2. ?Стать кем-то... ? (1/1)

— Он что, спит? Здесь? — Ханк был бетой и поэтому не участвовал в охоте наравне с альфами.Беты – те, на кого остается защита племени, пока альф нет. Справедливое распределение ролей, которое внес Джон, как только стал вожаком. До этого всех рожденных бет изгоняли из племени, как только становилось ясно, что они ?пустоцветы?, навечно застрявшие между альфой и омегой, словно какая-то ошибка природы, не способные ни зачать, ни выносить дитя.— Да, — невозмутимо ответила Пидж и прищурилась, перед тем как посмотреть на собеседника, ожидая, что солнце будет светить прямо в лицо, ослепляя. Но Ханк своей немаленькой тушкой полностью закрыл ее от небесного светила, давая передышку от удушающей жары.И как только Лэнс умудряется спать под таким палящим солнцем?— Он же не наберет полную корзинку ягод, если будет спать, — в этом Ханк был прав. — Значит, я ему помогу, — пожала плечами девушка, что уже почти наполнила свою корзину и с тяжелым вздохом уселась на траву, вытянув уставшие ноги. Сидеть на корточках и копаться в траве в поисках ягод – не самое приятное действо, особенно если это занимает весь день.Лэнс точно не наберет корзину ягод, если и дальше будет спать, но будить его не хотелось. Хоть они частенько обсуждали с друг другом свои проблемы, делясь переживаниями, но... Лэнс никогда не говорил о том, что действительно его тяготит, заставляет его мучиться и сомневаться день за днем. Все это было видно даже по тому, как он тоскливо и украдко бросает взгляды на отца, при этом сдержанно и уважительно общаясь с матерью, стараясь больше времени проводить вдали от поселения.Многие в племени шептались между собой, что Лэнс –никудышный омега, позорящий своего отца. К тому же, даже для омеги он слишком медлителен в ведении хозяйственных дел и умудряется нелепо и с завидным постоянством влипать в неприятности. А еще... у него до сих пор не было течки.Порою Пидж казалось, что настоящего Лэнса они все потеряли очень-очень давно, загнав в дурацкие рамки, заставив жить по ненавистным ему правилам. Зачем нужно было растить ребенка, каждый день говоря ему, что он будущий альфа, что он обязательно станет великим вожаком? Зачем? В итоге они только разбили все надежды того, кто им верил, в пух и прах.Когда же придет время, когда они сами будут выбирать то, кем им быть?На соседнем холме появилось небольшое стадо коз, а за ними и человеческая фигура. Бета напрягся, заставляя даже юную омегу отвлечься от своих мыслей. Чужак?Ханк, прикрыв глаза от солнца ладонью, с прищуром и очень долго всматривался в фигуру, прежде чем ослабить хватку на древке копья и махнуть рукой в знак приветствия. Ему махнули в ответ. Значит, это был бета из их племени, чья очередь сегодня смотреть за дикими козами, которых таки-получилось приручить. Но это не отменяло необходимости присмотра за ними.Пидж вновь расслабилась и опустила плечи, срывая крупный лист растения, росшего прямо возле нее и прикрывая этим листом голову спящего рядом Лэнса, прежде чем вернуть внимание на Ханка. Интересно, а бетам тоже хотелось стать кем-то другим?***— Вот черт, — в который раз повторил Лэнс, пытаясь набрать в корзину ягод, ссыпая туда горсть за горстью, кидая вперемешку спелые и неспелые вместе со всем сором в виде стебельков и листьев.Это было нехорошо, потому что от матери ему вновь влетит. Как в прошлый раз. Ягод, которыми поделилась Пидж, не хватило, чтобы наполнить корзину и теперь он сам на коленях ползал по долине в поисках места, где ягод побольше. Ягоды были, но из-за спешки он не видел их. Пидж, уставшая говорить ему о том, чтобы он был чуть поспокойнее, просто молча помогала.— Заканчиваем и идем домой. Уже скоро закат, — сообщил им только подошедший Ханк, чем окончательно вынес приговор Лэнсу. Тот от досады даже ударил сжатыми в кулак руками по земле.— Ты чего? — удивился бета, прежде чем вспомнил о свернутой в кулек меховой подстилке, которую сжимал в свободной руке. — А, на. Это тебе.Теперь пришло время удивляться Пидж, что приняла кулек вместо разбитого Лэнса, занятого самобичеванием. Быстро разобравшись с нехитрым узелком, она радостно вскрикнула и высыпала ягоды из кулька в неполную корзину друга, что наполнилась до краев за какие-то секунды.У Лэнса чуть глаза из орбит не вылезли, что он сам не заметил, как кинулся к бете с объятиями:— Спасибо, Ханк!— Да не за что, — смутился Ханк, пытаясь поскорее отвязаться от омеги, от которого так и хлестало эмоциями через край.— Нет. Спасибо. Ты меня просто спас!— Все. Твоя корзинка полна, поэтому бери ее в руки и пошли. Все ждут только нас, — наконец отлепив от себя Лэнса, Ханк двинулся в сторону поселения, внимательно наблюдая за тем, чтобы все омеги двигались в том же направлении и не потерялись по дороге.Беты — не альфы, они не чувствуют феромонов омег, но Ханк удивился тому, что Лэнс вообще не пах, словно не был омегой и вовсе. ***Ночь перед возвращением альф с охоты выдалась куда труднее, чем ожидалось. Они уселись кругом возле большого костра. Все омеги до единого сидели и чистили ягоды, медленно напевая странную, но мелодичную песню.Ягоды складывали в один большой чан. Когда же ягод становилось больше, одна из омег, давила их древком, прессуя так, чтобы сок отделялся от мякоти.Лэнсу нравилась такая таинственная атмосфера: запах дыма, усыпляющий обоняние, заставляя жадно вдыхать его снова и снова; мотыльки, крутящиеся возле костра и не боящиеся сгореть в коварном желтом пламени; далекое и в то же время такое близкое небо, усеянное звездами; медленное пение, под которое дети уже начали заспать прямо подле матерей; тихие и далекие переговоры бет, совершающих очередной обход. Эта атмосфера успокаивала, усыпляла, прогоняя из головы все мысли прочь. И не было никакого чувства, что ты тут лишний, не было ощущения, будто ты загнанный в клетку зверь.Слишком расслабленный атмосферой, молодой омега не сразу почувствовал движение у себя за спиной, как и то, как возле него присели. — Не знаю, заметил ты или нет, но в каждой песне нашего племени поется о храбром воине-альфе и его верной славной омеге, — тихий голос Аллуры заставил Лэнса вздрогнуть и очнуться от того наваждения, в которое он был до этого погружен, — И ни одной песни о бетах. Костер продолжал трещать, а песня сменилась, оставляя ощущение того, что все одинаково. Всё как и говорит Аллура. Все песни несут одинаковый смысл.— Раньше, когда отец, насильно, будто продал, отдал меня альфе... — её голос на миг надломился, а сама она опустила голову, пригладив ладонями аккуратно сложенную одежку из белого меха дикой лисицы – очень редкая вещь, — Я думала, что быть омегой – это проклятье и счастья мне никогда не будет дано. У Лэнса заныло в груди, а перед глазами всплыли уже давно забытые воспоминания о том, как кричала и билась Аллура, когда отец силком потащил ее к брачному костру. Столько слез и столько мольбы от такой гордой и сильной сестры он не слышал никогда.Тишина, что на миг установилась между ними, была такой уютной, куда красноречивее всех слов. Они по-настоящему могли понять друг друга, даже без слов: одинаковые желания, стремления достичь недостижимого и наконец пожертвовать своими жизнями ради семьи, племени. Только ни племени, ни семье они были не нужны такими, какие есть. — Но... — смахнула она слезы с лица, поднимая голову, напрявляя взгляд в сторону костра и, шмыгнув покрасневшим носом, улыбнулась, замечая как маленький Лотор играется с другими детьми. Улыбка вышла не такой радостной, как она хотела бы, в ней сквозило неуверенностью и робостью, будто страх и боль тех дней до сих пор жил в ней, — Широ оказался хорошим альфой. А еще он меня действительно любит. И боги подарили мне сына, Лотора. — Я знаю, что тебе пришлось тяжело... — шепотом отозвался Лэнс, стараясь не дать собственному голосу дрогнуть и повернувшись к сестре, подался чуть вперед и накрыл ее ладонь своей. ?— Холодная...? — промелькнуло у него в голове. — Да... — кивнула девушка, высвободив одну из рук и, накрыв ею ладонь брата, сжала ее, благодарно принимая исходившее от него тепло, — Но я хотела сказать другое. Лэнс, омегой быть не так уж и плохо, — она сильнее сжала ладонь брата, почувствовав как он напрягся с ее последних слов. — Я не хочу... — Просто попробуй поддаться своей сущности, что живет внутри тебя и ты поймешь, что это твоя судьба, — перебив начавшего отнекиваться Лэнса, протараторила она.— Я не хочу, — мотнул головой парень, отнимая свою руку, — Мне надо работать и тебе не следует бездельничать, иначе мать отругает. Губы Аллуры дрогнули. Лэнс был наивным, добрым, сильным и в то же время хрупким. Для него родители были непогрешимым идеалом. Вряд ли он почувствовал, что взгляд матери не сходил с них с тех пор, как она подсела рядом. Ведь именно их мать попросила поговорить с Лэнсом. Аллура еще раз пригладила ладонью белый мех лисицы, из которой она весь день шила накидку для брата, как подарок на свадебную церемонию. Шерсть все еще была влажной. Плакать во время шитья вовсе не было хорошей идеей, ведь Лэнс обязательно будет счастлив в браке с альфой, которого Джон ему подобрал. Обязательно.***Ближе к рассвету солнце не взошло, как обычно заливая светом весь горизонт. Небо было затянуто густой серой пеленой, не только давящей на плечи, поселяя в них ощущение усталости, но и нагоняя чувство тоски. Вскоре начавшийся ливень залил водой все имевшиеся углубления, как в земле, так и на камнях. Река вновь вышла из берегов, погружая под воду прибрежные растения. Тропинки размывались, и по ним стекала ручейками вода, размягчая землю и превращая её в грязь. Слишком много воды. Становилось до опасного скользко, ведь для тех, кто ушел на охоту самое главное – это твердая земля под ногами, а не острота имеющегося в руках оружия.Такое вынужденное бездельничество не приносило радости омегам, что беспокойно занимались теми делами, которым не мешал ливень, ниспосланный богами. Омега вождя всегда в такие неспокойные моменты, шепча молитвы и набирая полную корзину пищи, шла к шаману, чтобы он попросил богов об удачном завершении охоты. — У тебя не получается! — Лотор, весело улыбаясь, ткнул пальцем в кучку мокрой глины, глядя на то, как брат его матери пытается слепить более-менее годный сосуд, чтобы использовать как посуду. — Если будешь играться, то и не получится ничего, поэтому прекрати, иначе скажу твоей матери о том, что ты тут играешься с острыми предметами. — Но, ты ведь солжешь! — надулся Лотор, заставляя Лэнса улыбнуться. — Солгу, но ведь кроме тебя этого никто не узнает, — доверительно шепнул омега, мазнув пальцем по носику мальчонки и оставив на том след от глины. — Эй! — мальчишка тут же вытер нос и смешно скосил глаза, пытаясь увидеть, не осталось ли там больше грязи. Пока ребенок возился со своим носом, Лэнс смял неудавшийся кусок глины и кинул его в общую кучу и, подвинувшись к самому краю соломенного навеса, подставил грязные руки под ливень. Вода медленно смывала глину, но красный цвет от вчерашних ягод, въевшийся в самую кожу, никак не желал покидать подушечки пальцев. Глядя на них, он вновь и вновь вспоминал тот разговор. Но все мысли по этому поводу были прерваны громким вскриком Лотора:— Мама! Папа вернулся! — его тонкий мальчишеский голосок в мгновение ока смог расшевелить всю стоянку и заставил почти всех омег бросить дела и выглянуть, чтобы узнать, что происходит.Альфы вернулись так рано? Все рассчитывали увидеть своих мужей и сыновей только ближе к ночи. Альфы вернулись с добычей, целыми и невредимым, и Лотор, что вопреки наказам матери, выбежал под ливень, уже сидел на руках у уставшего, но радостного от возвращения домой отца, что-то лепеча ему о проведенных только с матерью днях.Никто не сомневался в том, что Лотор будет альфой, но вслух произносить это никто не смел. Аллура была по-настоящему страшна в гневе и лишнего повода ей никто не пытался дать. Она уже увидела губительную силу слов на примере собственного брата и повторять это со своим сыном не хотела, продолжая даже сейчас с вызовом смотреть в глаза вождя, будто говоря ему ?я - не ты?.***Дождь остановил свой напор только ближе к вечеру. Сегодня темнело куда быстрее обычного, ведь солнце так и не выглянуло. Да и зажженные костры больше тлели, чем согревали своим огнем.— Ты думаешь, что всё так плохо? — шмыгнула носом Пидж, морща нос и ведя его в сторону, чтобы глотнуть хоть немного свежего воздуха. — Хочешь поменяться? — сочувственно спросил Лэнс, отступая на шаг от подвешенной тушки оленя и вытирая стекшую на локти алую кровь. — Да ни за что. Лучше уж мыть кишки, чем заниматься сдиранием шкур с животных. — Ой, да прекрати. Лучше пачкаться в крови, чем в дерьме, — сунув руки в чан с дождевой водой, он смыл кровь не только с рук, но и с острого камня, которым пользовался.Разделывать добычу и заниматься ее чисткой поручалось молодым омегам, тогда как старшие хлопотали у костров и около вернувшихся воинов, ведь их нужно было накормить и обработать полученные в ходе охоты раны. Лэнсу и Пидж досталась тушка молодого оленя. — Так, ты не ответил, — увидев вопросительный взгляд вернувшегося за работу Лэнса, Пидж закатила глаза, — Почему ты решил, что всё так плохо? Может тот, кого подберет твой отец, сможет принять тебя таким, какой ты есть?— Я не могу. Я не хочу мириться с тем, что есть, — потянув кожу добычи у края, он полоснул по внутренней стороне и начал отдирать шкуру от мяса, — Да я просто уверен, что через пару месяцев уже буду сидеть в обнимку с пузом и жрать лечебные травы, попивая целебный отвар, слушая как вокруг меня сетует мать, выбирая имя внука. А отец, конечно же, гордо будет ходить на охоту со своим преемником, обучая его всем премудростям! — Лэ-энс, а ведь твоему отцу нужен преемник и раз никто из его детей не подходит, то это становится большой проблемой. Кому ещё он может доверить племя, как не мужу старшего сына-омеги? В её словах была доля истины. Ни один из детей вождя не был альфой. Оба уродились омегами, что тоже было почетно, однако, никто из омег не мог стать вожаком и достойно защищать интересы племени, обеспечивая то всем необходимым для выживания. Омеги слишком слабы и непригодны даже для охоты. А во время течки и вовсе уязвимы.Вождь старел и племя волновалось. ***Даже став вождем, Джон не пожелал увеличить размеры своего шалаша, чтобы не выделяться на фоне своих воинов. Он ютился в своем маленьком шатре вместе с семьей и не желал ничего менять. Эта теснота, что когда-то сближала их, постепенно удушала. Каждый раз перед сном, собираясь в шатре, они чувствовали напряжение и сегодняшний вечер не был исключением. Все устали и улеглись на свои места. Отец всегда спал ближе к выходу, недалеко от него ложилась мать, а в самой дальней части было место Лэнса. Родители всегда, даже инстинктивно, пытаются уберечь свое дитя. Стоило лишь лечь, отвернувшись к соломенной стенке, и Лэнс почувствовал, как сильно устал за день. Сон постепенно подкрадывался, когда, словно гром среди неба, прозвучал голос отца:— Я выбрал тебе альфу. Готовься к брачному обряду. Такое сообщение обрадовало бы многих омег из племени, заставило бы их визжать от радости и кидаться из угла в угол в попытках выбрать наряд для обряда. Ведь надо быть краше всех, чтобы ловить восхищенные взгляды не только молодых альф, но и завистливые – от других омег. — Я не хочу, — слова давались с трудом, ведь всё-таки он идёт наперекор словам отца. Застрявший в горле ком мешал даже дышать, но Лэнс смог сказать слова без запинки, за что был благодарен богам. Шуршание за спиной и потрясенный вздох матери. — Я всегда думал об этом, и до сих пор думаю. Каждый раз перед сном вижу вновь и вновь, как в ночь твоего рождения гремел гром и молнии рассекали небеса пополам. Именно в эту ночь предыдущий вожак...уснул вечным сном, — Джон тяжело вздохнул, сидя на своей подстилке, то и дело стирая пот со своего покрытого морщинами и шрамами лица. Его лихорадило, данный шаманом отвар все еще не подействовал. Лэнсу не нравились такие разговоры, но лежать на боку, пока отец говорил, он не мог. Он уселся в пол-оборота, не глядя в сторону родителя, не видя немую мольбу в глазах матери, что была направлена на обоих дорогих ее сердцу людей. — Когда ты родился, счастливее дня для меня не было. Но, видимо, боги прокляли меня, — альфе не нужно было говорить громко, чтобы его услышали, не нужно было вкладывать много эмоций, чтобы его поняли. Лэнс уже понимал, к чему ведет его отец и до безумия хотелось закрыть уши руками и не слышать больше ни единого звука в этом мире. — Ты не должен был рождаться. Мой дорогой сын...ты для меня умер в тот день, когда тебя признали омегой. Уж лучше бы ты не рождался. Мать захныкала в своем углу, пытаясь удержать за рукав альфу, что кряхтя поднялся и покинул шатер, оставляя омег одних. Дышать запрещено. Думать запрещено. Чувствовать запрещено. Как остановить собственное сердце, унять эту боль? Как стереть собственную память? — Спи, мама, — прошептал он, и вновь улегся спиной ко входу в шатер, мысленно умоляя мать не плакать, ведь каждый ее всхлип отзывался тупой болью внутри него. Глаза печет, а живот скрутило болезненным узлом, но плакать было нельзя, ведь слезы – это слабость, а отпрыски вожака не имеют права на слабости. Он не ранен. Кровь не идет. Но больно так, будто его отец собственноручно выдрал сердце из его груди, оставив вместо него пустоту и бесконечную мучительную боль.