6.?— Что для тебя важнее всего на свете? ? (1/1)

Если бы кто-то спросил Аллуру, какой из Джона вожак, то она, не задумываясь, с улыбкой и восхищением ответила бы, что хороший, нет, просто отличный. Если бы кто-то спросил Лэнса, какой из Джона вожак, то он бы ответил, не скрывая грусти, что тот был слишком уж хорошим, до ужаса хорошим.Джон все проблемы, связанные с племенем, старался решать сам, так, чтобы никого не вмешивать. Возможно, это было проявлением заботы о тех, за кого он нёс ответственность на своих плечах.Лэнсу всегда казалось это неправильным, ведь Джон не может быть рядом постоянно, и тогда решать проблему придется самостоятельно. Что тогда делать тем, кто привык полагаться на решения, принимаемые вожаком?? — Не доверяешь? ? — этот вопрос Джону не могла задать даже Аллура, не то что Лэнс или кто-нибудь другой. И вот, сейчас они одни, без Джона, остались без единого зрелого альфы в племени и им нужно принимать решения самим.Послышался громкий клич, кроткий и ясный. Прошедший вздох облегчения по тем, кто стоял у самого обрыва, глядя в самую гущу темноты. Сумерки наступили слишком быстро, но одинокий лунный диск, время от времени всплывавший из-за густых обрывистых туч, дарил им свой тусклый свет, позволяющий продвигаться вперед. Наконец добравшись до самого сложного участка пути, Аллура настаивала на срочном переходе, послав одного из бет вперед, на ту сторону. И он дошёл, а это значит, что и остальные смогут. — Так, мы перейдем этот участок сегодня и прямо сейчас, — упрямо проговорила девушка, глядя в глаза соплеменников, в которых чувствовался страх, но с этим было невозможно ничего поделать, ведь они остались одни, без своих защитников и любимых.— Хорошо, мы поступим так, как сказала Аллура, — кивнул Ханк, чувствуя напряжение в воздухе, их племя, их вера и это единение всегда было построено вокруг Джона и резкая смена лидера могла разрознить всех. Этого нельзя было допускать, нельзя было позволять панике омег и их изменчивой натуре брать вверх над холодным разумом бет, что остались их последней защитой перед опасностью. Слова Ханка, молодого беты, возымели должный эффект, и Аллура была ему благодарна. — Тогда будем переходить, чередуясь! Следующей пойдет Кэти, а за ней Ханк, — Аллура кивком указала на выбранных людей и пытаясь унять дрожь в своих руках, сжала тонкие плечи Лотора, что всё время крутился рядом с матерью, — Ханк, переведи Лотора на ту сторону. Я доверяю тебе и прошу каждого омегу из племени доверить своих детей бетам, дабы именно они перевели их на ту сторону обрыва.Беты сильнее омег физически и тропинка у обвестной скалы им должна даваться куда легче, чем омегам, что вряд ли смогут на одной руке удерживать ребенка.— Так, я пошла, — тщательно завязав веревку на своем поясе, удерживающем груз на её спине, Кэти забралась на огромный валун, что лежал между небольшой площадкой и началом тропы. Цепляясь руками за кажущиеся прочными, но в то же время хрупкими каменные выступы, медленно и аккуратно делая шаг за шагом, она начала свой переход.Как только Пидж добралась до середины, наблюдавшая за этим Аллура послала Ханка и Лотора, начиная составлять очередь из ожидавших. ***?— Что для тебя важнее всего на свете? ??— Джон. ?Марта помнит каждый миг, проведенный рядом с Джоном, хотя их связь и сложно назвать влюбленностью. Они были связаны более глубокими узами, чем влюблённость. Это было обязательством со стороны Джона, но несомненно любовью со стороны Марты. Она помнит, как её ответ на тот вопрос окончательно поставил точку в жизни того ещё совсем юного альфы, чья широкая улыбка заставляла биться чаще сердечко каждой омеги.Была ли она хорошей женой? Джон несомненно скажет, что да. Поддержит и обнимет, но его глаза всегда будут направлены на далекий горизонт.Была ли она хорошей матерью? Она не будет спрашивать об этом, потому что ответ уже ей давно известен. Марта никогда не скажет о том, что почувствовала облегчение, когда у неё первенцем стала дочь-омега с красивой и лучистой улыбкой, унаследовшая от предков своего отца твердый характер альфы и от предков матери немыслимую завораживающую красоту. Аллура была совершенством. Она была доказательством союза Джона и Марты.Также Марта никогда не признается в том, как её сердце утонуло в кровавых слезах отчаяния и вины, когда шаман сообщил, что её второй ребенок тоже омега. Это был мальчик, на которого с самого рождения возлагали столько надежд и столько веры. Сотни ночей и сотни дней она оплакивала и проклинала своё малодушие, что заставило потухнуть огонь надежды в глазах её мужа.Была ли это её вина? Несомненно да, ведь именно её страх перед будущим погубил их семью. Страх того, что её дети, родившись альфами, уничтожат друг друга в борьбе за власть, всегда жил в ней. Она видела эту борьбу за власть, эти кровавые поединки между её старшими братьями, что так отчаянно желали признания, но в итоге встретили смерть от ран, нанесенных друг другу. Помня это, Марта с момента зажжения их с Джоном брачного костра не переставала молить богов о том, чтобы её чрево не принесло так много наследников с доминирующей сущностью.Боги услышали её и не дали ей ни одного альфы, подарив только двух омег.Чувство вины преследовало её, следуя по пятам, куда бы она ни пошла, и со временем стало тяжело поднимать взгляд даже на собственного мужа. Она сама навлекла на их семью беду и поэтому продолжала молиться богам, веруя в то, что это поможет искупить совершенные грехи.Для неё стало обыденностью не перечить мужу, превратившись в его бледную тень, надеясь, что её беспрекословность хоть как-то облегчит его бремя и в то же время закрывая глаза на всё ссадины и синяки на теле собственного сына. Лэнс нуждался в поддержке отца, но никак не матери. По крайней мере, она так думала, ожидая, когда же Джон заметит то, как их сына гнобят и загоняют в пучину одиночества, ожидая, когда же отеческие чувства в нем взыграют и он наконец решит прекратить издевательства над собственным ребенком. ?— Он справится ? — единственное, что она могла сказать самой себе, чтобы успокоить бурю, поднимавшуюся внутри, каждый раз, когда она видела следы избиения на теле сына.?— Он не плачет, значит он в порядке ? — это было внушением или просто попыткой утешить саму себя.Мир стал куда проще, если бы её чрево сгнило, дав появиться на свет только Аллуре.?— Он не должен был рождаться. А если и так, то должен был умереть в тот же день, а не позорить своего отца собственным существованием ? — часто шептал Джон, сидя у костра до самого рассвета, глядя, как тухнут угольки и выпивая до дна целый кувшин кислого дурманящего напитка, сделанного из сока ягод и трав. В такие времена Марта предпочитала сидеть подле мужа, выслушивая и перенимая всю его боль.Но, как оказалось, слушателем была не только она одна. За подслушиванием она застала Лэнса лишь раз и этого единственного раза, небольшого мига столкновения взглядов было достаточно, чтобы понять, как детское сердце исстрадалось от множества душевных ран, наносимых ему собственными родителями. Лэнс всегда знал и всегда слышал, но никогда не плакал и ничего не говорил, просто опуская взгляд вниз.Даже сейчас он в этом не изменился.Марта столкнулась с ним как раз в тот момент, когда занятое перед переходом племя не обращало внимания на окружение, никто кроме неё этого и не заметил. Возможно, было бы лучше, если бы она не застала этот момент.Лэнс уходил. Ей не нужно было даже спрашивать куда и зачем, просто достаточно заметить в его руках маленький куль с едой и водой.Мать, омега, может дать своим детям жизнь, но указать дорогу в этой жизни способен только отец. Лэнс и Аллура были такими же, больше стараясь быть подле отца, чем рядом с матерью. И вот, даже сейчас, также, как и в детстве, он ничего не говорит, просто поджимает губы и прячет взгляд, уводя в сторону. Привыкший держать всё в себе Лэнс не плачет и не жалуется на то, как тяжело ему приходится, но Марта всё знает и впервые за столько лет ей хочется просто обнять своего сына и выслушать всё, что он ей скажет, будь то проклятья, обвинения или просто тихие рыдания.— Помоги ей, а я вернусь вместе с отцом, — это всё, что говорит юный омега, поднимая с земли копье с тупым острием из камня, оставленное одним из бет.Что сказать сыну, которого совсем не знаешь, чтобы остановить того? Какие слова подобрать? Может обнять и умолять остаться? Но она ничего не делает, не знает, что и как... а может просто не хочет. Ей остается лишь смотреть вслед сыну, который вряд ли когда-нибудь назовёт её хорошей матерью. — Прости... — шепчет она, чувствуя всю горечь потерянного времени, что могла провести с сыном.?— Что для тебя важнее всего на свете? ?— Я не знаю...***Он был один, бежал налегке, не останавливаясь ни на ночлег, ни на передышку, подгоняемый страхом темноты, одиночеством и чувством того, что времени слишком мало. Сердце не желало успокаиваться, тревожно постукивая в груди. Как бы он ни желал бежать быстрее, но преодолеть свой предел не мог. А скользкие, острые скалы оставалось только проклинать, попутно умоляя отца не делать поспешных и рискованных действий.— Я успею, — пробубнил под нос Лэнс, опираясь одной рукой на ветвь окаменелого дерева, которое было для их племени одним из опознавательных знаков, чтобы не сбиться в пути во время очередного перехода, вызванного сменой сезона.Небо просветлело слишком быстро, ознаменуя наступление нового дня. Выпавший вчера снег начал уже таять, но падавшие с неба крупные снежные хлопья, что подгонял ветер с вершины горы вновь начали закрывать открытые каменные выступы, стирая чувство расстояния и времени.Веяло холодом. Страх будто сковывал движения. Редко, но глаза покрывало пеленой соленой влаги, стоило только подумать о том, что он не успеет.А племя... Оставалось только надеяться, что Аллура смогла перевести людей через обрыв без потерь. Лэнс уже не раз думал о том, что лучше было бы вернуться назад и продолжить путь вместе со всеми, как и сказал отец, но отчаянно бившееся сердце заставляло его идти вперед. Это предчувствие беды... оно будто толкало в спину. И он бежал. Бежал как никогда, несмотря на усталость, несмотря на разбитые в кровь ноги и колени, несмотря на то, что он не знает, чем может помочь и что сказать.Ведь действительно, что он может сказать? Чем оправдать свое непослушание? Тем, что ему было страшно? Все мысли и сомнения ушли прочь, стоило ему подняться на высокий склон, чтобы использовать его высоту для обзора. В покрытых снегом равнинах и горах можно было слишком легко потеряться.Злые духи, о которых так часто рассказывал шаман, были просто страшной сказкой для непослушных маленьких детей. По крайне мере, так ему когда-то давно говорила Аллура, прижимая к себе маленького братца, что никак не мог уснуть после таких историй. ? — Огромные, с громадным телом, состоящим из одного тёмного сгустка. Дети ночи... Дети мрака! Они созданы для того, чтобы нагонять ужас и страх, чтобы поедать души тех, кто всё еще верит богам. Они противники самих богов! Их жёлтые глаза, что светятся в темноте... Не смотрите в них, потому что они заберут вашу душу и вы будете умирать, медленно, в агонии умоляя о быстрой смерти. Только боги вас не услышат, ибо ваша душа уже съедена. ?Они окружали их, сковывая со всех сторон в тесное кольцо. Не узнать силуэт Джона, что уже прихрамывал на одну ногу, было просто невозможно. Былая смелость, что была у Лэнса, сошла на нет, сковав его ноги и руки, не давая двинуться с места. Омег никогда не брали на охоту, говоря, что они бесполезны, когда альфы сталкиваются в ярости, тогда их аура, жажда крови просто сковывает тех, кто слабее. Будучи непробужденным омегой, ещё не испытавшим все муки течки, Лэнс надеялся на то, что он-то точно сможет. Сможет преодолеть этот немыслимый барьер между неполноценным омегой и альфой. Только вот... он не учёл еще и страх. Злые духи не были похожи на то, что представлял себе Лэнс, когда еще был ребенком и вслушивался в каждое слово рассказа. Они были чуть меньше, почти ростом с человека, но их тела выглядели черными и массивными, а лица скрывали маски из белого дерева, украшенного различными узорами.Джон, издав боевой клич, рванул вперед, протыкая одного из духов своим копьем, что не раз спасало на охоте. Острый камень на удивление легко вошел в злого духа, протыкая его насквозь. Это было похоже на тело. Кровь... алая, густая, пахнущая болью и гневом, за мгновение была разнесена по ближайшим скалам, заставляя очнуться от ступора не только омегу, но и воинов Джона. Кровь для них означала одно. Если течёт кровь, то значит, противника можно убить. Высоко и гордо поднятое вверх копье Джона положило начало битве.Запахи крови и альф, в чьих венах бурлила ярость и ненависть душили, но уйти куда-то подальше, чтобы иметь возможность мыслить трезво, Лэнс не мог. Только не сейчас, когда его собственный отец сражался там, внизу, за благополучие их племени. Время словно остановилось и сложно было сказать, быстро шла схватка или медленно, но, сидя чуть выше и не будучи ввергнутым в раздор, Лэнс сразу увидел это. Можно ли было это назвать коварным планом или нет, но альф их племени теснили к пропасти и ближе всех к обрыву был Джон, что в пылу боя не замечал ничего, кроме врага перед собой.— Нет. Слишком близко... — шепот сорвался с губ вместе со сгустком теплого пара. Становилось всё холоднее и холоднее, но он даже этого не заметил.Шаман не соврал!Всё, как он и рассказывал. Они пришли убивать и убивали без сожалений, оставляя после себя лишь следы крови и смерти. Страшно. Но...Марта бы молилась в такие моменты, прося богов о спасении их душ. Аллура бы защищала всех тех, кого бы могла, полагаясь на свой холодный разум. А Лэнс? Лэнс, как всегда, будет думать лишь о себе... Копье было тяжелым и непривычным с первого дня, как он его поднял. Тяжелое и замедляющее движения, но всё же, это оружие, которое никогда не должно было появиться в руках омеги.Джон верил в существование богов и злых духов, как и все, кто жил на этой земле, подчиняясь законам жизни и смерти. И когда его сбили с ног у самого обрыва, которого не заметил, в его голове не пронеслось ни единой мысли. Если бы он помнил молитвы, то помолился бы, пока его шею пытались сломать голыми руками, но он давно перестал молиться. Наверное тогда, когда боги подарили ему двух омег и ни одного альфы. Словно насмешка — вождь без наследника. И сейчас, глядя в глаза смерти, в жёлтые глаза злого духа, что смотрели прямо на него из отверстий в деревянной маске, Джон не знал, достойно ли он прожил свою жизнь. И возможно, это стало бы его последней мыслью, если бы через мгновение тяжелую тело его соперника не сшибло с него прямо в пропасть. Когда кончится битва, когда злые духи обратятся в бегство, Джон вспомнит, как почти умирая, он увидел далекую синеву неба, что напомнит ему глаза сына.***В горах такое случается часто, когда кто-то споткнется о камень и проваливается вниз. Если умер сразу, то значит так тому и быть, но если остался жив, то спасать всё равно бесполезно. Джон бы без промедления приказал кинуть копье и прекратить муки бедняги. Копье - это хорошо, потому что до Джона, таких безнадежных добивали камнями. Долго и мучительно... Но даже так... Когда Лэнс очнулся, то едва смог поднять веки и разглядеть небосвод. Тело отказывалось двигаться. Ног и рук он уже не чувствовал, будто бы их и вовсе не было.А ночное небо усеивали звезды, духи предков, что пришли посмотреть на то, как он умирает, чтобы забрать его с собой. Он спас отца. Холодные как лед губы дрогнули в улыбке. Всё тело отозвалось болью и двигаться не хотелось. Он смог сбить того злого духа, что почти убил Джона, но не успел зацепиться за край обрыва, полетев вниз, в горную реку, вместе с духом.Судя по всему, горный поток унес их слишком далеко. Его не добили. Отец бы не позволил ему умирать мучительной смертью и прекратил бы всё своим же копьем. ?— Холодно... Вот бы мой погребальный костер сделали самым горячим, чтобы я смог согреться... ?