Часть 3 (1/1)

Окружающий мир замер, затаив даже своё дыхание — ветер — в благоговении перед грядущей схваткой. Противники застыли друг напротив друга в обманчивой натянутой неподвижности готовящихся к прыжку хищников. Они и были хищниками; человекоподобное обличие сейчас скорее подчёркивало их непохожесть на людей, нежели скрывало нечеловеческую сущность. Почти светящийся белизной обнажённый торс одного бугрился мышцами; дикая красота его была не сбалансированной гармоничной красотой античного атлета, но красотой необузданной мощи, рвущейся словно бы из самой земли под ногами, распирающей телесную оболочку. Белая шевелюра ниспадала на плечи, продолжаясь серебрящейся порослью вдоль хребта. Другой, темноволосый и затянутый в чёрное, был высок, неправдоподобно худощав, угловат, будто сошёл с полотна современного художника-экспериментатора. Не похож на Белу Лугози, с нелепым и неуместным удовлетворением заметил Макс, хотя на его тёзку Макса Шрека тот тоже не походил. Тем не менее, с непонятно откуда взявшейся уверенностью Макс знал, кого видит перед собой. Также как узнал он и первого, хотя прежде ему довелось видеть, и то мельком, лишь эти светлые с оттенком розового перламутра глаза и складку промеж сведённых бровей.

Тень, отбрасываемая чёрной изломанной фигурой, удлинилась, удвоилась, растеклась смоляной плотоядной чернотой, но за долю секунды до того, как она коснулась стопы беловолосого, тот прыгнул вперёд, метясь в горло врага, проскочил сквозь тень, на месте которой тот вроде бы только что стоял, разметал в стороны ошмётки и не останавливаясь бросился к следующей цели, и ещё к следующей, человеческое тело вытянулось в прыжке, перетекая в звериное. Десятки чёрных рук с многосуставчатыми пальцами тянулись к гигантскому белому волку без единого чёрного волоска и соскальзывали со стремительной белизны, прорезающей тьму молнией, руной ?зиг?. Схватка, ускоряясь, смешалась в чёрно-белый стремительный вихрь, окропляющий скалы и снег вокруг сочными алыми мазками. То была квинтэссенция битвы, безжалостного сражения не на жизнь, а на смерть, и самое захватывающее зрелище, которое когда-либо представало глазам Макса; и когда противники расцепились, отпрянули друг от друга — худая чёрная фигура, попятившись, тяжело оперлась об обломок скалы, изогнулась настороженной дугой; белый зверь припал к земле, оберегая хлещущие кровью раны, — Максу хотелось протестовать, хотелось кричать с пеной бешенства у рта: ?Добей!? — как в римском цирке, неважно кто кого, главное — что подобная битва обязана была увенчаться окончательной победой, лишением побеждённого жизни, как оргазмом. И зверь, вторя его мыслям, глухо зарычал и поднялся на лапы, не сводя с вампира злых глаз, но тот лишь хрипло рассмеялся. ?Тебе не убить меня. Ты зверь, ты тварь, а чудовище способен победить лишь человек?, — расслышал Макс и выкрикнул было: ?Я, я человек!? — но голос не прозвучал, его не было, никогда не могло быть среди этих скал, по которым растекалась тысячеглазая тьма, и алые очи смыкались, превращаясь в белый горошек на чёрной ткани, обрамляющей не ущелье, а затенённую ложбинку меж пышных грудей склонившейся над Максом женщины. Он машинально протянул руку и провёл по ложбинке; тёплое ощущение пышной плоти, что, колыхнувшись, мягко сжала пальцы с обеих сторон, вернуло Макса в явь, захлестнуло душащей волной незавершённости, невыплеснутой энергии, неудовлетворённым желанием. Он встретился с женщиной взглядом: тёмно-зелёные глаза фройляйн Блиц взирали на него с откровенным ужасом. Чужой страх лишь подхлестнул похоть. Ухватив застывшую женщину за плечи, Макс опрокинул её рядом с собой на кровать, завернувшийся над широким бедром подол лёгкого платья сам напросился на то, чтобы быть задранным ещё выше, открывая хитросплетения женского белья. Изнывая, Макс напрямую дёрнул вниз простые светлые трусики, обрывая, как придётся, подвязки чулок, и грубо навалился сверху. Он застонал, запоздало вспомнив о собственных брюках, целую вечность, путаясь, расстёгивал пряжку ремня и пуговицы, обнажившись, наконец, ринулся искать в сочащейся обильной влагой плоти облегчение, что нагнало его незамедлительно, всего несколько нетерпеливых, глубоких толчков спустя, иссторгнул не из лёгких будто, а из самого нутра утробный стон, наподобие звериного рыка, что ещё стоял у него в ушах. До сих пор хранившая полную пассивность женщина, ухватившись за его бёдра, разочарованно потёрлась раз-другой, впервые дав понять, что их поспешное совокупление не было насилием Макса над оторопевшей от страха жертвой.

Он отстранился, вовремя ощутил край кровати и сел, бездумно вытираясь грубым покрывалом. До сознания вдруг докатилась нереальность, неправдоподобность ворвавшегося в его жизнь после обнаружения на дне чашки трав, свернувшихся змеёй — тиной — стеблями водорослей, обвивающихся, утаскивающих неосторожных купальщиков на дно.

Полумесяцем растёкшаяся по краю блюдца кофейная гуща подсохла разводами, напоминая теперь зубастую ухмылку.

— Уходите.

Фройляйн Блиц так и лежала позади него, отвернувшись к стене, рука лишь торопливо одёрнула бесстыдно задранный подол. Светлые локоны до плеч почти скрывали лицо.

— Уйдите, пожалуйста.

— Ну уж нет, — процедил Макс, рывком натягивая и застёгивая брюки. — Знаете ли, я вас могу прямо сейчас арестовать за попытку отравления члена СС.

— Не собиралась я вас травить! Просто слегка усыпить и наслать сны... — открытый взгляду Макса край щеки вспыхнул неуместнейшим румянцем, — возбуждающие.

— Это было чертовски возбуждающе, — признался Макс. Фройляйн Блиц резко поднялась, заставив его самого вскочить на ноги.

— Вы больной, вы понимаете это?! — вскрикнула она. — Вас возбуждает такое, да? Вы извращенец! Психопат! Вон!

Сильная пощёчина едва не снесла с переносицы Макса порядком запревших очков. Он было заметил в ответ женщине, что непохоже, чтобы он сумел взять её силой, но ему не дали вставить и слова:

— Убирайся! Вон отсюда! — Заткнитесь! — последнее было адресовано застучавшим в стенку соседям, и Макс счёл за лучшее немедленно выскочить на лестницу и дальше, на тёмную улицу, озарившуюся беспокойно вспыхивающими в покинутом им доме огнями.

Трамваи, может, ещё и ходили, да и такси после сегодняшней встряски было бы допустимой роскошью, но Макса несло домой пешком. Его шатало, он путался в знакомых улицах — то ли будто попал на прежде неведомую изнанку города, то ли будто ногами пытался нащупать всё ускользавшую, поблескивающую голубым, как трамвайный рельс в свете фонаря, прямую линию, соединявшую вампиров, оборотней, зеленоглазую ведьму, видевшую его сны, и его самого, Макса Монтану, маленького забавного обершарфюрера СС.