Глава 15. (1/1)

Выйдя из дома, ошеломленный и пришибленный Лестрейд пошел буквально ?куда глаза глядят?. Глядели они на асфальтовую дорогу, которая лежала выше, метрах в сорока от коттеджа, и вела в деревню. Минут через десять он оказался на главной улице и вскоре, миновав ряд белых домиков со ставнями, спустился до центра. Днем это наверняка было очень оживленное место — туристический сезон, близость моря, но сейчас туристы спали точно так же, как и местные жители. Перед закрытым кафе стояли выделяющиеся в полутьме яркими белыми пятнами пластиковые столики и стулья. Лестрейд выбрал подходящее место у самой стены, стащил рюкзак и наконец сел. Голова трещала, спина почему-то снова начала нещадно болеть, и он определенно нуждался в том, чтобы передохнуть.Почти тотчас же из-за угла выскочила собака, обтявкала его, но незлобно, а потом ткнулась носом в ногу, виляя хвостом. Собака была некрасивая, белая с черными пятнами, на коротких лапах и чересчур раскормленная, а может, беременная. Наверное, та самая, которую он слышал еще от коттеджа. Лестрейд сначала просто ласково трепал ее, потом сполз вниз и обхватил руками, вжался лбом в короткую мягкую шерсть. — Видишь, друг, — горько сказал он, — не вышло из меня дрессировщика акул. Я даже кормить их не гожусь. Дисциплины и навыков не хватает. Собака тявкнула, подтверждая — мол, да, не хватает, и принялась лизать его в лицо.Тоска немного отступила, но не сдавалась. Майкрофт, конечно, был прав по всем фронтам. И чего он тогда, действительно, остался ждать его в Кельне? Приказ есть приказ. Но… раненых не бросают? Угу. Сидел и ждал в кафе, как приблудившаяся собака, которую две недели кормили туристы, а потом не смогли взять с собой. Сидел и ждал, как будто Холмс был сосредоточением его смысла жизни, началом и концом света, как будто других вариантов, кроме как дождаться, не существовало вообще. А в итоге, оказывается, едва всех не погубил. И если бы Клаус не пришел… Все правильно, он, Лестрейд, виноват. И с его инициативой — в точности, как с другими качествами: где-то она полезная, а тут может серьезно навредить. В секретных операциях не должно быть вариантов, здесь все должно быть выверено. Вот только Клаус пришел, потому что Холмс сказал ему, что Лестрейд будет ждать. А это значит… это значит, что изначально ошибку допустил Холмс. Не он, Лестрейд, а Холмс, предвидевший его поведение, на самом деле поставил под угрозу операцию. А обвинил его. Конечно же. Начальство, что с него взять… Точнее, не начальство, а Холмс.Тот самый, который в день знакомства угрожал ему на складе в доках. Зачем это было нужно, так и осталось непонятным. Холмс мог просто отдать приказ — позднее он именно так и делал, но в тот раз он предпочел не представиться и просто тупо сыпать угрозами. Был ноябрь, Лестрейда заставили сесть в машину у Скотланд-Ярда, когда он вышел на улицу покурить в одном костюме, и он нещадно мерз и отчаянно завидовал этому мерзавцу в дорогом пальто. Шерлок несколько дней спустя, когда Лестрейд вконец измучился и попросил о помощи, разумеется, все разъяснил, объяснил, что это была проверка. Лестрейд проверку не прошел. Неважно, что там думал Холмс, которого он почти послал. Почти — потому что, хотя и держал лицо изо всех сил, испугался до усрачки и, как полный придурок, пытался быть вежливым, даже отказывая, как будто это могло иметь значение для подобных уродов. Но и после того, как Шерлок раскрыл ему личность своего братца, Лестрейду снились кошмары, в которых Холмс играл не последнюю роль. Сны, в которых похищали и насиловали, большей частью Элизабет, но иногда и его самого.— Вы мне угрожаете?— Ну что вы, как можно, дорогой мой инспектор? Просто предупреждаю. Предупреждаю.Страх вскоре прошел, переродившись в ненависть. Вот как такого человека можно было не ненавидеть? К чему была вся эта демонстрация власти, если к тому моменту Лестрейд и так заботился о Шерлоке как мог? Впрочем, с кем-то, заинтересованным или привязавшимся меньше, чем он, это, наверное, срабатывало. И Холмсу было так проще. Он получал желаемое кратчайшим путем с наименьшими затратами. Неужели еще ему было сидеть высчитывать, к кому из этих мелких сошек применять какой подход? И, по сути, ничего плохого Холмс не хотел. Просто он Холмс, а они общаются с людьми в своей извращенной манере. Это как с больной головой. Мог бы сказать, но вместо этого вокруг одного маленького факта навертел всего. Как будто если бы сказал, он, Лестрейд, счел бы это неважным. Вот и сейчас — Холмс мог бы просто приказать ему уйти, а вместо этого устроил целый цирк, зачем-то убеждал его. Или себя?.. Покинув деревню, Лестрейд минут через двадцать вышел к знакомой трассе, только несколько правее, чем днем. Согласно карте, следовало повернуть вправо, идти вверх, потом опять вправо. Конечно, он так и сделает. Только не сейчас. Лестрейд пересек трассу, свернул влево и в уже знакомом месте по одной из примеченных днем тропинок спустился к морю. По счастью, здесь не было ни пляжа, ни стихийного туристического лагеря. Только камни, луна и вода. На море был полный штиль. Лестрейд стащил штиблеты, опустился на ближайший валун и сунул саднящие ступни в воду. Температура ее была на грани — уже не теплая, но еще и не холодная. Должно быть, за вечерние часы море успело немного остыть. А вот воздух оставался достаточно теплым, и контраст этот был приятен. Лестрейд посидел так минут пять. Головная боль поутихла, но сосредоточиться все равно не получалось. Слишком много было непонятного, и каждая неизвестная деталь хотела быть обдуманной в первую очередь, вылезала вперед, расталкивая подружек, словно обезумевшая красотка на распродаже. Но и подружки, не менее безумные, бросались к прилавкам вместе с ней. Наконец он оставил бесполезную затею, скинул пропотевшие шмотки и вошел в воду, стараясь припомнить, слышал ли что-нибудь про акул в Провансе. Дно здесь было каменистое и неудобное, он тут же ушиб палец и сразу после этого ухнул с головой. Выплыл, отплевываясь, отфыркиваясь, и несколько минут плыл вдоль берега, чувствуя себя если и не счастливым, то уж взбодрившимся точно. Он любил море, море любило его, здесь все было просто и ни о чем не надо было гадать. В рюкзаке отыскались чистые шорты и рубашка. Лестрейд вытащил булку с сыром, не хватало только пива, но и так было хорошо. Холмс многое теряет, уже одним тем, что его тут нет. Вернуться бы сейчас, вытряхнуть мерзавца из постели и окунуть. Но, конечно, это неосуществимо. Пока неосуществимо. Потому что все с самого начала пошло неправильно. Ублюдочно — было бы точнее. Не с Кельна, а, конечно, с первого дня. И все же иногда Холмс был меньшим ублюдком. Как в самолете тогда, когда позволил сжимать свою ладонь. Или когда они стояли на вершине холма. Сейчас он не знал, что испытывает к этому человеку, да и не это было важным. Важнее было понять, что делать. Он получил конкретный и очень обстоятельный приказ… А еще Холмс впервые назвал его по имени. Не случайно оговорившись, а целых два раза. И сказал: ?Если я выберусь?. И там, в Лондоне, тоже говорил ?вы вернетесь?, но ничего не говорил о себе. А еще он выставил его, Лестрейда, под кучей разных предлогов. Надуманных предлогов. И если вспомнить Кельн — ведь он еще не успел накосячить, а Холмс уже хотел от него избавиться. Так Клаус сказал. Но что бы это значило? Неужели он нужен был Холмсу только для того, чтобы долететь с ним до Германии? Но какой в этом тогда смысл? По сути, на каждом этапе Холмс справлялся сам. Он, Лестрейд, везде был довеском, и вдруг в Кельне этот довесок стал особенно бесполезным. Неужели Холмс так оскорбился из-за происшествия в самолете? Но он политик, его решения стократно взвешиваются, эмоциям в них не место. Тем более что Лестрейд извинился. Хотя Холмс, конечно, по этому поводу ни слова не сказал. Но ведь никаких недоразумений подобного рода больше не возникало. Наоборот, он действительно был полезен — и с перевязками, и как бы Холмс добрался без него до Прованса с одной рукой? А сколько еще вопросов, на которые хотелось бы получить ответ… И вот это, например — Холмс говорил о том, что под пытками Лестрейд сдал бы его, однако прогнал, тем самым подвергая риску себя, и всех, и все свои наиважнейшие наигосударственнейшие операции. Или Холмс тоже вознамерился покинуть Прованс уже завтра, только решил выспаться перед путешествием? Может, потому и выгнал, что не хочет, чтобы Лестрейд знал, куда он отправится? Что ж, почему бы и это не прояснить вместе со всем остальным? Если Холмс действительно собрался дальше по каким-то основательным причинам, значит, он, Лестрейд, уйдет. И проблемы тут никакой нет. Но если это не так…Как там сказал Клаус? ?…Если Майк достанет тебя, все равно дай ему еще один шанс?.Лестрейд закинул рюкзак на спину и под оглушительное стрекотание цикад отправился обратно к коттеджу. Непрофессионализм непрофессионализмом, но, каким бы он ни был неуклюжим, пока что самое лучшее его место с точки зрения безопасности Холмса — рядом с Холмсом, и он не собирается оставлять его без ооочень серьезных причин.