Глава 21. (1/1)

Три дня Лестрейд Майкрофта действительно не трогал. Читал книги, гулял по окрестностям, ходил с Эстебаном на море, играл в шахматы с Хоакином. С Холмсом они едва перекидывались парой слов в день. Лестрейду выдали наконец свой ключ, поэтому они пересекались только случайно или когда Лестрейд предупреждал, куда идет. Вечером Холмс уходил к себе раньше, чем Лестрейд возвращался, а утром выходил из своей комнаты только после того, как Лестрейд спускался вниз. Обед готовил по-прежнему Холмс, но к столу не приглашал, просто оставлял его порцию на плите. Лестрейд уже потихоньку начал свыкаться с происходящим и не думал, что этот порядок будет нарушен до самого их отъезда, когда в воскресенье вечером кое-что произошло. Днем они с Эстебаном ходили купаться. Не самое лучше время, учитывая, что сегодня как раз стояла жара. Но Эстебан нервничал и зашел за ним сам, Лестрейд тоже нервничал — его нервировали бесконечные шаги Майкрофта наверху, поэтому с удовольствием свалил. — Что-то случилось? — спросил Лестрейд, когда они оба выползли наконец на камни обсыхать.Эстебан был чертовски хорош, даже шрамы на его груди и животе выглядели привлекательно. Интересно, Майкрофт действительно нисколько не ревновал? — У Хоакина неприятности. Его брат, — Эстебан вздохнул, — ужасный человек, большая шишка. Ненавидит его. Все время что-то устраивает. Подговорил как-то жену Хоакина обвинить его в домашнем насилии, свидетелей кого подкупил, кого запугал. Они, слава богу, в конце концов давать показания отказались, да и она напилась в суде. Экспертизу сделали хорошую, доказали, что он не мог так комнату разгромить. В общем, дело развалилось. Потом еще много всего было. Сейчас решил обвинить его в неуплате налогов. Он, конечно, выкрутится. Есть много людей, готовых помочь, лучшие адвокаты. И Хоакин — гений, он сам всегда выстраивает лучшую стратегию. Но как надоело выкручиваться!— Ага, — согласился Лестрейд.— Хочется уже спокойной жизни, а все не получается никак. Каждый раз что-то мешает. А у тебя с Леоном как? — вдруг резко поменял тему Эстебан. — Никак. Мне кажется, что я ему все-таки нравлюсь, но он говорит, что это ему не нужно, попросил его не трогать. Так что я его вижу пару раз в день на пару секунд. — Я его видел вчера, когда в деревню ходил. Он на крыльце курил сидел. Долго. Полчаса, наверное. Я уже вернулся, а он все еще там. — Это когда мы с Хоакином в шахматы играли? — Да, я забыл тебе сказать. Ну, или подумал, что это неважно.— Угу, неважно. — Знаешь, однажды Хоакин выставил меня из конторы, сказал, что между нами больше ничего не будет, точнее, вообще ничего не будет, потому что был-то тогда всего один поцелуй. Ему не по возрасту, а я не могу решиться, кого выбрать, его или жену, и все такое. Меня выгнали из партнерства, причем все остальные члены конторы проголосовали против меня, кроме одного… Он резко замолчал и отвернулся к морю, видно, понял, что опять сказал лишнее.Лестрейд притворился, что ничего не заметил.— И? — спросил он.— Ну, я выдержал несколько дней, — улыбнулся Эстебан. В его голосе слышалось нескрываемое облегчение. — Потом приперся по нахалке обратно. Сначала вообще-то слонялся вокруг конторы, смотрел на окна. Все должны были уже уйти домой, но почему-то задерживались. А я просто понял, что если сейчас не войду туда, если не буду больше видеть Хоакина, работать с ним, то умру. И вошел, — он издал смешок. — И… что было?— Ой, было. И это не из разряда ?был гнев, но для меня полезный?. Минутами я думал, что он меня вообще убьет. А я просто сказал ?хочу работать здесь, с тобой, потому что скучал по тебе?. Потом я добился собрания. Он-то был уверен, что все проголосуют против, так как на самом деле он хозяин и его решения никто никогда не оспаривал, а если оспаривал, то это же Ги… Хоакин, он кого угодно уговорит. Но я, видимо, тоже кое-чему у него научился. Уговаривал каждого по отдельности прямо при нем, и они сдавались один за другим. Я иногда потом думал, что сам Бог в этот момент вкладывал в меня слова. Я никогда не был в таком ударе в суде, как тут, когда пришлось защищать то, что я чувствовал. Сначала он был против меня, конечно. Только я уже понял, что самое главное — это не отступать. — Он помолчал. — Хотя когда чувствуешь, что для тебя в этих отношениях смысл жизни — фиг отступишь. Сейчас, конечно, уже не так, и слава богу, что не так. Как я его душил тогда своей любовью, своими требованиями… Однако это дало результат. Видимо, в любви тоже бывает разное время: когда наступать, когда отступить. Когда уйти насовсем, а когда и вернуться. Слушай, — он потянулся на соседний валун за майкой, — если мы пробудем здесь еще хоть пару минут, я сгорю, и тогда тебе точно достанется от Хоакина, потому что ты старше и недосмотрел. А когда он в гневе, его лучше обходить ооочень далеко. Проводив Эстебана до калитки, Лестрейд поднялся к началу лавандового поля. Здесь росли вперемешку лиственные деревья и сосны, и он немного побродил в тени, раскидывая носками сандалий прошлогодние шишки и раздумывая над словами соседа и над вчерашним поступком Майкрофта. Зачем тот сидел на крыльце так долго? Из пачки исчезла только одна сигарета. Может, на самом деле подходил к окну соседской кухни подслушивать? Лестрейду очень хотелось надеяться, что Майкрофт все же, несмотря на свой собственный запрет, пытался столкнуться с ним, но, наверное, он, Лестрейд, просто ищет в темной комнате кошку, которой нет. Точнее, кота Шредингера — это бы Майкрофту подошло больше. Зачем он, Лестрейд, добивается этих отношений? Ведь и будущее с Майкрофтом — один сплошной кот Шредингера. Характер у него, прямо скажем, отвратительный, и работа - под стать. ?Я дерусь, потому что дерусь?, или?..Он спустился к дому и, войдя в заднюю дверь, прислушался. Шагов наверху не было слышно. — Придурок, — пробормотал Лестрейд. — Готов прыгать от счастья, даже когда знаешь, что он нервничает, только потому, что он есть. Срочно требовался кофе. Лестрейд распахнул дверь в кухню и застыл — Майкрофт в халате, отрешенно уставившись в потолок, курил, сидя на дальнем конце кухонного стола. Кофемолка стояла на подоконнике. Лестрейд стал протискиваться между ним и Майкрофтом, и тут Майкрофт встал и Лестрейд рукой нечаянно коснулся его живота. — О! — сказал он, замерев. — Заткнись! — рассерженно выпалил Майкрофт и, бросив сигарету в раковину, стремительно вышел из кухни. Лестрейд вздохнул и сполз на пол между подоконником и столом. У Майкрофта Холмса, который настаивал на отсутствии большого физического влечения, был стояк. У Майкрофта Холмса определенно был стояк, и, наверное, сложно было бы ошибиться, предположив, что стояло на него, Лестрейда. Что ж, может быть, поэтому Майкрофт его и отдалил. Возможно, такое и вправду случалось с ним нечасто и тогда действительно могло выбить из колеи. И что с того? Нормальное решение. Стояк мешает работать. Это Лестрейд и по себе прекрасно знал. — Майк, придурок, — вырвалось у него. — Что ты делаешь со мной? Что мы делаем оба?Он вскочил и бросился наверх. Исключительно для того, чтобы увидеть, как Холмс входит в свою комнату и за ним захлопывается дверь. Лестрейд подошел к ней и занес руку, чтобы постучать. Услышал, как заскрипела холмсова кровать, и остановился, ушел к себе. Майкрофт прав — в конце концов, обоюдный стояк и бурные эмоции еще не повод, чтобы переворачивать всю жизнь. Если бы Лестрейд поддавался им всякий раз, он бы уже раз пять был женат и, следуя статистике по незащищенным половым актам, раз сорок бы стал отцом. Спал он в эту ночь плохо, урывками, и каждый раз ему снился один и тот же сон. Издыхающее чудовище с голубыми глазами, подернутыми пеленой, протягивало к нему скользкие щупальца и не могло дотянуться. Лестрейд знал, что если у того получится, то оно будет спасено. Он сидел в самом углу сарая, за охапкой сена, и никак не мог решиться: спасать чудовище или не спасать. Насержи привез продукты в семь. Обычно он приезжал около девяти, но в этот раз без предупреждения заявился раньше на два часа. Холмс уже сидел с ноутбуком на коленях в гостиной, и Лестрейд пошел открывать сам. Насержи был типичным подростком, который подрабатывал, доставляя продукты владельцам особняков, но Лестрейда не покидало ощущение, что что-то ему такое известно. Он высказал это Холмсу еще в первый раз, но тот лишь посмотрел на него одним из своих коронных взглядов — ?не вмешивайся?. Теперь Насержи помимо пакетов протянул ему маленькую белую коробочку, перевязанную тоненькой розовой лентой. — Одетт передала, — пояснил он. Лестрейд отдал деньги, проводил взглядом скрывшуюся за углом дома спину — Насержи понес пакеты соседям — и пошел наверх. — Грегори, — устало, тоном ?мы же договаривались?, сказал Холмс. Лестрейд поставил на стол подарок: — От Одетт.Холмс перевел взгляд на коробочку, потом на него, потом опять на коробочку и вдруг рассмеялся. — Что такого смешного?— Ты смотришь на нее так, как будто там может быть бомба. Все в порядке, Грегори. Это мой сын.