Мысль 24. «Судьба – это колесо» или «Поймает ли собака свой хвост?» (2/2)

— Всего лишь я, не бойся...

— А, понятно... – вновь расслабился (и опять не полностью).Масаки, благодарно посмотрев мне в глаза и зайдя с моего левого бока, погладила его смелее – и рука едва не дрожала от бури чувств. Вот только не нравилась мне подобная затея... Рискованно...Прошла минута. Потянулась другая. Она, похоже, сил оторваться найти в себе не могла. Гарм раздраженно ворчал, скрежеча когтями по камню – щебень отлетал на несколько метров. А я молчал, тайно наблюдая за ней и все больше восхищаясь...Вот представьте себе: у вас появляется долгожданный ребенок, вы его любите всем сердцем, души не чаете, на все ради него готовы... а он вдруг однажды ни с того, ни с сего пытается вас убить. Не знаю, как Неясыть выглядел во младенчестве (а именно тогда он впервые напал на свою мать), но та метаморфоза под действием проклятья наверняка была жуткая. У меня нет детей, понятное дело – и я просто не могу знать, возненавидел бы я своего ребенка, если бы он попытался (пусть и неосознанно, против своей воли) сделать что-то подобное со мной и моей спутницей жизни. Но, осмелюсь предположить, что, скорее всего, да. Гарм, во всяком случае, особой приязни к своему «отродью» не питает (при этом я никак себя с ним не сравниваю, подчеркну). По правде признаться, я ожидал нечто похожего и от матери, но...Слышал я однажды такую фразу (и не помню, от кого именно, хоть убейте): «Мать всегда простит свое дитя и примет». Тогда мне это показалось вполне естественным. Но если взять в расчет данный случай...Не думаю, что кто-либо стал бы осуждать ее за ненависть к своему ребенку после того, как тот пытался ее убить (и, похоже, неоднократно). И мои ожидания шли именно в подобном направлении, не уходя куда-то в сторону. Я рассчитывал в некотором роде на это. Так каково же было мое изумление, когда в изумрудных ее человеческих глазах загорелось мягкое пламя настоящей нежной материнской любви. А по щекам бежали крупные слезы едва ли не счастья. И, странное дело – это чувство передалось и мне...Прошла еще минута. Гарм демонстративно отвернулся к стене, помахивая хвостами. Две другие Гончие удалились бесшумными тенями прочь (видимо, так и не получили ожидаемого зрелища). Я, стоя тихо и молча наблюдая словно бы со стороны, как Масаки пытается сдержать эмоции и продолжает гладить Неясыть по голове. Тот, по-прежнему дрожа, как осиновый лист, тяжело дышал через мой свитер. Мой отец, прибежав с полминуты назад, поначалу хотел расспросить о происходящем (при этом его глаза переливались радугой от раздражения), но тут же невольно притих, заметив в упор угрожающий взгляд Гарма. Я взглядом упросил его не совершать поспешных действий. Он, поморщившись далеко не одобрительно, скрестил руки на груди – и тихо встал рядом.Висело полное молчание. Но никто (я – во всяком случае) этим не тяготился.Совершенно неожиданно плотно прижатое к голове иссиня-черное ухо, дернувшись, встало резко торчком. Масаки, испуганно вздрогнув, отдернула руку – да так и застыла на месте. Я осторожно, стараясь держать голос под контролем, спросил:

— В чем дело?Он, не пытаясь отстраниться, сказал сквозь одежду:

— Показалось... чье-то присутствие... – буркнул тихо, впиваясь пальцами в спину мне сильнее – Осмотрись...Я, задумавшись, отвлекся. И в то же мгновение был отброшен назад Неясытью, что каким-то образом вывернулся из надежной (казалось бы), хватки. Затылок обожгло болью при ударе об каменный выступ стены, все окружающее в поле зрения поплыло. Двумя жадными фонариками загорелись разные глаза, зубы оскалились в хищной гримасе... и тело тонким зверем-лаской метнулось вперед. И этот миг растянулся в минуты. Гарм, вскочив на ноги, кинулся в нашу сторону, намереваясь его остановить. Мой отец, среагировав тут же, перехватил моего духовного брата на половине прыжка и придавил своим весом, но тот, вывернувшись почище ужа, вновь пустился к цели – своей матери. Которая, зная, что не хватит сил увернуться, застыла на месте...Раздался крик. Брызнула свежая кровь на сияющий лунный камень. Речник, слегка потирая щеку, в которую пришелся удар локтем, быстро встал и невольно распахнул глаза шире. Гарм, на мгновение замерев, потом в один шаг преодолел оставшееся расстояние и прерывисто вздохнул:

— Никчемный огрызок... – все 5-ть глаз загорелись сдерживаемой яростью.Неясыть свирепо полыхнул на него своими полубезумными глазами:

— Да уберхи ехо отфута!– и поневоле еще сильнее впился зубами в правое запястье.Свое правое запястье. Масаки, от страха и шока крупно дрожа, осторожно вылезла из-под него, замершего на четвереньках, стараясь не делать резких движений. Тот, крепко зажмурившись, заставил себя сесть – я его схватил и уже надежно держал.

— Залезай! – бросил коротко основатель рода Гончих, опуская корпус к земле и, едва дождавшись, пока его жена залезет на спину, поспешил уйти.Шаги затихли с расстоянием. Неясыть, осторожно расслабившись, разжал челюсти и почти безразлично посмотрел на алые струйки, побежавшие из прокусов на запястье:

— Немного крови... – выдохнул почти облегченно, откидывая голову назад – От запаха своей крови... я забыл обо всем...

— Даже о проклятье... – отозвался я тихо, не размыкая объятий на всякий пожарный.Отец мой, убедившись окончательно, что любая опасность миновала, крайне нехотя отпустил рукоятку своего пистолета и застегнул ремень на кобуре (а когда успел ее отстегнуть? – я не заметил):

— Чертовы Гончие... – проворчав что-то еще, посмотрел на меня – И это по душе тебе?Я выдавил некую улыбку:

— Ну, я же тоже человек, пап...Он, помотав головой сокрушенно, повернулся спиной, чтобы уходить:

— Знаешь, если я не вернусь, клан с ума сойдет...