Часть 2 (1/1)

Сердце Дурьйодханы пело. Сейчас он увидит Его. Своего лучшего друга. Такого же прекрасного, как само Солнце. Осиянного славой победоносного полководца и с рождения украшенного драгоценностями. Ослепительная-свежая голубизна неба казалась сейчас отражением его души, а чириканье райских птиц в изумрудно-зелёных кронах?— хором небесных гандхарвов. И Дурьйодхане хотелось как в детстве идти вприпрыжку по дорожке из жёлтого песка, что вела его к ангийскому дворцу, а может, и даже плыть в воздухе. Кажется, у него получается. Да и что может не получиться, если сейчас он встретится с Карной? Огромный дворец, казалось, упирается прямо в небо. А высоченные ворота тут же открылись навстречу ему, такому же, как и его лучший друг, сиятельному радже. Они обнимутся, и всё будет, как встарь. Дурьйодхана прошёл во дворец. И отчаянно заморгал. Может, это после такого яркого солнца снаружи ему кажется, что здесь ТАК темно? И почему так хочется кашлять? Надсадно щиплет в горле, глаза отчего-то слезятся, и из-за рези он не может видеть перед собой дальше, чем на хасту*. Остаётся пробираться ощупью. Ведь он шёл к Другу! К лучшему Другу, и ничто его не остановит на этом пути. Вытянутая вперёд рука коснулась чего-то шершаво-неровного, словно валун. ?Да здесь же стены, как в пещере??— настигло запоздалое озарение, но удивиться как следует Дурьйодхана не успел, потому что прямо за поворотом он увидел Его. Карна сидел спиной к нему, в простом плетёном кресле. И Дурьйодхана тут же забыл обо всех недоразумениях и странностях. Его Друг, лучший Друг сейчас рядом! Так много хотелось Ему сказать! А прежде обнять, или всё же попенять, что Он всё также не любит роскошь, довольствуясь самой простой обстановкой??— Митр! —?слова сорвались с губ как выдох. И сгорбившаяся в кресле фигура, которую он только что видел так ясно, дёрнулась и повернулась к нему. Опять с новой силой защипало глаза. Дурьйодхана яростно заморгал, и от хлынувших на щёки слёз исказился такой родной образ. Черты лица смазывались и плыли как отражение в реке.?— Карна, это же ты, Карна?!?— Ттта, ххххъяа… ?Почему, почему он так странно разговаривает? И почему я до сих пор не могу разглядеть его лицо?? Сердце Дурьйодханы кольнуло страхом. Он прищурился и изо всех сил сфокусировал взгляд. Глаза. Большие глаза. Слишком большие и широко посаженные для человека. Маленький носик, словно покрытый чешуйками, как у питона или просто змеи. Крохотный ротик, маленький подбородок, чешуйчатая жилистая шея. Воздух застрял где-то в районе груди. Дальше Дурьйодхана рассматривать не стал. Просто не смог. Снова он вперился в жуткое лицо, ища знакомые черты. ?— К… ккарна? Что, что с тобой?Вместо волос голову его лучшего Друга теперь покрывала всё та же проклятая чешуя. Крупные пластины плотно лежали одна на другой, а на самой макушке возвышалась пара пологих шишек, словно из-под чешуи прорастали крепкие рожки.?— Ооофна, ооофна телает, телает мфне бфольно… И м…мойо тфэло… ммьэнайэтся… Пфониайэшшшшш? —?последнее слово изошло на жуткое шипение. Дурьйодхана поневоле отступил, сделав шаг назад. Непонимание и ужас всё больше захлёстывали его. Он не знал, что говорить, и что думать. В этот момент тишину разрезал жуткий крик. Кажется, кричала женщина. Они могут так кричать, когда их насилуют или когда в них пробуждается Кали. Откуда он всё это знал, махарадж Хастинапура вспомнить не успел, как вдруг откуда-то выскочила жуткая фигура, не пойми во что одетая, с растрёпанными волосами и чёрной как смоль кожей. В два прыжка она достигла Карны и с тем же самым криком огрела его по голове каким-то вогнутым диском с деревянной рукояткой, по виду тяжёлым и даже почему-то горячим, очень горячим, раскалённым. От такого удара чешуя на голове Карны аж зашкварчала, зашипела и… приподнялась, фактически встав вертикально, но тем не менее, продолжая защищать его голову от новых покушений.?— Ооофна… телаетт… мфнеее… пфольно… и ххххъяа… сащищаюсь…Огромные, почти абсолютно круглые, нечеловеческие глаза, не мигая, в упор смотрели на Дурьйодхану. Кажется, у них вообще не было век. Как вдруг из их внешних уголков высунулись какие-то белёсые плёнки и быстро лизнули оба глаза по направлению к носу. Дурьйодхана почувствовал стремительно накатывающую дурноту. А тем временем оставшаяся без внимания Драупади с новым яростным криком опять попыталась было обрушить своё орудие на голову супруга. Карна всё также стоял, не поворачиваясь к ней, и всё так же в упор смотрел на Дурьйодхану, но, внезапно, из его ставшего таким крохотным рта стремительно вылетел длиннющий, как у жуткого экзотического зверя язык, и накрепко обвился вокруг руки своей мучительницы. Драупади не смогла ударить и вцепилась в него когтями свободной руки. Огромные распахнутые глаза Друга всё также шипели:?— Офна… тттелает… мфне… пфольно… ОСТАНОВИ ЭТО***Сердце бешено колотилось. Казалось, ещё удар и оно, проломив рёбра, вылетит из груди. Просто сейчас Дурьйодхана проснулся от собственного крика, и сидя согнувшись, левой рукой обнимал свои колени, а непослушной правой тщетно пытался вытереть слюну со щёк и подбородка. Но, кажется, только ещё больше размазывал по лицу.—?Приснится же такое…Тени от факелов, тревожимые ветром, неровно плясали по стенам. Пара испуганных ночных стражей, охранявших покои царя, потрясая копьями, ввалились внутрь и, не увидев врага, с лепетом и поклонами вновь удалились, отпущенные кивком головы.—?Приснится же такое… Это, наверно, потому, что я так давно Его не видел.Царь Хастинапура с трудом восстановил дыхание и попробовал было снова прилечь. Но сна уже не было ни в одном глазу. И, испустив исполненный досады долгий вздох, Дурьйодхана поднялся и, едва накинув ангаваштрам** на плечи, вышел на балкон.Сапфирово-синее небо предвещало скорый рассвет. Тянуло предутренней сыростью и умиротворяющим сонным покоем. Где-то ещё с вечера квакали самые выносливые жабы. Ладонь правителя Хастинапура крепко сжала прохладные и влажные от росы перила. Дурьйодхана сделал глубокий вдох, прогоняя остатки ночного кошмара. ?А неплохо, что правитель встаёт раньше всего царства! Отец бы оценил, дедушка Бхимша тоже, да и дядюшка Видура нашёл бы доброе словцо…? Тень неясной радости в сердце снова отмёл безжалостный разум: ?Это всё оттого, что ты просто слишком долго не видел Его…?Снова и снова, как бесчисленные мириады раз до этого, он вновь и вновь прокручивал в памяти тот самый роковой день. День сваямвары. Когда всё стало по-другому… И, казалось бы, чего проще?— не ехать, просто остаться. Не в этот раз, митр, не в этот. Он миллионы раз в своих мыслях осаживал Радхею, предложившего ему сваямвару панчальской принцессы:—?О друг мой, Вы должны поехать! Вы несомненно победите, я знаю, я чувствую это!?Что ты знаешь? Что ты мог знать тогда, Карна? И я ничего не знал?. Всё случалось так быстро?— вот он, Дурьйодхана, всегда такой вспыльчивый, уязвлённый неудачей, опрометчиво приказывает другу сделать выстрел за него. Именно что приказывает, а не просит. В глазах Карны стоит отчаянная мольба. Он словно бы всё понял, обо всём догадался, но почему тогда не отказался, почему не объяснил? Скупая слеза пробежала по заросшей мужской щеке. И вот его друг идёт, уже идёт по арене. Легко, словно пёрышко, поднимает лук Бхагавана и одной стрелой что-то там пронзает… А дальше… Дальше какая-то тучка набегает на Солнце и навеки закрывает его лик. А какая-то неправильная, кривая Тень идёт к его другу и кладёт на шею цепь. Только в тот момент Дурьйодхана ещё ничего из этого не видел. Тогда он что-то орал о правилах сваямвары и оскорблениях, ему нанесённых, что-то от кого-то требовал. Кажется… и от него тоже. Зрение мутится. Шершавая мужская ладонь неуверенным движением вытирает глаза. Но сваямвара?— такая штука, на ней выбирает невеста. Почему, почему он не подумал об этом? Он… он недооценил своего друга или недооценил Панчали? Что она не разглядит его и… не отнимет? А потом была свадьба. Была их свадьба, союз Хастинапура и Анги с Панчалом и общая война с ядавами. На которой воочию явились воскресшие пандавы, науськанные Кришной требовать и бить себя пятками в грудь. По счастью, в разборки вмешалась также воскресшая матушка Кунти. Неизвестно, что довелось пережить этой женщине во время странствий с сыновьями, но Притха с рыданиями бросилась на шею его другу. Карне. Плакала, не отпускала и называла сыном. Сначала думали, что женщина помешалась, но потом она всё рассказала и про ребёнка, и про корзинку, и даже нашла ту самую служанку, которая слово в слово повторила рассказ госпожи. Сомнений не оставалось?— Карна правда её внебрачный сын. Её и Сурьи, бога Солнца. Ладони закрыли лицо. О боги, зачем, зачем я клял тогда его, зачем? Его статус… Какая разница… Дурьйодхана помнил как в тумане, как в дурном сне, что его Друг, войдя в опочивальню к нему, такому разъярённому, не желающему слушать, подошёл и со сложенными ладонями тихо произнёс:—?Я понимаю Вас, о Друг мой, и… я никогда не стану у Вас на пути. Как бы там ни было, я откажусь от всех прав наследования и никогда даже не появлюсь в Хастинапуре!.. Своим младшим братьям-пандавам я прикажу отправиться в Кхандавапрастху и навечно оставаться там. Сам же я останусь только в Анге, чтобы всегда Вас защищать. Но, если Вам будет угодно, то прикажите, и я сегодня же покину её. Прикажите?— и я войду в Огонь!Огонь… Мокрые руки сжимают волнистые волосы. Конечно, он ничего такого не приказал. Он оставил Карну ангараджем, но их дружба, их дружба дала трещину… Которую не склеишь. Карна остался в Анге, оттуда совершил несколько победоносных походов, но… это уже не важно… Любой костёр однажды догорает. Даже костёр дружбы. И боли. На душе только пепел. Пепел разочарования. Пожар рассвета разгорался. Сегодня небо будет ослепительно голубым, и будут весело и громко распевать свои песни птицы. Почему-то это напугало Дурьйодхану. Пожар, огонь и запах дыма, и идущая по пятам тьма… ?Просто он слишком долго не навещал своего Друга?… Сегодня он обязательно исправит эту ошибку.***Лёгкая колесница, запряжённая двумя вороными конями, весело катилась вперёд. Кроме возницы и Дурьйодханы, царя Хастинапура, её сопровождали лишь двое кое-как вооружённых стражников, ютившиеся на заднике. Напрасно сначала братья, а потом матушка и даже дед Бхишма увещевали его: негоже и, главное, не безопасно вот так вот разъезжать. Чай, не мальчишка какой. А надо с кортежем, с охраной, с дарами, как подобает… Кортеж и охрану Дурьйодхана отмёл одним подёргиванием могучего плеча. Вот именно, что он не мальчишка, которого надо ото всех защищать, а воин и махаратх! А насчёт даров… Не примет от него Карна никаких даров. Дурьйодхана слишком хорошо его знал. Только снова будет уязвлён в самое сердце. Поэтому кое-как, почти самостоятельно, запрягши коней, он вскочил в колесницу и приказал вознице гнать.Яркое полуденное солнце нещадно палило. Казалось, сам воздух звенел от его жара, и все живые существа попрятались от гибельных лучей. Дурьйодхана же только к обеду пересёк границу Анги и спустя ещё час покатил по пыльным улочкам, чтобы затем, спрыгнув на дворцовой площади, принять торопливый салют охраны на входе и, подождав примерно гхати***, пока о нём доложат, также торопливо зайти во дворец.На полпути к тронному залу его встретил Карна, явно поспешно собравшийся, с надетыми кое-как украшениями. Видно было, что только что он прервал свою тренировку или медитацию.?— О друг мой! Ваше явление настолько внезапно, что мы не успели подготовиться к встрече… Простите…?— Не нужно, не нужно ни к чему готовиться, никаких церемоний! Я рад, так рад тебя видеть! —?Дурьйодхана торопливо схватил его сложенные в намасте ладони своими, не принимая никаких извинений и объяснений. А затем крепко сжал его в объятиях, словно возвращая себе часть утраченного Я. И казалось, что это их первое за долгие годы единение будет длиться бесконечно. Но чуткий слух Дурьйодханы уловил характерное позвякивание, саднящей болью резанувшее сердце. Сын Дхритараштры чуть отстранился и, всё ещё сжимая руками плечи друга, внимательно вгляделся в его лицо, словно ища в нём следы былого ночного кошмара. Но сейчас на него смотрели добрые тёмные карнины глаза с сеточкой возрастных морщин в уголках, как у человека, который часто и подолгу улыбается. Такой обычный нос, губы, до боли знакомые серьги в ушах. Только вот волосы стали длиннее и словно бы гуще, да ещё он отпустил аккуратную бородку, что выдавала его истинный возраст, но между тем делала солидней и величественнее. И чем-то похожим на медальные профили царей с Востока. Которых он видел на монетах, что в качестве дани возили в Хастинапур…?— Всё ведь в порядке, мой друг? Всё хорошо? —?но он не успел спросить Карну об этом вслух, как вплотную приблизившееся звяканье остановилось. И Дурьйодхана увидел сразу троих. В центре Драупади с подносом для аарти, а по бокам от неё стояли ещё двое. Девочка, вернее, уже девушка, стройная и изящная, как молодая ашока, с перекинутой через плечо длинной черной косой, во всём походила на мать. Внешностью и статью она была копией Драупади, только глаза её были другими. В них не вели свою бешеную пляску первобытные костры демонов Нараки. Во взгляде девушки сияло утреннее солнце, когда её земной отец, по устоявшемуся обычаю воздавал почести своему отцу небесному. И мальчик лет пяти, уменьшенная копия Карны. Ещё совсем малыш, он уже держал при себе на поясе деревянный меч в деревянных же ножнах. И не было сомнений: если кто-то покусится на Ангу его отца или честь его сестры, то этот юный воин повергнет всех своих врагов!Драупади же молча вышла вперёд и, несколько раз махнув подносом у его лица, бросила пару пригоршней лепестков и как-то брезгливо поставила на лоб ритуальную тилаку. После чего, улыбнувшись лишь губами, в глазах по-прежнему извивались наги и полыхали древние костры, произнесла:?— Добро пожаловать в Ангу, Царь!Карна кивнул супруге и обратился к детям:?— Каришмавати, Вивакаджит, попросите благословений у дядюшки!По первому же слову отца, дети немедленно опустились к его стопам. Растроганный Дурьйодхана поднял распростёртые руки над головами обоих. И заметил, что их мать, глядя на это, свободной рукой, что не держит подноса, сжала кулак. Да, он давно знал, что она его ненавидит. Возможно, потому и не ездил, что знал. Драупади ненавидела его за то, что не они с Карной правили сейчас Хастинапуром, и что стараниями старшего сына Кунти весь мир лежал у ног Дурьйодханы, а не у её. ?Интересно, как она глаза мужу не выцарапала, узнав, что Карна отказался ото всех своих прав?? А потом, слегка переведя взгляд, сын Дхритараштры заметил то, от чего едва не поперхнулся: несмотря на рождение двоих детей, Панчали была всё также стройна, как и в день своей свадьбы, но сейчас её живот под сари показался ему заметно округлившимся… Она что, снова ждёт ребёнка?! ?А Карна об этом знает???— мелькнула дурацкая мысль. Тем временем, пока Дурьйодхана смотрел на мать семейства, дети уже успели оттереть его от их отца. Грациозная Каришмавати нежно прижалась к Карне с одной стороны. И тот со всем возможным восхищением приобнял её за талию и с отеческой любовью поцеловал в лоб. А маленький Вивакаджит тем временем повис на его свободной руке, тормоша и требуя свою часть внимания:?— Папа, папа! Сестра научила меня новой мантре! Хочешь послушать? Это мантра господу Ганеше! Он…Карна ласково пожал маленькие пальчики и, аккуратно высвободив руку, сделал ребёнку знак замолчать. Мальчик повиновался. Видно было, что отец души не чает в обоих своих детях. И те отвечают ему такой же любовью.?— Не сейчас, Вивака. Ты видишь, у нас гость. Почтенный махарадж Дурьйодхана. И наша задача?— принять его как подобает!Сын сложил руки и молча кивнул, устремив полный ожидания взгляд на их гостя.?— Друг мой! Ещё раз прошу прощения за столь недостойный приём… Но если Вам будет угодно, позвольте загладить нашу ошибку! Вероятно, Вы устали и голодны с дороги, мои слуги и даже моя дочь будут счастливы услужить и насытить Вас. А тем временем моя жена подготовит Ваши покои…?Неужели, неужели Он всё ещё не простил? Неужели он до сих пор держит в сердце обиду?? Во что бы то ни стало, Дурьйодхане нужно было всё обсудить, всё объяснить и, если потребуется, то попросить прощения, встать на колени! Но сделать это нужно с глазу на глаз! Поэтому цепляясь за ускользающую возможность, он снова протянул обе руки к Карне:?— О, нет, друг мой, не стоит делать ничего из этого! Я не голоден и не устал! Наоборот, я полон сил и бодрости! И потому хотел бы предложить тебе,?— тут Дурьйодхана запнулся, подбирая нужные слова,?— хотел бы предложить тебе конную прогулку или охоту как в старые добрые времена… —?Придвинувшись почти вплотную, сейчас он крепкой ладонью сжимал ладонь Друга, а глазами почти заискивающе смотрел Карне в лицо. ?Ну же, он должен согласиться! Хотя бы из законов гостеприимства!? Ангарадж, явно не ожидавший такого предложения, замешкался на несколько секунд. И тут со стороны Драупади раздался страдальческий вздох. Изящный стан женщины подогнулся, и она, как подрубленная топором пальма, начала оседать на пол, схватившись одной рукой за голову, а другую положив на живот, будто спасая от чего-то нерождённого ею ребёнка.?— Мама, Мама! —?Каришмавати торопливо подхватила у неё падающий поднос. Вивака с брызнувшими из глаз слезами метнулся к матери и поймал её безвольную руку. Сам Карна в один прыжок оказался рядом и подхватил лишившуюся чувств супругу.?— Панчали… Что, что с тобой? Любимая… —?слова, казалось, давались ему принуждённо, не легко. Но в глазах читался неподдельных страх за эту женщину и их общее дитя.Вместе они осели на пол. Карна продолжал держать её в объятиях и с тревогой смотрел в неподвижное лицо. Наконец, веки ангарани дрогнули, и она слабым голосом произнесла:?— Что-то, что-то мне… не хорошо… Пожалуйста, Свами, проводите меня в мои покои!..Поднимая её на ноги, Карна беспомощно оглянулся на ставшего свидетелем этой сцены Дурьйодхану и растерянно пролепетал:?— Друг мой, простите, нам придётся Вас покинуть… Мои дети будут рады услужить Вам…?— Нет, нет, Карна, не стоит, правда, ты иди… С ней… А мне… Будет лучше удалиться сейчас. Я приеду в другой раз… Прости. Простите вы оба…Карна, не найдясь, что ответить, повёл жену прочь. Драупади, пошатываясь и опираясь на крепкие руки супруга, бросила на готового уйти Дурьйодхану быстрый и насмешливый взгляд. И сын Дхритараштры мог бы поклясться, что видел в нём змеиное тожество и радость победы над ними обоими.***Когда уже практически ночью он вернулся к себе в покои, Дурьйодхане сначала нестерпимо хотелось всё там разнести: вдребезги разбить зеркало голым кулаком, и пусть осколки ракшасьими когтями застрянут меж костяшек, всё равно больней его душе не станет, потом кувыркнуть столик, разворотить постель, распотрошить подушку, заливая кровью лебяжьи перья. Ведь с момента, как покинул Ангу, он не мог отделаться от ощущения, что до сих пор глядится в эти полные злой радости глаза. Та панчалийская тварь опутала сетями его лучшего Друга! Она отняла у него Карну!?— Точнее, ты сам отдал, когда позволил ему дать тебе же то дурацкое обещание никогда не приезжать в Хастинапур,?— шепнул его душе ядовитый голосок разума.Всю дорогу он едва сдерживал себя, чтобы не сорваться на сопровождавшей его страже или колесничем. Теперь же, отпустив их по домам одним резким кивком, Дурьйодхана мог дать волю своим чувствам. Только здесь, в своих покоях, где его никто не увидит, и он никому не причинит вреда… И даже его крики некому будет услышать, ведь он один, совсем один… Державшая за горло ярость на мгновение сменилась жалящим уколом в сердце: он никогда никому не был нужен, и никому до него нет дела… Мутный взгляд скользнул по зеркалу и по столику, ища, с чего бы начать разрушение, но остановился, зацепившись за тхали**** под успевшим подвять банановым листом.?— Мама…Буря внутри немного улеглась. Ведь Дурьйодхана не ел со вчерашнего дня… Чуть дрожащая рука приподняла лист, под которым обнаружились несколько мисочек с разнообразным, но несомненно вкусным содержимым… Его пусть и невидящая мамочка всегда умела своими чуткими руками приготовить ему что-то такое, от чего теплело на сердце. Уходили и злость, и боль, и страх, и обида… Дурьйодхана вдохнул аромат уже остывших кушаний и, неловко оторвав кусочек чапати*****, загрёб им немножко риса и, свернув, обмакнул в острый чатни****** и съел. А потом уселся основательно и принялся поглощать приготовленную для него пищу.Когда же он наконец насытился, перед ним в беспорядке стояли опустевшие грязные миски. Ещё раз внимательно оглядев их, Дурьйодхана решил не звать служанок и оставить всё как есть до утра. Как это не раз случалось прежде, от маминой еды ему полегчало на сердце. Но не до конца. Довлеющая мутная грусть никуда не делась, обволакивая всё существо тяжёлым дождевым туманом.?— Эх, Карна…Крупное тело распласталось по заправленному для двоих ложу. Бханумати не дождалась его и ушла к детям спать. Дурьйодхана попытался было сначала представить личики двух своих спящих малюток, потом вечно обиженное лицо жены. Получалось что-то плохо. И перевалившись на бок, он наконец позволил своим мыслям течь так, как им хочется. Снова перед глазами выскочил образ Панчали, на этот раз она не просто торжествовала победу, но и заливисто хохотала над ним, поверженным. Кулаки сами собой сжались. А потом поверх этого бесчинства выплыло грустное лицо того, кого он больше всех хотел видеть. Глаза Карны были почему-то полуприкрыты, как будто он чего-то стеснялся или стыдился. На щеках горел слабый румянец, а полуоткрытые губы хотели что-то сказать, что-то очень важное. И Дурьйодхана наклонился, чтобы ничего не пропустить. Вот он уже чувствовал дыхание Друга, его запах, всё так близко. Желанные губы приоткрываются и… он нежно целует их. И падает в колодец, приземляясь на мягкую кровать. Резко раскрыв глаза, Дурьйодхана увидел перед собой знакомые стены. Потолок. Он один в своих покоях, просто задремал, ему просто приснилось. С тихим вздохом он хотел было обратно перевернуться на спину, но вместо этого сипло простонал, ещё больше согнув колени и зажав руками что-то пробуждавшееся в нём. Пальцы сами осторожно, но настойчиво массировали, и в этот момент он даже не знал, чего хочет: прекратить это как можно скорее, или чтобы удовольствие, сейчас подобное робкому прибою, захлестнуло его с головой… Вот он задел какую-то особо чувствительную точку, и плоть отозвалась приливом крови, стала твёрже. Как Его панцирь… Пальцы порывисто сжались, и тело само завалилось на спину, чтобы ничто не мешало. Сияющий панцирь в закатном свете Солнца… Тогда, ещё подростками, они вдвоём убежали купаться, и Дурьйодхана впервые увидел Карну обнажённым. И что-то вспыхнуло в нём самом, что он долгие годы пытался подавить. Что-то… неправильное, жгучее, манящее. Он раскинулся в постели, проникая себе под одежду и уже двумя руками лаская восстающую плоть. Карна… Карна-подросток мягко превратился в себя взрослого, с немного грустными глазами, вьющимися волосами и таким же крепким телом. Вот бы обнять, хоть раз, прижать к себе, не отпускать… Откинуть волосы, целовать шею, линию плеч… До невозможности сладкое, ноющее удовольствие прошило насквозь от налившегося члена до позвоночника… Карна, если бы ты был здесь! Тяжёлая слеза скатилась на сбившуюся под головой подушку. Карна...Лёгкое дуновение ветра внезапно осудило распалённую плоть. А касавшиеся пола занавеси резко взвились. Дурьйодхана порывисто поднялся:?— Кто здесь? Тяжёлое и тихое дыхание. Сзади. От изголовья кровати. Почему-то стало очень страшно. Дыхание повторилось, шорох. Сбросив с себя оцепенение, Дурьйодхане удалось развернуться. И негромко застонать. Ещё влажная от прикосновения к сокровенному рука поднялась, пытаясь защитить.?— Эттто хъя, Дурьйодхана!Последнее слово далось ему с трудом. Но здесь был Карна! Тот самый, из сна. Снова в чешуе, с тяжёлыми нечеловеческим взглядом, с огромными когтистыми кистями. Но он же пришёл! К нему, сюда!?— Ккарна? Ты? Это правда ты?Существо лишь кивнуло, моргнув белыми горизонтальными веками. ?Это Карна! Сомнений быть не может!? Карна шагнул вперёд, сперва несмело. Дурьйодхана быстро подвинулся на измятой постели. На чешуйчатом теле его лучшего Друга сейчас не было одежды. Но он и не нуждался в ней. С таким убранством никогда не будет ни холодно, ни жарко, ни даже больно. Карна осторожно опустился рядом и накрыл его ладонь своей так, что Дурьйодхана почти почувствовал тепло и вместе с ним разряд, прошивший насквозь. Перед глазами словно сверкнули тысячи молний. А тело отозвалось на них сладчайшей истомой, каждая клеточка, каждый сосудик,?— медленно, медленно, жарко… Карна же внезапно подорвался и вскочил на него верхом. Втянутые, но остренькие коготочки его рук, бережно цепляя кожу, провели сверху вниз, потом обратно, тыльной стороной, поглаживая и возбуждая, поглаживая и всё больше возбуждая. Дурьйодхана вновь ощутил растущее и тянуще-саднящее возбуждение в паху. Кажется, на сей раз будет ни с чем не сравнимо. А абсолютно круглые гипнотические глаза всё так же смотрели. Не мигая, засасывая. И с каждым прикосновением наслаждение нарастало. Жёсткие пальцы аккуратно обвели его соски и слегка потянули. Дурьйохана откинулся, боясь потерять хоть каплю удовольствия. И в этот момент Карна наклонился к нему, внезапно выпростав длинный язык. Влажный и мягкий отросток прошёлся там, где только что были его руки?— извиваясь по груди, по животу и снова по груди. И последние остатки страха покинули Дурьйодхану: ?Ведь это же Карна! Что он может мне сделать плохого?!? Их руки доверчиво сцепились в замок и лучший Друг продолжил свои ласки. Грудь, живот, бока, и снова грудь, шея, провести в ложбинке над ключицей и ласково обнять, даря тепло и нежность. ?Ведь мой Карна покрыт чешуёй, как иначе он мне сделает приятно?? А язык тем временем обвился вокруг шеи и осторожным кончиком раздвигал его губы, стремясь проникнуть в рот. ?Так вот ты какой… Карна… В любви…? Сейчас он ещё больше наклонился, огромные бездонные зрачки посреди тонкого жёлтого кольца радужки обездвиживали тело и лишали воли. Начав немного задыхаться, Дурьйодхана встретил язык Карны своим, и хватка тут же ослабела. Даааа, это значит ?да?, Он одобряет. Чтобы снова порывисто сжаться, перекрыв доступ воздуха в чужое горло. Новый искрящийся спазм мириадом огоньков вспыхнул под кожей. Дурьйодхана выгнулся, всецело подчиняясь. ?Делай со мной, что хочешь, я весь?— твой?.Чешуйчатое тело плотнее приникло и осторожно потёрлось о живую кожу. Всколыхнув в ней что-то звериное, нестерпимо горячее, заставляющее стонать, снова и снова, и сно… Мягкое и сильное сжатие подавляет возглас. ?Мы долшшшны статттть ещщщё блишшше. Я тттебя не чувсссствйу… Обними, обними менья крепче!?, но Карна всё ещё крепко держал его руки, так что Дурьйодхана обвил его ногами. И почувствовал резкую боль в правой голени. Кажется, он глубоко порезался, почти до самой кости. ?Тишшше, ссспокойней??— и боль ушла, отодвинулась на самый горизонт сознания. Весь мир заполняли эти огромные и неподвижные глаза. Карна наконец-то отпустил его руки и обнял в ответ, заставив прогнуться в пояснице, лаская внезапно ставшую чувствительной спину. Дурьйодхана ахнул, когда почувствовал что-то между своих ягодиц, что-то нежное, но плотное и твёрдое, тонкое как тот язык, что ритмично сжимал его горло. Затем это что-то там же мягко потёрлось, и новый сноп искрящихся брызг пробежал по венам снизу вверх, соединяясь с кровью, превращаясь в единую волну. Карна мягко надавил и оказался внутри. Лёгкая тянущая боль, не сильнее, чем от порезанной икры, укачивала его, словно бескрайний океан крохотную лодку. ?Я люппплю тттебя??— неслышимый шёпот оглушил Дурьйодхану.?— Я тебя… тоже…Карна осторожно качнулся вперёд, проникая чуть глубже, потом ещё и ещё. Пощипывающее тепло от его движений разливалось внутри. А длинный язык, сжавшись живой петлёй на горле, едва подрагивал и продолжал глубокий бесконечный поцелуй…***… Пребывая в нём, Карна продолжал ритмично двигаться вперёд-назад, с каждым разом проникая всё глубже и глубже и даря несравнимое наслаждение. А полностью растворившемуся в этом единении Дурьйодхане казалось, что вот-вот ещё немного?— и его тело рассыпется бесчисленным мириадом искрящихся бабочек. Как можно крепче обвив ногами чешуйчатый стан, Дурьйодхана готовился: вот-вот… сейчас… Слегка прогибая поясницу с каждым новым движением Карны, он ожидал того самого момента, но вместо того, чтоб довести его до пика наслаждения, Карна вдруг наклонился к нему, и, замерев, схватил за подбородок. Потом слегка похлопал по одной щеке, затем по другой… Удары становились всё сильнее с каждым разом, и откуда-то, словно из небытия, до сознания Царя Хастинапура долетал тревожный и взволнованный голос: ?— Очнитесь, друг мой, очнитесь! Да очнитесь же, Дурьйодхана!Кажется, его уже отчаянно трясли за плечи. Чешуйчатые черты Карны смазались, и на их месте проступало другое лицо, абсолютно человеческое, но оно обрадовало расплывшегося от неги Дурьйодхану ещё больше:?— Ккарна… Я… люблю тебя!..?— Я,?— прояснившийся Карна на несколько мгновений запнулся, подбирая слова, а затем с жаром выпалил,?— я люблю Вас тоже! Как Друга, как брата, как Царя!Словно в доказательство своих слов, Карна быстро сел рядом, одним рывком приподнял митра с постели и крепко обнял его сзади, держа отяжелевшее тело друга как тряпичную куклу. Теперь всё удовольствие сняло, как рукой. На его место пришли заливавшие лицо мутные слёзы, из-за которых Дурьйодхана почти ничего не мог разобрать. А едва видимые сквозь пелену на зрении предметы кружились в нестерпимо-тошнотворном хороводе. Невероятная слабость во всём теле не позволяла шевельнуться самостоятельно, и в довершении всего каждая мышца предательски мелко дрожала. Кажется, он никогда не чувствовал себя так плохо… ?— Только умоляю Вас?— не спите! Сейчас Вы под влиянием якши*******, сопротивляйтесь же ему! Боритесь с наваждением, иначе Вы умрёте!..Крепкие руки Друга принялись энергично растирать ему онемевшее тело, а кто-то невидимый рядом охрипшим со сна голосом громко распевал защитные мантры. Нестерпимо хотелось снова уснуть и вернуться к прерванной усладе. Голова Дурьйодханы сорвалась с плеча Друга и бессильно покатилась вниз. В тот же момент читавший заклинания брахман сыпанул им что-то прямо на постель. Рванувшись вперёд, Карна загрёб полную горсть пахучего оранжево-красного порошка и поднёс его к самым ноздрям засыпавшего:—?Нюхайте! Резкая острая боль от вдыхания прожгла насквозь до самой шеи. Дурьйодхана застонал и заворочался, но наконец-то окончательно вернулся из мира своих грёз:?— Кккарна… Что… Что происходит? Ты был здесь, со мной?—?Нет, мой друг… Я не был… Ещё находясь в Анге, я почувствовал, что с Вами что-то не так, я не мог найти себе место, не мог успокоиться, и к ночи всё бросил и помчался к Вам, едва не до смерти загнав самого быстрого коня. Когда же, наконец, я смог вбежать в Ваши покои, я увидел Вас метавшимся во сне, с покрытым крупной испариной телом. У Вас был жар и лихорадка, и я даже не мог Вас разбудить. Поняв, что это чьи-то злые чары, я метнулся за лекарем, и этот достопочтенный брахман сейчас здесь… Он Вас спас, Дурьйодхана… Теперь посланные на Гангу слуги принесут её священную воду, и после Вашего омовения ритуал изгнания зла закончится…Дурьйодхана тяжко вздохнул… Наваждение, злые чары… Якши и брахманы… Значит, ему всё привиделось. И Карна его только что спас. В благодарность Дурьйодхана смог лишь слабо сжать его руку из-под наброшенного сверху одеяла. Но, пошевелившись, понял, что под тонким покровом из шёлка был абсолютно обнажён. И одному Шиве известно, что ещё помимо его метаний и испарины видел здесь лучший друг, когда примчался среди ночи… Жрец продолжал хрипло читать, и дурнота потихоньку отступала… Небрежно расставленные по полу благовония курились, обволакивая всё пространство сизым защищающим дымком. Постепенно мысли обретали ясность, и Дурьйодхана вспомнил вчерашний день, весь проведённый в бесполезных разъездах, вспомнил свою обиду на всех и вся, вспомнил ту изматывающую душу злобу… И смог теперь только бессильно сокрушиться: неудивительно, что какая-то тварь воспользовалась его состоянием и усталостью…?— Ну же, поговорите со мной, спросите что-нибудь ещё! Только не спите, умоляю! —?Карна крепко прижался к нему сзади всем телом.?— А как там она… Ну… твоя жена? —?поразмыслив несколько мгновений, Дурьйодхана просто не смог придумать вопроса получше…?— Драупади? С ней-то всё в порядке… Она уже не в первый раз проделывает нечто подобное, манипулируя мной…Вместе с забрезжившим из окна синеватым светом утра, за дверью послышался топот нескольких ног. Заставив Дурьйодхану сесть, Карна метнулся к вошедшим слугам, и отдав несколько распоряжений, подготовил всё для очистительного ритуала. Затем вернулся к другу. Нагнулся и положил его руку себе на плечо, после чего другой рукой подхватил за талию и заставил встать. Ноги Дурьйодханы дрожали и бессильно подгибались. А слабые неслушающиеся пальцы скорее мяли, чем держали, обёрнутое вокруг бёдер одеяло, которое с первым же шагом беспомощно слетело. ?— Ничего, ничего, мой друг… Это не важно… Священная вода должна омыть Вас целиком…Стыд, слабость, беспомощность?— вот что сейчас составляло всё его существо… Несколько неуверенных шагов?— и тёплые стопы коснулись ледяного железного таза. Кажется, от пронизавшего холода сжался каждый нерв.?— Ничего, ничего потерпите, сейчас станет лучше,?— брахман поднял над головой Царя кувшин, а Карна, склоняясь всё ниже, принялся растирать его тело льющейся водой. Сейчас его заботливые ладони коснутся даже самых сокровенных мест, и не было и не будет большей близости между друзьями… И хотя Дурьйодхана должен был бы испытать блаженство, сейчас он испытывал только жгучий стыд. Такой, что из глаз полились обжигавшие лицо слёзы. Ласковые руки опустились ниже, обвели бёдра, голени и стопы. После чего Карна распрямился и с безмолвным вопросом заглянул другу в глаза. Обнажённый, сжавшийся в комок Дурьйодхана плакал перед ним. А лучший друг стоял рядом и поддерживал его за плечо, пока остатки воды стекали на жестяное дно под ногами.?Карна… Его целомудренный друг Карна… Никогда не державший в своём уме никаких срамных мыслей… Подаривший ему свою дружбу, отдавший все свои права, он только что спас его жизнь и, не колеблясь, тут же бы отдал Дурьйодхане и свою в придачу, он… не дал бы ему только любви, той любви, что так жаждало сердце Друга… Того, кто только звался Другом, но так страстно желал быть чем-то куда большим… Но… Его возлюбленный не нарушит свою дхарму и не предаст женщину, подарившую ему двух детей…?За окном разгорался пламенеющий рассвет. Слуги и брахман, завершивший все обряды, давно откланялись и разошлись. А двое друзей всё также продолжали сидеть рядом. Карна держал Дурьйодхану за руку и, устало и ласково улыбаясь, смотрел ему в лицо. Дурьйодхана, прочистив горло, первым решился нарушить молчание… Что же, если сегодня у них день откровенности…?— Ккарна… давно хотел спросить… Но всё как-то…?— Спрашивайте, мой друг! Спрашивайте о чём угодно…И ещё мгновение поколебавшись, Дурьйодхана всё-таки выдал:?— Как ты уговорил Драупади принять то, что ты отказался от своих прав на Хастинапур и всю нашу империю? Карна лишь усмехнулся:?— Я сказал ей: когда-то ты выходила замуж за царя Анги. Царицей Анги же ты и умрёшь…*** А между тем, в одной из отдалённых спален рыдала женщина:—?Ты сказал… что только припугнёшь его… А после… после я спасу его… и он будет меня любить!—?Тишшшше, глупппппая женщщщщщщинна! —?полуматериальное чешуйчатое существо напротив неё, казалось, всем своим телом излучало зыбкую тьму,?— ты не сссскасссла мне… Его друг иссс ссссолнеччныхххх… Они ссссильнее и могут чувсссствовать насссс. —?Внезапно жуткий образ замер, словно прислушавшись к чему-то, а затем резко истаял, оставив после себя жидкий чёрный дымок. Бханумати зарыдала ещё горше, как внезапно в её покои ворвались двое вооружённых мужчин:—?Где ОНО? Оно напало на тебя, Бханумати? Отвечай! Где наши дети? —?осыпая жену вопросами, Дурьйодхана подбежал к ней и схватил за тонкие дрожащие кисти, не обратив внимания даже на унизывающие их бесчисленные браслеты, по которым можно было понять, что спать сегодня она так и не ложилась.Вместо ответов женщина лишь ещё горестнее разрыдалась. Поняв, что случилось нечто страшное и толку от неё не добиться, Дурьйодхана лишь быстро кивнул своему Другу, издалека почуявшему неладное и вместе с ним прибежавшему в поисках врага. Вооружённый обнажённым мечом Карна также молча рванулся в следующую маленькую комнатку, служившую детской. Несколько тягостных минут прошло в ожидании и тщетных попытках разговорить безутешную Бханумати. Наконец, когда Дурьйодхана почти уверился в своих худших опасениях, к нему снова вышел Карна, уже без оружия. Левой рукой он вёл за собой заспанного мальчика лет шести, одетого в одно лишь бежевое дхоти, а на правой у него сидела девочка, во всём похожая на брата и кое-как замотанная в сари. Видно было, что спавших безмятежных сном детей только что разбудили, и ничего плохого не случалось с ними ни в течение всей ночи, ни прямо сейчас.Увидевший родных Дурьйодхана наконец-то вздохнул с облегчением. Карна бережно отпустил свою ношу, и оба малыша, галдя, побежали к родителям.—?Скажи мне, он был здесь? Он что-то сделал тебе? —?чуть отстранившись, Дурьйодхана пальцами поглаживал лицо супруги, пытаясь всем своим видом внушить ей доверие и добиться откровенного ответа. Бханумати же, снова зарыдав, лишь крепче обняла мужа и, всем телом прижавшись к нему, сквозь слёзы произнесла:—?Не оставляй меня больше… Пожалуйста…