5. Алиса (1/1)

Я пробираюсь через толпу, пытаясь не запутаться в подоле длинного серебристого платья. На голову давят украшения, а локоны, кажется, покрыты тысячами слоев лака и геля для укладки. Шею сдавливает тяжелое ожерелье из чистых бриллиантов, которые слепят даже меня. На улице солнечно, все выходят, чтобы увидеть первый снег, протягивают руки, но вместо того, чтобы радоваться первым нотам зимы, они вскрикивают. Я цепляюсь за человека, идущего впереди, но он останавливается, поэтому я едва ли не падаю на его спину, оставляя на белоснежном пиджаке кроваво-красный след от помады. Нет, это не помада. Это что-то другое… Я поднимаю голову к небу, и украшение на моей голове падает в грязь, которую натоптали люди. Я должна почувствовать облегчение, но лишь вздрагиваю. С неба сыплется снег красного цвета, тает на плечах толпы и превращается в струйки крови, сбегающие по их светлым одеждам. Кто-то наступает на мое платье, я вскрикиваю и наконец обращаю внимание на то, что в грязи валяется императорская корона. Голова не соображает, и в криках и сдавленном шепоте прохожих я почти наугад, почти ослепленная солнцем иду вперед, пытаясь догнать незнакомца в белом пиджаке. Но он стремительно удаляется, а мои ноги почти по колено погрязают в крови, грязи и талой воде. Мой крик не доходит ни до одного прохожего, кажется, будто кто-то сдавливает горло. Будто бы цепочка на моей шее поднимается вверх, острые камни разрезают кожу. Меня пронзает боль, которой я еще никогда не чувствовала. Я кричу, пытаясь привлечь внимание, пытаясь показать, как мне плохо, показать, что я, черт побери, умираю. А потом… Потом я просыпаюсь. Вздрагиваю, подрываюсь на месте и судорожно глотаю воздух, не произнося и звука. Рука инстинктивно тянется к горлу, но там ни царапины, ни синяков. Я слышу свое тяжелое дыхание со стороны, пытаясь прийти в норму, но тело словно не слушается. Спрыгивая с кровати, я дохожу до штор и осторожно отгибаю край, чтобы посмотреть, что происходит на улице. Жизнь идет своим чередом. Ничего нового. Я никогда не верила в существование вещих снов, но упавшая в грязь императорская корона, кровавый снег, идущий с неба? Если и существовала карма, то она подсказывала мне: беги, пока не поздно. Беги, пока не пройдена точка невозврата. Когда я вышла из комнаты, в доме уже кипела жизнь. Маша готовилась к возвращению в школу, выбирая сарафаны и банты, а Ваня еще вчера хвастался новой искусственной саблей, которую им выдавали на уроках в военной академии. Предназначение моих младшего брата и сестры с самого детства было предопределено. Ваня, как единственный наследник мужского пола, должен продолжить традицию службы. Он никогда не жаловался на это, и вообще очень был похож на отца, как внешне, так и внутренне. Для меня было загадкой, почему он с такой серьезностью и трепетом относился к желаниям остальных, даже не думая о себе, хотя и я сама была такой же. С Машей я так и не говорила. На кухне мама помогала нашей домработнице убрать со стола, пока отец показывал какие-то фокусы Маше. Но стоило мне появиться в дверях, как жизнь в помещении замерла. Маша спрыгнула с папиных колен и быстро выбежала, даже не взглянув в мою сторону. Это ранило хуже, чем любой выстрел, но я ничего не могла с собой поделать. Притворяться, что мне хорошо, когда мне хреново? Вскоре и домработница, взяв в руки тряпку и кивнув мне, вышла. Я осталась один на один с родителями, взгляды которых не могли не пугать. И если холодное спокойствие мамы, пускай и до жути непривычное, немного напрягало, то полное безразличие отца ковыряло незажившие травмы, занося заразу и обрекая меня на долгую и мучительную смерть. Я села за стол, почти не поднимая глаз, и жадно почти за один раз выпила стакан кофе, едва не захлебнувшись. В голову сразу будто ударило чем-то, и я постаралась также быстро под взгляды родителей опустошить тарелку. Тишина смущала, но не больше, чем собственное поведение. Вы когда-нибудь пробовали заглушить ваше хреновое настроение с помощью отвержения всех и вся? Ведь это на самом деле кажется простым и самым правильным решением, чтобы не задеть людей, которых мы любим, нужно просто перестать их замечать. Но это чертовски трудно, когда у тебя такая мама. — Вы уже должны были встретиться, — начинает женщина, и я едва ли сдерживаюсь, чтобы не поперхнуться. Поперек горла встает весь съеденный завтрак, а кофе грозится вылиться наружу, если я сейчас же не переведу тему на что-то менее… конфликтное. Из всех уроков, что я усвоила за эту неделю, самый главный — не пытаться донести до них то, чего они не понимают. Во мне теплилась надежда, что, работая вместе и сообща, мы сможем расторгнуть эту помолвку. Им об этой надежде было знать не обязательно, потому что оба сделали бы все, чтобы не подвергать опасности семью. И я тоже делаю все для этого. Я поднимаю взгляд на маму, а потом медленно перевожу его на отца. Тот напряженно сжимает кулаки, и я могу не напрягаясь прочесть его мысли. Будто бы ему также некомфортно за этим столом, как и мне, но у него нет выбора. И у него его действительно нет. Но у него есть выбор в том, поддержать или нет маму. И он встает на ее сторону, наверняка даже не представляя, какую боль приносит мне. — Что, если так? — притворно улыбаясь, отвечаю я. — Тон, Алиса, — поправляет меня мама, но мне по-прежнему не стыдно за то, что я показываю настоящие эмоции. — Ведь все не так страшно, не так ли? — Будто бы если он монстр, вы разорвете это соглашение. — я усмехаюсь, вставая с места. — Спасибо за завтрак, — и прежде чем они успевают ответь мне хоть что-то, киваю на прощание. — У меня встреча, хорошего дня! ***Быстро и осторожно пробираясь на крышу, на наше излюбленное место, я старалась не паниковать раньше времени. Вы когда-нибудь говорили вашему парню, что собираетесь выйти замуж за другого? Вот я нет. И сомневаюсь, что это вообще случается часто в мире. Меня не переставал мучить вопрос: специально ли из всех девушек империи они выбрали именно меня, именно ту, у которой налаживается жизнь? Было ли это как-то связано с тем, что произошло четыре года назад? После встречи с Романовым подозрения лишь усилились. Он вел себя… как мудак, честно говоря. Но это не отменяло ужасного чувства в моем теле, когда я вспоминала, что произошло между нами в прошлом. Решил ли он таким образом мстить мне? Сама идея мести казалась глупой, будто бы это что-то из разряда сериалов. Но и брачные договоры, женитьба по принуждению и внезапно вспоминающая о тебе бабушка — все это тоже больше напоминало клише из сериалов. Если бы это оказалось правдой… я не знала, как бы тогда поступила. Наверное, разозлилась. Поклялась бы отомстить. Я не знала. И сумбурные чувства во мне пока перевешивали рациональность. В то же время… он выглядел так, будто бы ненавидел меня, а я сомневаюсь, что ты захочешь насильно жениться на девушке, которую ненавидишь. В голове все еще стояла картинка того, как он схватил меня за подбородок тем вечером. И мерзкое ощущение никотина на всем теле, когда я пришла домой. Я провела в ванне несколько часов, пытаясь смыть с себя прикосновения, которые обжигали даже после такого количества времени. Я ненавидела этого человека. И не было ни единого шанса, что это не взаимно. Подтолкнув дверь на чердак, я оказалась на крыше одного из жилых домов. Мы присмотрели это место несколько месяцев назад, когда он еще был страстно увлечен скалолазанием, а мне не оставалось ничего, кроме как везде таскаться за ним, со страхом глядя на его фокусы-покусы. С тех самых пор я научилась носить с собой в сумочке целую аптечку на тот случай, если он сорвется или даже поранится. На крыше было одно уютное место, как раз за смотровой площадкой. Железные прутья красного кирпичного цвета образовывали над ним своеобразный купол, и я обычно накидывала на них плед, чтобы было еще уютнее. Но сегодня я едва ли хотела уюта. Мне нужно было срочно поговорить с Вахрушевым просто потому, что я понятия не имела, что делать дальше. Егор сидел прямо на бетонном полу, подложив вниз какую-то тонкую коробку, и с увлеченностью, присущей только настоящим ценителям, копался в проводах старой шкатулки. Обсыпающаяся зеленая краска говорила за себя — он либо нашел эту вещицу на рынке барахла (как обычно и поступал), либо в мусоре. По началу он даже не заметил меня, а я тихо присела на край перегородки, наблюдая за ним с нескрываемым удовольствием. — Как дела, инженер? — наконец усмехнулась я, привлекая внимание парня. Егор сразу отложил шкатулку, подскакивая на месте и подрываясь, чтобы обнять меня. А я даже и не представляла, насколько мне было это нужно. — Что случилось? Ты не отвечала несколько дней, — встревоженно произнес он, присаживаясь рядом и кладя ладонь на мое колено. — Я уже начал думать, что это какой-то новый способ порвать со мной. Я сдержанно рассмеялась, и это не прошло мимо него, потому что он заметно напрягся. Все, кто хорошо знал меня, могли единогласно сказать: каждый раз, когда я начинаю притворствовать, это не заканчивается хорошо. Подавляя настоящую натуру, вы никогда не победите, потому что только в свободе есть сила. И когда меня этой свободы лишали, я начинала злиться. — Кое-что произошло. — я захотела начать отдаленно, но Егор уже приготовился к худшему, если смотреть на его выражение лица. Я постаралась улыбнуться, но выходило плохо даже с моими тренировками дома. И тогда я решила, что лучше выговорить все в одном предложении. Сразу. Огромной лавиной обрушивая всю информацию. — Я выхожу замуж. Нет, очевидно, надо было начать не с этой фразы. — Вернее… черт, я сейчас все объясню, только не паникуй, хорошо? Тоже сомнительное начало. — Я узнала, что кое-кто заключил брачный договор между мной и одним молодым человеком, но! Но! Он также, как и я, считает это всего лишь глупой и безответственной ошибкой. Наши родственники решили поиграть в свах, но ничего страшного, это скоро решиться, поэтому нет никаких причин паниковать! Я очень сильно приукрашивала. Егор очень сильно старался понять. Я очень сильно надеялась, что это произойдет. — То есть… — медленно и слегка не в себе начал парень, каждое слово выходило настоящей пыткой. — Ты… помолвлена? — Нет! То есть да, но нет. — повисла некоторая тишина, в течение которой даже сердцебиение казалось громким. Я облизнулась. — Это временно. — Ты… временно помолвлена? — Это все моя бабушка, я же рассказывала, какая она… специфическая, понимаешь? Она наверняка напридумывала себе всяких, не знаю, историй, и теперь решила воплотить их в жизнь. Егор силился понять. Я видела, как в его взгляде смешивается настоящий винегрет из смущения, злости и растерянности, но он терпеливо подбирал слова, наверное, чтобы не разругаться. Ведь он же наверняка понимал, что я совершенно не виновата в этом, я в этой истории была такой же жертвой, как и он (если он вдруг посчитает себя жертвой). А Егор был умным. И понимающим. И самым лучшим. И то, как наши родственники поступали с ним, со мной и, прости господи, даже с Романовым, выходило за границы морали. — Алиса, — он замотал головой, и на лице промелькнула улыбка, которая мне совсем не понравилась. Издевательская улыбка. — Ты могла просто сказать, что хочешь расстаться. Что встретила другого парня или вроде того. Зачем придумывать такую идиотскую историю? Что? Идиотская история? Да это то, что происходит у меня сейчас в жизни! Это то дерьмо, во что превращается все, чем я жила до этого. Я готовилась к худшим исходам этой беседы, вплоть до истерик или ругани, но точно не к тому, что он попросту не поверит мне. Я не рассчитывала доказывать любимому человеку, что оказалась в хреновой ситуации. И точно не хотела оправдываться за то, что произошло не по моей вине. Подорвавшись с места, я схватила сумку и пошла к выходу, пытаясь справиться с подбегающими слезами. Сначала родители, потом сестра, теперь он? День от часа к часу становился все дерьмовее. Не дойдя до двери чердака, я остановилась. Где-то в глубине я понимала, что он имеет право злиться. Такое же право, как и я. К тому же, перед глазами до сих пор стояла картина того, как я ругалась с мамой или Машей. Но я рассчитывала на поддержку хотя бы с его стороны. Опершись головой на перекладину, я закрыла лицо руками, считая до десяти. Но даже после этого меня не осенило, в голову не пришла ни одна идея того, что делать дальше. Но почему… почему я просто не могла доказать ему, что весь этот брачный договор — это ерунда? Идти к родителям было бесполезно, но ведь был еще один вариант. Безумно рисковый, потому что я по-прежнему не доверяла ни единому слову, ни единому вздоху этого человека. Я расправила плечи и развернулась к Егору. Он продолжал смотреть на меня, почти не двигаясь. — Я могу доказать тебе. Я познакомлю тебя с ним, и он докажет, что это глупый договор, к которому мы не имеем отношения. Вахрушев встал с места, отряхнувшись от пыли, и кивнул. Он был согласен. Я же была рада, что смогла придумать в эти несколько секунд план, который бы вернул мне хотя бы одного человека. Мое сердце ныло от боли и разочарования, и надежда — то, что было мне нужно. ***Несмотря на то, что стояла солнечная погода, ветер продувал нас со всех сторон. Я покрепче укуталась в серый бесформенный кардиган, стараясь успевать за быстрым шагом Егора. Его растерянность сменилась злостью, и пока мы шли по набережной, он трижды пытался заговорить со мной, каждый раз останавливая себя. Я не знала, чего он боялся больше: того, что вновь сделает мне больно, или того, что новости могут принести боль ему. Но я знала, что вопрос с брачным договором решится сегодня же. К тому же, у меня были большие планы на этот вечер. Я знала, что сегодня годовщина службы моего отца, но меня никогда не приглашали на такие мероприятия. Даже мама находила вечера, на которых такие же генералы и солдаты собираются и долгой ночью сидят в окружении бутылок вина и коньяка, дерьмовыми. И хотя в детстве мне всегда хотелось попасть туда — оказаться среди смелых отважных мужчин, защищающих родину, казалось сказкой — сейчас я считала, что сегодня у меня удачный день, раз я смогу незаметно проскользнуть домой после десяти. Мало того, что я планировала показать Егору, что мои намерения на его счет серьезные, а наши отношения должны по-прежнему оставаться крепкими, я думала, что вполне смогу его уговорить сходить вечером в кино, сесть на задний ряд и, как в слезливых мелодрамах, напомнить себе о существовании настоящей любви. — Ты уверена, что он будет там? — наконец спросил Егор, и это было первое, что он произнес с тех пор, как мы спустились с крыши. — Что он вообще там будет делать? Сегодня на площади открытие памятника, там будет толпа народу. Как ты вообще его найдешь? И еще одна важная вещь, которую я так и не сказала Егору. Он не знал о том, что мой жених — князь собственной персоной. Потому что, черт побери, я не знала, как он отреагирует на это. Все, что я знала, несясь по улицам Петербурга, так это то, что Алексей Романов вместе с родителями будет на площади, будет тем человеком, который должен будет перерезать ленточку на новой скульптуре. Об этом трубили все новости, потому что еще недавно в общий доступ просочилась информация о том, что его отец чем-то болен. Правда, конечно же, это оказалось большим слухом, который теперь должен быть опровергнут. — Он будет там, я уверена. Когда мы перешли на улицу, по периметру уже стояли ограждения. В нескольких метрах дежурил автомобиль полицейской гвардии, площадь была заполнена народом. Все доставали телефон и фотографировали закрытую белой тканью скульптуру. Егору было неуютно в такой толпе. Он уже много раз говорил мне, что быть в центре всего — далеко не его радужная мечта, поэтому я виновато покосилась на него. Легкая паника перебивалась с поиском. Вахрушев огляделся, запустив пятерней в растрепанные волосы. Была бы я чуть менее напряжена, я бы даже отметила, что выглядело это чертовски соблазнительно. — И где он? — сквозь зубы проговорил парень, выискивая в толпе Романова. Но в этот же момент он, следуя за своими родителями, оказался окружен несколькими журналистами, которые наперебой делали фотографии. Я попыталась протиснуться ближе, чтобы он увидел меня, но ничего не получалось. Все словно посходили с ума, стоило на горизонте замаячить императорской семье и этому придурку. Романов сдержанно улыбнулся; его напряженные плечи и бегающий взгляд говорили о том, что ему тоже не нравится быть здесь, в толпе. Или под прицелом фотокамер. В целом, мне было наплевать, но я знала, что в злости он может натворить много чего, о чем я в итоге буду жалеть. Народ впереди стал махать руками, хлопать в ладоши и выкрикивать имена подошедших членов императорской семьи. Егор рядом со мной раздраженно фыркнул. В отличии от меня он никогда не разделял всеобщего обожания венценосной семьи, но старался сводить к минимуму наши разговоры на эту тему. Наши взгляды были слишком противоположны, и каждый разговор был готов обернуться скандалом. А наши взгляды с Алексеем Романовым… наконец-то пересеклись. Он сосредоточился на моем лице, расправил плечи и почти сразу повернулся в сторону журналиста, который брал интервью у его родителей. Он улыбнулся. На секунду мне показалось, что в этой улыбке было что-то, чего я раньше не видела. Страх? Волнение? Невозможно. Это противоположно его характеру. Нет, мне всего лишь показалось. Но он увидел меня. Это должно было быть единственным, что меня волновало. Павел Анатольевич Романов был племянником императора, и было бы ужасно не упомянуть, что его обожал мой отец. Они оба служили, Павел Анатольевич командовал военно-морским флотом, его репутация была идеальна. Иногда я удивлялась, как у такого правильного и осторожного человека родилось… такое недоразумение. Да и его жена была вроде бы мягкой, спокойной женщиной, символом сдержанности и хладнокровия. Так в кого же пошел мой ?жених?? Супруги подошли к памятнику с двух сторон, синхронно взявшись за веревки, чтобы снять ткань. Секунду — и новый памятник на площади засиял в солнечном свете. Еще несколько минут, и интервью было закончено. И пока родители Романова подошли ближе к людям, чтобы пожать им руки и пообщаться, сам парень соскочил с импровизированной сцены, напоследок украдкой взглянув на меня. Прямо на меня. Я схватила Егора за руку и побежала. Нельзя было допустить, чтобы он сбежал. Пришлось бы ждать еще столько времени… которого у меня не было. — Остановись! — я продолжала бежать, когда Вахрушев отпустил мою руку и попытался отдышаться; я продолжала идти, когда Вахрушев кричал мне что-то в след; я продолжала искать, когда Вахрушев понял. — Это твой жених? Алиса, остановись! Остановись пожалуйста, я не понимаю. Как оказалось, что Алексей Романов — твой жених? Он кричал что-то еще, а я пыталась понять, куда делся другой придурок. Но, к счастью, ответ быстро нашелся. Стоило мне добежать до поворота на другую улицу, я увидела, как он стоит в тупике, сложив руки на груди. В голове пронеслось сразу тысячу и одно оскорбление, тысячу и один способ ударить его больнее, чтобы он понимал, что необязательно было бежать от меня. Я решительно двинулась вперед, уверенная, что рано или поздно Егор добежит и мы все ему объясним. — Какого черта ты так далеко убежал? — я пыталась восстановить дыхание, положив руку на бок. — Тебе нужно объяснить… Романов делает несколько шагов вперед, не сводя глаз за чем-то за моей спиной. Это почти наверняка Егор. И когда я открываю рот, чтобы закончить предложение, он подходит так близко, что я пугаюсь, и… целует меня.