9.? — ...нырнуть и задохнуться ? (1/1)
Проходил день, проходила ночь. На улице всё так же бушевала зима.Омега постепенно вставал на ноги, окреп и даже начал помогать Корану, перенимая практически всю его работу, связанную с готовкой.Готовка ему вполне удавалась, хотя делал он это настолько по-своему, что бета в любой момент был готов понадавать ему по заднице.Омега чурался Кита. Держался на расстоянии, словно испуганный зверек, стараясь не особо покидать свой угол, когда тот был в пещере. И Кит заметил это, как всегда, слишком быстро, поэтому стал подолгу пропадать на своей охоте. Всё было совсем не так, как должно быть между альфой и омегой. Они оказались слишком разными, как снаружи, так и изнутри. Попросту не имели точек соприкосновения, словно две разные реки, протекающие рядом с друг другом, но не смешивающие свои воды. Словно лето и зима, которые встретились, хотя им это и было не суждено.С каждым днем Коран всё больше чувствовал неправильность, но боялся об этом говорить вслух.— Почему вы живете в такой пещере? Разве, кроме Кита, никому нельзя выходить? — имя альфы омега произносил только тогда, когда того не было рядом. И раньше это веселило Корана. Словно это маленький запрет, который никак нельзя нарушать, но нарушить всё-таки иногда хотелось.— Тут стоит не вопрос выхода, а проблема входа. Если нам тяжело выходить и заходить, то это значит, и другим будет так же. И нам с тобой не страшно оставаться в пещере одним, когда Кита нет, ведь никто всё равно не найдет нас. Ни хищный зверь, ни злые люди. — Всю работу он делает один. Разве это честно?— Хе-хе. Он не жаловался ещё ни разу. Как бы тяжело ни было, как бы страшно ни было, но он со смерти своего отца делает всё сам, не позволяя такому старику как я, поучать его в вопросах охоты и собирательства. — Разве это хорошо, жить одним на горе? Не слишком ли одиноко?— У нас и выбора-то особого не было. — Мой отец – вожак. Хороший вожак, а сестра – его помощница, хоть и омега. Они бы приняли вас, если бы захотели. Они примут вас и без всяких жертв, если вы приведете к ним меня. Вот так вот. Каждый разговор с омегой был похож на игру разумов. Он словно пытался перехватить, найти что-то внутри самого беты, каждый раз пытаясь найти слабые места и дать ему это, взамен прося лишь об одном. Омега хотел домой. Хоть ему и никто и не сказал, что он заперт в этой пещеры и никто не даст уйти, он всё понял сам.Винить того, кто не по своей воле стал узником, было бесполезно. Коран не злился, а просто молча улыбался в ответ, чувствуя лишь горечь.— Лэнс? — имя непривычно даже для слуха, но не признать его необычность просто невозможно. Знал бы он, как Кит раскраснелся, произнося его имя в первый раз. — Что? — каждый раз омега поднимает на него голову, глядя глаза в глаза и это уже больше становилось похоже на священный ритуал для Корана. Мысли путаются в первые мгновения, заводя в состояние ступора и Коран задаёт вопрос, который боялся озвучить с самого начала.— Кому молится твоё племя?— Духам земли, воды и солнца.— У кого они просят благословение? — У небесных божеств, что повелевают всем и всеми. В горле застревает ком. Эти ответы Коран знал, словно заучивал их с самого детства. Словно они выжжены в его памяти.— Как... Как зовут твоих родителей? Отца и мать.Руки омеги дрожат. И так каждый раз, когда речь заходит о его родных. Коран бы хотел как можно больше избегать этих тем, но не получается. Вопросы есть и они требуют ответов. — Отца зовут Джон. А мать... Марта. Её зовут Марта. — Очень красивые имена, — улыбается старик, похлопав Лэнса по спине, будто говоря, чтобы он продолжал то дело, которым был сейчас занят.Дни всегда у них проходили именно так. Лэнс и Коран заняты в пещере, а альфа, вечно пропадающий на своей охоте и рыбалке, возвращается лишь к вечеру. За всё время, Корану удавалось застать Лэнса у утеса всего лишь два раза. Тот немигающим взглядом смотрел вниз, будто следующим его движением будет шаг вперед. И конец. Но того, чего боялся старик не случалось, хотя сердце и заходилось в бешеном ритме каждый раз. Были и дни, когда они друг другу рассказывали разные истории, сидя вокруг костра. Такие дни, как сегодня.— Когда-то давным-давно, когда мир только обрел свою форму, когда духи только решили, что мир живых нуждается в присмотре... Жили люди. Омеги и альфы, но они себя так не называли, потому что они не имели ни запаха, ни цвета, ни вкуса. Они просто были самими собой, без каких-то телесных потребностей и лишений. Они были целы и едины с самими собой.Тени ползли по стенам пещеры, то удлиняя их, то укорачивая. Языки огня полыхали, колыхаемые дуновением ветра, что привычно задувал снежинки внутрь.— Они были счастливы жить как с друг другом, так и в одиночестве. Покой царил в отношениях между ними, не создавая никаких чувств вроде желания, страха, любви, страсти или просто привязанности.Разъедаемая огнем толстая ветвь треснула и развалилась на части. Множество ярких искр полетели вверх и тут же стухли, вынужденно падая обратно в плен огня. — Они совсем забыли, какой им боги дали наказ, когда только дана была эта жизнь. Продолжение рода. Боги хотели, чтобы люди создавали жизнь, заботились о ней и отпускали, когда придёт время. В конце-концов люди смогли разочаровать тех, кто подарил им право на жизнь. Но высшие не переставали верить, только вот... Многие из людей, когда вышел их срок, умерли, не оставив после себя никого и ничего.На миг в пещере стало так тихо, что Коран даже успел позабыть, на чем остановился в своем рассказе и, словно в поисках подсказки, посмотрел на молодых омегу и альфу. Они были расслаблены и просто сидели, глядя на огонь, каждый в своих мыслях. Они до сих пор шарахаются от друг друга. Омега – потому что опасается альфы, а альфа – потому что перед ним омега, которого он хочет сделать своим.? — Дети...? — мысленно улыбнулся старик, возвращая свой взгляд на языки пламени и продолжая свой рассказ.— Тогда боги решили наложить проклятье, что вынудило бы людей выполнять своё предначертание. Дети, что родились после них были узявимее, со множеством изъянов и множеством пороков. Они были поделены на омег и альф, закованные в цепи своей природы, не в силах ни поменять её, ни сопротивляться ей. Инстинкты и желания – вот что бурлит в их крови, словно огненная вода, съедая их изнутри, толкая их к друг другу, чтобы мир продолжал жить даже после их гибели. — А беты? Разве они не дети небесных божеств? Разве они не заслуживают прощения? — вырывается из губ омеги, заставляя вздрогнуть сидящего рядом альфу, а старик лишь грустно улыбается.— Это ошибки предков. Вина, которую должны искупить их потомки, что несут в себе их души. Бетам суждено быть пустоцветами, у которых больше никогда не будет возможности иметь детей, в наказание за непослушание. Это наше проклятье, иметь власть над своим телом и разумом, но не иметь власти над своим будущим.Лэнс нахмурил брови и поджал губы в тонкую линию, видимо, мысленно ведя борьбу сам с собой, на свои вопросы приводя свои же доводы. Но, в отличие от него, Кит не особо задумался над этой историей, приняв её как данность. Мальчишка-альфа росший вне племени никогда не поймет всю суть трагедии этой истории, и Коран это прекрасно понимал.— Нам, бетам, нечего делать на этой земле, кроме как бродить одинокими призраками, как при жизни, так и после смерти. И у погребального костра некому петь нам молитвы о новой встрече, о новой жизни.— Это нечестно! — почти крикнул омега, даже чуть подавшись вперед, всё еще укутанный в шкурку, с которой не расставался, даже когда бета дал ему более-менее подходящую одежду. Правда, одежду Кита.— И какой смысл в том, что ты так считаешь? Никто даже и не подумает, что какой-то омега, не умеющий плавать, умнее жителей небес, — бросает в свою очередь альфа, скрещивая руки на груди, только краем глаза наблюдая за омегой.— Ах ты! — Лэнс сам не понял, почему разозлился, даже почувствовал, как тепло разлилось по щекам, выдавая его смущение. — Я умею плавать, поэтому не смей говорить о том, чего не знаешь!— Да, конечно, не я же тебя тащил на своем горбу, откуда мне знать, что ты не умеешь плавать, — усмехнулся Кит, позволяя себе едва улыбнуться и скосить взгляд в сторону омеги.В своем горячем споре они так и не заметили того, кто стал сторонним наблюдателем этой идиллии. Старик улыбался, почти счастливый только от того, что видел сейчас. Связь... такая хрупкая и ещё слабая, начала создаваться между их душами. Это был их первый разговор. Это был их первый спор. Это был их первый момент связи.Омега не зажимался, боясь того, кто по природе сильнее его. Не стеснялся выражать свои мысли, в ответ получая такие же искреннее ответы от того, кто боялся самого себя, того, что не сможет вовремя сдержаться и причинит боль. — Так. Хватит, — хлопнул в ладони бета, заставляя очнуться тех двоих, что уже практически дышали друг другу в лицо, пытаясь победить хотя бы в споре.Уже через миг они отскакивают от друг друга.— Согласитесь, молодость прекрасна, но этому старику уже пора спать, — кряхтит Коран, подкидывая ещё сучьев в костер и поднимаясь со своего места на дрожащие ноги, что затекли от долгого сидения в одном положении.Лэнс лишь кивает и перемещается в угол, на свою постель, кутаясь в шкуры с ног до головы, лишь бы не замерзнуть.— Я пошёл. Мне нужно еще кое-что сделать, — откликается альфа, ненароком чувствуя на своей спине взгляды, но не останавливается. — Прекрати, — голос Корана дрожит и дыхание совсем сбилось. Еще бы, гнаться за молодым альфой, до самого выхода из пещеры, пытаясь успеть до того, как тот исчезнет в снежной темноте ночи, — Хватит убегать. Одна ночь, вторая, третья... это ведь никогда не кончится, если ты...— Он меня боится. Вот так вот. Коротко и ясно. Киту никогда не нужны были лишние слова, чтобы выразить свои мысли и чувства. Прямо и честно.— Он омега, — пожимает плечами бета, словно это всё объясняет, но взгляд, которым на него посмотрел альфа дает понять, что это ничего не меняет.— Дай ему время, чтобы принять тот факт, что теперь он с нами. Он – не ты. Он никогда не жил вне племени, без опеки своих родителей. — Он меня даже не чувствует. Смотрит на меня и не видит меня, словно... я пуст. Но я его чувствую, каждую его эмоцию, каждое её проявление.Холодный горный ветер засвистел, а вслед за ним где-то далеко завыли волки. Один за другим. Корану было нечего сказать. Нечем утешить. — Его запах о стольком говорит?— Нет, — неуверенно качает головой Кит, бросая взгляд в сторону пещеры, будто проверяя не подслушивают ли их, — Он стал глуше, словно находится под колпаком и очень далеко, иногда и вовсе исчезает, чем доводит до паники. Альфа исхудал, стал нервным и забывчивым. Появление в его жизни омеги вовсе не прибавило ему счастья и спокойствия. — Он может сидеть с тобой рядом у костра, но все равно, запаха будто и не было, а потом он так же резко появляется, приносимый ветром откуда-то... сбивает меня с толку, возвращая лишь к одной мысли. И Коран точно знает до какой.— Я хочу дотронуться до него, но не могу.Бета хмурится, опуская тяжелый взгляд вниз, туда, где по камням бьется горная река. Ночью её почти не видно, но хорошо слышно.— Подумай о том, что сейчас самое время его отпустить. Вернуть домой, где ему и место. Этот омега уже не дает тебе покоя, а когда придет время, ты потеряешь ради него свой сон и свой холодный рассудок. Ты сойдешь с ума, а он утратит контроль над единственным, чем владеет по-настоящему. Он потеряет контроль над своим телом.На этом разговор должен был закончиться. По крайней мере, так думал Коран, уже поворачивая назад и мысленно ругая себя за излишнюю прямолинейность.Рука тяжелая, множество раз державшая и лук, и копье, упала на его плечо, останавливая и заставляя повернуть голову в сторону того, кто к его мнению всегда прислушивался, хотя и редко поступал согласно совету.— Как? Как мне это сделать? — альфа не моргал, да и кажется, совсем перестал дышать. — Кит? Взгляд потемневший, зрачок, поглотивший радужку полностью, пугал, словно смотрел в душу, разорвав телесную оболочку на куски. Пугал настолько, словно перед бетой стоял не мальчишка, потерявшийся в своих инстинктах, а злой дух, пришедший за его душой. А может и не за его...— Он смотрит на меня такими глазами... Со страхом, напряжением и с любопытством, знающий всё, на что я способен и одновременно опасающийся этого. Два горных озера... глубоких, обещающих всё и в то же время ничего.Коран дрожал, и уже не от холода. — Я не понимаю, хочет он меня утопить в них, или я уже сам готов нырнуть и задохнуться. Как я могу его отпустить? Скажи мне?! Но по-настоящему страшно было тому, что сейчас прижимался спиной к холодной стене пещеры, будто стараясь стать с ней единым целым, чтобы просто обратиться камнем. Лэнса трясло не хуже листика на самом сильном осеннем ветру. Он уже давно перестал слышать то, о чем говорили те, кто находились снаружи, ему уже было всё равно на то, что они могут сказать. Что могут от него скрывать...Ладони, прижатые ко рту и к носу не помогали. Был ли это запах альфы или яд для его души, он не знал. Все молитвы в его голове перемешались, как земля и снег в весеннюю пору. Всё, что осталось, это требования, паника и страх. И желание, чтобы этот запах действительно стал ядом для него.? — Только не сейчас. Не сейчас. Не пока я здесь...?Омега в нем просыпалась, давая понять, что от сущности никуда не убежать. Только не от самого себя. Ни от того проклятья, чем являешься сам по себе.Собственный всхлип будто вытянул его из бесконечной череды мыслей, оставляя единственную цель перед ним.Постель, казалось, находилась бесконечно далеко, но Лэнс всё же отталкивается от стены, уже не думая о том, что его могут заметить. Почему то он уверен, что сейчас ни бете, ни альфе нет до него дела.На утро он уже не вспомнит, как добрался до своего угла и как уснул, трясясь всем телом от озноба, что не отпускал его всю ночь.