Глава 19. "Визит к ?родственникам?" [2] (1/1)

Завтрак проходил в оглушающей тишине, что прерывалась лишь изредка звенящими столовыми приборами. Мало кто осмеливался открыть рот и произнести хоть слово (не позволял этикет) и лишь острые презрительные взгляды исподлобья, как кинжалы, вонзались в точёный профиль юноши. Пайнс ел не спеша, медленно пережевывая пищу и также медленно глотая. Со стороны он казался воплощением благородности и утонченности, с идеальной осанкой в сорок пять градусов и выверенными плавными движениями. В глухой тишине зала он выглядел как человек, которого приводят в пример другим. Как человек, которому хочется подражать. Однако сам Пайнс никогда долгие трапезы в тишине не любил. Молчание давило и обволакивало, заставляя чувствовать давящую неловкость. Каждый раз, когда он оказывался один в обеденной зале, или когда ему приходилось трапезничать вместе с отцом и сестрой в фамильном поместье, он всегда старался закончить быстрее и уйти. Иногда, когда от нервозной атмосферы начинало сводить живот, он мог съесть совсем чуть-чуть или вообще не притронуться к еде, заставляя поваров на кухне волноваться и сомневаться в своих способностях (конечно, каждый раз после таких случаев Пайнс спешил успокоить тревожащихся из-за него мастеров). На самом деле, выпив перед трапезой препарат для обнаружения ядов, Пайнс медленно жевал, позволяя веществу выполнять свою роль, внимательно следя за своими ощущениями. При внезапной реакции препарата на яд, шипение, жжение или изменение вкуса станут для Пайнса предупреждающим знаком и, в случае чего, он всегда может притвориться, что ему плохо и выйти в туалет очистить желудок. Однако, наперекор всем его опасениям, трапеза прошла относительно спокойно, хоть и в безмолвии, и Мейсон был вполне доволен таким началом дня в чужом доме, от чего его настроение до самой неофициальной встречи не опускалось ниже черты ?хорошее?. Собрание, ради которого Пайнс прибыл вчера вечером в поместье, началось ближе к обеду, когда бесы буйствовали больше всего, заставляя трястись толстые стены роскошного поместья. Пайнс, прежде никогда не появлявшийся на подобных мероприятиях (так как каждый раз его место занимала сестра), испытал будоражащее внутренности волнение. Старейшины и члены побочных ветвей были образованными демонами, с самого своего первого дня тесно связанные с политикой, а потому подобного рода мероприятия казались для них чем-то обыденным, как ужин или возможность дышать. Наблюдая за ними, Пайнс подмечал детали их разговоров, их точку зрения и политические взгляды. Смотря на то, как члены семьи Сайфер ведут дела, шатен приходил в чистейший восторг. Нередко те обращались к Пайнсу, спрашивая его мнение (хоть и заметно нехотя), и шатен, стараясь говорить как можно более уверенно, выдвигал свои предложения или высказывал своё мнение насчёт того или другого момента, чем обратил на себя внимание многих демонов, сидящих в зале. Некоторые смотрели на него с едва искрящим уважением, а некоторые с неприязнью и завистью. На последние Пайнс старался поменьше обращать внимания, делая вид, что совершенно несведущ. Бывало, Пайнс поворачивался, дабы посоветоваться с Биллом или попросить совета, но вовремя вспоминал, что того сейчас рядом нет и, отчего-то, на сердце становилось так тяжело, а в мыслях пусто. Как будто от него оторвали часть. Периодически, когда нервозность и волнение брали над ним верх, он неосознанно крутил кольцо на костяшке, вновь обращая на себя много чужого нежеланного внимания, однако, с появившейся наконуне привычкой ничего поделать не мог. – Господин Пайнс, не сочтите за грубость, но могу я поинтересоваться, что это за колечко на вашем пальце? В последнее время вы довольно часто касаетесь его, — пухлая женщина с закрученными, как у барана, рогами, сидящая в дорогих шелковых одеждах, что слегка поблескивали при свете свечи, упёрла острый взгляд в бледную ладонь шатена, едва не прожигая ту насквозь. — Хотя я пойму, если вы не захотите отвечать, ведь, скорее всего, вы считаете, что я не достойна этого, или что меня это не касается. Конечно. Наши семьи веками вели вражду, это естественно, если вы всё ещё не можете нам доверять. Сложно исправить старые привычки за столь малый срок. Её скорбящий взгляд чуть блестел от появившихся в уголках глаз солёных капель. Всё её естество указывало на сильную невинную грусть и скорбь, а её речь заставила всех взглянуть на Пайнса глазами полными глубокого разочарования. После сыгранного женщиной спектакля его последующие приперания можно будет расшифровать как непрямое оскорбление всей семьи Сайфер, чего Пайнсу, с его и так натянутыми отношениями с её представителями, не нужно. С такими мыслями Пайнс медленно протянул над столом белую ладонь и тихо пробормотал себе под нос. – Это кольцо — подарок Господи Ивоны в честь нашей с молодым Господином Сайфером помолвки, — шатен выглядел чуть неловко, говоря это, и кончик его уха слегка покраснел от волнения. Лица большинства старейшин вытянулись и исказились до полной неузнаваемости, а в глазах их горела холодным огнём зависть, ярость и негодование. Они пробыли под крылом этой семьи столько, сколько себя помнили и служили ей безотказно и не покладая рук. Конечно они знали, что за кольцо было на пальце у юноши, ведь не раз видели его в личном кабинете их Госпожи. И от этого знания они негодовали ещё больше, так как в их голове жил непоколебимый образ их главы, что, как и они и предыдущие главы, презирал семью Пайнс и всех её членов. Но сейчас, видя на пальце одного из представителей ненавистных им демонов реликвию, что переходила членам главной ветви из поколения в поколение, после смерти главы, их обуревала ярость. Как он посмел!?? В их глазах Пайнс был готов стать самым самым прочным демоном, что в своем деле превзошёл даже Его Высочество Люцифера. Наглый вор и подхалим, что втёрся в доверие их нежной Госпожи, ибо в их сознании даже на миг не могла мелькнуть мысль о том, что та могла по своей воле отдать ничего не знающему Пайнсу. – Невозможно, это просто невозможно! Это ложь! Как глава семьи могла отдать тебе реликвию!! Это неразумно, это нелогично! Глава семьи мудрый человек, а ты своим дрянным языком, хочешь оклеветать её мудрость?! — из-за стола резко встал дрыхлый старик с длинной седой бородой, что, казалось, плыла вслед за ним по полу. Его сухие костлявые руки сильно подрагивали то-ли от гнева, бушевавшего внутри него, то-ли от усталости. — Уверен, ты украл священную реликвию и просто пытаешься таким образом стащить её у нас из под носа!! Жалкий вор! Пайнс, ошеломленный тем, как члены другой семьи истолковали его слова, замер, глупо наблюдая за тем, как лица каждого из них постепенно меняются и как громко те голосят. Старейшина тем временем продолжал поливать шатена грязью, опускать его в глазах окружающих ещё ниже, спихивать на него все известные ему грехи, что по итогу казалось будто Пайнс в аду единственный демон среди, а остальные просто неправильно распределенные ангелы. По итогу разъяренный старик, едва ли не брызжа слюной во все стороны, ткнув в Пайнса своим пальцем-крючком, крикнул и из его охрипшего горла вырвалось скрипучее:– Схватить вора! Его фраза стала спусковым механизмом для остальных, так как после его клича едва ли не все демоны присутствующие в помещении ополчились против шатена. Один яростнее второго они бросились в его сторону, протянув свои руки к его телу. Заметив их намерения, Пайнс, отскочив в сторону, увернулся от чужих ладоней, однако стража, всё это время стоявшая у входа, грязно сыграла, напав на него со спины. Мейсон вовремя заметил тех только благодаря их громким шагам и сумел избежать чужой атаки. Члены побочных ветвей и старейшины, даже не смотря на их клевету, поступили подло, напав на него целой оравой. Таким образом Пайнс, сколько бы не старался уворачиваться, без возможности атаковать (те не использовали против него свои силы или оружие, а потому он не мог начать бойню первым. В таком случае он мог бы ещё и выйти виноватым) всё же попал тем в руки. Один из членов побочной ветви, крупный мужчина с внушительной мышечной массой, что превышал Пайнса в ширине и высоте примерно в два раза, буквально словил его на лету, когда он уворачивался от молниеносной атаки одного из старейшин, и в печатал лицом в стену, отчего та чуть пошла трещинами, а нос шатена подозрительно громко хрустнул и алая кровь хлынула из него тонким ручьём. Его руки, ноги и шею сковали тёмные кандалы с яркими печатями, подавляющими его силу, и укрыли в одной из тюремных камер для плененных в подвале. ///В подвале было сыро и грязно, а залегшая повсюду пыль забивала лёгкие и щекотала слизистую. Пол в камере был мощный из камня, однако работа была проделана так безобразно и неаккуратно, что тут и там периодически выпирали острые углы, что больно впивались в конечности. Под давлением магических кандалов Пайнс сильно ослаб, из-за чего его время от времени клонило в сон, однако он не снижал бдительности, не позволял себе расслабиться хоть на миг. Его сон никогда не был достаточно чутким, чтобы вовремя почувствовать опасность. Он всегда крепко спал и никак не мог это исправить. У решётки тюремной камеры каждые четыре часа посменно дежурили демоны неизвестного Пайнсу уровня силы (подавленный печатями он не мог точно определить его) в паре по двое. Мейсон знал это, так как находясь в этом месте, из-за отсутствия какого-либо занятия, чтобы скоротать время, считал секунды, после каждой смены ?смотрителей?. Так, спустя несколько повторных подсчётов, шатен полностью удостоверился в полученной информации. Время же, когда те не следили за каждым его шагом, (а это было именно во время смены караула, когда смотритель отчитывались пришедшим их заменить демонам и заполняли бланки) составляло всего четыре короткие минуты. Тело чесалось и ныло от продолжительного нахождения в одной и той же позе, а некоторые отдельные участки кожи казалось жгло от неприятных ощущений и воспоминаний. Отдельные части конечностей изредка сводило лёгкой судорогой, которая, на радость Пайнсу, быстро проходила и была почти безболезненной. Во время последующих трёх смен караульных Пайнс активно думал о том, как ему выбраться из поместья, при этом оставшись целым, ведь без своих способностей он едва мог стоять на ногах. Каждый демон, даже самый низший, не имевший толком разума, имеет свой определённый уровень силы. У кого-то он настолько низкий, что не хватит даже на элементарные действия, такие как разжечь огонёк, чтобы зажечь свечу. У кого-то он находится на отметке ?норма?. В таком случае демон может использовать свои способности в целях самообороны на улицах ада или стараться развивать их, дабы увеличить свою мощь. А также есть демоны, чей уровень силы в стократ превышает норму. В основном, демоны, что имеют подобный высокий уровень способностей являются чистокровными, рожденными в аду существами, однако, бывали и случаи, когда бес низшего сословия, попавший в ад из верхнего мира, имел подобную власть в своих руках. Но подобные случаи настолько редки, что в свете не разглашаются. Силы демона — это не только признак могущества и власти, а также не маловажный элемент, поддерживающих жизнь и работоспособность беса. Иссякнут силы — умрёт демон.Сейчас он, подавляемый древними печатями, был едва ли не слабее демона с средним уровнем силы, что очень удручало. Могущественные печати, что сковывали его, были глубоко вырезанный в тесном металле железных браслетов на его конечностях. Сколько бы он не пытался каким-либо образом снять или подействовать на них, те сильно жгли кожу, отчего едва ощущался запах вонючего дыма. Та оглушающая боль, от которой звенело в висках, отбивала напрочь все мысли о сопротивлении. Вновь осознав в каком жалком состоянии находится, Пайнс в очередной раз начинал нервничать, из-за чего, по-привычке, тянулся к кольцу на пальце и, лишь когда коснулся твёрдой костяшки, понял, что его там нет. Только красная полоска на белой коже была напоминанием, что некогда здесь ощущалась тяжесть от драгоценного металла. Завистливые старейшины забрали перстень, стоило ему ослабеть, потеряв на пару минут сознание. ? Трусливые псы.. ? — пронеслось в голове у Пайнса, после чего ему очень захотелось сплюнуть чуть салоноватую, с металлическим привкусом, слюну. Однако он сдержал этот порыв и медленно проглотил её. Шатен чувствовал как постепенно ярость овладевает им, заполняет изнутри и заставляет сердце биться быстрее. Однако, стоило ему проявить хоть каплю сопротивления, как его надзиратели, уверенные в своей власти над ним, тут же старались его утихомирить. Их методы Пайнс уже испытал на себе, когда на первом часу своего заключения пытался буйствовать, однако, вместо желаемого результата получил мощный электрический разряд прямо в центр груди. Непрекращающиеся несколько минут разряды проходили через всё его тело, оставляя после себя сильную дрожь и боль в конечностях. За время проведённое в темнице шатен полностью осознал насколько он жалок.Это осознание пришло к нему, когда ему, на исходе второго дня, наконец принесли что-то съестное. То была жидкая, водянистая овсяная каша, что имела слегка неприятный запах. Однако, когда Пайнс наспех запихнул несколько ложек холодной массы в рот, то почувствовал сильный металлический запах и вкус, распространившийся в его рту. Тихий хруст раздался из недр его горла. Чувствуя, как в мягкие дёсна впивается нечто острое, а дышать становится тяжело, как и глотать, Мейсон испытал внезапный страх. Когда он, протолкнув себе в глотку два пальца, изверг всё съеденное в угол комнаты, то увидел блестящие куски стекла размером с мизинец, которые он, ослепленный голодом, не заметил. Он надолго запомнил боль от разодранного горла и скрипучий смех наблюдавших за ним сторожевых.Однако это происшествие никак не могло сравниться с тем унижением и моральной болью, что он ощутил после двадцать четвёртой смены караула. Казалось, он навсегда запомнит лица тех, кто так нагло надругался над ним и его телом. Навсегда запомнит ощущение чужих рук на своей коже, что нередко сжимали его горло; клыков, что больно вгрызались, оставляя кроваво-фиолетовые пятна на его теле. Запомнит как те использовали его, будто шлюху, после оставив всего в крови и сперме лежать на холодном полу. От, всхлынувших сильным приливом, мыслей защипало глаза, а кожа, где другие демоны касались его, болела и зудила. Его гордость была расколота на тысячи осколков хрусталя, а сам он втоптан в грязь лицом. Сейчас же, когда он, почти отчаявшись, согнулся у каменной стены и медленно растирал замерзшие руки, в его голову пришла совершенно глупая идея. Он знал что снять кандалы не выйдет в любом случае, но что если попытаться их повредить? Даже маленькая брешь сильно повлияет на подавляющую мощь печатей. И, возможно, в таком случае ему хватит высвобожденных сил для призыва Ночного стража. Эта идея была глупой и необдуманной, но в положении Пайнса выбирать не приходится. ? Выбора нет..? — подумал шатен и, подползя к углу комнаты, со всех оставшихся сил ударил по острому выступу железным браслетом.