Глава 13. В прошлое Рождество (1/1)

?Last Christmas I gave you my heartBut the very next day you gave it awayThis year, to save me from tearsI'll give it to someone special?WHAM! - Last ChristmasМужчина вышел из конюшни, ведя за поводья двух лошадей. Аттила недовольно фыркал, но послушно шёл за хозяином, а вот второй конь, который принадлежал другу, решил капризничать. Сухой, вороной и невысокий?— весь в хозяина?— попытался даже лягнуть офицера, но получил удар хлыстом и утихомирился.В утро Сочельника невеста пожелала прокатиться верхом, и Диего в очередной раз пришлось поспешить выполнить её небольшую прихоть. Что ж у неё все вокруг лошадей вертится? В их жизни их стало слишком много… Записку от неё слуги принесли еще вечером, и почти всю ночь офицер провёл в конюшне, пытаясь справиться с альгвасильской лошадью. Вот капризная скотина! Другу Арсеньегра помочь не спешил, и в десять вечера уже видел сны, когда военный копал навоз. Хорошая помощь, дорогой дружок, спасибо большое!И неудивительно, что утром навстречу счастливой губернаторской дочери вышел уставший лохматый адмирал в изрядно помятой рубашке. Такое чувство, что он не с лошадями возился, а дань Дионису воздавал ночь напролёт. Хотя и это имело место быть… Под кашасу процесс, очевидно, идёт легче и веселее.Диего уже давно отвык от такой тёплой зимы. Настолько тёплой. В Испании в декабре заметно холодало, и по улицам ходили в основном, укутавшись в длинную капу* или запахнув суконный мундир на все пуговицы. А во время путешествий по Австрии он даже видел снег. Да, тот белый снег, шапками украшающий высокие горы! Офицер бился об заклад, что невеста в жизни даже снежинки и не видела. Шутка ли?— двадцать один градус на улице! В Сочельник! Ну вот, и перед кем щеголять в отроченной мехом накидке, которую он выкупил у пленных французов? Красивая такая, из норки… Любая модница такую с руками оторвёт. Или модник. Есть тут один такой…Хуан пришёл ровно в восемь. Раскланялся, всех расцеловал, даже про лошадей не забыл. Напомаженный, начесанный, аж смотреть тошно! Диего со злости плюнул на рядом стоящий камень. Если бы раньше кто рассказал, что адмирал будет ревновать юную девчонку к другу-чиновнику, офицер бы рассмеялся. А теперь вообще не до смеха. Черт!А потом начались прения. Увы, не судебные. Военный встал в позу и требовал, чтобы невеста отправилась кататься по узким дорожкам города только с ним и только на Аттиле. Требовал через письменные заявления, конечно. Конь стоял рядом и грозно дышал в лицо чиновника, жуя какую-то травинку. Аделаиде лишь оставалось скромно наблюдать за очередными мужскими разборками.?Ты придурок,?— гласило очередное сообщение на бумаге. —?в край уже офонарел! Лапы свои убрал от моей невесты! Напомаженная болонка! Да твоя лошадь опасна для людей, она бешеная!?—?Она упадёт! —?размахивал руками Хуан, пытаясь достучаться до товарища. —?Ты огромный! На Аттиле двое не поместятся! —?Диего смотрел на него, как на идиота, и мотал головой. Ничего не разобрать! Чего он рукой трясёт да на лошадь показывает? Что он хочет, черт возьми? —?Ай, да ну тебя! —?альгвасил в тихой злости незаметно наступил офицеру на ногу. После маленькой мести ярость отступила. —?Позвольте. —?Арсеньегра оказался рядом с девушкой и подставил плечо, чтобы помочь ей забраться на лошадь. Аделаида ловко оттолкнулась и оказалась в седле. Чиновник запрыгнул следом, устраиваясь позади и беря в руки поводья. Герцог, будучи первоклассной андалузской лошадью, слушался каждого приказа хозяина и через несколько секунд исчез в одном из проулков.—?Вот говнюк! —?рявкнул адмирал, вскочив на Аттилу. Он погнал коня следом за альгвасильской клячей. Офицер уже не помнил, через сколько подворотен прогнал бедное животное галопом, но вскоре уже догонял друга под дружный хохот Хуана и губернаторской дочки. Герцог переминался с ноги на ногу на небольшой горке, и альгвасил перевесился через лошадь и наблюдал, как товарищ в немой ярости загоняет коня. Бедный мальчик. Аделаида, довольная возможностью наконец-то почувствовать кураж и давно забытое чувство свиста ветра в длинных волосах прижалась к спине чиновника и наблюдала из-за его плеча за истерикой Диего.Альгвасилу попало не сильно за такую выходку?— всего лишь пара тумаков. Такая ничтожная цена за такое развлечение, да ещё и с возможностью посмотреть на злую мордашку друга. Сделка века! Аделаида неохотно разомкнула руки на талии чиновника и бросилась в объятия бушевавшего офицера, на которого её ласка действовала весьма благотворно. Взгляд адмирала смягчился, кулаки разжались, и вся троица отправилась обратно в резиденцию, довольная сегодняшним утром.Диего под руку с девушкой дошёл до дверей, шутливо поклонился, явно пародируя господина-альгвасила, и под звонкий смех невесты скрылся в своих покоях. Долго брился, умывался и даже слегка завил волосы в честь такого праздника по последней придворной моде, умудрившись обжечь себе руки этими приспособлениями дьявола для завивки.То ли в день святого праздника небесной братии было поручено приглядывать за бедным и несчастным адмиралом, то ли Рождество для офицера было единственным счастливым днём в году?— никто не знал, но настроение у сеньора Очоа было чудесным. Он даже слабо улыбался улыбкой глубоко больного человека, гордо выхаживая по широкой улице под руку с невестой и гремя каблуками натёртых до блеска сапог. Попытки мужчины казаться для окружающих тем крепким и здоровым быком, конечно, смотрелись весьма жалко, но сеньор Диего не терял надежды, продолжая не то что идти, а почти чеканить шаг, иногда спотыкаясь о небольшой камень. В такие моменты его почти ловила Аделаида, помогая не упасть, и про себя офицер уже бил ей поклоны в знак благодарности. Вести по улице такую тушу?— занятие непростое, уж падре может это подтвердить. Только Энрике?— мужчина, а тут молоденькая девчушка. Да ей надо памятник поставить! Из золота отлить, Диего даже готов был для этого снять с себя золотую цепочку. Всё-таки в конце этой печальной сказки они стали гораздо ближе, как и подобает жениху с невестой. Но вот какой ценой..?—?Сеньор Диего сегодня как никогда весел. —?смешливо заметил губернатор, поравнявшись с дочерью, прихрамывая на одну ногу. Только трость не давала ему упасть, пожалуй. —?Боже, ну сколько же ещё идти, дева Мария… Как какой-то дом призрения для инвалидов…—?Не думаю, что одно посещение мессы принесёт в замок Кастела безграничное счастье и здоровье всех обитателей, сколько бы дукатов мы не клали в кружку… Тебе стоило ехать в карете, мой дорогой padre*.—?Аделаида! —?дон Амадо грозно сверкнул почти чёрными глазами. —?Изволь уж уважать долг истинного христианина, хоть ты и грешная язычница, как твоя бабка… Правильно говорил мне сеньор Альваро, тебе надо было найти духовника как можно раньше. Ничему достойному тебя она, упаси Господь её душу, не выучила. Лучше помоги… —?губернатор остановился и тяжело задышал, плечом скользя по стене какого-то рыбацкого домика.Традиция посещения губернаторской семьей храма на мессу навечерия Рождества* никогда ранее не соблюдалась так рьяно, как в этом году. Удар по счастью обитателей замка Кастела видимо пришёлся и по отцовской голове, и он решил, что все должны совершить подобие паломничества до собора?— разумеется, пешком, по темным, грязным улицам, на которых лужи от рыбы мешаются с землей… Это превратилось в настоящее испытание, старый губернатор кривил лицо от боли, тяжело опирался на трость, но поделать ничего было нельзя, потому что сеньор Амадо был чертовски упрям. Семейная черта.Кафедральный собор Пресвятой Девы Марии был настоящей жемчужиной Санто-Доминго. Возведённый из золотистого кораллового известняка, прелестно переливавшегося на солнце в часы сиесты, храм поражал своим великолепием, а остальная архитектура по сравнению с ним и вовсе выглядела ужасно жалко. Отец никогда не жалел денег на содержание местного прихода, и это было как никогда заметно. Особенно на фоне рыбацких хибар и покосившихся фасадов небольших двухэтажных домишек. Церковники и офицеры?— вот кому в Санто-Доминго жилось привольно на губернаторских хлебах и харчах.Внутри собор был прост и аскетичен, что очень нравилось адмиралу. Тут он чувствовал себя гораздо легче, чем в придворных роскошных храмах, которые ему по долгу службы приходилось на пару с Хуаном посещать. Когда он заходил в эти мадридские соборы, слепящие с порога золотом и ярчайшими фресками, хотелось либо стать язычником, либо там же застрелиться, чтобы в глазах не рябило. На Диего они действовали всегда удручающе, особенно, когда статуя Девы Марии или Христа прожигала офицера пустым взглядом, заставляя сердце уходить в пятки. В такие моменты по лбу мужчины стекал холодный, почти ледяной пот. Да чего уж там, поджилки тряслись!Идея того, что однажды Господь жестоко покарает Диего де Очоа за все, что он успел наворотить, неистово пугала офицера, заставляя в каюте, в тайне от товарищей, падать на колени и молиться на небольшое позолоченное распятие, заботливо спрятанной от посторонних глаз. О нем даже падре не знал. Это была слишком сокровенная тайна, которая лежала на сердце адмирала тяжёлой железной цепью.Кто бы знал, что офицер будет прятать от невесты небольшую Библию и перед близостью снимать золотой крест, чтобы никто не мог уличить его в религиозности. Рядом с окружающими адмирал смеялся над верой, почти что глумился, а капеллана держал почти в слугах. Как он раньше не понимал, что это лишь яркая расписная китайская ширма, за которой он пытается спрятаться сам от себя! Военному же не должно бояться! Не должно сомневаться, теряться! А особенно подставляться слабостями, вроде открытости души и веры. Дурак, вот дурак! Неужели, чтобы понять свою ошибку, пришлось поплатиться собственной шкурой? Ну все правильно?— глаз за глаз. Ах, этот древний принцип талиона*!Едва успев к началу мессы, мужчины тяжело опустились на деревянные скамейки и одновременно вздохнули, стараясь отдышаться. Собор как никогда был полон людей, и губернаторской семье пришлось ютиться на последних местах, почти у входной двери. Какое унижение! Но отец был настолько вдохновлён и воодушевлен, что даже не решился воспользоваться своим святым правом первой скамьи.Аделаида стояла позади жениха, и ради развлечения разглядывала спины прихожан, стараясь узнать кого-нибудь. Вон там сидит главный альгвасил, грузный, тучный мешок. Никто его не любит. А вон там?— сеньор Хосе, член дипломатического корпуса. Офицеры, рыбаки, торговцы, рабочие верфи… Какой светлый праздник! И какая темная беспросветная обыденность…Кто-то не до конца закрыл дверь, и немного света пробивалось сквозь небольшую щелку. Спустя час она заметила, как кто-то почти незаметно протиснулся в неё, и тень опоздавшего упала на узкий проход между скамьями. Мужчина поежился, расправил складки на капе и наспех встал на колено, перекрестившись. Когда он снял треуголку, в луче света блеснули столь знакомые завитые серебристые, почти седые волосы.—?Вы не спустились к ужину. —?вместо приветствия обидчиво-обвинительно бросила Аделаида, слегка повернув голову, словно не желая отвлекаться от столь важного занятия, как посещение мессы. Альгвасил усмехнулся её тону?— словно капризный ребёнок, ей-Богу! Дуется за то, что не спустился к трапезе. Хотя, это было ожидаемо?— в последнее время он стал главным развлечением девушки за столом, потому что жених так и оставался глухим, а падре?— занятым отмаливанием греха чревоугодия, отправляя в рот с видом мученика очередные морские деликатесы. Оставался лишь бедный дон Хуан, чудесно умевший сохранять за трапезой атмосферу общего дружелюбия и относительного спокойствия.—?У меня были неотложные дела, вы же понимаете, я серьёзный чинов…—?Да-да, я понимаю. Простите меня. —?перебила альгвасила девушка, непроизвольно подходя к нему как можно ближе, потому что завывания капеллана как никогда мешали вести светские беседы.—?Вам всё простительно, донья… —?Хуан задумчиво потёр выдающийся подбородок, бросив взгляд в сторону падре, прилежно занятого бубнежом и мычанием. Как это зовётся? Чтение псалмов? —?Вы дрожите… —?мужчина заметил, что губернаторская дочка чуть подрагивает. Какой-то кретин забыл плотно закрыть тяжёлую дверь костела, и злой ветер проник внутрь храма, играя со складками платья девушки. —?Замёрзли? Или это от осознания своих грехов? —?брошенное без умысла глупое замечание заставило все нутро Аделаиды сжаться, и в её глазах появились недобрые искры. Зачем господин Хуан, зачем вы играете с хрупкой жизнью ближнего? Но он лишь криво улыбался и подул себе в ладони, стараясь согреться. Да уж, холодно здесь. Стоило надеть что-то более… тёплое. Камзол не мундир?— от стены холодного ветра не спасёт, так и почки можно себе застудить.На плечи девушки лёг бархатный короткий плащ с кроваво-красным подбоем. Аделаида закуталась в него, мысленно поблагодарив чиновника за вежливую заботу. Диего сидел на скамейке, уткнувшись орлиным носом в ладони, и, казалось, ничего не замечал на этом свете. Длинная накидка, небрежно накинутая сверху мундира, превратила его подтянутую фигуру в какую-то огромную каменную глыбу?— сгорбленную, острую и сурово неподвижную. Но через считанные минуты губернаторская дочь разлюбила и дона Хуана, и столь привлекательно тёплый плащ, и его жест доброй воли?— слишком саднила в душе эта фраза…—?Я не мёрзну. Вы же не хотите подхватить какую-нибудь дрянь, как ваш жених? —?сразу же отрезал альгвасил, когда Аделаида попыталась накинуть на его острые плечи плащ. Хуан обнял себя руками и принялся растирать свои застылые мышцы, чтобы хоть как-то согреться.Осознание своих грехов… Интересно, дон Хуан сейчас упивается её беспомощностью? Не прячет ли случаем под напудренным париком рога… Он напоминал ей Мефистофеля из тех книг с европейскими легендами?— и в прищуре его ей всегда виделось что-то… Инфернальное. Но нет, он даже не смотрел на неё?— прижался плечом к холодной колонне и исправно крестился на образ святой Марии, погруженный в свои мысли. И только Аделаида, ругая себя за столь плотские мысли, любовалась тем, как его бледная аристократическая кожа светилась в свете свечей собора, как чертился в темноте его выдающийся гордый профиль.Отец Энрике продолжает петь псалмы. До окончания службы оставалось ещё несколько часов. Господи помилуй…***Диего развалился в ногах невесты на пушистом ковре, как огромная кошка, и принялся таращиться на огонь в камине своими стальными глазищами, время от времени переворачиваясь с боку на бок. Давняя солдатская привычка абсолютно комфортно спать и отдыхать на полу опять брала верх над приличиями, и Хуан в очередной раз в шутку потрепал товарища по волосам, как своего кота, который прибился к чиновнику в Мадриде и с тех пор прекрасно поживал на его дорогущей софе в не менее роскошном особняке. Офицер недовольно фыркнул и несильно лягнул друга, пресекая подобные фривольности. Альгвасил поднял на Аделаиду насмешливый взгляд и пожал плечами, ловя её лёгкую, почти незаметную улыбку.Ну почти ведь идиллия. Хотя бы на Рождество судьба смилостивилась над ними, и даровала столь желанное всеми спокойствие. Можно биться об заклад, что на мессе все они просили лишь пару часов умиротворения. И получили. Никто не ранен, никто не страдает, никого не пытаются убить. Просто камин и блаженная тишина. Томная нега одолела всех, кроме падре?— тот был обязан всю ночь славить рождение Христа в местном соборе. Даже разговаривать не хотелось?— лишь обмениваться красноречивыми взглядами. Слава Богу, жених лежал к ней спиной и не увидел, как в отражении языков огня губернаторская дочка натурально покраснела, поймав на себя мягкий и почти ласковый взгляд дона Хуана, исподтишка рассматривающего её профиль в полутьме.Обладал ли Диего каким-то невероятным чутьем на соперников на этот прекрасный карибский цветок?— никто не знал, но почему-то офицер сразу повернулся на другой бок и пресёк эстетический сеанс господина альгвасила по наслаждению женской красотой. Чиновник недовольно фыркнул, и отвернулся, чтобы посмотреть на огромный вертеп, сооружённый в этой же комнате для семьи губернатора.—?Сеньор Хуан. Mi amigo.* —?из угла комнаты слышится чей-то заметно уставший, севший голос. В свете свечи проступили знакомые линии круглого лица губернатора.Альгвасил с хрустом потянулся, тяжело вздохнув?— вставать с пригретого места в кожаном кресле совершенно не хотелось. Мужчина поднялся и подошёл к сеньору Амадо. Они принялись о чём-то горячо шептаться, настолько, что Хуан даже пододвинул себе для удобства стул. Что же их так увлекло? Вот бы хоть слово выловить из этого разговора… Каждый раз, когда аристократ начинал говорить, сердце Аделаиды уходило в пятки. Особенно, когда он вот так, яростно, беседовал с её родным отцом, тихо смеялся и наклонялся так близко к уху губернатора, будто желая рассказать какой-то секрет…Их разговор прервал лишь обычай. Когда большие часы на камине ухнули одиннадцать, слуга любезно распахнул двери в столовую. Никогда в поместье губернатора не накрывали рождественский ужин на такое количество людей?— обычно трапеза проходила в узком кругу семьи, если не считать пару дальних родственников или друзей отца, проездом оказавшихся в карибской колонии. Прелестная европейская традиция должна была сплотить всех враждующих и склеить давшее трещину доверие, уже забытое, но напоминающее о себе своим эфемерным присутствием, как какой-то дух прошлого.Чудесно украшенный стол и праздничные блюда слегка развеяли напряжение, и трапеза пошла легко и беззаботно. Падре, без зазрения совести пивший херес если не бутылками, то точно бокалами, весело шутил и расплывался в широкой улыбке при каждом взгляде на губернаторскую дочку, дальние родственники семьи Кастела даже не грызлись между собой за очередные глубокие семейные обиды в пятом колене, а дядя даже смиренно молчал, с каким-то уважением глядя на орден адмирала, а потом на жареную рыбу. Даже сеньор Диего повеселел: ел хорошо, пил ещё лучше, курил, задирал свою невесту и глупо краснел, когда ему перепадал скромный поцелуй в щеку от девушки под щебетание потенциальной родни.Господин альгвасил молчал, ковыряя в тарелке вилкой, и почти не поднимал головы. Нет, он не выделялся: как все пил, иногда шутил, где-то лукаво усмехался. И время от времени как-то особенно вкрадчиво смотрел на Аделаиду. Потом опять опускал голову и занимал себя чисткой рыбы от тонких костей. И так почти весь вечер. Девушка чувствовала себя невероятно неловко, отводила глаза. И краснела. Но слава Богу, этого никто не замечал, и она осталась один на один со своим главным страхом.В какой-то момент, уже почти под конец ужина, сеньор Арсеньегра встал из-за стола и преподнёс ей небольшую коробку. Губернаторская дочь с удивлением посмотрела на кавалера, но подарок приняла. Это оказались резные индийские шахматы. Она аж ахнула от восторга! Красное дерево… Да в этом доме только одна вещь из красного дерева?— отцовский стул, и то обшарпанный. Губернатор предпочитает звать его антикварным. Фигуры из красного дерева, изящная резная доска. А какая роспись!—?Дон Хуан… —?Аделаида боялась поднять глаза, чтобы не увидеть его обворожительную ласковую улыбку, немного хитрую, но выражающую явную заинтересованность в ней. И далеко не как в собеседнике. Почему-то девушке казалось, что взгляни она ему в глаза?— и обожжётся, почти как если к пламени свечи поднести руку. Все эти случайно оброненные слова, мягкая тактичность, исключительная галантность. Эти взгляды. Да даже эти шахматы?— похоже, они стоят целое состояние. Можно же было отделаться номинальным подарком вроде заколки или платка… А теперь она стоит перед всеми гостями, перед женихом, и принимает из рук чужого мужчины дорогой подарок, будто жених здесь?— альгвасил, а не адмирал, уже хмуривший брови от унижения. Где больше учтивости?— там больше обману. —?Вам не стоило… Я же не умею.—?Я вас научу. —?усмехнулся мужчина, переводя взгляд с девушки на доску. Кажется, ему единственному в этой зале абсолютно на всё наплевать?— и на приличия, и на какую-то субординацию. —?Это совсем несложно. —?Аделаида уже замечает, как бровь капеллана скептически поднимается вверх, а губы кривятся в мерзкой, наигранной улыбке. Да что такое происходит? Неужели, неужели…? Они с альгвасилом в связке?Её спасает один из друзей отца: будто не замечая дона Хуана, идёт к ней уверенным шагом отставного колониального офицера и подаёт небольшую коробку с каким-то очередным чертовски дорогим украшением. Похоже, это жемчуг из филиппинских колоний. Но Аделаида не может даже рассмотреть подарок и выдавить из себя что-то, кроме скупой благодарности. В её мыслях лишь одно. То, что мучает её извечным вопросом уже давно. Точнее, он.Что он хочет? Что задумал? Кто он? Умелый и изворотливый придворный или… Может, правда гораздо проще? Или наоборот, сложнее? Ну уж нет, сеньор, завтра же с вас спросят за все эти выходки!К счастью, на странный инцидент закрывают глаза. Или делают вид, что не заметили, и гости начинают обмениваться подарками и какими-то милыми безделушками. Адмирал тяжело встаёт и вкладывает в руку невесты свой кортик. Она поднимает глаза и ловит его лукавую ухмылку.—?Вам нужнее… —?произносит Диего, проводя рукой по уже давно затянувшейся ране на щеке. Её уже почти не видно, остался лишь белый тонкий шрам, как будто небольшая ниточка. Офицер смотрит на потерянное лицо Аделаиды и хмурится, пытаясь понять, что же не так. Он замечает, что в уголках глаз девушки уже блестят слёзы. —?Я же пошутил! —?в сердцах горланит военный, сгребая её в объятия. Губернаторская дочь тихонько всхлипывает в его перламутровый жилет, а военный лишь кусает губы в поисках того, чем же загладить свою вину. Кажется, придумал… Да, надо будет провернуть это завтра…Хуан смотрит на все это с истинным довольством философа и мягко фыркает, избегая метающих молнии взглядов друга. Затем почему-то косится на часы на каминной полке и, когда они бьют полночь, прорывается сквозь ряды дарителей к губернатору, сидящему в кресле.—?Разрешите откланяться… —?мужчина наигранно раскланялся во все четыре стороны под одобрительные взгляды четы де Кастела. Аделаида намеренно уткнулась носом в плечо рядом сидевшего жениха, будто желая в очередной раз задеть альгвасила. Но он даже не посмотрел в её сторону и вышел из залы. Играть с законником в такие игры может быть очень опасно, донья…Капитан ?Первой ласточки? хищнически оглядывал узкую улочку, ведущую в небольшой вонючий проулок. Городские часы уже давно пробили одиннадцать вечера, а этот служивый пёс так и не изволил появиться. И даже не прислал кого-нибудь вместо себя, приличия ради. В эту секунду моряк очень пожалел, что дал этому чинуше деньги вперёд. Да там же можно эти деньги на две жизни вперёд тратить, ещё и наследникам останется!Не то, чтобы у Себастьяна Альдана были поводы не верить господину альгвасилу?— по крайней мере, тот выпустил его из-под стражи даже без залога?— но считать чиновников ангелами во плоти весьма частое заблуждение. Все мы не без греха. Надо поскорее бы заканчивать эту шарманку и грести в другую колонию побогаче и побезопаснее.В начале проулка мелькнула тень. Флибустьер обрадовался: наконец-то пришёл, а то стоять тут холодно и зябко. Себастьян развёл руки в знак того, что он пришёл с добрыми намерениями, улыбнулся и приготовился уже говорить, как…В его бок молнией вошла наваха*, блеснув в лунном свете стальным лезвием. Капитан крякнул, неуклюже обнял себя руками и тяжело упал, как мешок с песком. Хорошо вошла, на поражение… Не потерял хватки, это замечательно… Незнакомец хмыкнул, лениво вытер складной нож о куртку убитого и спрятал его обратно в полы длинной чёрной капы. Потом ещё несколько раз пнул флибустьера носком сапога?— для верности?— и исчез в тени переулка.***Аделаида воровато оглянулась по сторонам. Ещё раз для успокоения души толкнула дверь, прокрутила с характерным щелчком ключ в дверной скважине. Точно никого.? Ответом послужил тихий свист ветра в коридоре.Девушка скрыла кусок ночного неба широкой шторой, накинула на небольшое распятие на стене платок и принялась что-то выискивать в книжном шкафу. Несколько хитрых манипуляций тонкими девичьими руками, и тайник легко открылся. Под покрывалом подростковых любовных безответных писем ещё тогда молодому усатому начальнику гвардии она нащупала небольшой бархатный мешочек.Донья бережно развязала его и вынула французскую потертую колоду карт. Такие вы часто увидите у ромалов, завлекающих прохожих на улицах Мадрида узнать свою судьбу или имя любовника. И тогда старая цыганка, взглянув на достопочтенного сеньора исподлобья, разложит перед ним всё прошлое, настоящее и будущее. Если карты захотят говорить, конечно. И не вздумают подшутить над кабальеро, рассказав о том, что женится он на жене своего начальника в министерстве, гоняющего того ни свет ни заря. Такие шутки тузов и королей иногда кончаются довольно плачевно… Поэтому надо за ними ухаживать, уважать их… Любить, любить страстно, как своего ненаглядного возлюбленного. А может и даже больше.Отец, ярый католик, пришёл бы в ужас от этого. Хотя, крепкая вера не мешала ему так же крепко пить… Но это так, кстати… Матушка бы тоже точно по головке не погладила?— ведь гадание от дьявола, и он придёт и лично съест губернаторскую дочку на ужин после расклада на исполнение желаний… Но ведь донья Аделаида не из робкого десятка! После всей сумятицы последних дней ей даже было бы не страшно сыграть в сопрано* на кремниевом пистолете. Только предложите, господа, в этом замке так не хватает занятного досуга!Но сеньора Маргарита, урождённая Кастела, была бы на её стороне. Колоду родной бабушки Аделаида хранила с невероятной бережностью, не забывая выполнять в тайне от родни все необходимые ритуалы. Да, дон Диего бы знатно посмеялся, узнав об этом, он ведь ни Господа Бога, ни черта не боится, а на обереги и разные гадания вовсе плюет с высокой колоколь… Мачты. Или с капитанского мостика, оттуда удобнее.—?Кто мой суженый, подскажите… —?Аделаида зажмурилась и попыталась вызвать в своём сознании образ жениха. Почему-то он представился ей в белоснежном, цвета молока мундире. Такой улыбающийся, такой… Спокойный. Полная противоположность реальному облику, как какая-то недосягаемая мечта. Девушка начала выкладывать карты королей.Трефовый. Губернаторская дочь заглянула в небольшую книжицу, сиротливо лежавшую на краю стола. Тёмный шатен средних лет. Важная птица. Военный. Аделаида с какой-то особой нежностью положила эту весьма затёртую карту, улыбнувшись своим мыслям.Пиковый. Зрелый мужчина-брюнет. Мудрый советник. Девушка неожиданно для самой себя раскраснелась, когда при мысли об этом человеке по телу разлилось живительное тепло, а глаза сами собой потупились в пол от неведомого смущения. Как тяжело было признаться, что настоящий мечтой был вовсе не трефовый… А может даже и не пиковый? Она сама не знала.Остальные карты Аделаида ловко раскидала на свои места и уже тасовала колоду, мысленно молясь всем богам на этом свете, чтобы выпал этот важный королевский орёл. Хотя какой там орёл, прости Господи, павлин! Больше всего девушке хотелось подтверждения правильности своего решения. И где его взять, как не спросить у добрых друзей карт, служащих де Кастела уже не одно поколение?—?Трефовый король,?— губернаторская дочь нарочито медленно выкладывала карту за картой под каждого короля, жмурясь, будто боясь взглянуть на расклад и увидеть решение своей весьма интимной проблемы. —?скажи, дорогой,?— с каждым словом Аделаиде становились всё дурнее, а противный комок в горле мешал вдохнуть свежего ночного воздуха, который прогонял из комнаты духоту зажженных свеч. Она чувствовала себя на суде у египетского Осириса, который вот-вот вынесет приговор. Вон, в углу даже чудовище сидит, готовое сожрать её сердце с потрохами. И это даже не сеньор Диего. —?люблю я тебя, любишь ли ты меня всем сердцем и душой,?— ну все, господа, ставки сделаны! Ставок больше нет. Занятная игра, в которой на кон ставишь ещё и собственную жизнь. —?но есть и получше тебя.? —?последнюю фразу девушка сказала как-то неуверенно, а голос задрожал, чуть не превратившись в хрип.Аделаида раскрыла червового короля. Ничего. С плеч упала одна глыба. Из трёх. Пикового она открывала с особым душевным трепетом, почти дрожащими руками, и что там…? Ничего. Легкая досада царапнула сердце девушки, но это была поистине наименьшая из потерь. Трефовый…Первая карта. Вторая… Как, не дама? Третья… Ну же, ну же… Пожалуйста! Четвёртая. Ещё впереди больше половины, все будет как и обещано. Это же судьба, это же тот вектор, который был запланирован с самого начала! Каменная стена Санто-Доминго… Пятая. Боже, услышь, твоя раба готова любить этого язычника всей душой! И будет это делать! Только, пожалуйста, пусть выпадет… Шестая. Внутри всё сжимается. Седьмая… Неужели! Нет, это другая дама… Восьмая. Ну не может же не случиться это чудо? Девятая… Десятая. Нет бубновой дамы. Пусто. Не трефовый.Не может быть.Бубновый король. Аделаида ещё раз посчитала карты. Пятая снизу. Под бубновым королём… Боже… Боже, за что же такое наказание… Да нет, нет! Это просто такой неудачный день, карты плохо заряжены, это все обстоятельства! Решили подшутить над хозяйкой. Хорошо пошутили, не поспоришь. Ещё и пиковый туз под ним! Какая оказия, жаль, что не смешная. Но гадающему с шуток карт никогда не смешно. А обычно очень даже грустно. Аделаида откинулась на спинку стула и закрыла глаза, слушая глухой стук своего учащенного сердца. Бред, какой-то бред… Ерунда! Сейчас она пойдёт к дону Диего, ляжет рядом, будет болтать ему на ухо все свои переживания, а он кивать, будто действительно её понимает. А потом она уснёт в его объятиях, пусть они и похожи больше на тиски, и под его благоговейный храп заснёт. А утром все будет уже по-другому. Глупые карты! Аделаида быстро, почти брезгливо собрала колоду в мешочек и спрятала обратно в шкаф. Через доли минуты в комнате не было никого, кроме струйки тонкого дыма от погашённой свечи.А раскрытая на нужной странице книга так и осталась лежать на столе. ?Бубновый король?— молодой человек, белокурый, богатый. Пиковый туз?— тревога, опасность.??— мелкие буквы печатного текста сливались в одну непонятную чёрную линию, змеёй скользящую по строчкам.*Капа - традиционный испанский плащ*Padre - отец (исп.)*Особая месса в вечер Сочельника*Он же принцип ?око за око?*Мой друг (исп.)*Наваха - раскладной традиционный испанский нож*Сопрано - аналог русской рулетки