Глава 11. Ты не можешь торопить любовь (1/1)

?I don't really need to lookVery much furtherI don't wanna have to goWhere you don't followI will hold it back againThis passion insideCan't run from myselfThere's nowhere to hide?Whitney Houston?— I have nothing —?С двух кастильских вар* попаду! —?на траву падает широкополая кожаная треуголка. Падре ухмыляется и поднимает шляпу, отряхивая её от приставших травинок и листков. Рядом с ней, среди небольших кустиков дурманящей мяты, капеллан старается найти что-то, без страха запуская руку в густые заросли. Он судорожно ищет вожделенный предмет, водя ладонью по сырой земле, пока, наконец, пальцы не нащупывают знакомый до боли приятный холод камня.Чётки у падре тяжёлые?— из оникса, чёрные, как его сутана. Для молитвы могут быть тяжеловаты, зато для рукопашного боя?— то что надо. Они для Энрике, как праща для Давида, с помощью которой он не раз побеждал английских и французских Голиафов. А то и испанских, особенно буянящих. Иметь оружие капеллан не мог согласно божьему завету, хотя адмирал не раз пытался пожаловать духовнику в награду за верность трофейный пистоль на два заряда. Убивать священник не имел права, но преподать божий урок не в словесной форме?— пожалуйста, и этот символ веры стал просто незаменим в морском быту. Помнится, Диего бегал по всем мастерам Мадрида за этими чётками да ещё и ловко увёл из-под носа одного кардинала-толстосума. Слава Христу, что на офицера не наложили за такую пакость анафему?— весь двор бы трещал об этом, как сороки на крыше.Падре прищурил левый глаз, согнул в локте руку, прицелился и замахнулся. Чётки вылетели из руки сродни аборигенскому бумерангу и с лёгким грохотом впечатались в лицо адмирала. Да уж, не рассчитал…—?При… при… Придурок! —?рявкнул адмирал, потирая ушибленный нос. Тяжёлые бусины больно щёлкнули по переносице, оставив красную дорожку следов. Дурацкая игра! Как он мог согласиться на такое? Почему все вокруг решают пользоваться его глухотой и втягивать в идиотские развлечения? И самое главное?— в этих развлечениях весело всем, кроме офицера.—?Вот, говорить ещё не разучился. На поправку идёт. —?рассмеялся падре, поднимая с земли чётки. Он встретился взглядом с раздосадованным воспитанником и обворожительно улыбнулся ему. Хуан стоял чуть поодаль, пряча смех в кулак. Но глаза выдавали альгвасила?— в них сверкнула искра истинного удовольствия и потехи над другом. Бровь адмирала грозно взметнулась вверх.Прогуливаясь по саду, Аделаида не могла не услышать столь знакомые ей ругательства и не полюбопытствовать, что же такое происходит в некогда тихой оранжерее. Капеллан обернулся на шум шагов и слегка поклонился. На его непроницаемом лице она не увидела ни того грозного евангельского осуждения, ни гнева?— он дежурно улыбнулся одной из своих блистательных улыбок, так хорошо действовавших на окружающих.—?Что же тут происходит, господин Энрике? —?Диего поднял глаза и помахал ей рукой, прижимая несчастную треуголку к груди. Девушка несмело подняла руку и ответила на жест адмирала взаимностью. Растерянность Аделаиды, казалось, расстроила военного, которой готов был уже броситься ей на шею, как послушный пёс.Несмотря на исключительную тактичность своего окружения, Диего ощущал, что что-то явно поменялось. Ему становилось от этого чудовищно некомфортно и даже больно. Особенно ранила офицера подчёркнутая обходительность солдат. Прошли с ними огонь и воду, кашу хлебали из одной плошки, а как только адмирал занемог?— все быстро открестились от боевого товарища, несмело отдавая честь при встречи в узком проулке. А некоторые и вовсе прятали лицо в тени треуголки, надеясь, что командующий не признает.Диего маялся, как неприкаянный котёнок, выброшенный на улицу злым хозяином. Вроде и ластится, и мяукает, и валяется на спине, подставляя беззащитное пушистое пузо?— а его лишь пинают да перекидывают из рук в руки, как уголь из печки: руки жжёт, а ведь на пол не бросишь. И офицер до последнего надеялся, что невеста не пойдёт на поводу у циничных предателей, заставивших адмирала ощутить себя не то что глухим, а безруким и безногим слепым калекой.—?Старая солдатская забава. —?улыбается Энрике, бросая взгляд на отливающий красным, как помидор, нос офицера. —?Хотите попробовать? На что играем? На щелбан?—?На щелбан будет слишком жестоко, с нами же дамы, они сочтут нас за варваров. —?усмехнулся Хуан, вальяжно перебирая крупные янтарные бусины в тонких аристократических руках. —?Предлагаю поцелуй. Надо же поощрить героя войны за ангельское терпение… —?будь Диего не глухим, альгвасил бы побоялся не только Бога, но и адмирала. Оплеухи от крепкого солдата?— не самая приятная вещь. Но почему бы не воспользоваться?Лицо девушки вмиг розовеет даже без помощи пудры. Уж лучше было бы дать офицеру смачный щелбан, но его окружению как будто в радость наблюдать за всей этой неловкостью, которая застаёт их двоих в самый неподходящий момент под чужими взглядами.Капеллан встал позади девушки, аккуратно взяв её за запястье, чтобы иметь возможность направить бросок. На своей шее Аделаида ощущает горячее и почему-то сбивчивое дыхание падре. Её плечо опирается в его узкое и худое, и жар ощущается даже сквозь толстую ткань чёрной сутаны. Губернаторская дочь старается отвлечь себя любыми путями, думать о чём-то другом. О бедном женихе, например.Чётки закрутились в воздухе и сшибли с офицера треуголку. Диего медленно опустил голову, будто не веря, что оба его глаза остались на месте, и поднял взгляд на невесту. В нём читалось откровенное удивление и уважение к недюжинным способностям девушки.—?Браво! —?воскликнул Энрике, захлопав в ладоши, словно ребёнок. —?Попадание с первого раза. У вас явно талант. —?он поднял с земли цепь бусин и подал девушке. —?Вторая попытка.Аделаида долго целится?— щурится, подражая капеллану, старается всё выверить так точно, чтобы не проиграть. Никогда ещё в своей жизни она так серьезно не относилась к спору, никогда так сильно не желала его выиграть. Глубокий вдох, замах, бросок…Она не попадает. Чётки падают в ноги жениха, бьются об носок кожаного сапога. Мужчина облегченно выдыхает, его напряжённое, как струна, тело расслабляется, а стоическое, почти библейское терпение на лице сменяется нейтральным спокойствием. Диего наклоняется, чтобы поднять злополучные бусины и протягивает девушке, ожидая, когда она подойдёт ближе и заберёт их.—?Выполняйте уговор, Аделаида. —?подаёт голос Хуан, с явным интересом наблюдая за расцветающим румянцем смущения на щеках губернаторской дочери.Девушка подходит ближе, оказываясь на расстоянии вытянутой руки от адмирала. В его взгляде скользит интерес, и он слегка улыбается, как провинившийся ребёнок, ожидая выходки дорогой сердцу невесты. Аделаида кладёт руку на его спину, прося наклониться, будто желая что-то сказать на ухо, но вместо этого мягко и коротко касается губами небритой щеки адмирала.Щека у офицера тёплая, колючая, приятно пахнущая табаком. Целовать его даже приятно, по крайней мере, не противно, как казалось раньше. Диего окидывает её непонимающим, почти шокированным взглядом и даже не может выпрямиться?— так сильно пылает такой невесомый поцелуй на сухом лице адмирала. Военный хочет что-то сказать, припоминает, как губами извлечь нужный звук, но невеста уже исчезает с небольшой поляны: видна лишь полоска травы, на бегу протоптанная каблучками девушки.Хуан довольно усмехается и с удовольствием наблюдает за растерянным лицом друга, желая, чтобы оно становилось таким почаще.***В окно постучали. Альгвасил потряс головой, не понимая, донимает ли его разыгравшаяся после недавних событий бурная фантазия, или же кто-то действительно сумел прорваться сквозь кордон солдат к покоям. Но стук повторяется вновь, неприятно дребезжа по стеклу. Лунный свет выхватывает силуэт мужской руки, сжатой в кулак и бьющей в окно ещё раз.Хуан осторожно достаёт из-под кровати небольшую наваху и медленно, на цыпочках, подходит к подоконнику. Стук прекратился. Альгвасил открыл окно, высунулся из него, высматривая в сумерках так дерзко нарушившего его покой кретина и втянул носом воздух. Кто-то точно был. Разит табаком, а чиновник никогда в своей жизни не курил.Его взгляд цепляется за конверт, втиснутый между створок окна. Хуан колеблется, прикидывает, стоит ли рисковать. Бумагу вполне могут пропитать ядом, который впитывается в кожу за считанные минуты. Альгвасил разрывается между праздным любопытством и чувством профессионализма, но первое безоговорочно побеждает, и его рука тянется за подозрительным письмом.Хуан нетерпеливо раздирает бумагу в клочья, с жадностью вчитываясь в записку, начёрканную кривоватым, размашистым почерком. Его лицо вмиг становится белее парадных кюлотов друга.?Я надеюсь, что мы с Вами сумеем договориться, господин альгвасил. Считайте сей презент залогом нашей долгой дружбы.?В конверте лежал сложенный вчетверо потёртый листок бумаги. Забыв о рисках, Хуан развернул его и непроизвольно ахнул, а челюсть чиновника упала, но поднять её было некому?— адмирал спал сладким сном в покоях на другом этаже.Странная находка оказалась ничем иным как выпиской ростовщика об определённом количестве средств, лежащих на счету господина, готового предьявить сей документ. Глаза альгвасила пробежались по тексту?— он потерял счёт количеству нулей, аккуратно выведенных каким-нибудь банкиром-скупердяем.Хуану становится не по себе, он накидывает на плечи халат и чуть ли не выбегает в коридор. Срочно нужен свежий воздух. Хочется окатить себя холодной водой из ведра, но как назло мужчина даже не может вспомнить, где находится ванная.На длинный ковёр падает чья-то тень. Всё внутри чиновника непроизвольно сжимается от страха, но из-за угла выходит всего лишь губернаторская дочь в домашнем платье. Весьма элегантном, хочется заметить. Хуан старательно кланяется и пытается унять дрожь в коленях.—?Господи, это вы, сеньор Хуан. —?девушка театрально положила руку на сердце, показывая, что испугалась внезапного ночного гостя. —?Вы меня напугали…—?Вам тоже не спится? —?спросил чиновник, сжимая в руке злополучное письмо. Чёрт побери, как же невовремя! Да что же ему никогда не везёт в этой жизни? Цыганка прокляла его ещё младенцем, пока будущий альгвасил дремал в кроватке?Аделаида медленно перевела взгляд с лица дворянина на конверт, который он пытался спрятать за спиной. Взятка жгла руки мужчины, испепеляя стыдом до самых костей, но Хуан терпел, пытаясь натянуть на себя маску добродушия и благочестия. Но не получилось?— он раскраснелся, и каждый взгляд мужчины пролетал мимо собеседницы. Это было очевидно и для человека, не разбирающегося в людях?— альгвасил что-то явно скрывал.—?Голубиная почта на моей памяти не работает по ночам. —?мужчина натужно улыбается, стараясь запутать девушку своей обворожительной улыбкой, но очевидно, что план с треском провалился: в воздухе нарастает незримое, эфемерное напряжение. Хуан, как дурак, стоит и рассматривают невероятно интересный узор на ковре, сложив руки за спиной.—?Я вас удачно прикрываю. —?бросает альгвасил, но только после понимает, что взболтнул. Чёрт, чёрт, чёрт! Дьявол! Лицо девушки белеет, глаза тупятся, и она лихорадочно начинает ловить ртом воздух. Опять выдала себя. Уже раз так шестой. Чиновник считал. —?Виселица любого заставит говорить. —?пожал плечами альгвасил. —?Мне стал известен заказчик в первые десять минут допроса. Такова моя работа. —?мужчина устало потёр висок и бравурно облокотился плечом о стену.—?Почему же вы не рассказали всё своему другу? —?почти в безумии выпалила Аделаида, защищаясь от мнимых нападков аристократа. Но он лишь лениво поднял глаза и мягко, почти ласково улыбнулся. Реакция чиновника удивила дочь губернатора?— вместо упрёков и порицаний она встретила… понимание? Что-то сродни отеческому снисхождению исходило от этого мужчины, вальяжно приглаживающего сверкающую лысину. Какая-то невероятная интеллигентность и искренняя забота.—?Потому что на утро вас бы нашли мёртвой. —?спокойно заключил Хуан, бросив взгляд куда-то из-за плеча.?О да, он видит, как ей становится плохо, как скоро она понимает, что ложь рано или поздно вскроется. И как страдает от этого. Глупая, глупая девочка! Что ж было так рубить сгоряча? Но придумано умно, умно. Комар носа не подточит. —?У меня есть титул и деньги. Вы не будете ничем обделены, донья. —?внезапно меняет тему разговора альгвасил. Хуан склоняет голову то ли в знак уважения, то ли от смущения. —?Уедем куда-нибудь на Барбадос, нас там никто не найдёт и в помине. Если я буду вам люб?— обвенчаемся, построим семейный быт… Я вас уверяю, при смешении таких сильных родословных у нас будут прекрасные дети! —?он и сам не поймёт, что молотит своим длинным языком, но молотит от сердца, желая спасти их шкуры от этого огромного зверя, имя которому?— адмирал Диего де Очоа. А этого зверя уже начали колоть копьями, и затравленный медведь?— страшнее всех зверей.—?Что вы говорите? —?Аделаида отшатнулась от мужчины, как от огня. Лицо альгвасила обожгла глухая пощёчина, отвешенная с размаху. Хуан зашипел, но лишь спокойно перетерпел, вновь успокаиваясь. Конечно, реакция была ожидаема, поэтому, обижаться не стоит… Рефлексы, человеческие рефлексы…—?Вы подумайте… —?хрипит альгвасил ей вслед, задыхаясь от волнения и страха. —?Нам стоит держаться вместе. Если хотите выжить, конечно. —?последние слова молнией пронзают разум Аделаиды. Выжить… Боже, в какую ловушку судьбы она попала? И как из неё выбираться?И только сейчас девушка понимает, что танцует на краю обрыва, где внизу нет ничего, кроме грозного океана.***В распахнутое окно пробивается лунный свет, бликуя на сутане мирно заснувшего в кресле падре. Каминные часы разухабисто ухают полночь?— раньше Диего был готов разбить их о стену, лишь бы не слышать этого противного расстроенного звука, но теперь они не доставляли офицеру никаких неудобств. Хоть какие-то преимущества быть глухим.Адмирал по-волчьи оглянулся, тяжело поднялся с кровати и стянул со стула помятый мундир. Кое-как надев его, офицер на цыпочках выходит из комнаты, прижимая к груди пару сапог. Убедившись, что грудь капеллана все так же мерно поднимается во сне, Диего проскользнул в приоткрытую дверь и босиком начал спускаться по лестнице, чтобы топотом железных набоек не разбудить караул. Холодные мраморные ступени обожгли ступни военного, но ему это только в радость. Так можно хоть что-то чувствовать.Мужчина проскальзывает в сад и на ходу натягивает сапоги. Он вдыхает полной грудью свежий ночной воздух, мягко проводит рукой по мокрым после небольшого дождя веткам, сметая с них капли. Офицер наклоняется и срывает какую?— то травинку и, подобно любимому коню, начинает её жевать, перекатывая во рту.Неужели стареет? Тогда откуда такая сентиментальность? Откуда такое неистовое желание каждую ночь приходить сюда, забавлять себя поиском созвездий, любованием на небольшую бухту, которую удобно просматривать с небольшого булыжника, скрестив руки на груди? Подставлять шею благодатному морскому ветру и иногда материться сквозь зубы на свою жизнь. Хотя, последним он занимается нечасто, ведь самая длинная тирада составляет всего лишь три слова.Диего скучает по самому себе. Точнее по тому лихому офицеру, чьё тело ещё не поразили дрянные недуги. По тому, кто услышит даже тихие шаги на судне, и сможет спокойно прогуливаться в одной рубашке в холодный ливень?— ведь огромные лёгкие работают, как часы, несмотря даже на пристрастие к табаку. А ещё сильнее военного ранит невероятное, тянущее одиночество. Такое опустошающее, неприятно раздражающее сердце и печень.Аделаида тоже в этом саду, в это же время. Только тяготит её душу совсем иное?— страх покаяния. О, это пожирающее душу чувство не жалеет никого, заставляя расплачиваться за ошибки прошлого. И пусть осечка была одна, зато такая, что лучше бы их было тысячи крошечных.Бессонница стала её верной подругой за эти месяцы. Только если раньше она была добра к ней, и приятно и терпко волновала сердце, то теперь сон не приходил к ней нарочно, желая мучить дольше и сильнее. Смотри что ты сделала, Аделаида, смотри. Думай об этом днём, утром, ночью?— вина не отпустит тебя, а будет медленно, как яд, отравлять душу.Девушке больно. Ужасно больно. Если бы ей выстрелили в упор?— было бы гораздо легче. Но нет, тут совершенно другая игра. Игра с чьей-то жизнью. И наказание соответствующее, жестокое.Забыв вынырнуть из пучины мыслей, девушка видит чей-то подсвеченный луной силуэт. Такой могучий, сильный. Его.—?Господин Диего, что вы тут… —?Аделаида ударяет себя по губам, вспоминая про недуг военного. Ей становится стыдно, хочется отвернуться, спрятаться, но офицер уже увидел её в тени раскидистого дуба и его фигура рисовалась всё чётче в лёгком, как пелена, тумане.Он грузно вздыхает и смотрит на губернаторскую дочь. Смотрит как будто сквозь неё, куда-то на стену, крепко задумавшись. Его стальные глаза в лунном свете становятся почти светло-серыми, серебряными, как два слитка драгоценного металла. Аделаида ёжится под этим взглядом, хочет спрятаться, укрыться. Адмирал медленно подходит к ней и кладёт тяжёлую руку на её плечо, укрытое легкой тканью домашнего платья. Офицер притягивает девушку к своей груди, гладя по растрепанным волосам, как какого-то зверёнка. Он склоняет голову на бок и вновь пристально смотрит на неё. Смотрит, изучает, разглядывает…Губы военного впиваются настойчивым поцелуем. Но этот поцелуй?— отнюдь не знак его любви. Он делает это, потому что хочет поделиться с кем-то своей болью. Этот поцелуй?— поиск защиты, поиск хоть кого-то, кто не отвернулся от офицера. В него адмирал вкладывает всю свою горечь душевной боли, которую он держал на замке столько лет.Аделаида не оттолкнула его, напротив?— обняла могучие плечи тонкой рукой. Это меньшее, чем девушка могла искупить свою вину.Энрике по-животному, почти по-собачьи заскулил. Он хлопнул окном, не желая дальше терзать своё сердце.***Диего ведёт её куда-то под руку, умело ориентируясь в путаных тёмных коридорах. Для адмирала ночь?— естественная среда обитания, как для хищника, выходящего на охоту. Но сегодня офицер не собирается играть в жертву и дикого зверя?— эта игра имеет свойство быстро надоедать мужчине.Адмирал рукой толкает одну из дверей, пропуская невесту вперёд. Она испуганно косится на него, но почему-то заходит в комнату, всё также наблюдая за офицером через плечо. Адмирал заговорщически, почти по-отечески улыбается, и аккуратно закрывает двери на замок. Ключ, словно блесна, поблёскивает в лунном свете, лениво играя бликами на полу и стенах.Аделаида испуганно оглядывается по сторонам?— нет никакого сомнения, что наречённый привёл её в свои покои, те, которые мозолили её взгляд каждый день, когда девушка спускалась к завтраку. Но зачем? Боже, неужели… Неужели она угодила в эту ловушку? Она обыгрывала его, водила за нос, путала следы, но мужчина выиграл, и теперь губернаторская дочь находится с женихом в одной комнате, ещё и ночью!Мужчина бросает на неё насмешливый взгляд и пытается в темноте зажечь огниво. Оно упрямится, не желая покорно высекать искру, но адмиральская упёртость вновь побеждает, и фитиль свечи вспыхивает, наполняясь покои мягким светом. В дикой пляске небольшого огонька Аделаида видит лицо офицера?— небритое, широкоскулое, ужасно утомленное. Адмирал перехватывает её взгляд и устало обнажает белые зубы, стараясь казаться тем неуемным, энергичным и страстным Марсом в красном мундире, которым был раньше. Но его героический образ рушится, как крепкая городская стена?— незаметно, кирпич за кирпичиком, в него змеями проникают трещины, и вскоре показная сущность треснет и рухнет окончательно, обнажив всё.Диего стоит у окна и курит. Курит долго, основательно, вглядываясь в каждый проблеск молнии в море. Аделаида смотрит на его напряженную спину, руки, бычью шею, выглядывающую из-за поднятого воротника на мундире. Офицер начинает захлебываться глухим кашлем, стучит кулаком по груди, стараясь вырвать из могучего тела эту дряную заразу?— гадкая пневмония душит Диего, не собираясь отпускать мужчину. Он достаёт платок и начинает судорожно прикладывать ко рту. Крови нет. И на этом спасибо. Вся его фигура съеживается, а в груди мерзким комком хрипит мокрота.Shelter me,Мундир соскальзывает с широкого загорелого плеча, обнажая спину адмирала, на которой кривыми линиями чертятся, как отметки на глиняной дощечке, ранения. Кажется, что с этими шрамами он показывает ей свою истерзанную душу.Бледное лицо девушки вмиг становится почти пунцовым. Лунные блики играют на прекрасно сложенном теле жениха, вырисовывая его силуэт в темноте?— угловатый, сгорбленный и неподвижный. Под кожей напряжённых мышц играют тугие сухожилия, бурлит горячая солдатская кровь.Please, shelter me!Аделаида бережно прикасается к одному из шрамов. Мужчина резко, на уровне инстинкта, одёргивает плечо, и ладонь невесты падает ей на колени. Его грудь тяжело поднимается из-за сбивчивого дыхания, а широкая рука берет крохотную ладонь и кладёт на самый большой шрам?— тот самый гадкий, под сердцем. Тепло мужского тела расслабляет девушку, и она мягко, кончиками пальцев гладит злополучную рану. Адмирал почти не дышит, так он боится, что она уберёт руку, что вывернутая наизнанку душа опять будет никому не нужна.When I’m sitting like I’m losing ground,Всем нужны его мужество, его сила и уверенность. Но никому не нужна его боль. Зачем она? Чтобы мучиться по ночам, жалея бедного любовника? Или гладить его по густым кудрям, уткнувшегося в грудь, словно маленького потерявшегося котёнка? Такой Диего де Очоа не нужен никому, и его душа, его боль и счастье, как в притче, валяются на дороге. От адмирала всем им нужно тело. Физическая красота. Хищнический пыл, подкреплённый регалиями поистине дикарской карьеры. Всю жизнь он убивает людей. Как забавно, все чтут его за узаконенное убийство неугодных.Shelter me! *Но ей это не нужно.Аделаида гладит шрам, гладит настолько ласково и нежно, что адмирал прикрывает от удовольствия глаза и блаженно улыбается?— впервые девушка видит его улыбку, такую мягкую, такую беззлобную, спрятанную за стеной холодности и недоверия ко всему миру. Она робко проводит рукой по спине военного, чувствуя под ладонью шершавую кожу шрамов и наспех наложенных швов. Перед ней?— вся история побед и поражений адмирала Диего де Очоа, награды, ценящиеся выше любых золотых и серебряных побрякушек. Офицер резко выдыхает, но не двигается, давая возможность невесте исследовать его могучее тело.Девушка наклоняется к мужчине ближе и целует одну из военных отметин. Почти невесомый поцелуй алым пламенем горит на коже адмирала, и прилив энергии пронзает его сродни молнии в грозу. Аделаида несмело гладит спину военного, нежа его, как потерянного котёнка. Она боится чего-то, её руки дрожат, а взгляд бегает от непроницаемых глаз мужчины. Диего мягко целует её в щёку, стараясь вложить в эту ласку всю благодарность и уважение, которое он испытывал к своей невесте. Губы у него обветренные и жёсткие, созданные не для гражданских нежностей, но офицер старается не спугнуть её?— смиряет свой пыл, держится на расстоянии, моля бурную кровь не заиграть слишком рано.Рука адмирала обвивается вокруг талии невесты, прижимая хрупкую девушку к своей груди. Каждый думает о своём, Диего?— о несбыточной, но такой простой мечте быть любимым даже таким, исполосованным и глухим, а Аделаида?— о страшной тайне, связывающей мертвой цепью с окружением жениха. Слепая нежность мешается с неподъемным грузом вины. Он чувствует её страх и неуверенность, и прижимает к груди сильнее, стараясь поделиться хоть каплей жизненных сил, которые у него осталась.Они чувствуют тепло тел друг друга, офицер по-кошачьи вытягивает шею, разминая затёкшие мышцы. От него резко разит новомодной кёльнской водой, и нос щекочет этот диковинный, но приятный аромат. Одеколон определенно идёт адмиралу?— смывает уже въевшийся в кожу запах морской соли и крови.Он утыкается носом в шею девушки и терпеливо ждёт, будто спрашивая, хочет ли она этого. Девушка чувствует дыхание офицера?— ровное, тяжёлое, долгое, чувствует, как его ноздри широко раздуваются, а челюсть сводит. Он сам по себе такой массивный, острый и путаный, что девушка впервые так сильно чувствует эту притягательную мужскую силу даже сейчас, когда он спокойно сидит. Он пышет ей, излучает эту спокойную мощь, которая обволакивает их двоих и создаётся ореол безопасности и… обостряющихся чувств?Девушка ужасно боится. Боится его, боится этой дурацкого ситуации. Боится того, что чувствует сейчас. Но адмирал не бросается, не делает резких движений, а просто ждет, горячо дыша в её шею. Это, безусловно, приятно, но…Так не должно быть. Не должно! Рядом с господином Энрике она чувствует себя спокойно и безмятежно, рядом с сеньором Хуаном она ощущает глубокое уважение и тактичное понимание, а с адмиралом Диего?— лишь лихую бесшабашность и страх. Ничего, кроме страха.Но он сидит перед ней?— в одних брюках и сапогах, такой потерянный, такой запутанный. С нагой душой. В его взгляде появляется поволока, красиво застилающая глаза, словно это?— грозовое небо. В окне мелькает молния, мелькает так резко и громко, что Аделаида инстинктивно падает в объятия жениха. Он ухмыляется, поглаживая испуганного воробушка по спине. Но ухмылка эта грустная, тяжёлая, не лихая. Нож вины вновь рассекает сердце девушки на части.Адмирал отстраняется, и смотрит в её лицо, с непонимающей улыбкой качая головой. Глаза у него пустые, погасшие, стеклянные, сильная судорога искривила лицо, и в свете колышущейся свечи оно выглядит ужасно. Он похож на демона, пришедшего за её душой. А может это и не жених перед ней вовсе, а коварный суккуб, играющий на тонких струнах её сознания? Аделаида аккуратно встаёт и уже хочет покинуть эту страшную комнату, как замечает, что офицер так и остаётся неподвижным. Его руки дрожат, перекошенное лицо все так же не двигается, а глаза не моргают. Они устремлены в одну точку.На неё.Он медленно встаёт, все так же прижав локти к телу, и, как ходячий мертвец, медленно шагает навстречу ей, прихрамывая. Глаза адмирала всё так же жуткие?— как два шарика ртути.—?Он не жилец, он уже подыхает. Видел, как он харкает кровью? Не смей ему говорить это! Не смей! Пусть он лучше в один прекрасный день просто не проснётся, чем будет ожидать своей смерти с дня на день. —?капеллан протирает мокрый лоб платком и утыкает лицо в руки, желая спрятаться ото всех подальше. Но это не удаётся?— рядом с ним бурчит что-то нечленораздельное Джеймс, машет руками один из сошедших с ума солдат. Только Хуан сидит в углу, закинув ногу на ногу и перебирает небольшие янтарные чётки, стараясь ими унять дрожь в руках.—?Что скажешь? —?Энрике подходит к креслу, в котором вальяжно развалился альгвасил, и кладёт руку на деревянную спинку. Падре тяжело вздыхает и отворачивается от постели, на которой без чувств лежит дорогой сердцу воспитанник, слишком уж тяжело на это смотреть. Он же был ему как сын. Как родной сын.—?Ничего. Я напишу письмо в столицу, как раз через три недели они смогут подготовить всё для службы. —?Хуан старается спрятать своё лицо в тёмной полоске тени и нехотя отворачивается, отмахиваясь от назойливого капеллана. Альгвасилу не хочется видеть никого из них, а хочется лишь убежать куда-нибудь на спокойный карибский остров, поменять фамилию, найти жену-мулатку… Да что угодно! Лишь бы забыть всю эту ужасную историю, и не надо ему ничего?— ни орденов, ни наград, ни званий. Главный приз тут?— спокойствие, а до него?— как до Мадрида пешком.В мыслях молодого человека ярким огнём памяти вспыхивает поминальная служба?— эти наигранные слёзы, хмурые лица, раскрытый гроб с покойником, покрывшимся пятнами оспы… После этих похорон он не мог спать несколько дней кряду, пристрастившись к коньяку друга-адмирала: обычно небольшого бокала перед сном хватало в качестве сильного снотворного. А теперь во снах Хуана в гробу лежит не родная мать, а весёлый друг-офицер. С посиневшим, трупного цвета лицом. И крестом альгвасила на груди. Награда играет золотом на солнце, сверкает ярче шпиля Сан-Андрес*, слепя Хуана.—?Убегу, к чертям убегу… —?дрожащим голосом мурчал альгвасил, обняв себя холодными руками. Рядом с хрипящим адмиралом возится Джеймс, выкрикивая какие-то ругательства.Вспышки. Перед глазами адмирала?— ярчайшие вспышка самых ярких цветов, которые он когда-либо видел. Кровавые красные, золотые желтые, небесные голубые?— они почти слепят его, но мужчина ничего не может сделать. В ушах стоит ужаснейший звон, как будто рядом стоит какой-то мерзавец и бьет палочкой по треугольнику. Ещё немного, и его барабанные перепонки точно лопнут, как от взрыва пушки.Офицер неуклюже падает на пол. Он растягивается на пёстром персидском ковре и наконец-то приходит в чувства. В глазах блестят такие ненужные слёзы, но уже поздно?— душа его полностью оголена, как и нерв. Аделаида дрожащими руками обнимает адмирала за плечи, приглаживая буйные чёрные волосы. Он ревет, совсем как раненый зверь, и утыкается носом в её плечо, бесшумно рыдая. Дорожка слез из глаз военного течёт на тонкую девичью шею, бледные ключицы. Всхлипы постепенно становятся всё реже, и их сменяет ровное, глубокое дыхание мужчины. А девушка все гладит и гладит его, словно раненого тигра, упавшего к её ногам.Жених стягивает тяжёлые грубые сапоги и бросает их на пол. Офицер потирает уставшие икры, на которых уже расплываются багрово-красные гематомы, и буквально падает на кровать, по военной привычке, в одних бриджах. Диего недовольно стонет и дотягивается до чернильницы с пером на прикроватном столике. Он берет небольшой кусок бумаги и корябает что-то своим небрежным почерком.?Побудьте рядом с умирающим солдатом, ангел мой.?В груди Аделаиды комком стоят слёзы. Она медленно поднимается с колен, пряча от военного взгляд, и вихрем вылетает из покоев, закрыв дверь. Девушка тяжело дышит, кладёт руку на грудь, стараясь успокоить бешено скачущее сердце. Оно так и норовит вырваться из плена её тела, но вскоре так же тихо отбивает ритм.Последние минуты перед сном Аделаида помнит смутно. Помнит, как наспех сменяет в своей комнате домашнее платье на тонкую шелковую ночную рубашку, как проскальзывает обратно в покои жениха, садится на край кровати, гладит его угольные кудри. Помнит его полусонную, почти мученическую улыбку человека, который уже начинает отсчитывать от конца свои дни. И последнее, что она вылавливает в смутном потоке воспоминаний?— как жених мягко заключает её в кольцо своих могучих, сильных рук и закрывает глаза в полудрёме.*Кастильская вара - мера расстояния, равняется примерно 83 сантиметрам*Shelter me - Joe Cocker*Сан-Андреас - одна из древнейших католических церквей Мадрида