никто, и холодный разум твердило одно: не для него, сына Дэнетора, вся эта живая, тёплая красота леди Ниены. Ему по сердцу другая дама сердца?— Война.И отчаянно хотелось Боромиру надеяться, что по возвращении он не размякнет вновь под её взглядом, не начнёт думать о прежнем.?Забыть. Забыть, отсечь. Только война. До последней капли крови?,?— и яркое северное солнце, появившееся на вершине горы, осветило вдруг всю толпу, затопила в блеске камни, льды и лишайники. Гондорец увидел в этом знак, согласие со своими намерениями.***Рута, протянув командиру платок с серой солью, заметил с нескрываемым разочарованием:—?А я бы к тем русалкам наведался.—?Успеешь ещё,?— Боромир неласково оглядел товарища с головы до ног,?— к ним в лапы попасть. Нет ничего хорошего там, в этих болотах, Рута.Но тому все доводы?— чистый шум ветра.—?На орков поглядишь?— забудешь, какие девки бывают. Тебя-то, верно, ждёт твоя ненаглядная?Капитан вздрогнул, в безмятежных глазах вспыхнул опасный огонёк.—?О ком это ты, Рута?—?Да о леди Ниене,?— и последний улыбнулся, обнажая неожиданно ровной ряд передних зубов.—?Ты не зубоскаль, а то… —?его военачальник не был настроен так же добродушно. Он резким движением свернул платок и вложил его в ладонь воина.—?А то что? —?Рута обиженно засопел.—?Отправлю к русалкам,?— мрачно пошутил в ответ Боромир.—?Значит, ждёт.Слова повисли в тишине. Ответить ему предпочли про себя: ?Не ждёт. Незачем ей ждать меня?.