1. Алиса (1/1)

Меня никогда не мучала совесть. Да, я существую. И я прекрасно сплю по ночам, если форточка открыта, а мигающий фонарь на улице починят. Но вот незадача: фонарь продолжает мигать уже несколько лет, а мама боится, что я простужусь, поэтому всегда заходит перед сном и повторяет: закрыть окно, закрыть окно, закрыть окно. Как-то раз я набралась смелости и раздраженно ответила ей, что уже взрослая и могу сама решить, когда открывать чертову форточку, а когда нет. Но знаете что? Связываться с матерью трех детей и женой генерала — себе же хуже. Впрочем, даже тогда меня не мучала совесть. Ну, поругались. Все равно помирились. Нескончаемый круговорот семейных отношений. Хороших, крепких, но предсказуемых. В отсутствии совести есть тысяча хороших вещей. И одна неприятная. Все почему-то начинают считать тебя тварью. Из-за того, что я перестала обременять себя часами рассуждений на тему: ?А что было бы, кабы…? — перестала рефлексировать, одним словом, и все сразу стали богобоязненными кузнечиками, осуждающими меня. Но толку с ваших рассуждений? Седые волосы раньше времени, мигрени и вечное чувство вины перед теми, кто не заслужил даже твоего взгляда. Мой будущий работодатель, кажется, был из таких кузнечиков. В переписке со мной ему хватило нескольких минут, чтобы похвалить мой холодный взгляд на проблемы, которые мы будем решать, и решительность, с которой я вырвала это место у конкурентов. Но, конечно, в конце нужно было обязательно все испортить и попросить меня написать извинительное письмо для той девушки, которую я перебила на собеседовании. ?Вы ведь хотите стать частью нашего большого дружного коллектива, Алиса Георгиевна?? — Если это действительно то, что ты отправила ей, то неудивительно, что она попросила отозвать твою лицензию, — Варя расхохоталась во весь голос. — Ты же почти прямым текстом заявила, что она слишком слабохарактерная мышка, которой… как ты там написала? А, ?подходит работа в библиотеке пушкинского музея в Урюпинске?. Алис, серьезно? Я глубоко вздохнула и прокрутилась на кресле пару раз, прежде чем ответить ей. Моя конкурентка на собеседовании, Лида, кажется, действительно больше подходила для тихого местечка с книгами, где она могла бы так же сутулиться и бесконечно кусать губы. Но не для работы адвокатом. Возможно, я могла написать что-то помягче, поснисходительнее, но люди ее склада ума действительно понимают только тогда, когда говоришь им в лицо самое неприятное. Ну кто еще скажет этой малышке, что в адвокатуре не обойдешься любопытными глазками и терпением? — Я сделала ей одолжение, между прочим. — Ты ей травму на всю жизнь сделала, — она вновь рассмеялась и спрыгнула с моей кровати, снося по дороге и одеяло, и бутылки сидра, и собственные туфли; мне оставалось закатить глаза, Варя не менялась даже спустя столько лет нашего знакомства. — Ладно, мне надо бежать. Сегодня встречаюсь с… ну ты поняла да?Она подмигнула мне, подбегая к зеркалу и поправляя растрепанные волосы. Варя выглядела счастливой, ей не терпелось встретить с самолета парня, с которым у нее завязалась переписка еще в прошлом году. Он был то ли с Италии, то ли с Испании, честно говоря, я так и не узнала ничего конструктивного. Только то, что у него ?глаза ангела? и ?на аудио голос дьявола?. Как бы мне потом не пришлось быть ее адвокатом, когда он разведет ее на пару тысяч. — А у вас с Егором как? — Прекрасно, — без запинки ответила я. На лице появилась улыбка. Еще вчера мы гуляли по Питеру почти до заката, и это при его загруженности работой. Он даже в пятницу гуляет со мной! Не с друзьями, не с бывшими сокурсницами — а я смотрела их профили, и так действительно есть с чем гулять. Со мной! Каждый раз, когда я думала об этом, меня будто какая-то ванильная девчонка по голове обухом ударяла. — Не растекись лужицей, ок? — Варя усмехнулась, покрутилась вокруг себя и с непритворным энтузиазмом прыгнула напротив меня, играя бровями. — А вы уже… ну того? Ну… — Переспали? — переспрашиваю я, чувствуя, как щеки слегка наливаются пунцовой краской. Взгляд сразу смещается с развеселого лица подруги на часы, и я с ужасом осознаю, что безбожно опаздываю на свидание со своим же парнем. Подскочив с места, я едва не сношу Варю с места, оставляя ее с вопросами прямо посреди комнаты. — Так что? — кричит она мне вслед, когда я забегаю в ванну и стягиваю с себя ночную рубашку. Край ткани задевает шрам, и я рефлекторно шиплю, кладя ладонь на ребро. Все еще болит, черт побери. Холодный контрастный душ хорошо действует на меня только тогда, когда я хочу его принять, а не когда система отопления работает отвратно. Варя стучится, чтобы убедиться, что я в порядке. Конечно, я несколько минут издавала звуки, похожие на кваканье лягушки, но она же не думает, что я превращусь в одну из таких? Потом придется ждать принца и все дела, а у меня нет на это времени. Когда я вылетаю из ванной, на ходу застегивая лифчик, Вари уже нет. Она оставляет мне сообщение, что водитель уже приехал, и я застаю только заднюю часть ее автомобиля, выезжающего с парковки. Принцессы идут встречать своих принцев. Что может быть лучше? ***Мы с Егором сидим на скамейке в Центральном городском парке, наблюдая за игрой скрипачки на противоположной стороне дороги. Его рука заботливо обнимает меня за плечи, а с лица не сходит улыбка. Стоило мне появиться в его поле зрения, как он вручил мне огромную коробку самых вкусных пончиков города, и, зачем врать, я уже тогда готова была выскочить за него замуж. А потом, когда я отложила сумку и подарок, он поднял меня в воздух и несколько секунд кружил под вздохи прохожих. Только когда я настойчиво забарабанила его по спине, он мягко опустил меня на землю, бессовестно улыбаясь. Конечно, он видел, что я пришла в платье, которое от одного дуновения ветра уносится к Богу, конечно, этот придурок все видел. И, конечно, он не удержался. Стояла сухая и теплая погода, на небе не было ни облачка, когда мы устроились напротив места, куда обычно стекались музыканты со всего города по субботам. От Вахрушева исходила приятная, теплая аура уверенности в следующем дне. Он любил меня, боготворил, задаривал подарками, хотя я и умоляла не тратить на меня столько денег. В конце концов, я вполне могла позволить себе все, что хочу. Но его не останавливала ни материальная пропасть между нами, ни различия в статусе. У нас был один единственный важный друг для друга статус: мы любили друг друга. По крайней мере, я убеждала себя в этом. Но все же… когда Егор пододвинулся ближе и нежно поцеловал мое плечо, я дернулась, будто бы это был незнакомый мне человек. Он сразу тяжело выдохнул, пытаясь уловить мой взгляд. Вот только я была готова смотреть куда угодно, но только не на него. — Эй, — он осторожно положил ладонь на мою коленку, и я нерешительно повернулась к нему. — Не бойся, лисенок, я люблю тебя, помнишь? Все в порядке? Иди сюда. Он притянул меня ближе, а я почувствовала, как сердце предательски затрепетало в очередной раз, стоило мне оказаться чуть ближе к его груди. У Егора была дурная привычка: он наносил одеколон почти на ребра, и каждый раз, когда мы обнимались, я чувствовала аромат собственного подарка. Это одновременно раздражало и радовало. Противоречивый коктейль из чувств. — Помнишь, ты ждала, когда в парке вывесят гирлянды осеннего сезона? — прошептал он почти в ухо. Я отпрянула, удивленно посмотрев на него. До открытия осеннего сезона было еще два дня, это точно. Тогда почему он… — Смотри! Проследив за его взглядом, я непроизвольно ахнула. Парк в мгновение ока осветился тысячами небольших огоньков. Кроны деревьев и кустарники осторожно были окутаны паутинкой оранжевого свечения, меж фонарей висели провода, образующие настоящие своды света. Толпы людей принялись записывать момент включения на телефон, а я, совершенно ничего не понимая, вновь посмотрела на Вахрушева. Он выглядел довольным. Довольным собой. — Как? — от любопытства я совсем забыла, что произошло несколько мгновений назад. — Я узнал, что в этом году фонарики зажгут раньше. Распоряжение императорской семьи. Говорят, это из-за дня рождения княжны, но какая разница? Главное, что ты довольна. Я не могла и слова сказать против. Было ощущение, что я порхаю где-то между шестым и седьмым небом, а Егор верно направляет меня в сторону, где я счастливее всего. Он подвинулся ближе, касаясь моих ладоней кончиками пальцев. Я подавила порыв прибрать его растрепанные волосы, вовремя отдернув себя мыслью о том, что приближается нечто романтичное. Скрипачка стала исполнять что-то нежное, те самые песни на разрыв, которые я заслушивала до дыр еще несколько лет назад. Сделав осторожное усилие, я подвинулась чуть ближе, вполне чувствуя его дыхание возле своих губ. Мы целовались прежде. Было бы удивительно, если бы это было не так. В конце концов, мы встречались уже год. Но этот момент, когда мы были в самом центре толпы, но все увлеченно рассматривали фонарики, не замечая нас, показался по-своему интимным. Напряженным, сладким и безумно желанным. Я прикрыла глаза, но стоило нашим губам только соприкоснуться… Дождь. Во всех направлениях. За мгновение до того, как на город внезапно опустился ливень, скрипачка резко сменила стиль, вспомнив про ?Шторм? Вивальди. Первая нота ударила меня по голове настолько неожиданно, что я стукнулась лбом с Егором, а потом… а потом мы почувствовали, как на нас что-то капнуло. — Конечно, — сквозь зубы неслышно произнесла я. Когда все идет так, как надо, что-то обязательно произойдет. Будто бы за двадцать один год я не научилась этому. Но Егор был в восторге. Он всегда обожал дождь. Сейчас, возможно, больше меня. Он встал со скамейки, смеясь и подставляя ладони под капли. Такой счастливый. Такой настоящий. Я поддельно улыбнулась. Если все было так чудесно до этого момента, что поменялось? — Я отвезу тебя домой, лисенок, — произнес он, протягивая мне руку. Самый настоящий джентльмен. Если бы он родился графом или герцогом, все было бы намного проще. Даже родись он в семье военного, все было бы намного проще. Я подала ему руку, поддельно смеясь. Я поддалась ему, потому что он был счастлив. И мне вновь не было совестно за то, что я подыграла в этом маленьком спектакле. — Папа не будет в восторге, — напомнила я, когда мы уселись в его слегка изъезженный автомобиль. — Он никогда не будет в восторге от меня, — теперь его уже не удивляла эта новость, Вахрушев привык и к отношению моих родителей к нашим отношениям. Прохладному отношению. — Но если я отпущу тебя в такой ливень, он будет не просто не в восторге. Он будет в ярости. — Так ты моего папу боишься? — я закатила глаза, рассмеявшись. — Расслабься, его боятся все. Кроме меня и мамы, конечно. Идеальные отношения. Он усмехнулся, протягивая мне руку. Мы ехали несколько минут, которые длились бесконечно долго под тишину и звук дождя, барабанящего по окнам. Тишина расслабляла. Мне было комфортно. Было тепло, потому что он держал меня за руку. Когда мы добрались до дома, я почувствовала, что чего-то не хватает, но когда ты погружен в блаженное спокойствие, когда тебе так хорошо, что сбивается дыхание, разве ты будешь обращать внимание на что-то еще? — Приехали, — констатировал он, не сводя с меня глаз. Я обернулась и нагнулась ближе, чтобы поцеловать его. В этот раз нам ничего не мешало, и он позволил себе чуть более долгий, чуть менее целомудренный поцелуй, чем стоило бы перед домом моих родителей. Но меня почему-то это не волновало. — Увидимся в понедельник? — Конечно, — я кивнула, забирая коробочку с пончиками; она казалась как никогда хорошей защитой от дождя. — Спокойной ночи. ***Внутри дома стоял аромат только что сделанного чая. Мама добавляла в него чабрец, от которого я каждый раз балдела, поэтому можно было легко понять, есть кто-то в гостиной или нет. Я посмотрела в зеркало, рассеянно улыбнувшись. Губы были красными, будто я кусала их весь день, а с волос капала вода. Если бы здесь только была бабушка, то меня бы отправили в карцер. — Мам?! — крикнула я, поднимаясь на верх. — У нас гости? И когда я дошла до гостиной, я поняла, что было не так. Пришлось остановиться на половине пути, сделать глубокий вдох и обернуться вокруг, чтобы убедиться. Было тихо. У входа в комнату стоял человек в черном костюме, его ухо было в проводах, а взгляд напряженно скользил по коридору. Я нерешительно сделала шаг ближе. В голову полезли самые разные мысли от самых хороших до самых дурных, но ничто, ничто не могло доставить столько неудобств, как взгляд этого мужчины, переместившийся на меня. Он смотрел долго. Внимательно. Рассматривая каждый сантиметр моего тела, а мои ноги будто налились свинцом, отказывались слушаться. Он сделал шаг вперед. Я сделала шаг назад. Он легонько трижды постучал в дверь гостиной. Я медленно подняла руку и постучала по голове. Может быть, я просто заболела и брежу? Дверь отворилась. Вышла мама. Она вопросительно посмотрела сначала на мужчину, а потом на меня, едва успев прикрыть рот от испуга. Да, мам, я знаю, как я выгляжу. Схватив меня за руку, она дернула меня в сторону спальни, шипя что-то под нос. Я даже слов не разобрала, когда она закрыла дверь и обрушилась на меня с критикой. Критикой непонятно на что. — Отец звонил тебе дважды! — выпалила она. — Я была на свидании, вы это знаете. — я подошла к кровати и, ангельски распахнув руки, бросилась на нее, расплывшись в расслабленной улыбке. — Я звонила тебе дважды! — Это, конечно, меняет дело. — У нас гости! — Никто не предупреждал меня, мам. Вы же знаете, что надо предупредить, прежде чем наводить суету… — Это Князь, Алиса. — и ее слова звучали, как приговор для меня. Я медленно сползла с кровати, чувствуя, что пальцы перестают слушаться. — Переодевайся, — и я все еще чувствовала, как голова кружится в легком вальсе с моим терпением. — Вот, — мама кидается в меня моим старым длинным платьем бежевого цвета, которое я в последний раз использовала… пять лет назад? — Это самое подходящее, что у тебя есть. — она подходит к туалетному столику, вытаскивая шкатулку с фамильными драгоценностями. — Наденешь аметистовые серьги, — и вновь кидает белоснежную коробочку на кровать. — Алиса! Не спи. Переодевайся и приходи в гостиную. — Мам? — я останавливаю ее, когда она уже стоит в дверях. — Зачем Князь пришел к нам домой? Что-то связано с отцом? — Нет, милая, — ее мягкая улыбка успокаивает на несколько мгновений. Она вдыхает в меня жизнь. — Это вопрос о тебе. И о твоем будущем браке с его внуком. И тут же забирает ее.