8.? — Всё, что ты можешь мне дать ? (1/1)

Снегопад прекратился на следующее утро, не желая униматься, пока не покрыл все поверхности, своей невинной белизной маскируя все опасные и хрупкие выступы, словно готовя одну ловушку за другой в ожидании, когда в них забредет глупый зверь или не менее глупый человек. Холодно. Но не так, как до снегопада. Снег, хоть и опасен, но тем не менее, он защищает их от холода стылой земли, даря им всем шанс пережить суровую горную зиму.Коран стоял недалеко от входа в пещеру, чуть сгорбившись и уже не в состоянии держать гордую осанку когда-то молодого и талантливого беты. Рука, заведенная за спину, крепко держала другую за запястье. В них всё еще чувствовалась сила, которая сейчас нужна была Корану как никогда. Его покрытый мутной пеленой взгляд, давно потерявший свою остроту, был направлен далеко за горизонт, где сливались небо и земля, блуждая в поисках их размывшейся границы. Тревожные мысли, затянувшие его в свой бесконечный круговорот, не желали отпускать.Что же их ждало впереди...Сегодня, с наступлением рассвета, наконец-то удалось выпроводить Кита из пещеры. Тот не желал отходить от омеги ни на шаг, словно завороженный разглядывая каждую его черту лица и с жадностью впитывая все те крохи, что ему выпадали. Всё было в порядке, пока он только смотрел, но вскоре он перешагнул ту грань, когда одних разглядываний хватало. Он захотел к нему прикоснуться. И на его вопрос, нужно ли и ему читать молитвы, перед тем как коснуться тела омеги, Коран без зазрения совести ответил, что да.Старик глубоко вдохнул горный воздух и, чуть прикрыв глаза, потер своё покрытое морщинами лицо.Кит терял терпение, как человек, ждавший слишком долго свое предназначение и как альфа, ожидавший свою омегу, которая должна дополнить его и сделать целым, не нуждающимся ни в чем и ни в ком, кроме своей половинки.Но всё оказалось далеко не так просто, как хотелось бы Корану. Юный и незрелый. Омега, несмотря на свой возраст, всё ещё был незрелым и вовсе не готовым столкнуться со слепой страстью рано созревшего альфы. Наверняка, омега еще ни разу не испытал муки первой течки. Кит же, в свою очередь, даже несмотря на то, что это его всего лишь семнадцатая зима, пережил уже не один гон.К тому же... Корану хватило и одного мига, когда омега открыл свои глаза. Бета прекрасно знал этот взгляд. Такого взгляда не бывает у омег, что готовы принять уготованную им судьбу. Такие готовы умереть, лишь бы стоять на своем до конца. В этих глазах была жажда, будто у оголодавшего маленького зверька, что никак не может утолить свой голод.Короткий свист и старик вынырнул из своих тяжких дум, направляя взгляд вниз, где запыхавшийся и раскрасневшийся от бега Кит показывал свой сегодняшний улов.Что ж... они хотя бы будут сыты. А проблемы решатся постепенно.Вечером, вопреки ожиданиям беты, юный альфа не просился к омеге. Только и сидел, глядя на них из своего угла, непрерывно наблюдая за тем, как старик отпаивает мальчишку теплым супом между перерывами, когда кашель прекращал терзать это хрупкое тело. Он так и не очнулся, но послушно глотал как суп, так и воду. Мало, но хоть что‐то, лишь бы не умереть. И уже в этом Коран видел его огромную волю к жизни. Это поражало. Мальчишка хотел поскорее выздороветь, а значит, так и будет.Это не давало покоя уже повидавшему жизнь разуму старика. Слишком тревожно. — Отпусти его, — слова сами собой сорвались с губ против воли беты, заставляя его самого замереть, сжимая наполовину пустую чашу с почти пресным супом, в котором плавали лишь маленькие золотистые кружочки жира речной рыбы.— Нет, — ответил Кит быстро, даже резко, словно вонзил нож в грудную клетку ещё трепыхающейся птицы.Такого ответа бета и ожидал, но все равно в груди вдруг все похолодело, словно этой самой птицей был он сам.— Он не готов стать твоим. Возможно, у него совсем иная судьба, отличная от твоей. Глиняная чашка, которую сжимал в руках Кит, полетела в противоположенную сторону от него, с треском врезаясь в каменную стену пещеры и рассыпаясь на куски.— Это ты! — зло крикнул альфа, поднявшись на ноги, зло сверкая глазами, чей блеск несомненно вызывал желание немедленно отступиться и больше не пререкаться, — Ты говорил мне, что твои боги пошлют мне знак, чтобы я поверил в них. И я послушал тебя!— Я не соврал. Они существуют и не раз докажут, что они есть, — произнес бета как можно более спокойным голосом, стараясь не смотреть на юного, но все же альфу, в чьих венах текла кровь, что горячее самого пламени.— Тогда смирись. Прими то, что теперь его судьба – это я, — Кит ударил себя кулаком в грудь, сверкая глазами, в которых танцевал отблеск костра.— Ты не вправе решать за него, — последняя стена, которую мог выставить старик против эгоизма, присущего альфам, надеясь что хоть это на него подействует отрезвляюще. — Я его спас, а это значит, что его жизнь, как и он сам, стали моими. И никакие боги не смогут у меня отобрать то, что уже принадлежит мне. Коран лишь кивнул, чувствуя горечь подступившую к горлу.Этот альфа слишком юн, чтобы удержать в узде несозревшего омегу, который вряд ли почувствует и признает в нем альфу так легко. Всё просто. Нет запаха – нет ни страха, ни желания подчиниться. Всё так просто и так жестоко. Было бы разумно дать альфе получить этот урок самостоятельно. Только вот...это не простой альфа, а Кит, мальчишка, которого Коран знал с самого рождения. С того самого момента, как его на своих руках принес Техас. Совсем слабого, сморщенного и неспособного даже открыть глаза. Теперь же – вот он, стоит перед ним, вытянувшийся и окрепший, заявляя свои права на омегу, чьего имени даже не знает.— Остается лишь стереть тропу, ведущую назад, — голос дрогнул и тихий шепот показался слишком громким, — Сломай каменные тропы, ведущие в пещеру и собери всё, что у нас есть. Он скоро очнется и очень быстро пойдет на поправку. Мы должны успеть сделать всё быстро.— Я не понимаю... — Чего ты не понимаешь? — шикнул старик, чувствуя примесь раздражения и разочарования, из-за своей мягкотелости, — Омеги не появляются сами собой где не попадя. Он принадлежит одним из тех кочевых племен, о которых рассказывал Техас. Просто потерялся и он обязательно захочет домой.Коран не ждал ничего в ответ, кроме того, что после этих слов Кит наконец осознает, на какой шаг они пойдут прямо сейчас. Они забирают этого омегу, просто не оставляя ему иного выбора. Они крадут его. Они крадут его от родителей, племени и, возможно, даже у судьбы.— Теперь его дом рядом со мной, — кивнул Кит, через долгие мгновения тишины соглашаясь с Кораном, понимая, что умудренный жизнью бета куда лучше знает выход из такого положения.Коран уже не смотрел, как альфа покинул пещеру со своим копьем наперевес. И с каждым треском ломающихся пластин старик лишь вздрагивал, мысленно проклиная свою беспомощность. Он не смог убедить Кита отпустить омегу, а значит все грехи этого союза будут переложены на плечи старого беты. И он добровольно принял эту участь, медленно начиная воспевать молитву, обращаясь к небесам, вымаливая у них прощение и прося отдать альфе омегу, как и должно быть предначертано.А омега тихо лежал, изредка хмуря тонкие брови, будто чувствуя, как мир вокруг него меняется с каждой секундой.— Прости... — прошептал бета, коснувшись пальцами нахмуренных бровок омеги, разглаживая их, изо всех сил желая, чтобы это лицо сохранило свою детскую наивность ещё как можно дольше.Он не знает, сколько времени пройдет, но непокорный взгляд голубых глаз омеги сменится отчаявшимся, а затем он смирится и покорится. ***Грудную клетку будто разорвало на части. Кашель был такой, что на миг Лэнс и ослеп, и оглох, вынужденный корчиться, согнувшись в три погибели, словно это хоть как-то могло облегчить его состояние.Первым, что он осознал после прихода в сознание – это то, что у него всё болит. Больно было даже дышать или просто открыть глаза. Боль будто плавала в нём самом, перетекая от головы и ниже, стоило только пошевельнуться.Рядом кто-то был, просто смотрел, но не хотел помочь хоть как-то облегчить его боль.Попытка позвать мать провалилась, так как из горла вырвался лишь невнятный хрип, что отозвался такой болью, что он чуть опять не потерял сознание. Но это хотя бы расшевелило того, кто был уже рядом. Через секунду Лэнс пожалел, что вообще издал звук, потому что его голову подняли и это принесло еще больше боли. Прижатая к сухим губам миска медленно накренилась, позволяя ему самому медленными глотками испить теплую воду. Затем наступила темнота.Он словно вновь и вновь летел с той скалы, отчаянно пытаясь схватиться за край камня, чтобы удержаться, но не доставая пальцами и лишь падая куда-то вниз. Крик застревает в горле, как это бывает, когда страх сковывает всё тело. И лишь отчаянная мысль о том, что отец не оставит его одного помогает ему. Джон не оставит омегу одного, особенно того омегу, в чьих жилах течет его же кровь. Ведь Лэнс его сын.Бред и явь перепутались настолько, что лежа в постели, неспособный увидеть ничего перед собой, он чувствовал запах Аллуры и запах матери, вновь и вновь повторяя их имена, будто это помогало оставаться в сознании. И лишь раз он позвал отца, по крайней мере, он так помнил.Он не пришёл. Ни разу. Лэнс был в этом точно уверен, потому что его бы он почувствовал, даже будучи при смерти.И вновь тьма становилась единственным настоящим для него. Тяжело сказать, сколько времени это повторялось, одно и то же раз за разом, будто и вовсе ничего не менялось, но ему становилось лучше. Он плавал на грани яви и боли, захлебываясь в удушающем кашле и периодически зовя к себе мать, а потом затихая, сжимая чью-то костлявую руку в своей ладони. Так было легче, будто боль отступала.Иногда, когда казалось, что он навсегда застрял в собственной голове, чужой запах, совсем незнакомый, такой резкий, слишком уж настырно лезший в нос, подкрадывающийся и проникающий в глубины сознания, заставлял его вновь и вновь дышать..Этот запах, этот человек, помогли ему всплыть с самого дна и почти достучаться до реальности, чтобы наконец открыть глаза навстречу яркому свету жизни. От дневного света глаза резануло, заставляя Лэнса застонать и попытаться прикрыть глаза и лицо, но этот самый стон отозвался не меньшей болью у него в груди, почти сжимая грудную клетку со всех сторон. Он даже запаниковал, открывая широко рот, словно рыба, выкинутая на берег часто и коротко дыша. А затем пришел кашель, вновь унесший его далеко-далеко, где яркий свет не мог его достать.Он бы давно умер, если бы не чья-то терпеливая забота, что не давала ему голодать, отпаивая теплым супом и водой.Возможно, мать беспрестанно молилась у костра шамана, а может, его отпаивали отваром из лечебных трав. Лэнс не знает, что именно помогло ему, но в одно утро он просто открыл глаза и всё. Расплывчатая картинка каменного потолка пещеры медленно, но верно приобретала четкость и объемность прямо на глазах. Лэнс был спокоен ровно до тех пор, пока не повернул голову, чтобы оглядеть всю пещеру.Его племя было огромно, и та пещера в которой они останавливались каждую зиму была такой большой, что они никак не могли отогреть все его уголки, зажигая один костер за другим. Их пещера никогда не пустовала.Эта была меньше, в центре горел лишь один костер, а камни прямо у выхода из пещеры были разрисованы разными узорами, которых омеге еще никогда ранее в жизни видеть не приходилось.Сначала мелькнуло подозрение. Мысль о том, что возможно, это и не та пещера, вдруг они поменяли место стоянки. ? — Тут бы поместились не все... ?А вдруг из-за болезненного состояния своего сына Джон решил не торопиться и переждать, дать ему больше времени, чтобы встал на ноги?? — Он бы так не сделал. Для него племя дороже, чем его собственная семья. ?Лэнс знал Джона всю свою сознательную жизнь, он стремился к нему, словно к единственно возможному идеалу и точно знал, что это не случилось бы. Отец бы никогда не остановился, чтобы дать ему время. Проще бросить, а еще лучше – вообще не спасать.Руки не слушались, истончились и перестали напоминать руки работящего омеги, превратившись в хрупкие веточки, которые мог сломать даже ветер. Но всё же, преодолев боль в ноющих ребрах и тянущую обратно, вниз, боль в голове, омега сел. Шкуры, плотные и теплые, зверей огромных и невиданных, которыми Лэнс был укутан, скользнули по его коже так, что он почувствовал каждую шерстинку.Сердце ухнуло в пятки мгновенно. О чем может подумать омега, проснувшийся голым под шкурами, да еще и в чужой пещере?? — Нет. Не сейчас, Лэнс. У тебя будет время обо всем подумать позже, ? — омега стиснул зубы, кутаясь в шкурку поплотнее, поднимаясь на ноги и нетвердыми шагами, рискуя порезать ступни об острые грани камней покрывающих дно пещеры, направился к выходу.Снежный вихрь мгновенно обдал его лицо и неприкрытые участки тела холодом, чуть не свалив с ног. Лэнс удержался, лишь пальцами свободной руки уцепившись за каменную стенку, а другой рукой продолжая удерживать на своих плечах тяжелую шкуру. Безумно яркий свет. Глаза даже пришлось прикрыть, чувствуя, как по щекам потекли непроизвольные слезы. Слишком долго привыкать к этому свету не пришлось, но Лэнсу и это время, что он вновь и вновь моргал, пытаясь как то ускорить это момент, чтобы увидеть, показался бесконечным.И он увидел.Еще чуть-чуть. Будь он не так слаб и чуть упрямее, чтобы шагнуть ещё на два шага вперед, будучи ослепленным этим ярким дневным светом, то сейчас бы его тело лежало внизу, на камнях, и стыло бы от холода, омываемое неглубокими протоками горной речной воды.Из этой пещеры не было выхода, кроме как спрыгнуть вниз и умереть.Лэнс задрожал всем телом, чувствуя горечь глубоко под ребрами, там, где находилось сердце, а может, и душа.Едва отцепив побелевшие пальцы от камня, за который держался, он отступил на шаг назад. На два, едва не споткнувшись. Замерев лишь на мгновение, он заметил краем глаза движение прямо рядом со стенкой напротив.Волк. Огромный волк необычной окраски. Он не рычал и даже не двигался, лишь непрерывно глядел на омегу, словно тот был совсем ещё щенком, играющим перед его носом, которого нельзя трогать, чтобы тот учился на своих ошибках, но в то же время нельзя, чтобы малыш заигрался и умер.Волк всё время был в одной пещере с ним и мог в любую минуту его съесть!Через мгновение Лэнс прижимался спиной к каменной стене, будто пытаясь слиться вместе с ней воедино, и боролся с чувством страха, что шептало ему на ухо, что лучше спрыгнуть с утеса вниз и умереть на камнях, чем быть съеденным волком.Внезапный шум снаружи и чье-то кряхтенье вперемешку с руганью заставили уши зверя подняться и пошевелиться, в отличие от самого волка, что был неподвижен, словно многолетнее каменное дерево. — Сделаешь так еще раз и сотрешь в пыль все мои кости. По-твоему, я птица, что может летать или змея, способная увернуться от любого летящего на меня тела? — старик почти вошел внутрь пещеры, но его глаза успели зацепиться за того, кто сидел ровно напротив волчонка и дрожал, словно осиновый лист, глядя на него своими огромными синими глазами. Мгновение остановилось, давая старому бете прийти в себя от нахлынувших воспоминаний о том, о чем он себе поклялся не вспоминать. — О боги. Даже не знаю, дарован ли ты самими небесами или прислан злыми духами... — прошептал Коран себе под нос и, скользнув взглядом по босым ногам омеги, нахмурил свои брови, сводя их над переносицей, — Но если ты сейчас же не вернешься на свое место, то я сам скормлю тебя Космо по кусочкам. Живо!Пожалуй, Лэнс впервые видел, чтобы человек приручил хищного зверя и не боялся его. Поэтому, когда старик, появившийся у пещеры окрикнул его, омега воспользовался моментом и побежал туда, где осталась лежать еще одна шкура, медвежья, на которой он и проснулся.Когда ноги, замерзшие на холодных камнях, утонули в густой шерсти, омега присел на шкуру, все ещё кутаясь в другой трофей, которым всё это время прикрывал наготу своего тела.Старик не казался опасным. Он просто зашел в пещеру и, подкидывая хворост в костер, присел возле огня, протягивая к нему свои замерзшие и дрожащие руки, пытаясь согреться. — Это ты меня нашел? Спас? — Лэнс не знал, что хотел услышать, даже эти вопросы, казалось, обладали слишком очевидным ответом.Но старик лишь хмыкнул и потер рукой об руку, прошептав слова благодарности духу огня и на миг прикладывая ладони к своему лицу. — Нет, не я. Твоя жизнь принадлежит совсем другому – тому, кто не даст тебе выкупить её просто так. На какое-то время стало совсем тихо, Коран успел позабыть о том, что находится не один, слишком уж погрузившись в свои мысли, о которых тут же забыл. Вот же старость. — Я не просил меня спасать. За мной бы всё равно пришли, — сказав это, Лэнс ещё сильнее сжался в комок. Бета растерянно посмотрел поверх языков огня на зажимавшегося в своем углу омегу. У того в голосе вовсе не было уверенности, словно тот пытался себя обмануть, но слишком безуспешно. — Его тоже никто не просил тебя спасать, но он спас тебя от лап смерти первым... и единственным.У Корана вовсе не было желания бередить чужие раны, но это мог быть их шанс не дать омеге уйти туда, где его не ждут. — И что же... — в горле пересохло, голос почти исчез, превращаясь в беспомощный сип, а язык прилип к нёбу, — Что же он от меня потребует в обмен на моё право владеть моей же жизнью?Всё происходящее казалось, полным бредом, словно злые духи игрались с сознанием Лэнса, пытаясь довести его до грани.Бета не знал, что сказать. Как объяснить... Как же объяснить омеге, что его желания и цели теперь ничего не значат? — Всё, что ты можешь мне дать. Голос словно гром прогремел внутри самой пещеры, заставляя дрожать не только тело, но и нутро. Лэнс не чувствовал запаха, не чувствовал угрозы, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, узнать, поверить и испугаться.Он стоял прямо у входа, облаченный слишком легко для зимы, но не выказывая и признака, того, что мерзнет, и держа в окровавленных руках немаленькую тушку своей свежедобытой жертвы.Это был альфа, чей взгляд тёмных глаз буквально приковал омегу к месту, не разрешая ни пошевелиться, ни вздохнуть, словно схватив за горло, даже на бесконечном расстоянии, что, казалось, было между ними.