Рисунки на цветном песке (1/1)

Через несколько месяцев Юдхиштхира разговаривал со мною даже охотнее, чем обнимал меня. Привыкая доверять, он постепенно начал открывать мне свои переживания или сомнения, чего не позволял себе ни с матерью, ни с братьями, ни со старшими мужчинами рода. Он любил делиться со мною воспоминаниями об умершем отце — я единственная в Хастинапуре ни разу не встречала грозного завоевателя и смиренного лесного отшельника Панду, и это редкое преимущество делало меня идеальным слушателем.Ближе узнавая старшего сына Панду, я заинтересовалась его правами на трон. Не оттого, что жизнь была мне не в радость без обращения ?махарани? — дело было не во мне, это Юдхиштхира начинал казаться мне достойным большего, чем должность главного советника.Ситуацию с наследованием престола Куру я нашла спорной, путаной и переплетённой как клубок одеревеневших лиан, которые уже не разъять иначе как секирой. Занявшись вопросом, я собрала целую шкатулку сведений, многие из которых, впрочем, усвоила ещё в Панчале, от учивших меня людей отца. Панду, младший брат восседающего сейчас на троне Дхритараштры, был выбран царём из-за врождённой слепоты Дхритараштры. В конце диковато звучавшей истории с антилопой, воздержанием и бездетностью отказался от царства и всё же передал его незрячему старшему брату, а сам отшельником удалился в чащобы, откуда уже не вернулся после ещё более дикой истории, которую не пережил ни он сам, ни одна из его жён, Мадри, мать близнецов. То, что все пятеро его сыновей от двух жён, Кунти и Мадри, считались детьми разных богов, в нашем краю святых чудес не означало ни преимущества в очереди на трон, ни исключения из числа наследников, одно другому не мешало, Юдхиштхира и его братья принадлежали к роду Шантану и были включены в порядок наследования. В довершение путаницы Юдхиштхира, старший сын отрёкшегося младшего брата, родился почти одновременно с Суйодханой. С учётом всех обстоятельств единственного решения не существовало, под любой выбор можно было подогнать любое толкование законов и примеров из прошлого. А выбор был однозначен: занимавший трон Дхритараштра желал, само собой, чтобы ему наследовал Суйодхана, его родной сын, при всех тёплых чувствах к Юдхиштхире. При каком-нибудь неарийском дворе это могло бы привести к закулисным мерзостям или кровопролитной резне, но только не здесь, в сердце Индии, с нашими мягкими нравами, среди воспитанников Бхишмы, Дроны и Крипы, получивших самые высокие понятия о кшатрийской чести и достоинстве правителей. Юдхиштхира вырос в сознании, что трона ему не видать, относился к этому как к должному и подчёркнуто отдавал первенство Суйодхане и его сыну, малышу Лакшмане.На цветном песке, на котором я по памяти чертила баньяновые древеса родословных, стерев их бесследно, я нарисовала слона. Слон бежал и трубил как живой, и я добавила ему на спину паланкин. Ещё подумала и изобразила в паланкине фигурку в покрывале и с тонкой талией, а рядом фигурку с луком. На плечо слона упала, потемнев на песке, капля, и я быстро перемешала песок.Позднее, нечаянно став свидетельницей разговора Бхишмы, царя Дхритараштры и брата царя Видуры, я узнала с большим удивлением, что Дхритараштра принял власть без обряда. Сначала царём продолжал считаться изгнанник Панду, а старший брат правил от его имени, подобно брату Рамы, поставившему на престол сандалии Рамы, затем Дхритараштра счёл непристойным проходить царское посвящение спустя столь долгое время после того, как взял бразды правления, далее всех отвлекла война… Бхишма указывал, что от отсутствия царя, возведённого на трон с соблюдением всех священных традиций, могут произойти ропот, нестроения и войны, Видура поддерживал его.— Куру никогда так не благоденствовало, как сейчас, и не лучше ли оставить всё как есть, — возражал Дхритараштра. Судя по их интонациям, тонко приправленным иронией и теплом, собеседники обсуждали вопрос не в первый раз, а судя по тому, что мне удалось их услышать, из ситуации не делали тайны.Со временем Юдхиштхира стал не только делиться со мной событиями своего дня и наблюдениями, но и спрашивать у меня советов. Это двусмысленное добро я никогда не предлагала ему без прямого вопроса и не раньше, чем он повторит желание услышать меня дважды или трижды. Особенно часто он обсуждал со мной главную свою головную боль — как добиться взаимопонимания с Суйодханой. Я и сама видела на советах, что они не ладят, и со временем всё сильнее. Сдержанность, безупречность и моральная сила Юдхиштхиры претили Суйодхане и раздражали его. Старшие родичи любили ставить не по годам умиротворённого Пандаву в пример пылкому Каураве и никогда не делали обратное. Мнения Юдхиштхиры казались нетерпеливому наследнику слишком осторожными, трезвыми и половинчатыми, любые предложенные им меры — недостаточно решительными (и я никогда не произнесла бы этого вслух, но мысленно порой соглашалась с сыном Дхритараштры). Однако Юдхиштхира был ровней Суйодханы, князем и воином, и любой урок мягкости и уступчивости от женщины пошёл бы только во вред. Наоборот, я осторожно предлагала мужу говорить с двоюродным братом порезче. Суйодхана срывался на крик — Юдхиштхира невозмутимо встречал взгляд его расширившихся от гнева глаз, и ответные речи сына Панду веяли ласковым ветерком над лугом. Будь они по-прежнему мальчишками, питомцами Дроны в учебном лагере, возможно, дело решилось бы одной хорошей дракой, в которой эти удивительные существа, мужчины, порой узнают друг друга лучше и приобретают взаимное уважение. Но учитывая возраст и положение обоих, учитывая множество глаз, которые были на них устремлены, даже о тренировочном поединке между двумя старшими принцами Хастинапура не могло быть и речи.Суйодхана даже с Бхимой не мог больше подраться, хотя в детстве они, говорят, схватывались постоянно, теперь же эти двое боевых слонов, разведённые по двум разным концам сабхи, только издалека обменивались трубным рёвом. Впрочем, Бхима, в отличие от меня, не рвался присутствовать при обсуждении государственных дел, предпочитая кухню или сады. Зато Арджуна, неизменный свидетель того, как заносит Суйодхану, молчал, бледнел и стискивал лук так, что белели пальцы. Где Юдхиштхира, казалось, вообще не умел гневаться, созерцая любой конфликт словно со стороны, видя в нём не столкновение амбиций и авторитетов, а задачу на этику и логику, там Арджуна безупречно укрощал свои чувства — весьма сильные чувства!Проблема состояла в том, что как Арджуна должен был сменить Бхишму и возглавить армии Хастинапура, так Юдхиштхира должен был стать правой рукой своего царственного кузена, его первым советником — сейчас, при Дхритараштре, эту должность занимал брат слепого махараджи, Видура. Но живые Суйодхана и Юдхиштхира никак не укладывались в этот прекрасный план: слишком разные, они не уравновешивали друг друга.Продолжая свои молчаливые наблюдения, я не могла не признать, что Суйодхана умён, отважен, решителен, щедр, прекрасно образован, во внешности его нет ни изъяна — она отмечена всеми благоприятными признаками, полагающимися царю. А присущий Суйодхане царственный размах и широта души, подобно главному костру каравана в ночи, привлекали гораздо больше сердец, чем сдержанность старшего сына Панду, подобие тихой лампады за тканью шатра. Юдхиштхира приобрёл при дворе репутацию и высокий авторитет, но не популярность: люди чувствовали себя стеснённо в обществе любителя справедливости, взыскательного к себе и другим. У Суйодханы было гораздо больше приверженцев и сторонников, и вовсе не благодаря тому, что он был третьим во власти человеком после отца и деда, а благодаря его простому и открытому, почти панибратскому нраву. Гневливая горячность была единственным известным недостатком наследника, в остальном за славное будущее Хастинапура при таком молодом царе можно было только порадоваться. Именно ему, его братьям и соратникам, в том числе Пандавам и Карне, предстояло окончательно объединить Индию, скрепив и сплотив её, покончить с мелочными междоусобицами и вести к процветанию величайшую империю цивилизованных земель.Однако прямо сейчас, в настоящем, непонимание между царевичами из двух ветвей семейного древа ширилось, как ров с неукреплёнными краями, и старшие в роду видели проблему не хуже приезжей панчалийской дэви.Если же говорить о поединках, то я очень надеялась дождаться состязания в стрельбе между Карной и Арджуной, но странно: месяц за месяцем никто даже не заводил речь о возможности такого величественного события. Тогда я сказала себе: конечно, высокие дарования и хастинапурского принца, и государя Анги не предназначены на потеху зевакам.Мой муж заходил ко мне даже днём, сделав мои покои местом своего отдыха. Больше всего мы любили проводить время за чатурангой, забавой высших. Юдхиштхира играл сосредоточенно и внимательно, но во второй половине игры начинал делать рискованные ходы, и я выигрывала больше трети, чуть ли не половину партий. Я любила играть с ним: никогда его смех не звучал так громко и глаза не искрились так весело, как в этом благородном поединке умов.— Знаю таких, кому бы ты проиграла! — с полушутливой досадой восклицал он, сметая фигуры с доски после своего поражения.— Наверняка такие найдутся, — соглашалась я, клоня голову, как учили, нацеливая ресницы в сердце напротив сидящему мужчине. — Вы больше государственный ум, чем полководец, мой господин. — Я достаточно понимала его для уверенности, что эта рискованная фраза ему понравится. Но наедине с собой я говорила начищенному до блеска серебру: ?Есть только один, ему бы я поддалась?.