4. Алексей (1/1)

Призраки прошлого всегда доставляют неудобства. Когда ты видишь их в отражении зеркала при темном освещении, когда они больше остальных окутаны пеленой таинственности и темноты. В призраках есть еще одна плохая черта: они всегда появляются тогда, когда ты забываешь о них. В тот момент, когда вам кажется, что можно двигаться вперед, когда жизнь наконец входит в привычное русло, а по утрам первой вещью, о которой вы думаете, являются не они, призраки вылезают из под кровати, чтобы разбить все, что вы строили. В детстве мама пугала меня призраками. Особенно, когда мы переехали в Михайловский. Туристам до сих пор рассказывают, что по этому замку бродит дух Павла I, который был убит заговорщиками. Но если в этом дворце остаются души всех, кто умер здесь, то всем приходящим стоит искупаться в святой воде после посещения этого гребанного места. Мой кабинет, небольшой, в постоянном беспорядке, находился через стенку от спальни. Мне вполне хватало нескольких квадратных метров, чтобы разобраться с бумагами, которые мне приносили. Потому что, мать вашу, каким бы далеким потомком императора ты ни был, никто не отменял бюрократии. Но сегодня мне хотелось завалиться в бумаги с головой, как страус в пустыне, сделать так, чтобы меня так и не отыскали в огромной куче документов и папок, задохнуться. Я хотел умереть во вполне физическом смысле, сделать все, чтобы не идти в тот идиотский ресторанчик на площади. Фруи Вита. Наслаждайся жизнью. Ну и где, блять, это наслаждение? Ко всем ужасам сегодняшнего дня добавилось и то, что Николина весь день тренировала свои навыки игры на фортепьяно. Навыки, которых не было. Свод ее любимого зала был сделан так, что эхо от игры разносилось по всему замку, не было ни единого шанса, чтобы каждый житель Михайловского не услышал его. Я посмотрел на часы, понимая, что, каким бы огромным желанием не пойти на встречу я не обладал, Яна все равно зайдет в этот кабинет в три тридцать, чтобы убедиться, что я не сбежал. А мне так хотелось сбежать, что в голову не лезла ни одна строчка из документов. На столе лежала целая папка проблем, которые я должен был решить. Но вместо этого я загрузил себя мыслями. И они медленно съедали меня с каждой секундой. Три тридцать. Ни на что не похожий звук каблуков Яны, стук в дверь. — Заходи, — тускло отвечаю я, откидываясь на спинку кресла. Я бросаю быстрый взгляд на коробочку с голубой лентой, лежащую под столом, и на лице появляется мимолетная улыбка. Интересно, если я подарю ей то, о чем она мечтала всю жизнь, Яна разрешит мне не идти на эту чертову репетицию к спектаклю? За последнюю неделю так много всего может вывести меня, что когда сестра появляется в дверях с бутылкой вина, опустошенной наполовину, мои глаза автоматически проделывают круг по орбите. — Смотри-ка, уже улыбается, — смеется девушка, присаживаясь напротив и протягивая мне бутылку. — Подумала, что перед встречей с невестой тебе надо расслабиться. Я забираю у не вино, отставляя его подальше, чтобы она даже не думала пить при мне больше. Это ведь просто категорически не вяжется с ее образом милой, приветливой княжны, которая выполняет обязанности всей семьи по повышению имиджа. Кажется, только на Яне и, быть может, Ире держится вера жителей страны в то, что мы не зазнавшиеся святые нарциссы. — Но если ты появишься там с такой кислой миной, она сразу поймет, что у нее никаких шансов завоевать твое сердце, — Яна продолжает рассуждать о том же, о чем и вчера. После вечера в Елагино, она почему-то решила, что мы с моей названной невестой стоим друг друга. Я не знал, о чем они говорили. Не знал, где они говорили. Как долго. И мне было совершенно наплевать. Каким бы избранным человеком ее не сделал мой дедушка и отец, какой бы идеальностью в письме не наделил ее император, я прекрасно знал, что это за девушка и на что она способна. В эпоху интернета все можно было выяснить в один клик. И даже ее закрытый профиль не стал препятствием. О том, что она встречается с каким-то задротом я тоже узнал раньше Яны. Как и о том, что она должна вот-вот начать работать в адвокатской компании. — Не за чем производить впечатление, если не хочешь брака, — ухмыляюсь я. — Откуда ты знае-е-ешь? — протягивает Яна; еще вчера вечером она начала убеждать меня, что девушка, с которой она встретилась, не так дурна собой и даже соответствует моим вкусам. — Она просто обескуражена таким поворотом событий. Но может быть… может быть это знак свыше? — Ты слишком романтизируешь брак по расчету, дорогая. — А ты слишком пессимистично настроен. Ты ее хоть видел? У нее волосы шикарные, Алекс! — Яна мечтательно закатывает глаза. — А брови? Мне кажется, у нее кавказские корни, честное слово. И еще, что самое интересное, она не гонится за положением. Где еще ты найдешь такую жену? — Я вообще не собираюсь искать жену, Яна. — Серьезно? То есть… никаких маленьких Алексов? — она вытягивает губки, широко раскрывая глаза; этот, мать вашу, прикол — самое ужасное, потому что противостоять такому выражению лица очень сложно. Я хочу перевести тему. Даже представлять, как твои маленькие отпрыски бегают по коридорам Михайловского есть нечто, смерти подобное. Представлять, что эти маленькие дети появились в результате соглашения между старыми людьми в глубокой стадии маразма — еще хуже. И вообще дети… это не моя тема. Семья — это не моя тема. Вовремя появляется прекрасный повод. Мои ботинки задевают подарочную коробку, и я тут же вспоминаю о том, что до сих пор не отдал Яне ее подарок. — Знаешь, что я точно знаю? — заговорщицки проговариваю я, пока руки тянуться к коробке. Поставив на стол подарок, я продолжаю улыбаться. — Что это тебе точно понравится. Яна сразу подпрыгивает на месте, хлопая в ладоши. В такие моменты она еще больше напоминает мне ребенка. Девушка медленно тянет за ленточку, снимает крышку и тут же вскрикивает от восторга. Это именно та реакция, которую я от нее ожидал. Когда в ее маленьких ладонях появляется револьвер, я вновь чувствую диссонанс по отношению к ее образу, но вовремя вспоминаю, что теперь Яна — большая девочка, которая должна уметь постоять за себя. Конечно, придется провести ей пару уроков стрельбы или нанять хорошего учителя, но все это придет со временем. Сейчас она может просто наслаждаться исполнением ее давней мечты. Оценив вещицу со всех сторон, Яна бросается ко мне на шею через весь стол, снося по дороге документы и папку с важными бумагами. Я фыркаю, чувствуя, что она задушит меня. — Хоть кто-то подарил что-то хорошее, а то пианино и сборник Тютчева? У меня иногда ощущение, что ни мама, ни родной брат не знаю меня. А Соня даже подарков из Англии не прислала. — Не каркай, как отправит тебе английских принцев, и ты сразу откажешься романтизировать брак по принуждению. — Ладно, ладно, — она вскидывает ладони, смотрит позади меня на часы и тяжело вздыхает. — Пора ехать. Я накидываю на черную футболку пиджак, спускаюсь по лестнице и подаю знак своему водителю. Яна идет за мной, осторожно держа в руках коробку с подарком, будто это что-то ценное-ценнющее. — Постарайся не нахамить ей при первой же встрече, — кидает Яна, когда я хлопаю дверцей. Но она просто не знает: это — не первая наша встреча. ***?Фруи Вита? был едва ли не единственным ресторанчиком во всем городе, который мог бы похвастаться хорошей конфиденциальностью. На входе всегда стоял приветливый официант, который и про меню расскажет, и столик подберет, и все в соответствии с требованиями клиентов. Это было единственным местом (за исключением резиденции Императора и государственной тюрьмы), где я мог не бояться сплетен. За последние только четыре года в газетах меня трижды женили на каких-то дочерях графов, светских львицах и блогерах, еще тысячу раз я появлялся на главной полосе рядом с каким-нибудь скандалом. Нравилось ли это кому-либо из моих родственников? Нет. Собирался ли я это менять? Тоже нет. Весь этот брачный договор казался каким-то сюром, выдумкой, непонятной ситуацией, из которой хотелось бы выбраться без потерь. Если бы я мог, я бы попросил аудиенции у Его Величества хотя бы затем, чтобы поинтересоваться: из всех девушек империи вы специально подобрали именно эту? Но секретарь родителей сказал, что меня видеть не хотят. В голове то и дело всплывали строчки из письма, которое мне доставили. ?Между тобой и мной был вполне ясный договор: ты должен был предоставить какой-либо закон на рассмотрение, проявить гражданскую инициативу, словом, сделать хоть что-то для этой семьи.? Меня передергивало. Хоть что-то? Если это — жалкая попытка самоутвердится за мой счет, то она провальная. Я работал на эту семью, торговал собственным лицом и, даже если оно появлялось в газетах, я никогда не доводил все это до абсурда. И кому вообще интересно читать желтую прессу? Какой нормальный человек, открывая глаза по утрам, идет поверять, с кем же спал князь на этой неделе? Вы знаете? И я не знал. Поднявшись на третий этаж в зону особых посетителей — меня всегда так смешило то, как они называли эти несколько комнат, куда даже свет не попадает — я распорядился принести черный кофе и не беспокоить до того момента, как придет ?невеста?. В комнате действительно было темно, не помогали даже люминесцентные лампы фиолетового цвета. Большое окно во всю стену было затонировано, стены обклеены темно-синими обоями, даже мебель была темной. Честно говоря, это больше походило на какую-то кальянную, чем на дорогой фешенебельный ресторан. Поэтому мне нравилось. Знаете ли, чувствовать себя почти как дома. Я достал из кармана портсигар и закурил прямо со свечки на столе, чтобы хоть как-то расслабиться. Хотя Яна и без того сделала все, чтобы мое настроение немного поднялось, я не мог отвлечься от размышлений по поводу письма или невесты. ?Долг любого члена императорской семьи — сохранять картинку подданных о том, что все хорошо, что все под контролем, что Император и его потомки есть те люди, на которых любой гражданин может положиться. В своей истории мы имели черные пятна, как и любое государство, и ты должен не допустить, чтобы твое время стало одним из таких пятен.? О чем, вашу мать, они говорил? Я даже не мог понять, кто составлял письмо. Представлялось какой-то идиотской картиной, как Император с моим дедушкой и отцом такие сидят где-нибудь в саду Зимнего и по очереди вставляют в это бессмысленное письмо бессмысленные предложения. Эта игра со мной и с моим сознанием порядком раздражала. ?Сейчас Империя переживает сложные времена. Повсюду враги, и ты не можешь быть уверен в том, что людям, с которыми ты проводишь время, можно доверять. Алиса Щербакова — идеальная кандидатура для того, чтобы скрасить твое одиночество, не навредив остальной стране. Подумай о людях, которые считают тебя избранным. Подумай о своем долге и обязанностях перед Империей и Императором.? Сделав глубокую затяжку, я нервно прокрутил на пальце фамильный перстень. Постоянное взывание к моей совести бесило. Оно убивало во мне любое уважение к этим трем людям и ко всей семье в целом. Я не собирался быть как троюродный брат, женившийся лишь потому, что ему так сказали. Между ними не было ни любви, ни хотя бы дружбы. А я прекрасно знал, что то же самое ждет и нас. Ни я, ни моя ?невеста? не сможем дать этой гребаной семейке идиотов то, что они хотят. Потому что, блять, не может быть спокойствия там, где есть ненависть. А все, что я испытывал к Алисе Щербаковой, можно было охарактеризовать именно так. И, о господи, я не сомневался, что это чувство взаимно. Когда в дверь постучали, промелькнула мысль, что мне наконец принесли кофе. Но я оказался не прав. Темное освещение сбило ее с толку, и Алиса остановилась в дверях, крепко сжимая впереди какую-то дешманскую сумочку. Неудивительно, что она не хотела положения наверху. С таким стилем и образом жизни ее бы загрызли там в два счета. Сначала я внимательно посмотрел на нее снизу вверх, пытаясь отгадать, помнит ли она вообще меня. Конечно, навряд ли меня можно было бы просто так забыть, но кто знает, на что способна эта девчонка? Алиса продолжала стоять, и я отвернулся к окну, ухмыляясь. Я не мог точно объяснить, что чувствовал в тот момент, когда увидел ее вчера на веранде дворца. Не мог точно понять, было ли это облегчение или злость, когда я понял, что Алиса Щербакова — это та Алиса Щербакова, с которой я познакомился четыре года назад. Я хотел подойти к своей ?невесте? еще тогда, но горло словно пережали. Я бы и слова не выговорил. И я сбежал, конечно же, сбежал, как последний идиот. Но сбежать из этой комнаты бы не получилось. Зачем откладывать казнь, если она неизбежна? Алиса медленно, словно бы тоже считала это процессом экзекуции, подошла к столику и присела напротив, глядя на меня почти в упор. Она что… разглядывала меня? Я не удержался и выпустил сигаретный дым прямо на нее, лишь бы закрыть от моего зрения сидящую впереди ?невесту?. Девушка сдавленно закашляла, но и слова мне не сказала. Мы бы так и продолжили играть в молчанку, но времени у меня не было. И с каждой секундой, пока я находился здесь, я становился все злее и злее. — Ты куришь? — безынтересно спросил я, продолжая глядеть в окно. Жизнь города еще шла по плану. Объяви я сейчас об обручении, и все в одну секунду остановится. Одним щелчком пальцев можно было приковать к нам двоим внимание всей империи, заставив либо превозносить и сочинять новые баллады о любви, либо ненавидеть. Меня за то, что я обманул ожидания незамужних идиоток, ее — за то, что она заняла чье-то чужое место. — Нет, — хрипло ответила она. О, Алиса даже не представляла, какое влияние на меня оказала возможность вновь услышать ее голос. Спустя четыре долгих года он не изменился ни на ноту, как и она сама. Если не считать стиля, конечно. Признаться, не надень она платье вчера, я бы не узнал в ней ту взбалмошную, вспыльчивую и дерзкую девчонку, с которой меня свела сама жизнь. Но Алисе было семнадцать, она только что закончила школу, и, разумеется, в ее планы не входило знакомство с таким, как я. По крайней мере, в том виде, в котором я был тогда. Я не винил ее в этом. Девушки — странные существа, как показывает практика, но причина моей ненависти крылась куда глубже. — Хорошо, — коротко отметил я, потушив сигарету об скатерть. Поменяют. — Еще одна причина не заключать брак. — Причин куда больше и они на поверхности, ваше высочество. Одной лишь фразой она заставила меня разразиться громким смехом. И хотя смеялся я редко, но метко, это мне совсем не понравилось. Ощущение задетой гордости граничило где-то рядом с раздражением. И пока второе побеждало, я не остался в стороне, забывая слова, сказанные Яной. — Из всех девушек империи они подобрали самую хамоватую, без родословной и без денег. Стоит тебе единожды выйти в свет, ты сама себя опозоришь, — хмыкнул я, потому что мне было наплевать. — Так и поступим. Они сами разочаруются в тебе и отстанут. — Репутация моей семьи будет разрушена, — проговорила она. Алиса будто бы игнорировала мои специальные выпады в ее сторону, думая только о родне. Ну, куда уж там, за четыре года ничего не поменялось. Как и моя реакция на эту идиотскую отмазку. Если хочешь сказать, что тебе будет хреново, говори, что тебе будет хреново, а не отмазывайся с помощью семьи. — Мне плевать на твою семью и репутацию с колокольни Петропавловского, — сквозь зубы произнес я, пытаясь сдержаться, чтобы не наговорить все, что у меня в голове. — Этого брака не будет. Как и помолвки, как и какого-либо компромисса. Передай своим родителям, что они зря ввязались в это дерьмо. Сами виноваты в разрушении своей репутации. — Будто бы твоя семья не имеет отношения к этому договору. Стоило мне задеть то, что она любит, как Алиса заерепенилась. Покрылась иголками, если бы можно было сравнивать. Я бы не отрывал взгляда от того, как ее глаза заполняются ненавистью, потому что это было чертовски увлекательно. Вывести самого спокойного человека в комнате из себя — по-моему, каждый играл в такую игру в детстве. Детство закончилось, но я продолжал играться. Что это, если не одна большая партия? На реальность и правду вся эта средневековая хрень похожа не была. Да и к сказке, где двое возлюбленных воссоединяются после испытаний, тоже не имело отношения. Девушка наконец отложила сумку — была бы моя воля, я бы выкинул ее из окна прямо сейчас — и поставила локти на стол — моветон — хрустя пальцами. Наверное, она решила произвести впечатление необразованной идиотки, если на то пошло, потому что я отказывался верить, что в семье генерала все настолько плохо с манерами. Не знаю, может быть, они и вместо нормальной ванны ночью выходят на купания в Неве? Пока я внутренне ликовал от количества предъяв, которые можно было бы кинуть в ее сторону, Алиса приготовилась говорить. И, мать вашу, заговорила. — Я не хочу этого брака едва ли не больше, чем ты, и сделаю все, чтобы кольца на моем пальце не появилось раньше, чем я этого бы захотела. Но если ты попытаешься скомпрометировать меня, чтобы выйти сухим из воды, поверь, я стану самой идеальной невестой в мире, лишь бы заслужить благословение твоей семьи и испортить тебе всю оставшуюся жизнь. Потому что, черт побери, стоит твоему фамильному колечку оказаться здесь, — она усмехается, показывая на безымянный палец. — Как мы связаны на веки. Ни один загс не разведет нас, если чертов батюшка благословит. А у тебя и разрешения не спросят. — Не наглей, — вырвалось у меня. — Я все еще князь… — И поэтому узнаешь о брачном договоре позже всех? На этот вопрос и я не имел ответа, но ее короткая бойкая речь не могла не оставить впечатления. Я знал, что она окончила юридическое, знал, что к двадцати одному году у нее наверняка появились мозги и задатки манипулятивной твари, в которых обычно превращаются девушки с недотрахом (а я был уверен, что с таким парнем она навряд ли удовлетворяет свои потребности), но чтобы настолько нагло? В ступоре я удивленно поднял брови, любопытство брало свое. — Как и ты, — медленно ответил я, с интересом глядя на Алису. — Но, конечно, у тебя ведь есть парень. Как там его? Егор, кажется. И как он? Икона святости и невинности? — Замолчи, — прошипела девушка. Ага! Вот оно, вот то белое пятно, которое она старалась замазать. Будь она уверена в нем, не стала бы так реагировать, даю сотню. — Ну, неужели все настолько плохо? — я снисходительно улыбнулся. — Давай, расскажи мне, как подружка подружке. — Алиса вытягивается, напрягается и пытается сконцентрировать взгляд на чем угодно, кроме меня, а я слишком хорошо знаю этот школьный прием, и перехватить ее подбородок одним резким движением не составляет никакого труда. В ее переливающихся в темноте карих глазах играет испуг вперемешку с вызовом, и это только больше раззадоривает во мне желание сказать что-то колкое и обидное. — Мне даже кажется, что вы подходите друг другу. Серые мышки, которые через двадцать лет превратятся в жирного мужика с отвисшим пивным животом от сидения за компьютером и ты, домохозяйка с семью детьми, оставившая свои собственные желания где-то… Я не успеваю договорить. На полуслове она обрывает меня оглушительной пощечиной, вскакивая с места, будто туда ударили молнией. Алиса тяжело дышит, и это слышно даже с моего места, даже с метром между нами. Я медленно поворачиваюсь, едва скрывая торжествующую улыбку. Попалась. — Я тебе никто, ясно? — произносит она, хватая себя за запястье руки, которой только что ударила меня. — Еще раз скажешь что-то о людях, которых я люблю, и я стану человеком, который убил тебя. Она дергает дверь, едва не снося официанта в дверях, и выбегает наружу, пока я не успел сказать даже слова в ее адрес. Мой взгляд остается на той же точке, где только что были ее глаза, и мозг пытается проанализировать, что она только что сказала. Люди, которых ты любишь, Алиса? Да, мать вашу, я Николину больше люблю, чем ты этого придурка. И это читается в ее словах, движениях и вздрагиваниях, во взглядах, которые она переводит каждый раз, когда я начинаю говорить о ее парне. Алиса, Алиса, кого ты обманываешь? — Не любишь ты его, — шепотом произношу я, с грохотом опускаясь в кресло. ***— Первый день знакомства, и ты уже все испортил. Яна сидит на широком подоконнике в саду дворца, вытянув ноги и считая лепестки ромашек. Дурацкая традиция, как по мне, но она слишком романтична, чтобы понять, что не было ни единого процента, чтобы этот вечер закончился хорошо. Она продолжала мечтать о своих воздушных замках, в которых бегают маленькие Алексы и танцуют поженившиеся благодаря брачному договору. Все это начинало меня помаленьку раздражать, но я старался держаться. Хотя бы ради того, чтобы не потерять единственного человека в семье, который не приравнял меня к использованному дерьму (а существует ли неиспользованное?) Несмотря на то, что я возвращался со ?свидания? с улыбкой, она поняла, что я сделал все, что в моих силах, лишь бы вывести Алису из себя. И сейчас, пока я курил, она вновь пыталась разгадать тайну наших отношений. — Почему ты не даешь ей даже шанса? — У нее есть парень, зайка, ты не думаешь, что это уже достаточное препятствие для нашего брака? — в голове я перечеркиваю портрет этого светловолосого придурка несколько раз, прекрасно понимая, что он будет меньшей моей проблемой. — Издеваешься? — Яна громко смеется, будто читая мои мысли. — Хорошо, пойдем с другой стороны. Почему вы так ненавидите друг друга, даже не зная толком ни характера, ни увлечений, ни… — Ты продолжаешь мечтать о неисполнимом, Яна, — я обрываю ее, потому что в глубине души чувствую, еще чуть-чуть, и мне придется вспоминать. А вспоминать я чертовски не хотел. — В письме сказано, что у нас неделя на то, чтобы привыкнуть друг к другу, после первой встречи. У меня еще семь дней, чтобы доказать, что она не сможет стать нормальной княгиней и моей женой. И я буду пользоваться этим на полную. — Подумай о ее репутации. Ее семья, у нее ведь брат и сестра, верно? Ты бы не хотел, чтобы так поступили со мной, верно? Яна говорит о разумных вещах, пытается воззвать меня к совести. Но знаете что? Как обычно поступают люди, которым нечего терять? Верно, они включают музыку на полную катушку, чтобы заглушить внутренний голос разума, вдавливают педаль газа на полную мощность, потому что только ощутив скорость, только почувствовав, что музыка слилась с шумом ветра в ушах, можно наконец-то забыть обо всем. Четыре года назад я поклялся забыть о любых чувствах, выключить их и больше никогда не полагаться на человека. Я поклялся, что больше никто не посмеет испытывать ко мне жалость, снисхождение и другие противные чувства, чувства слабаков. И я, мать вашу, жил с этим все это время. То, что мои ближайшие родственники, те единственные, кто знал и видел, во что я превратился тогда, пустили меня в эту ловушку, означало лишь одно: я могу нажать на газ.