Глава 1 (1/1)

1988 г.Тихий стон боли отразился от стен коридоров. Девочка кое-как смогла дойти до своей комнаты после очередной, как выразился ее дедушка, ?тренировки на выносливость?. Все тело было в ушибах и порезах. Решив сначала смыть с себя всю грязь, прежде чем приняться за лечение, Джун пошла наполнить ванну. Забравшись в горячую воду, она тяжело вздохнула, немигающим взглядом уставившись в потолок.?Ничтожество?, — это слово было ее постоянным спутником жизни. Она выслушивала его по несколько раз за день от деда, видела его в насмешливом взгляде своего брата, который, только встав на ноги, не упускал случая отпустить в ее адрес пару шпилек, и даже отстраненность своих родителей она воспринимала для себя как вопрос: Что со мной не так?И так все ее сознательное детство. Когда Джун исполнилось три года, Тао Цзин повел свою внучку в подземную часть поместья. В лабораториях она увидела странные сосуды, заполненные зеленой мутноватой жидкостью, в которых находились какие-то люди, подсоединенные к многочисленным трубкам, множество сиявших стерильной чистотой хирургических столов и инструментов. Осматриваясь вокруг, девочка попутно слушала рассказы дедушки об истории клана, его возвышении и вероломном предательстве, которыми он стремился навязать внучке мысли о мести за унижение их семьи, старательно пытаясь взрастить в ней ростки ненависти. С четырех лет Джун начала осваивать клановые техники даосов. Хирургия, анатомия человека, основы некромантии, создание магических талисманов – все это она изучала целыми днями в клановой библиотеке с перерывами на сон и еду. Труднее всего было в лаборатории. Когда девочка увидела своего первого свежего трупа, которого ей нужно было препарировать, ее долго полоскало, прежде чем она смогла приступить к работе. Скальпель дрожал в ее руках, пару раз просто падая на пол, а когда нужно было вытаскивать органы для их обработки, чтобы предотвратить процесс гниения, запаха она не выдержала и снова убежала в туалет, хотя, казалось, желудок был пуст уже после первого захода. После первого дня ее мутило весь вечер, от ужина тогда она отказалась сразу. Она думала, что никогда не сможет привыкнуть к крови вкупе со смрадом прочей требухи. Со временем, все же, она приучилась не замечать сладковатый запах разложения, который, казалось, въелся в ее кожу, и к пяти годам она знала названия всех костей и органов человека, научилась управляться со скальпелем, твердой рукой разделывая мертвецов, которых готовили к ритуалу воскрешения. Годы работы в таких условиях сделали Джун абсолютно безразличной к смерти как к чужой, так и к собственной. Даже Ён, проходя мимо дочери, порой невольно хмурился, видя пустые глаза девочки, не выражавшие ничего, кроме апатии и отрешенности. Единственным человеком, кто еще мог в то время достучаться до девочки, была ее мать, Ран. Вечерами, когда Джун было совсем невыносимо, она бежала к матери, и женщина прижимала дочь к себе, успокаивая и ласково шепча ей на ушко, что все будет хорошо, и Джун верила, ей хотелось верить. Но все изменилось в день, когда Ран забеременела во второй раз. К огромной радости Цзина в семье наконец-то ожидали мальчика, и при каждом удобном случае, будь то за столом или за тренировками, он напоминал всем вокруг, особенно Джун, что вот, наконец-то, клан возвысится и вновь подомнет под себя страну. С того дня девочке не давали войти в комнату Ран. А за обедом или ужином мать постоянно отводила взгляд, стоило Джун повернуться к ней, а о том, чтобы сказать ей хоть слово, вообще речи ни шло. И так получилось, что единственный теперь, кто обращал на девочку хоть какое-то внимание, был только дедушка. Мало-помалу слова патриарха клана сделали свое дело. Она действительно начала верить, что раз ее собственные родители не хотят ее поддержать, то, может быть, жестокий дедушка, увидев ее старания, постепенно смягчится и перестанет упрекать в бесполезности. Она выполняла все указания Цзина, изводила себя на полигоне под его присмотром, оставалась в лаборатории до поздней ночи, а любое упоминание о предателях семьи вызывало в маленькой девочке холодный гнев и жгучее желание распилить их на части и потом как попало сшить останки. Вот только самому Цзину, похоже, было все равно на успехи своей внучки. Их он практически не замечал, зато за любой маломальский промах старик тут же снова заводил свою пластинку о ее ущербности и превосходстве ее младшего брата по факту рождения. И если бы ограничивалось только этим. За особенные провинности, как, например, она в четыре года случайно опрокинула чан с бальзамирующей жидкостью, Цзин просто взрывался и приказывал своим слугам-мертвецам отвести девочку на ночь в подземную темницу, надеясь, причем не без успеха, что тамошняя сырость и холод отучат его внучку от безалаберности. Подобная атмосфера лишь больше убедила Джун в правдивости слов Цзина, и, как следствие, она превратилась в абсолютно замкнутого и забитого ребенка, которого волновало лишь одобрение ?любимого? дедушки…Мрачно усмехнувшись, девочка вылезла из уже остывшей воды, и, обсушившись, вернулась в свою комнату, держа в руках баночку с заживляющей мазью. Нанеся лекарство на лицо, Джун почувствовала прохладу и приятное жжение, чувствуя, как порез постепенно затягивался и так же обработала остальные раны. Все-таки ее мама была одной из лучших по части изготовления различных снадобий и быстродействующих ядов, так что у каждого в комнате имелся запас на подобный случай. Покончив с процедурами, Джун завернулась поглубже в одеяло и, пытаясь отбросить тяжелые мысли, постаралась уснуть.***— Нет! Слишком медленно! — яростный крик пронесся по всему подземному залу, когда девочка вновь пропустила удар одного из мертвецов и отлетела в конец полигона, — Где твоя реакция, Джун? Эти джиан-си совсем неповоротливые, и ты все равно не можешь дать им отпор. Еще раз! Джун все же смогла найти в себе силы кое-как подняться и очень вовремя. Она увидела, что ее противники вновь начали наступать. Дедушка был прав, эти двое зомби и правда были медленные, и в обычном состоянии она бы с ними справилась, но она на этом полигоне уже восьмой час и практически валилась с ног. Первый удар она все же смогла парировать, и начала свою атаку. Постепенно она вошла в раж, и начала теснить своего оппонента. Только Джун приготовилась свалить мертвеца с ног, как ее вдруг схватил за плечо и отшвырнул второй джиан-си, про которого она попросту забыла в пылу боя. — Стоп, хватит! — усталым голосом проговорил Цзин, — Так не пойдет, девочка моя. Твое предназначение в этой семье – стать совершенным оружием, которое будет верно служить наследнику клана. На большее ты не можешь рассчитывать. И ты должна была стать им быстро. Но сколько мы ни бьемся с тобой, прогресса практически не видно. Я, честно, не знаю, что с тобой делать. Ты слаба, Джун, и я не вижу смысла дальше с тобой возиться. Свободна.У выхода девочка заметила стоявшего отца. Джун посмотрела на него в надежде найти хотя бы каплю поддержки, но наткнулась лишь на стену отчужденности. Ён даже не смотрел ей в глаза, зайдя в зал, чтобы что-то обсудить с дедушкой.Джун была подавлена. До сих пор, слыша упреки со стороны деда, тем не менее, он никогда не отказывался от нее. Впервые Цзин посмотрел на нее так же, как ее отец, ноль эмоций, безразличие в голосе. Это край, больше девочке не на кого было опереться в этом доме. Она медленно брела по коридорам, не замечая ничего вокруг. Она сама не заметила, как оказалась рядом с лабораторией напротив запечатанной двери, которую ей строго-настрого запретили открывать. Она давно хотела узнать, что скрывается за ней, но перспектива провести долгий срок в сырой камере удерживала ее от этого. Но сейчас ей уже было все равно. Неважно, что там находилось, раз теперь всем на нее плевать, то ей на себя и подавно. Пара давно заученных пассов руками, и символы на печати засияли красным светом, после чего дверь бесшумно открылась. Джун вошла в просторный зал и увидела уложенные в ряды деревянные саркофаги. Каждый из них был закрыт печатью и был подписан странными датами. Осматриваясь, девочка не заметила, как прошла до конца зала и увидела гроб, на котором было написано.Тао Джун. 1998 г.Девочка слегка удивилась, увидев свое имя. Внутренний голос буквально кричал ей, что лучше туда не лезть, но все же Джун не совладала с любопытством и сорвала печать…***Трасса на пути к центру города. Серые облака заволокли небо, готовые вот-вот разразиться ливнем. Он вжал педаль газа до упора, он не хотел верить словам, раздавшимся утром из телефонной трубки. Он думал и отчаянно надеялся, что это лишь злая шутка кого-то, кто перепутал Первое апреля с сегодняшним днем. И вот он приехал к названному месту……Перевернутый искореженный автомобиль с врезавшейся в него фурой……Два обугленных тела в салоне, в одном из которых угадывался ребенок, а на торчащей скрюченной руке второго поблескивало почерневшее от копоти обручальное кольцо…И душераздирающий крик мужчины, прижимавшего к себе эту руку...А дальше темнота…Холод. Первое, что почувствовал Пайлон, очнувшись. Казалось, что все процессы в его организме словно остановились. Он не чувствовал сердцебиение, попробовав не дышать, он с удивлением обнаружил, что это не причиняет ему дискомфорта, а прикусив губу, он не ощутил боли, словно она под наркозом. Другое неприятное открытие заключалось в том, что он не может пошевелить конечностями, как будто что-то сковывало его, но не мог понять, что именно. В памяти сразу всплыли последние мгновения перед тем, как он отключился. Он точно не забудет мрачно ухмылявшееся лицо того старика, что похитил его. И еще эти жуткие лица тех парней… Он решил разобраться с этим позже. Пока что надо придумать, как выбраться из этого положения.Внезапно он увидел тонкую бледную полоску света перед собой, постепенно становившуюся все больше. Одновременно он почувствовал, что может двигать руками, словно та сила, что сковывала его, постепенно растворялась. Наконец, когда створки открылись полностью, он с удивлением обнаружил, что лежит в каком-то ящике. Оглядев себя, он увидел, что одет в странную черную хламиду с собственной фамилией на груди. Но настоящий шок он испытал, когда обнаружил, что его кожа приобрела бледный оттенок, став практически белой, словно из тела выкачали всю кровь. Посмотрев на свои руки, он увидел грубые швы в местах сочленения суставов. Сразу вспомнились те двое, что сопровождали старика, а еще те инструменты, и он все понял. Первой его реакцией было неверие, ведь такое возможно только в сказках и страшилках, так? Затем, осознав это, его мысли наполнились гневом. В слепой ярости он начал бить кулаком по крышке гроба, разнося ее в щепки, не замечая, что он совсем не чувствует боли, и нет ни малейшего намека на кровь со сбитых костяшек. Он мертв, и, что еще хуже, он чертов зомби, даже умереть не дали по-человечески!Внезапный вскрик, раздавшийся неподалеку, заставил Пайлона обернуться, и он увидел забившуюся в угол девочку с зелеными волосами, которая испуганно смотрела на бесновавшегося мертвеца. Боец уже просто себя не контролировал. Мгновение, и вот он уже прижал девочку к стене, держа ее за горло, готовый в любой момент сомкнуть хватку.— Где он?! Где тот чертов старикан, что сделал это со мной?! — Пайлон смотрел на девочку, надеясь, что угроза ее жизни быстро развяжет ей язык. Но наткнулся лишь на спокойный взгляд пустых глаз. Глаз человека, осознавшего и принявшего неотвратимое.— Скажи, — прохрипела девочка, выдавливая из себя последние крупицы воздуха, — а каково это… умирать? Будет ли… хуже… чем сейчас?Гнев бойца потух так же внезапно, как и появился. В последний момент он заметил, что слегка ослабил хватку, и думал, что девочка будет вырываться. Но нет, она все так же спокойно смотрела на него, лишь слегка удивившись.— Почему ты колеблешься? — прошептала она, — если тебе станет легче от этого, то не тяни. Хоть кому-то будет польза от меня.Пайлон не мог поверить в услышанное. На мгновение он вновь вспомнил то время, когда жизнь казалась ему невыносимой. В тот период он действительно мыслил о смерти, хотел, чтобы кто-нибудь так же, как он сейчас, пришел и закончил его мучения. И теперь он стоит, готовый оборвать жизнь этого ребенка, который ни в чем перед ним не виноват, и мало того, она сама просит его об этом. К такому повороту его жизнь не готовила, поэтому он разжал руку, дав девочке, наконец, вдохнуть полной грудью.Джун после всего пережитого за сегодня уже просто не могла держаться на ногах и, упав на пол, почти в ту же секунду отключилась, в последнее мгновение услышав гулкие шаги и чей-то знакомый крик.***Очнувшись, Джун обнаружила, что лежит у себя в спальне, заботливо укутанная одеялом. За окном уже вовсю светила полная луна, значит она провела без сознания всего лишь несколько часов. Горло немного саднило, но это было мелочью по сравнению с тем, что с ней может быть дальше. Теперь, когда она осталась одна, она не знала, что делать дальше. Уйти из дома и затеряться где-нибудь? Она еще слишком мала, и не знает внешнего мира. Пойти к дедушке и упросить его дать ей еще один шанс. Нет, она знала нрав Цзина, да и он, скорее всего, теперь всерьез возьмется за Рена, а ее уже счел отбракованным материалом, и не станет на нее тратить свое время.Раздавшееся урчание, напомнившее девочке, что она не ела со вчерашнего утра, отвлекло ее от размышлений, и, увидев на прикроватном столике поднос с парой бутербродов и чаем, с аппетитом принялась за свой поздний ужин. Покончив с едой, Джун хотела было выйти на балкон, чтобы привести мысли в порядок и обдумать все произошедшее, как вдруг в дверь постучались. В комнату вошел ее отец, чему она неслабо удивилась. Она не могла заговорить с отцом вот уже четыре года, а он сам зашел к ней.— Отец, — Джун быстро встала с постели и склонила голову, желая извиниться перед Ёном за то, что подвела их семью, — простите меня, я не оправдала ваших ожиданий и только опозорила клан. Я приму любое наказание, только прошу, не отказывайтесь от меня и не отлучайте от семьи. Я…То, что произошло дальше, никак не могло уложиться в голове девочки. Отец опустился на колени и склонился перед дочерью.— Джун, — в голосе отца она впервые услышала мягкость с примесью горечи, — это я виноват в том, что с тобой творилось все эти годы. Прости меня, девочка моя, я не должен был отдаляться от тебя. В то время я и наш дедушка были поглощены лишь мыслями об отмщении, мы были готовы использовать любые средства для осуществления наших планов. Но даже тогда я не хотел тебе такой участи. — Ён поднял голову и Джун была шокирована, увидев, сколько боли и сожаления было на его лице. — Я не смог убедить своего отца, что ты сможешь стать главой клана, он так страстно желал, чтобы именно мужчина вел род Тао в будущем, что не хотел даже дать тебе возможности доказать обратное. Поэтому Цзин изводил тебя тренировками и наказывал. Он хотел сломить тебя, чтобы ты стала лишь безмолвным инструментом в руках твоего младшего брата, готовая исполнить любой приказ во имя семьи и принять свою смерть, если это будет необходимо. Я не жду, что ты простишь меня сейчас, но, надеюсь, ты сможешь дать мне еще один шанс.Джун слушала это и не могла уложить все это в голове. Три года она верила, что вся проблема именно в ней, что она заслужила к себе подобное обращение. Её привычный взгляд на мир стал искажаться, она уже не знала, как воспринимать сказанное. — Н-но… А как же мама? — Ён понуро опустил голову. — Это тоже из-за меня. Это я не давал твоей матери общаться с тобой, когда появился Рен, я приказал ей все время уделить только ему, чтобы на тебя не было никакого другого влияния, кроме твоего деда. Ран умоляла меня дать ей возможность снова быть с тобой рядом, но я решил не мешать деду осуществлять задуманное, поэтому оградил ее от тебя...Слушать это было невыносимо, словно ножом по стеклу. Узнать, что вся семья намеренно лепила из нее бездушную куклу, делала все, чтобы у нее не осталось в жизни никаких ценностей, кроме клановой гордости, за которую будет не жалко даже собственной шкуры. Девочку одолевали смешанные чувства. С одной стороны она понимала долг Ёна, как главы клана, с другой, ради этого он отказался от роли отца, и это было тяжело принять. Она поднялась с кровати и на негнущихся ногах пошла к выходу.— Я не знаю, что сейчас чувствовать, — дрожащим голосом сказала Джун, — мне нужно побыть одной.С этими словами девочка, выйдя из спальни, побежала по коридорам поместья, лишь бы оказаться подальше от отца. Она сейчас не хотела никого видеть. Найдя укромное место, она села у стены и, уткнувшись в худые коленки, наконец, дала волю своим эмоциям. Она тихо плакала, не сдерживая слезы, чувствуя, как накопленная за годы тяжесть постепенно уходит, оставляя в душе лишь гнетущую пустоту.