Глава 9. Злосчастный бал (1/1)

?Самба белого мотылькаУ открытого огонька.Как бы тонкие крылышки не опалить!Лучше мало, да без тоски,Жить, как белые мотыльки.И летать себе недалёко от земли.?Валерий Меладзе?— Самба белого мотылькаСанта-Доминго?— благословенный край, какой бы дырой Диего де Очоа не называл его в многочисленных письмах и разговорах. Настоящий тропический рай, который в январе не окутывают морозы, а самая страшная трагедия в этом небольшом мирке?— тёплый проливной дождь, затапливающий узкие улочки города.Грехопадение святого отца Энрике началось с праздного безделья. Местный приход не нуждался в покровительстве падре, оно было необходимо в другом месте, где, пожалуй, только посланник Божий мог поддерживать хрупкое, висящее на тонком волоске перемирие.Родовое поместье губернаторской семьи уже как месяц служило подмостками для театра абсурда, дававшего спектакли почти каждый вечер. В зрительном зале главная ложа принадлежала, безусловно, Амадо де Ордуньо. Казалось, что за эти несколько недель он изрядно поседел?— белая полоска, сродни молнии, прорезала густые волосы губернатора раньше отмеренного времени. Иногда главным поклонником очередного водевиля становился Энрике, реже?— альгвасил Хуан де Арсеньегра.Диего и Аделаида могли бы быть прекрасными союзниками, по крайней мере, шороху они вдвоём наводили действительно много, заставляя каждого?— от губернатора до слуги?— хвататься за сердце, услышав очередной приятный разговор на повышенных тонах. Старый чиновник всё чаще приказывал подавать обед в кабинет, у него не было никакого желания выслушивать очередной словесный поединок взрослого, огромного, свирепого, толстолобого вояки и юной девчонки, задирающей жениха по любому поводу, словно уличный мальчишка. Это напоминало Амадо собак, дерущихся за кусок мяса, сброшенный с хозяйского стола. Такое ребячество. Да уж, в душе губернатор надеялся на благоразумие, опыт и трезвый ум военного, но, видимо, очень зря. Вновь поставил не на ту лошадь. Веллингтон уж точно бы быстрее нашёл общий язык с его дочерью. Кто же знал, что между семьёй и войной офицер выберет второе. Только противник куда опаснее, это вам не гоняться за английскими судами, господин адмирал!Слава святой Марии, отдых между баталиями всё-таки был. Офицер, по военной привычке, вставал очень рано, наспех ел, и к шести утра уже работал в порту или ведал другими корабельными делами, когда невеста могла спуститься к завтраку ближе к полудню. В эти утренние часы всё поместье с облегчением выдыхало и наслаждалось драгоценными минутами покоя и тишины.Хуану и Энрике завтрак накрывался на небольшой открытой террасе, в тени широких, вечнозелёных экзотических деревьев. Иногда к ним присоединялся Диего. Такое обычно бывало, когда офицер поздно просыпался из-за сильного похмелья после очередной попойки, и на дрожащих ногах ковылял до стола, держась за тяжёлую, свинцовую голову. Падре уже не раз заставал его за безрассудным, безбожным пьянством в одиночку, но помешать воспитаннику не мог, обычно встречаемый крепкой руганью и скабрёзными шутками. Быть преданным семейству де Очоа?— значит иметь поистине ангельское терпение.—?Между ними снова кошка пробежала. —?спокойно произнёс Хуан, откинувшись в плетёное кресло*. Рассудительный альгвасил старался держаться в стороне от последних событий, занимая позицию молчаливого, строгого наблюдателя. Он не обозначал, кого поддерживает в этом негласном состязании, но и не одобрял поступков старого друга. Пусть каждый сам справляется с испытаниями, посылаемыми Господом.—?Неудивительно. —?капеллан отправил очередную креветку в рот. Жирный сок стекал по его рукам, капая на стол. —?Я говорил ему, чтобы оставил девчушку в покое, уступил другому. Но ты же знаешь. За очередной шанс потешить своё самолюбие порвёт любому глотку. Мне её искренне жаль. —?Энрике вытер губы шёлковой салфеткой и недовольно цыкнул. На свежей, совсем недавно пошитой на заказ сутане, расплылось пятно. —?Что отец, что сын?— без царя в голове. Великовозрастная детина?— в рост вымахала, а ума не прибавилось. —?Хуан с явным интересом посмотрел на собеседника. Обычно Энрике не позволял себе таких откровений. Терпел любые выходки воспитанника, устранял их последствия, молил о прощении балбеса де Очоа Бога и чиновников?— с монашеской смиренностью и ангельским спокойствием.—?Девица оказалась весьма смышлёной. Никогда таких не встречал. Успешно отражает атаки нашего доблестного адмирала уже как месяц. Абордаж не удался. —?засмеялся альгвасил, наблюдая за разочарованным взглядом падре, расстроившегося из-за злосчастной рясы. Последнее время мужчина не мог узнать священника?— обычно тихий и кроткий Энрике, читающий всем подряд проповеди, превратился в задиристого франта, цапающегося на каждом шагу с Диего. Чёрт пойми что творится на этом острове! Вновь удивительное внутреннее чутьё не обмануло чиновника?— видит Бог, он старался убедить друга не пускаться на такую аферу. Своя рубашка к телу ближе, а губернаторских дочек можно было найти при менее странных обстоятельствах. Благо, положение позволяет. —?Может, предложить донье посмотреть на приготовления? Она последнее время бледна, как мертвец.В последние дни умы высших кругов Санта-Доминго, на удивление, занимали вовсе не перипетии между губернаторской дочкой и её красавцем-женихом, а губернаторский бал в честь святцев* его единственного ребёнка. Аделаида почему-то мечтала о том, чтобы это был бал-маскарад. Разве может любящий отец отказать своей дочери?Дону Диего за ужином было обязательно сообщить всем своё исключительное мнение касательно этой идеи, отметив, что ?ужаснейшего предложения свет не видывал?, из-за чего мужчина навлёк на себя град тумаков от Энрике и слёзы невесты, не вышедшей позже к чаю. За офицером водился грешок?— язык его был порой быстрее мысли, а горячность и импульсивность в армии не ценятся. И в построении хоть каких-либо отношений с женщиной тоже.Адмирал оказался банально не готов к тому, что кто-нибудь на этом свете сможет дать ему достойный отпор. Ещё сильнее его злило то, что этим соперником оказалась юная девчушка. Не убелённый сединами генерал, не всемогущий чиновник, не пиратский главарь, не бандит, не солдат. Молоденькая девчонка, своим острым язычком и сильной волей не дававшая офицеру вести себя с ней, как с дорогой игрушкой. Кто же знал, что в хрупкой губернаторской дочке может быть такой стержень? Будь она мужчиной, стала бы хорошим офицером. В армии такие люди всегда нужны.Казалось бы, адмирал с высоты своих лет мог проявить недюжинную смекалку, нажитую за все эти годы, и поддаться невесте во имя хрупкого, но состоявшегося брака. Показать свою слабость, преклонение перед ней. Может даже поволочиться* за девушкой, как безусый юнец, с огромными букетами и дурацкими романтическими речами под ночным небом. В её возрасте любая девчушка мечтает об этом, начитавшись сентиментальных французских романов. Но офицер не мог перешагнуть через своё раздутое эго, даже ради такого важного дела. Ни перед кем и никогда Дон Диего де Очоа не будет пресмыкаться. Выслуживаться и заискивать должны перед ним. И никак иначе.Он мог повести себя как всегда, по старому военному обычаю?— применить силу. Однако у Диего банально были связаны руки. В небольшой колонии всё на виду. Учитывая шаткое положение адмирала, ему стоило запрятать свои склонности к тирании подальше в душу. Не время для установления военной диктатуры. По крайней мере, пока. К тому же, каждый раз, словно из-под земли, кто-то появлялся и путался в ногах офицера. Проницательный Энрике, как будто читавший в его глазах все гадкие намерения, Хуан, осуждающе качавший головой, губернатор, снующий туда-сюда и набивший изрядную оскомину. Видно, у девчушки действительно могущественный ангел-хранитель. Иначе объяснить это Диего не мог.—?Хорошая идея! —?Энрике потёр подбородок маслянистыми пальцами. Его лицо внезапно просияло, озарённое какой-то мыслью. —?Тебе не приходилось видеть в этом городе цирюльню? —?Хуан прыснул со смеху. Есть ещё у падре порох в пороховницах! Неужто он увидит святого отца в чём-то, кроме сутаны? События обрели поистине неожиданный поворот.—?Боюсь, что вы оттуда выйдите лысым, настолько она плоха, святой отец.—?Может и мне пойдёт, если даже мадридский щёголь ходит с бритой головой. —?отшутился священник, проведя по густым волосам. Хуан бросил что-то неразборчивое в адрес собеседника и накрутил на палец горячий локон недавно завитого парика. —?Прошу меня простить. —?Энрике поднялся из-за стола, шутливо отдав альгвасилу честь. Дворянин мягко улыбнулся и слегка кивнул священнику на прощание.—?Опять мне кости моете? —?Хуан услышал за спиной топот и увидел Диего, легко, по-кошачьи, перемахнувшего через небольшую ограду, обрамлявшую террасу. Офицер, в чёрных, начищенных до блеска высоких сапогах для верховой езды, в белоснежной рубашке с распахнутым воротом, открывающим загорелую, густо поросшую волосами грудь, выглядел невероятно. Альгвасил нервно сглотнул и отвернулся, стараясь спрятать смущение как можно дальше в глубины души. Надеть маску невозмутимости стоило дворянину больших усилий. Адмирал присел на край балюстрады и насмешливо улыбнулся. Сколько же ещё лет он будет делать вид, что не замечает излишне пристального внимания друга к себе. —?Что мне делать, мой дорогой Хуан? —?чиновник поднял голову, встретившись с уставшим, почти пустым взглядом военного. В тот момент он готов был поклясться своим родовым поместьем, что заметил в глазах адмирала тень раскаяния. Совсем незаметную, прячущуюся от всех. Но он её увидел.—?Audi, vide, sile*. —?Диего отмахнулся и скрылся в дверях. Ещё чего удумал?— молчать. Каждый непарированный словесный удар невесты приближал его к тому, чтобы самому волочиться за ней. А адмирал любить в своей жизни не желал?— слишком тяжёлая это работа, другое дело?— позволять себя любить другим, наслаждаясь лаской и вниманием. Это было просто и абсолютно несложно. Только здесь и сейчас такая стратегия совершенно не работала, и Диего в очередной раз терпел поражение, смотря, как галеоны мыслей один за другим идут ко дну.Двусмысленность положения и чувств приводила его в немую, молчаливую ярость. Раньше всё было так просто! Есть злость, а есть радость. Есть ненависть, а есть обожание. Всякая монета имеет только две стороны. И только Диего де Очоа, словно неприкаянный, бродит по вечерним улицам Санта-Доминго. Не возлюбленный и не враг. Не влюблённый, но и не ненавидящий слепым гневом, обжигающим душу. Куда делась святая простота? В небольшом, узком мирке офицера всё всегда было хорошо?— его любили, его холили, в нём души не чаяли. Энрике всю жизнь нянчил мужчину, исполняя почти все капризы, Хуан в любую минуту мог хоть грудью на штыки броситься?— настолько альгвасил дорожил этой дружбой, армейский друзья?— принимали за своего, солдаты?— уважали, женщины?— обожали. Осознание того, что не все мечтают играть по правилам адмирала, отдавая свою жизнь на алтарь вечно голодного властного демона самолюбия офицера, выбило Диего из колеи. Впервые он и сам не мог понять, как ему относиться к Аделаиде. Девчонка будоражила мысли мужчины, открывая доселе наглухо закрытые, спрятанные в самые тёмные тайники сердца чувства. Как же хорошо было прятать истерзанную душу под ледяным покровом праздной жизни и грубости! Это успокаивало ноющие раны прошлого, и легендарный лукавый оскал на лице адмирала служил ему лучшей защитой от каких-либо потрясений.Офицер сел на край кушетки и спрятал лицо в больших, широких ладонях. Диего коснулся рукой груди. Обычно в такие моменты он дотрагивался до ордена, будто напоминая себе, ради чего он здесь, но сейчас, как назло, пальцы не могли нащупать приятного, холодного серебра, так придававшего ему уверенности. Военный резко, до темноты в глазах, поднялся и отправился в сторону конюшен.***Предпраздничные хлопоты?— это счастливые хлопоты. По крайней мере, так казалось Аделаиде. Ещё будучи ребёнком, она, сбежав от надоедливого учителя, пряталась за широкой бархатной шторой и наблюдала за приготовлениями. Вся эта суета разжигала в девочке огромное любопытство. Ей нравилось наблюдать за снующими слугами, украшавшими залу, сердитым, насупившимся управляющим, музыкантами.Возможность понаблюдать за приготовлениями к празднику вновь вернула Аделаиду в то счастливое беззаботное время. Она была благодарна сеньору Хуану, отвлекавшему девушку лёгким разговором от тяжёлой, нависшей, словно грозовая туча, ответственности.Альгвасил шёл с губернаторской дочерью под руку, не забывая болтать о всякой насущной ерунде, припоминая несуразные и забавные истории. Благо, что за эти долгие годы дружбы с Диего их набралось немало. Можно хоть сегодня же садиться за написание мемуаров?— рассказов с лихвой хватит на два тома.В зале уже начали располагаться музыканты. Приятной неожиданностью оказалось то, что при флотилии адмирала Диего служил целый военный оркестр, состоявший из матросов и офицеров, и аристократ любезно предоставил губернатору ансамбль для бала.—?К дону де Очоа идут все, кто умеет музицировать. —?отметил Хуан, заметив, с каким восторгом девушка смотрит на одного из кларнетистов, чистящего инструмент. —?Он платит им столько, сколько никто на флоте не получает. —?усмехнулся альгвасил. —?Забавно, но при Короне выгоднее служить трубачом, нежели матросом.—?Сеньор Диего разбирается в музыке? —?с удивлением спросила Аделаида, продолжая рассматривать оркестрантов. Она не могла представить себе адмирала, играющего на клавикорде милые камерные пьески. Его грубая харизма не сходилась со столь легкомысленным, по мнению рядового военного, занятием.—?Вы не поверите, но да. Его матушка имела огромный талант к этому искусству. Неудивительно, что и сын был с ранних лет к этому приобщён. —?мужчина мягко улыбнулся, вспоминая далёкие годы детства. —?Когда мы с доном были совсем детьми, мне не раз приходилось бывать у де Очоа. Святая Мария, благодаря его матери я влюбился в звуки клавесина. Но адмирала это не вдохновило. Поэтому в военной академии он выучился играть на тромбоне*. —?дворянин засмеялся, обнажая желтоватые зубы. Следы лёгкой цинги, подхваченной не привыкшим к морю альгвасилом, ещё не исчезли до конца. На лице Аделаиды наконец-то заиграла лёгкая улыбка. —?Если отбросить шутки, у Диего хорошо получалось. Определённо его инструмент.Военный оркестр Вест-Индийской флотилии не был ни духовым, ни симфоническим. По правде говоря, у него даже не было утверждённого репертуара, кроме государственного гимна. Как Рим не сразу строился, так и ансамбль бережно собирался адмиралом по крупицам?— то выяснялось, что один из матросов?— коренной шотландец, лихо играющий столь родную сердцу жигу на волынке, то другие матросы доносили, что их сосед?— обедневший дворянин, и в детстве матушка силой заставляла его изучать скрипку. Кто-то сам приходил в каюту офицера и сообщал о своих умениях, а кого-то подбирали в порту?— так Диего нашёл на Кубе молодого мулата, потрясающего перкуссиониста.Занятия музыкой были ещё одним дорогим сердцу офицера увлечением. Если он не проводил время в обществе прелестных женщин, то наверняка сидел в вынесенном на палубу шикарном кресле и слушал импровизированный концерт. А если корабли причаливали на несколько дней?— старался всеми правдами и неправдами попасть в театр на концерт. Так, однажды, в Арнштадте*, военный удостоился чести увидеть вживую Иоганна Баха. Тогда адмирал остановился у двери в церковь, и отстоял всю службу, даже не шелохнувшись, прижавшись плечом к холодной мраморной колонне. В тот момент на лице военного блеснула скупая одинокая слеза. Он как будто прозрел, и на душе слегка затянулись раны. Музыка, лившаяся из старого немецкого органа, поистине исцеляла людей. Значит, всё это не враки.Из-за невысокого деревянного подмостка выглянул Диего. Оказалось, он всё это время находился здесь, но был настолько занят настройкой инструмента, что даже не решился подслушать разговор. Офицер молодцевато расправил плечи и демонстративно прошёл мимо невесты, не сказав ни слова.В последние дни к не особо трезвому адмиралу пришла самоубийственная идея сменить тактику, и он решил умело давить невесте на самое больное место. Зная, что в какой-то степени ей не безразличен, офицер решил делать вид, будто не замечает девушки. Военный за все эти дни не удостоил Аделаиду даже пары дежурных фраз, выставляя своё равнодушие всему миру напоказ. Адмирал больше не стремился хоть как-то сойтись с губернаторской дочкой, вместо этого мужчина с невозмутимым лицом наносил ей невидимую глазу душевную рану, одну за другой. Скоро всё сердце Аделаиды было исполосовано безразличием Диего.Знал бы он, сколько девичьих слез было пролито в эти бессонные ночи. Девушке хотелось сбежать, скрыться, исчезнуть. Подальше от всего этого. Почему это испытание настолько тяжело? Взяв невесту силой, офицер бы быстро оборвал её страдания. Боль была бы резкой, но сразу утихла, уступая тягучему, беспросветному отчаянию. Но нет?— адмирал принялся мучить её двусмысленным положением. Мучить долго, умело и изысканно. Каждый неряшливый, брошенный на неё стальной взгляд, становился свинцовой пулей, попавшей в самое сердце.—?Хуан! —?Диего повернулся к невесте спиной, нарочно загораживая собой дворянина. Аделаида слегка толкнула адмирала в бок. Конечно, удар такой силы даже не застал военного врасплох, и он медленно развернулся на каблуках к ней, хмуря брови. На переносице вновь чертилась глубокая морщина, так пугавшая девушку.—?Вырядитесь в чёрта, господин Диего. Вам пойдёт. —?глаза адмирала угрожающе сверкнули. Давно пора научить эту распустившуюся девку не хамить людям, выше по статусу.—?А вы в мужика. Повадок уже нахватались… —?хриплый, почти дрожащий голос жениха напугал Аделаиду, и она сделала шаг назад, боясь попасть под горячую руку мужчины. Ей не раз приходилось видеть его избивающим солдат, что ему стоит ударить женщину? Ни гроша.—?Следи за языком, олух ты царя небесного! —?внезапно вмешался Энрике, закрывая собой девушку. Услышав в коридоре обрывки разговора, капеллан сразу же поспешил в залу, молясь, чтобы воспитанник не наделал глупостей. Но было уже поздно. Господи, даруй же сеньору Диего де Очоа зачатки разума. Трясущиеся от обжигающей ярости руки офицера потянулись к узким плечам капеллана. Священник легко уклонился, и грузный военный упал на начищенный пол бальной залы, тихо скуля.Точный удар носком сапога из грубой кожи пришёлся по коленной чашечке, выбив у Диего из-под ног опору. Адмирал растянулся перед невестой, держась руками за голень и в агонии бранясь. Падре победно ухмыльнулся. Впервые девушка увидела в этих мягких, нежных глазах… огонь? Определенно, они сейчас загорелись дьявольским пламенем. Будто через тело капеллана Господь решил спустить кару небесную на де Очоа за его многочисленные грехи.—?Паскуда… Давай же, бей. —?прорычал военный, тяжело вставая на одно колено и подставляя лицо. —?Бей! —?офицер вновь упал, закрывая рукой голову. Энрике небрежно тряхнул рукой, сбрасывая с кончиков пальцев напряжение. Его невозмутимое, не отягощённое пороком гнева лицо поразило дочь губернатора до глубины души.—?Остановитесь! —?испуганно крикнула Аделаида, всхлипывая. Хуан, с ледяным спокойствием все это время наблюдавший за дракой, аккуратно подошёл к ней из-за спины и потянул за плечо.—?Не стоит вам на это смотреть, донья. —?альгвасил вывел девушку из зала. Проводив её взглядом, он мерным, неторопливым шагом приблизился к другу. Диего сидел на полу, прикрывая рукой распухший глаз. Поднять военного на ноги оказалось задачей почти непосильной, но спустя несколько минут обливания холодным потом, офицер на подкошенных ногах смог дойти до стены. —?Браво, адмирал. —?язвительно заметил Хуан, скрестив руки на груди. —?Боюсь, что после ваших милых бесед до поста губернатора вам, как до крепости Мопс*. Опять довели девчонку до слёз. —?Диего безучастно стоял, опустив голову и оперевшись плечом о стену. У него не было сил даже на то, чтобы излить свою злость. Она кипела где-то глубоко в душе, требуя выхода.—?Да пошёл ты… —?прошипел адмирал сквозь зубы, стараясь из последних сил не сползти на пол. Хуан обескураженно пожал плечами и почти незаметно, словно тень, скрылся в дверях. Диего вновь остался наедине со своей дикой, необузданной энергией. Опять один.Вечно один.***Небольшое утреннее недоразумение к вечеру было всеми забыто. Губернатор с облегчением вздохнул, любуясь результатами кропотливой работы с небольшого резного кресла, заботливо поставленного в углу залы. Последнее время у него болело сердце, и лекарь стал постоянным гостем этого дома. Амадо заметно осунулся, мужчине стало тяжело ходить, поэтому, как бы ему не хотелось, танцевать чиновник не мог, оставалось лишь завистливо наблюдать за другими гостями.Адмирал недовольно фыркнул, слегка спустив маску на подбородок. Сделанная из папье-маше, на лад венецианской, она закрывала почти всё лицо, удачно прикрывая успевший начать ?цвести? фингал. Невеста оказалась весьма проницательной особой. Диего усмехнулся?— военный даже не знал, что движило им в тот момент, когда он попросил местного умельца изготовить маску Мефистофеля*. Как вы выразились, жемчуг мой? Вырядитесь в чёрта? Любой ваш каприз будет исполнен.После роскошных придворных балов этот вечер казался офицеру уличным праздником?— таким же неорганизованным и лишённым аристократичного шарма. Верхам местного светского общества оказалась чужда утончённость, и разговоры знати Санта-Доминго вращались вокруг цен на оптовый экспорт и нового управляющего верфью. Как же всё приземлённо и по-крестьянски.—?Она же сейчас расплачется, бедняжка. —?Хуан покачал головой, посмотрев на круглые, как у загнанного зайца, глаза, в которых уже блестели небольшие жемчужины слёз. Энрике закусил губу, ругая себя за бездействие. Разве должно это чудесное создание страдать из-за жениха-самодура? Страдать стоит за Господа, за родину, да за кого угодно! Но не за мужчину, подобного Диего. Дурак, упрямый, неотёсанный дурак! Господи, дай же ему прозреть! За опасной, грешной пеленой гнева этот балда, словно слепой котёнок, ничего не видит.Девушка стояла в углу залы, судорожно сжимая в руках веер. Аделаида едва сдерживала слёзы, изо всех сил стараясь сохранить лицо. Нет, она не позволит себе показать слабину! Адмирал только этого и ждёт, вальяжно расхаживая из одного угла залы в другой. Она знает, что он за ней пристально наблюдает. И сейчас с ухмылкой пьёт шампанское, ожидая развязки этой трагикомедии.С семейного герба на девушку грозно смотрел огромный золотой орёл, сжимающий в своих лапах что-то наподобие кинжала. Она отвернулась, обратив свой взгляд на танцующих гостей. Этот геральдический символ почему-то всегда пугал Аделаиду. Он выглядел… очень угрожающе и зловеще. Такой был бы под стать адмиральскому роду.—?Позволите? —?перед Аделаидой возник статный человек в чёрном военном мундире, обшитом серебряными нитями. Тёмные волосы со стальным отливом первой седины были уложены в небольшой начёс. Мужчина слегка поклонился и подал мозолистую, но не утратившую своего изящества руку.Глаза девушки блеснули узнаванием. Впервые она пожалела, что сеньор Энрике?— священник, а не офицер. Не чета сеньору де Очоа?— такой галантный, спокойный и сохраняющий в любой ситуации чрезмерное дружелюбие. Казалось, что даже в драке капеллан мягко улыбался, усыпая по-отцовски Диего градом ударов.Святой отец бережно вёл девушку в центр залы, гордо подняв голову. Его осанка, его манеры и удивительное, тонкое чувство такта, в очередной раз поразили девушку, заставляя лишь восхищённо вздрогнуть. Сама того не замечая, Аделаида залюбовалась падре. Нет, не падре. Лейтенантом Вест-Индийской флотилии Энрике Гонзалезом, сподвижником и правой рукой легендарного адмирала де Очоа.Оркестр заиграл жигу*. Легкая, задорная мелодия оживила девушку. Тучный седой шотландец, в забавном балморале* с торчащим фазаньим пером, весело заиграл на волынке. Протяжные звуки диковинного инструмента заполнили залу. Энрике подхватил Аделаиду, и их пара встала в общий круг.Капеллан танцевал невероятно. Став наставником Диего, Энрике крепко взялся за изучение азов светской жизни и особенностей её быта, и в искусстве Терпсихоры* значительно преуспел. Его тело, ещё не потерявшее своей природной гибкости, отзывалось на каждый лихой манёвр священника в жиге. Святой отец затмевал всех присутствующих кавалеров, кристально чисто выполняя одну сложнейшую фигуру за другой, не забывая следить за настроением девушки.Весь вечер Энрике и Хуан развлекали дворянку, стараясь вызвать у неё хоть небольшую улыбку. Мужчины по очереди приглашали Аделаиду на танец, шутили, рассказывали незамысловатые истории о своей жизни и по первому же требованию дочери губернатора выполняли любую прихоть. Капеллан бегал по всей зале, стараясь отыскать хоть один бокал с кьянти, а Хуан просил оркестр сыграть концерт Вивальди. Её любимый.Диего ощутил себя лишним на этом празднике жизни. Подлец Энрике! Сначала увёл его мать, теперь невесту. Что будет дальше? Дочь?! Надо будет черкануть кляузу на него в Ватикан, пусть надают по шапке разгулявшемуся старику.Что же раздирало его душу в этот вечер, горяча кровь? Ревность? Скорее мужское негласное соперничество, приз в котором?— Аделаида Ордуньо. А адмирал Диего де Очоа терпеть не может проигрывать, и ему плевать, какими жертвами обойдётся столь желанная победа. Не стоит трогать чужие вещи, падре, это может плохо кончиться. Ваш удел?— ряса и псалмы, а не блистательная карьера и сверкающий гранями бриллиантов орден. Очевидно, что губернаторская дочка предпочтёт последнее. Как обычно бывает.Диего де Очоа довольно быстро втянулся в эту маленькую увлекательную игру. Он даже не ожидал, что подобные девичьи забавы могут быть весьма занимательными. Вражда с собственной невестой?— что может быть прекраснее? Неуклюжие попытки девушки вывести офицера из себя служили ему главным развлечением на этом унылом, колониальном островке. Пустить бы бешеную энергию протеста в правильное русло, и адмирал был бы согласен даже пойти на хрупкое перемирие. Ей достаточно только попросить. Но не попросит. Не сможет переступить через свою гордость.Этот памятный бал ещё не один день будет обсуждаться бомондом Санта-Доминго. Жених даже ни разу не пригласил невесту на танец! Его внимания удостоились все молодые девушки, в его руках сменялись одна партнерша за другой, но на губернаторскую дочь адмирал даже не смотрел. Какой позор для семьи Ордуньо! Какой позор!***Пожалуй, сердцем Санта-Доминго был именно порт. Не дворец губернатора, не торговый дом Вест-Индийской кампании, а обычный, вечно шумный и гомонящий порт. У разных городов разная душа?— у Рима это узкие мощёные улочки, у Берлина?— весёлые, яркие фахверковые домики*, у Мадрида?— широкие, грандиозные площади, принадлежащие народу*. А у испанской колонии на берегах Карибских островов?— верфь.Появление в местных водах целой флотилии не на шутку напугало моряков. Часть из них ходила под чёрных флагом, часть?— под флибустьерским мандатом, другие?— и вовсе под покровом ночи в поисках наживы. Морские офицеры ставили под угрозу весь заработок простого работяги, ревностно отгоняя от своих кораблей местных дельцов. Порой на одном из галеонов находилась работёнка?— но она была настолько унизительной и дешёвой, что ни один уважающий себя моряк не напрашивался драить под палящим солнцем палубу адмиральского парусника или натирать сапоги офицерскому составу.Неудачно подгаданное для заброса якоря в порту время экипаж ?Первой Ласточки? счёл за злой рок. После нескольких часов бурных обсуждений выяснилось, что в неудаче судна виноват пожилой боцман, сделавший два холостых выстрела вместо трёх*. Поэтому отбывший на тот свет товарищ решил отомстить всей команде, наслав на них проклятье похуже треклятого шторма. Военно-морскую флотилию. Господи, да в этом порту стоит почти добрая половина всего испанского флота! Если не весь.Однако капитану этого корабля было не до этой суеверной чепухи. Его ум занимали проблемы более серьёзные и насущные, чем пара глупых традиций. Так трудно управлять таким экипажем. Безграмотные, не умеющие толком читать и писать?— мужчина чувствовал себя пастухом, пытавшимся вести непослушное стадо. Команда складная, умелая и лихая, но абсолютно не приученная к цивилизации и европейской интеллигентности.—?Я всегда довожу дела до конца. —?мрачно произнёс капитан, сурово глядя из-под густых широких бровей на девушку. Она куталась в широкий плащ, сжавшись в углу просыревшей каюты. Затравленный, острый взгляд больно уколол флибустьера, но он не подал виду. —?Закончите начатое. —?седой боцман, сидевший все это время на бочке, задумчиво покачал головой. Попала же девица! Дёрнул её чёрт пойти на такое. Видимо, выбора действительно не было, и оставалось лишь идти на поводу у отчаяния. —?Это будет несложно. Но оплата вперёд. —?пират вытянул руку и ожидающе посмотрел на заказчика. Холодные жемчужины коснулись ладони мужчины. Он с интересом повертел в руках украшение, поднеся изумруд к свету, пробивавшемуся сквозь небольшую щёлку между дверью и стеной. Похоже действительно настоящий. Не цветное стекло. —?Послезавтра в пять по городским часам. —?моряк достал из кармана куртки потертый, украшенный ржавчиной брегет*, уже давно потерявший свой блеск, и ловким движением поднял крышку. —?Во время вечернего обхода.Послезавтра в пять.Девушка задумчиво опустила голову, обменявшись взглядами с боцманом. Тот покосил глаза, стараясь не смотреть на неё, и поспешно скрылся из виду. Его суетливая, грузная фигура затерялась на палубе среди остальных матросов.—?Это будет быстро и безболезненно. Вешать на вашу душу грех мы не будем. —?в капитане вспыхнула искра понимания, и он попытался хоть как-то приободрить собеседника. Лицо флибустьера смягчилось, складка на переносице исчезла, а густые брови опустились. Как будто он сможет успокоить такими словами. Господи, как же это бездушно. Отец на небесах уж точно не гордится своим горячо любимым сыном.Пират тряхнул головой, отгоняя от себя нахлынувшие огромной штормовой волной воспоминания. Он сделал шаг к двери, прислушался, проверяя, не было ли рядом непрошенного свидетеля их разговора, и галантно открыл дверь каюты, пропуская девушку вперёд. Взглядом флибустьер проводил гостью до понтона и, оглянувшись по старой привычке по сторонам, направился на палубу.*Плетёная мебель стала популярной в Европе уже ближе к концу 18 века. Однако в колониях в Южной Америке этим делом занимались местные умельцы, и губернатор вполне мог иметь подобный гарнитур.*Святцы - католический аналог православных именин*Волочиться - раньше этот глагол использовался в значении ?раболепно ухаживать?*Слушай, смотри и молчи (лат.)*Тромбон, как привычный нам инструмент, появляется в конце 17 века, и является частью симфонического оркестра. Для него пишут произведения многие композиторы - в том числе И.С Бах.*В начале 18 века Бах служил в этом городе органистом в церкви*Речь идёт о битве при Мальплаке (война за испанское наследство).* Мефистофель — образ злого духа в мифологии эпохи Возрождения Северной Европы.*Жига - популярный в бальных залах танец кельтского происхождения *Балморал - традиционный головной шотландский убор, часть национального костюма *Терпсихора - муза танца в греческой мифологии*Фахверковые дома - традиционные для Северной Европы дома, созданные с помощью специальной каркасной конструкции. Порой зовутся ?прусской стеной?.*Отсылка к цитате ?город принадлежит правителю, а площадь в нём - народу?*Старая морская традиция гласит, что отпугнуть от покойника злых духов можно тремя холостыми выстрелами *Брегет - старинные карманные часы с боем Бонус: шоу ?Разрушители легенд ПВТ?В ходе очередного исследования автор сделал невероятное открытие - оказывается, в серии про бал на галеоне герои не могли танцевать ни вальс, ни румбу, ни танго, ни пасодобль. Потому что этих танцев попросту ещё не существовало. Вальс появится из лендлера в самом конце восемнадцатого века, а ?Прекрасный голубой Дунай?, звучащий в исполнении музыкантов, в девятнадцатом (напомню, мы в начале восемнадцатого), румба - также в девятнадцатом, как переосмысление европейского контрданса кубинцами, танго - в конце девятнадцатого века, а пасодобль аж в начале двадцатого. Из относительно знакомых нам танцев, вошедших в программу латиноамериканских танцев, в тот временной промежуток могла существовать только самба. Не говоря уже о менуэте, полонезе, гавоте, паване, сарабанде и др.