Глава 26. (1/1)
Оказалось, и вправду пришел мистраль. — Летом он не так отвратителен, как весной, — сказал Майкрофт, захлопывая в очередной раз окно в гостиной, — но все же… Они оба любили свежий воздух, только не тогда, когда в доме можно было продрогнуть. — Ты часто бывал здесь раньше? — спросил Лестрейд, подходя к нему. — Лишь тогда, когда женился. Мы прожили здесь шесть месяцев. Аллан родился весной, и здесь было ужасающе холодно. Виктория долго потом не могла оправиться от простуды. По официальной версии она не должна была родить раньше августа, пришлось оставаться здесь. — Вы видитесь с ней? — спросил Лестрейд.— Официально — нет. Родителей приглашают в поместье раз в год, Аллан раз-два в год навещает их в Америке. — Понятно. А неофициально?Майкрофт промолчал. Лестрейда на секунду кольнула ревность. Он отвернулся. Надо привыкнуть, что у Майкрофта всегда будут дела, о которых тот не сможет или не захочет говорить. И у Майкрофта есть это право, надо его уважать. В конце концов, его скрытность не дает никаких оснований в чем-то подозревать его. Элизабет, когда они расставались окончательно и когда Лестрейд проявил малодушие и вздумал умолять ее дать им еще один шанс, говорила: ?Каждый человек дает лишь столько, сколько он может дать. Грег, я старалась, как могла, пожалуйста, не требуй от меня большего. Иначе я не выдержу и соглашусь, а потом я опять не выдержу, и все пойдет по-старому. Я просто не тот человек, который подходит тебе?. Просто надо привыкнуть. В каждых отношениях есть что-то главное, что должно удовлетворяться, что-то очень важное, что можно и для чего существует право требовать, и то, что требовать бесполезно, глупо и нельзя. — Я слышал, что предсказать мистраль невозможно, однако после него погода обычно хорошая, — невпопад сказал он.Майкрофт, не глядя на него, кивнул: — Мне нужно еще поработать, Грегори, я потом спущусь. — Хорошо, я буду в гостиной. Эти два дня Лестрейд почти целиком провел внизу. Майкрофт еще утром вторника попросил оставить его на время в покое, и Лестрейд понимал - дело не в том, что случилось накануне. Во всяком случае, диалог, который имел место между ними после пробуждения, это вполне показывал. Лестрейд тогда застонал, и Майкрофт спросил: — Спина?— Болит. Майк, просто ужасно болит. Придется тебе быть снизу во время секса, — пошутил он.— Я и не… — вспыхнул Майкрофт и осекся. Они лежали лицом друг к другу, и Лестрейд с удовольствием смотрел, как по веснушчатому лицу и шее Майкрофта расползались красные пятна… После завтрака Майкрофт сказал: — Сегодня и завтра мне нужны покой и тишина.— Все сложно? — поинтересовался Лестрейд. Майкрофт скривился: — Скажем так: смерть Клауса все осложнила. Или наоборот — облегчила, я пока не знаю. Но чтобы случился второй вариант, мне нужно очень хорошо поработать. И Лестрейд вновь взял на себя функции повара, прислуги и даже няньки. Сколько бы он ни поднимался наверх, Майкрофт сидел в одной и той же позе над ноутбуком, что-то бесконечно высчитывал, просматривал документы, даже разговаривал сам с собой. Лестрейд садился рядом, поил его чаем, подсовывал бутерброды или, в зависимости от времени суток, омлет или рагу, угрожая, что начнет кормить с ложечки, если Майкрофт сейчас же не примется есть. В три утра в ночь на среду он проснулся с четким ощущением, что что-то надо менять. Он прошел в гостиную, взял Майкрофта за руку — конечно, как самый умный, за больную — и выдернул его из кресла. Майкрофт застонал, запротестовал, но пошел за ним. Лестрейд затолкал его в ванную, а потом отвел в постель, разумеется, в свою. На этом месте Майкрофт уже не протестовал, а, оказавшись в объятиях Лестрейда, заснул через пару секунд. На улице в эти дни была стынь, на море они не ходили из-за шторма, и если Лестрейд и высовывал нос, то только покурить. Эстебан приходил к заднему крыльцу молчаливый, в джинсах и свитере, накинутом на плечи, все думал о чем-то своем и на вопросы отвечал односложно или вообще не отвечал. Когда Лестрейд заглядывал к соседям, Эстебан явно был рад ему, но тут же, предложив кофе, извинялся и возвращался к работе, вся его игривость словно испарилась, Хоакин, в свою очередь, мрачнел с каждым часом и, даже когда был не занят, под предлогом больной головы отказывался играть в шахматы.Так что сидеть в большой гостиной, пусть и далеко от Майкрофта, было приятнее всего. Лестрейд закрыл ставни, опустил на окна и жалюзи, и тяжелые шторы, принес из сарая корзину дров и обжил диван. К концу второго дня, когда он, развалившись на нем, читал книгу и примерно раз в полчаса делал глоток прекрасного коньяка, гостиная казалась ему воплощением уюта. Снаружи завывал ветер, а здесь было тепло, в камине трещал огонь, да к тому же внутри Лестрейда, разливая жар по всему телу, подрагивала мысль, что Майкрофт сюда ?спустится?. Он знал, что Майкрофт заходил сюда утром, когда он сам еще спал, потому что тот завел часы, стоявшие между книжными шкафами. Непонятно, зачем это понадобилось Майкрофту, но было приятно слышать, как время от времени передвигаются стрелки, а в девять часы издали короткий мелодичный звон. При этом звуке Лестрейд сел, отложил книгу и, сделав глоток, закрыл глаза и представил другую гостиную, их гостиную, одну на двоих, неважно, в доме Майкрофта или где-то еще. Молчаливых стражей, расставленных по периметру комнаты и у дверей в столовую, корзину с дровами, поверх которых рассыпаны шишки. По стенам висят старинные картины, в том числе несколько портретов различных Холмсов, за большими окнами, забранными решетками, виднеются склоняющиеся от ветра деревья. Лестрейд сидит в кресле, а Майкрофт — между его ногами на коврике, или наоборот, и чуть в стороне, положив голову на лапы, дрыхнет поскуливающий во сне рыжий ирландский сеттер. Он открыл глаза, сделал еще один глоток и замер — Майкрофт был в комнате, осторожно прикрывал дверь. — Я не слышал, как ты вошел, — смутившись собственных мыслей, пробормотал Лестрейд. — У тебя здесь теплее, чем наверху, — Майкрофт прошелся по комнате. Он казался расслабленным и очень довольным, и в то же время немного таинственным, как будто только что совершилось нечто важное, о чем Лестрейду пока не полагалось знать. У Лестрейда один вид такого Майкрофта, безмятежно опускающего руки в карманы халата, вызывал стояк. — Что ты читаешь?— Так, пустяки. Решил вспомнить Толкиена, увлекался им одно время.— Аллан очень любит его. Даже участвовал раньше в ролевых тусовках. Хранит в своем кабинете большой деревянный меч. Лестрейд чувствовал, что Майкрофт говорит совсем не о том, о чем пришел поговорить. — То, что ты здесь… значит ли это, что ты больше не будешь работать сегодня? — спросил он.Майкрофт посмотрел в его сторону сосредоточенно, но не на него, а как будто в этот момент заглядывал в себя. Заглянул и нашел там не совсем ожидаемый ответ:— Не буду. Он подошел к Лестрейду и опустился в кресло напротив. Потом встал и аккуратно вынул бокал из его руки. Лестрейд как раз думал, есть ли под бордовым халатом белье, когда Майкрофт наклонился и поцеловал его. На губах Майкрофта было варенье, на языке — привкус табака. Должно быть, тот сначала курил на кухне, а потом пил чай. А может, и то, и другое вместе. Лестрейд застонал, отчаянно пытаясь уловить, впитать этот вкус, огненные зайчики плясали в голове. Майкрофт отодвинулся и одним элегантным движением сбросил халат. Весь перед ним, прямой, белый, со всеми своими веснушками на руках и груди, с редкими рыжими завитками в паху и вокруг сосков. С мягковатым животом и стройными, накаченными ногами, которым позавидовал бы сам Шварцнеггер и которые бы наверняка офигительно смотрелись в чулках. — Майк, — сглотнув, хрипло прошептал Лестрейд, — ты решил окончательно понизить мой IQ? Майкрофт усмехнулся и, сделав шаг, уселся прямо на колени Лестрейду, упираясь твердой бледной задницей в рвущийся из бриджей член. И поерзал.— Да ты меня сейчас убьешь, импотентом сделаешь! — задохнулся Лестрейд. — Майк, слезь немедленно, я от инсульта помру! Но сам уже облапал эту задницу, подсовывая под нее ладони, сжимая, сминая, впиваясь, дурея от близости Майкрофта, от его запаха, подался грудью вперед к веснушчатой спине. Майкрофт вытянул шею и гортанно, протяжно застонал. Лестрейд мог бы кончить только от одного подобного звука, но он не собирался делать это в штаны. Наконец ему удалось слегка подвинуть Майкрофта с коленей и стащить бриджи. Он вжал член между его ягодиц, притягивая дразняющую задницу обратно. Рука его скользнула по члену Майкрофта, вверх, вниз, погладила яички. Стон, доставшийся ему в награду, был просто божественным. Лестрейд откинулся назад, пытаясь сделать так, чтобы его член терся о задницу Майкрофта, но Майкрофт неожиданно слез с его колен. На бледных — и Лестрейд готов был поклясться, сейчас очень горячих — щеках расцветали два неровных алых пятна. — Не так… хочу… больше, — невнятно пробормотал Майкрофт и, развернувшись вновь спиной и присев на корточки, что тут же дало бурную пищу воображению Лестрейда, потянулся за халатом. В кармане обнаружились презерватив и флакон со смазкой. — Боги… Майк, — Лестрейд поспешно избавился от бриджей и встал, но Майкрофт движением ладони заставил его сесть обратно. — Ты хочешь, чтобы я вниз? — озадаченно спросил Лестрейд. Он не чувствовал себя готовым к такому раскладу, но, в конце концов, почему бы и нет. И это же Майк, наверное, ему трудно… — Не сейчас… — Майкрофт быстро и ловко, как будто делал это всю жизнь, надел презерватив на его член, нанес поверх смазку и таким же быстрым движением, просунув руку между ног, смазал себя. А потом забрался на диван, спиной к Лестрейду и, удерживая его член рукой, стал медленно опускаться на него. — Майк, придурок, что ты делаешь?! — забормотал Лестрейд, осознав наконец масштаб катастрофы. Он попытался отодвинуть Майкрофта, приподнять его.— Не надо, — тоном ?я знаю, что делаю? сказал тот. — Но ты же…— Не растянут? Все в порядке, Грегори. Я подготовился. От этих слов Лестрейд чуть не кончил. Представить себе, что Майк там, наверху, зная, что сейчас пойдет вниз… Или он мог кончить от вида того, как его член вбирает в себя задница Майка, невероятно тесная, какой в его распоряжении не было никогда. В голове зазвездило. Лестрейда разрывало от ощущений: немедленного, бешеного желания насадить Майка рывком, и бережно поддерживать, не давая резко насаживаться самому, и вообще отсюда убрать. Подставляя ладони, он уткнулся носом в дрожащую от напряжения спину. — Все в порядке, правда, — задыхаясь, сказал Майкрофт, когда член Лестрейда исчез в его заднице до конца. Он сделал еще усилие, и яйца Лестрейда вжались в ягодицы.— Господи, я надеюсь, ты не собираешься их втянуть внутрь… — Нет. Сейчас еще немного и…— Господи, — простонал Лестрейд, прижимаясь к спине, которая теперь уже была скользкой от пота.— Все в порядке, — глухо пробормотал Майкрофт. — Это не неприятно… приемлемо… не так уж и… — Он стал подниматься и опускаться, сначала очень медленно, потом быстрей, — не больно… почти… даже хорошо. Теперь хорошо. У Лестрейда кружилась голова, кружилось все. Расплывшаяся спина Майкрофта прыгала перед глазами, и больше в этой комнате не было ничего. Секундами Лестрейду казалось, что огонь выплеснулся из камина, занял все пространство и пожирает уже их двоих. Но Майкрофт издавал очередной стон — вроде бы так, как не стонут от боли. И это на мгновение возвращало в реальность, в точку соединения, чтобы затем опять предать огню. Наконец Майкрофт обвалился на него и откинул голову ему на плечо, кончая — почти беззвучно, только перед тем, как затихнуть, издав еле слышный всхлип. Лестрейд осторожно высвободил член, встал и, то и дело судорожно хватаясь за спинку, уложил обмякшего Майка на диван. Длинные белые ноги подрагивали, и он гладил их, пока, в десяток движений, не кончил сам. Потом лег рядом, лицом вниз, положив руку поперек теплой, все еще бурно вздымающейся груди. Майкрофт закрыл глаза и выглядел устало, отрешенно и прекрасно. Над верхней губой, изгиб которой придавал лицу ироничное выражение, блестела капелька пота. — Тебе хоть немного было хорошо? — спросил Лестрейд. Медленно, но неотвратимо наплывающее чувство вины на фоне собственных феерических ощущений грозило стать особенно острым.Майкрофт не отвечал. Лестрейд вздохнул, отворачиваясь. Это насколько же надо быть долбанутым, чтобы для первого раза выбрать самую травмирующую позу! Да и он хорош, мог бы остановить, но не стал — поддался напору, побоялся, что тот разочаруется, передумает совсем. Кто ты, Лестрейд, если не думающий только о собственном удовольствии законченный эгоист? — Моя земля, моя территория. Нечто, закрепленное правом владения. Нечто жизненно необходимое. То, без чего нельзя обойтись, — раздалось над ухом. — Что? — моргнув от неожиданности, недоуменно переспросил он. И приподнялся на локте, в ужасе глядя на довольного, ухмыляющегося Майкрофта: неужели все это поведение только потому, что тот окончательно поехал крышей после долгих, напряженных рабочих дней? Тот выпростал руку и, дотронувшись указательным пальцем до губ Лестрейда, обвел их и продолжил ласку до шеи, вниз. — Это значение моего имени, Грегори. Ты хотел знать.