Глава 9 (1/1)

Субхадра стала второй женщиной в царской семье кхандавской столицы, это означало, что ей предстоит разделить мои заботы об Арджуне и остальных, конечно, в рамках допустимого, как невестке. Девушка с воодушевлением взялась за эту задачу, но всего через несколько месяцев ей стало не до хозяйственных хлопот. Как я и предвидела, она готовилась подарить Арджуне сына, первое, самое дорогое дитя во дворце Индрапрастхи.— Говорит ли он когда-нибудь обо мне? — как-то спросила я.— Никогда, старшая. Понимаешь? Словно так тебя любит, что боится, чтобы один звук твоего имени не стал заклятием, которое развернёт его колесницу! Так явно обходит тебя молчанием, что известись впору.Он не мог пойти против братьев, снова и снова убеждала я себя, а потом уже и Субхадру. Конечно же, не мог. Они были так привязаны друг к другу, что я умилялась, и завидовала, и начинала любить их сильнее, словно они были полупрозрачными, накладывались друг на друга, видение за видением, очередь призраков, соединялись в единого человека и снова разделялись, столь разные. И, конечно, я полюбила их всех, хотя начала с того, что готова была ненавидеть всех, не исключая и Арджуну. Но как я могла возненавидеть свою новую семью? Меня не наставляли в искусстве ненависти. Напротив того, вся мудрость моей земли, от возвышенных назиданий-смрити до простонародных песенок о любовном томлении — всё учило меня беззаветной любви к мужу и к родичам мужа, принятию, пониманию, покорности. Собственно, и сами Пандавы во плоти были лучшими учителями в этом деле, и я была не худшей ученицей в вопросах любви — любви всех родов, не только супружеской. Я сумела полюбить даже Кунти, и вовсе не искажённой любовью заложницы, потому что царица Кунти была возвышенной душой и всегда обращалась со мной ласково и справедливо, хоть я и потеснила её в сердцах её сыновей. И не один Арджуна был Серебряным — все его братья, от Юдхиштхиры до Сахадэвы, словно родились невовремя, с опозданием, словно пришли в наш свирепый медный век из предыдущей эпохи, из дней серебра, из Трета-юги — так думала я о них в свои юные годы. Знаю, ненавистники Бхимы, а у него их было немалое число, захохотали бы мне в лицо, если бы услышали, как я называю серебряным и его, но цельная верность Пандавы Бхимасены, его простая и прямая целеустремлённость звенела тем же металлом-чистотой, металлом-сиянием.А мои дети… спустя десять лет после заключения брака стало очевидно, что их у меня никогда не родится. Тогда я начала уговаривать четверых из пяти взять вторых жён. Каждый должен познать радость отцовства, у всех, не только у одного Арджуны должны быть сыновья, для бездетного нет дверей на небо. Бхима отнекивался как никто бурно, ссылаясь на своего Гхатоткачу, но я напомнила ему, что сын-ракшаса — не совсем то, что требуется в качестве наследника и продолжателя династии. Юдхиштхира указал на сына Арджуны и Субхадры, маленького Абхиманью, объявив, что назначит его своим преемником. Я настаивала смиренно, но неотступно. Юдхиштхира повторил, что никто не хочет ущемлять меня, отпустил нас всех и снова собрал несколько ночей спустя, чтобы предложить половинчатое решение — детей, которые будут воспитываться как мои собственные, при нашем дворе, тогда как дочери незначительных князей будут считаться вторыми супругами Пандавов, но жить останутся в родительских домах. — Превосходно придумано, — первым подхватил Арджуна. — Пять браков — и пятеро сыновей!И, разумеется, ни у кого не нашлось желания возразить, что уж Арджуны-то, с его четырьмя супругами и тремя сыновьями, моё предложение никак не касалось! Начни кто угодно из нас этот опасный разговор, и он слишком быстро мог бы свернуть на то, что Арджуна за три года изгнания взял, одну за другой, троих жён, и всех вдали от семьи, ни разу не обратившись за благословением ни к старшему брату, ни к матери.Заключить намеченные Юдхиштхирой браки было делом нетрудным, Кунти, как всегда и во всём, поддержала начинание старшего сына, сама ездила на переговоры и находила наиболее родовитых, пышущих здоровьем будущих матерей в самых знатных семьях, и любая из семей была счастива породниться с государем Индрапрастхи и его братьями на наших условиях. Но… все сыновья Панду, один за другим, избрали обычай зачатия от благочестивого брахманы. Все, даже Арджуна на этот раз. Неужели случилось чудо из чудес — он остепенился, и неужели я вправду так легко смогу его вернуть? Я надеялась и страшилась своих надежд.Втайне надеялась я и на то, что хоть кто-нибудь из них, Юдхиштхира, Бхима, Накула или Сахадэва, привяжется к своей второй жене, пусть для начала как к матери своего сына, и заберёт её в наш дворец, ведь всем им нужна была женская рука и женское общество, а им приходилось жить в самоограничении по четыре года из пяти. Но по-моему не случилось, ни один из четверых так не поступил.И всё же у меня есть теперь пятеро сыновей почти одного возраста, с разницей в несколько месяцев, мои и не мои, дважды приёмные, сыновья Пандавов и Драупади только по имени, привезённые с разных концов земли, появившиеся у нас необычным путём, как уже третье поколение Лунной династии, в которой дети просто так не рождаются. Я полюбила этих малышей, но раненой и тревожной любовью: больше волнуясь и страшась за них, чем радуясь им. Каждая их ссадина, ранка, жар или детское горе пугало меня больше, чем любую мать, которая ощущает ребёнка плотью от плоти, собственнически. Арджуна между тем не мог дождаться, когда на их животики повяжут пояс из трёх нитей, а на пальчики наденут кольцо из травы куша, и он начнёт учить их военному делу — и мне тоже не терпелось увидеть, каким учителем он будет.Каждый из Пандавов относился к этим детям так, как будто все пятеро каждому одинаково дороги, но Абхиманью, сын Арджуны и Субхадры, шестой, а по возрасту самый старший, — это общее сокровище, баловень и любимец всех дядьёв сверх всякой меры. Особенно Юдхиштхира души не чаял в первенце Индрапрастхи, его лицо теплело и смягчалось при одном звуке голоска Абхиманью.Что до семейной жизни, то со дня, когда Арджуна пришёл за Гандивой, всякий раз, когда я оставалась наедине с любым из своих мужей, мне заново приходилось преодолевать те же чувства, которые я испытывала в дни расследования. Страх и вину. Боязнь того, что к двоим войдёт кто-то третий. Предательскую пустоту, угрозу неясной потери — и так каждый раз, когда чьи-то руки смыкались вокруг меня.Не потому ли я порой задумывалась о ком-то помимо своих мужей? О Карне, например. Хотя долгие годы у меня не было никаких мыслей о его луке и его остром языке, если только сын возницы не появлялся перед глазами, да и тогда раздумья были мимолётны. Я несправедливо поступила с ним на сваямваре? Признаю, так и было. Но и он поистине отличился и запомнился, когда чуть было не порушил непрошено все панчальские ухищрения, встав между мной и моим вымечтанным Арджуной. Нет уж, поделом, неповадно простолюдину встревать в царские затеи со своей болезненной, воспалённой гордостью, которую не бередил только ленивый!Впрочем, было ещё кое-что. Когда Карне случалось оказаться достаточно близко, я всегда удивлялась двум вещам: его сходству одновременно с Юдхиштхирой и Арджуной и тому, что никто не говорит об этом сходстве и словно бы его не замечает. Во внешности двух этих братьев общего столь мало, что неосведомлённый не принял бы Пандавов за родственников, о Бхиме нечего и говорить — эта разноликость очень помогала им, когда надо было скрываться. Отцы у них разные, и почти никакие черты они не взяли от своей матери Кунти. Но непостижимым образом едва заметные общие черты старшего и третьего Пандавов — то, как рука теребит серьгу, морщинка смеха или линия волос — были отражены и подчёркнуты в совсем чужом им Карне. Так что он, когда в считаных случаях оказывался между этими двумя, словно выявлял родство между Царём Справедливости и Завоевателем Богатств, Дхармараджей и Дхананджаей, делал их ближе и замыкал в некую полноту. Не оттого ли, что слыл Чутким и это как-то роднило его с Юдхиштхирой, а в стрельбе он соперничал с Арджуной? Я пыталась обсудить эту причуду случая или игру света с Субхадрой, но ей скучно было говорить о Карне, если можно было поговорить о нашем Арджуне.Да и в моих мыслях Карна не задерживается, уступая иным. По правде говоря, хорошо, что Пандавы так мало похожи друг на друга. Мне было бы невыносимо постоянно видеть черты Арджуны в других.