Часть 26. Смятение (2/2)

– Название и исполнителя я вряд ли скажу… Да и подпеть вряд ли получится, ибо точные слова не помню… И вообще, это что-то уже чисто из рок-жанра, в который я особо сильно не углублялся, не считая самые знаменитые произведения. Но первый куплет, кажется, начинается с строк ?Молитвы любим мы читать, возносим к небу взгляд...?. Что-то такое там было, дословно дальше не вспомню. Там ещё бодрый такой припев был, да и сама по себе мелодия заедающаяся.

– Молитвы любим мы читать, возносим к небу взгляд. Притворства нам не занимать, и так семь дней подряд. Над кем-то пули вновь свистят, но их удел – терпеть, мы можем только наблюдать, а так нам дела нет, – спела за него Жёлтая. – Это Nickelback ?When We Stand Together?, и ты прав, эта песня действительно не так известна, как те же баллады Скорпионс, честно, я не думала, что ты вообще можешь эту композицию знать. Я уже восхищена твоими познаниями в мире музыки. А если это?

Заиграла новая мелодия. Звучит довольно мрачно и тяжело, но, на удивление, знакомо… Я понял, что точно её знаю, когда девушка начала играть куплет. Александр тоже тут же оживился.

– Это же Раммштайн! ?Mutter?, верно? Тут петь придётся Белому, мои полномочия на этом закончились, – усмехнулся юноша и посмотрел на меня.

– Взяв ожерелье детских слёз, нанизанных на прядь волос, подбросив в небо на прощание, я загадал одно желание. Не зная материнских уст, не ведая молочный вкус, я вырвал шланги из трахеи и отправляюсь в путь за нею, – протянул я первый куплет на немецком языке. – Если в общем, песня о том, как человек, выращенный из пробирки, утопил в болоте свою биологическую мать. Вообще тексты у Раммштайна странные и порой словно написаны человеком из психиатрической больницы. Мне кажется, если бы весь мир хорошо знал немецкий, группа бы не так сильно прославилась.

– О, уверяю тебя, если бы весь мир хорошо знал немецкий, то Раммштайн бы по сей день активно слушали везде и всюду, – усмехнулся Александр. – Я читал некоторые переводы, песни про убийство проституток, фетиши и детские психологические травмы всегда имеют большой спрос. У них странные и неординарные тексты, их смысл можно трактовать как угодно – Тилль сам говорил, что полное понимание смысла они оставляют на свободу воли слушателей.

Я лишь пожал плечами. Слушал я и Раммштайн, и самого Линдеманна, и так ничего глубокого в абсолютном большинстве их песен не увидел. ?Deutschland? разве что могу выделить.

Жёлтая перестала играть и снова пустым взглядом посмотрела куда-то в пол. Александр тоже снова принялся за свои записи, атмосфера вокруг вернулась в своё первоначальное тяжёлое состояние, а вместе с ним и щемящее чувство внутри.

– Если меня убьют… – прошептала девушка, – возьмите мою гитару. Не важно, кому именно из вас она достанется. Мне важно, чтобы она просто перешла в хорошие руки. – Рано ещё завещания писать, – резко произнёс напарник. – Мы все вместе поймаем эту мразь и вернёмся домой живыми. Если повезёт, встретимся ещё, будешь нам на гитаре играть, я завывать припевы, а Белого заставим исполнять на немецком куплеты, как выяснилось, петь он тоже умеет, просто выпендривается. Как по мне, чертовски крутая идея для создания группы.

Жёлтая усмехнулась себе под нос, я тоже не смог сдержать улыбку. Как бы хотелось, чтобы так всё и было. Чтобы всё закончилось и дальше началась жизнь без каких-либо проблем. Думаю, после пережитого, если я вернусь на Землю, я действительно начну воспринимать жизнь совершенно иначе и смотреть на всё под другим углом. Я бы заключил сделку с самим Дьяволом, чтобы всё, что сейчас говорит Александр, сбылось.

В коридоре появился Красный и заглянул к нам в комнату, каким-то потерянным взглядом осматривая помещение.

– Кого из вас троих я могу похитить до столовой и обратно? Александр вздохнул, закрыл записную книжку и поднялся с кресла.

– Пойдём.

Напарник вышел из комнаты и направился вместе с Красным в столовую. Я остался вместе с девушкой, которая снова принялась тихо наигрывать на гитаре.

– У тебя уже пропало желание обучаться игре на гитаре? – неожиданно она прекратила дёргать струны и посмотрела на меня.

– Не пропало, просто неудобно как-то напрашиваться, вот больше и не навязываюсь. Да и платить мне нечем. – Ты вовсе не навязывался. Более того, думаю, общение с тобой можно будет считать вполне равноценной расплатой. И я рада, если у меня получается приносить кому-то хоть какую-то пользу. Если действительно есть желание – приходи по вечерам после моего дежурства. Всё равно делать нечего, а после вчерашних событий собираться в шумной компании желания как-то мало…

Девушка снова сделалась мрачной. Вероятнее всего, ей просто страшно оставаться сейчас в одиночестве, и в этом я её прекрасно понимаю. Даже Александр, похоже, понимает, ибо вряд ли бы просто так сам позвал Жёлтую сидеть вместе с нами. Полного доверия сейчас нет к любому человеку, но отвергнуть от себя абсолютно всех людей невозможно, и остаётся только цепляться за тех, кому хочешь довериться и на кого положиться. Все мы сейчас плывём в одной лодке, но если все начнут разбегаться по разным бортам врассыпную, то мы просто сами же потопим эту лодку вместе с собой.

– Хорошо, я приду, спасибо, – я постарался улыбнуться. Девушка так же измученно улыбнулась в ответ.

В коридор примерно в одно время из каюты вышли Чёрный и Синий. Они сообщили, что вместе пойдут в столовую, я кивнул им и посоветовал возвращаться вместе с Красным и Оранжевым, которые тоже сейчас там находятся. Мужчины в гробовой тишине покинули отсек.

– Ладно, я пойду к себе, может всё же поспать получится, – девушка поднялась с койки и направилась к выходу.

Я остался в одиночестве, и теперь ничего не мешало мыслям разъедать меня изнутри. Если сидеть жалеть себя, ситуацию никак не изменить и не исправить, вот только собраться с мыслями и начать что-то делать совершенно нет никаких сил.

– А Жёлтая куда делась? – у порога появился Александр, а в коридоре я увидел расходящихся по каютам американцев и Синего.

– К себе ушла. Что вообще за великодушие по отношению к ней на тебя нашло?

– Да просто подумал, если Коричневый не выдержал, то сколько понадобится, чтобы сломаться девчонке? А чувствовать себя причастным к чьему-то самоубийству я не собираюсь, и без того проблем хватает. Ладно, раз все разошлись по своим норам, вряд ли сейчас кто-то выберется снова на белый свет, пойдём, есть одно дело.

Не дожидаясь какой-либо моей реакции и вопросов, приятель скрылся где-то в коридоре. Мне ничего другого не осталось, кроме как подняться с койки и пойти за ним. Далеко, как выяснилось, уходить он не собирался и уже стоял у дверей одной из кают. Это каюта Зелёного. Напарник открыл дверь и прошёл внутрь, я последовал за ним.

– Мне Синий показывал ранение, – тихо, почти шёпотом, заговорил Александр, – оно идентично с тем, которое было у Фиолетового. Надо проверить, на месте ли нож.

Пока приятель мне это объяснял, он уже успел подойти к столу и открыть ящик, в который мы положили предполагаемое орудие убийства. Юноша достал из него огромный нож и начал вертеть в своих руках, внимательно его рассматривая.

– Его могли взять, а потом вернуть… – задумался я. Александр кивнул, не отрываясь от разглядывания лезвия.

– У предателя был очень длинный перерыв между вторым и третьим убийством. Я думаю, он в это время искал вот эту игрушку.

В памяти сразу всплыл Чёрный, который перебирал коробки в хранилище. Я потом проверил – в них ничего странного не было. А я всё ещё с трудом верю в то, что Чёрный не знал, где у нас находится сахар, который он сам же перебирал ранее. – Предлагаешь его перепрятать?

– Чтобы мы потом снова гадали, нашли его или нет и этим или другим оружием совершают убийства? Даже если мы его выкинем, предатель найдёт способ свести счёты с чьей-то жизнью, как на примере с тобой. А откачивать с того света здесь теперь больше некому. Нужно что-то придумать, чтобы знать – залезал кто-то в ящик или нет.

Александр открыл записную книжку, которую всё это время таскал с собой, и отклеил с одной страницы стикер, служащий закладкой.

– Подержи, – он сунул мне в руки толстый блокнот, после чего надорвал клейкую полоску в центре, вернул нож на место и принялся этот стикер куда-то приклеивать с внутренней части ящика.

Я подошёл поближе, чтобы собственными глазами увидеть, что должна представлять из себя подобная конструкция. Как я понял, приятель пытается склеить выдвижную часть ящика с неподвижной столешницей. Таким образом, теоретически, если начать открывать ящик, он просто дорвёт полоску клейкой бумаги до конца.

– Есть какой-нибудь тонкий предмет? – попросил Александр. Я оглянулся по сторонам, стараясь найти что-то подходящее. Заглянув в другие ящики, обнаружил письменные принадлежности, среди которых нашлась пластмассовая линейка. Я протянул предмет напарнику.

– О, отлично, спасибо.

Он принялся при помощи линейки приклеивать стикер к ящику. – А он сам не отвалится?.. – поинтересовался я. Конструкция, конечно, эффективная, так как теперь открыть ящик, не нарушая целостность полоски бумаги, невозможно, но, как мне кажется, не очень надёжная.

– Нет. Эти стикеры очень клейкие, а порвал я его почти до конца – хватит одного лёгкого движения, чтобы разорвать его полностью. Ладно, пойдём отсюда быстрее, пока нас никто не заметил, – он положил линейку на место и быстрым шагом пошёл к выходу.

– Держи, – как только мы вернулись в мою каюту, я вернул юноше его блокнот.

– Спасибо, – он взял его в руки и начал осматривать, словно впервые увидел эту вещь и, глубоко задумавшись, пытается понять, что она из себя представляет. А через несколько секунд его словно осенило. – Фридрих, сегодня вечером ты пойдёшь со мной в медотсек, – с огнём в глазах и каким-то предвкушением тихо произнёс он. Такое предложение… необычно. За каким чёртом ему туда понадобилось? – Тебе не кажется, что это не самое подходящее место для свиданий?

Александр засмеялся.

– Я просто люблю неординарность и экстрим. Ты привыкнешь.