Бесполезное послание из прошлого (1/1)

На встрече, подготовленной для нас перед дворцом и во дворце, я увидела сплошь новые лица — а некоторые из тех, кому меня представляли, не смогли увидеть меня. Махараджа Дхритараштра со странно неподвижными зрачками притянул меня к себе и вдохнул запах моих волос: так принято, но для него, подумалось мне, язык обоняния важнее, чем для любого другого. Его надушенные пальцы, унизанные перстнями — солнечные диски и пасти львов, свившиеся океанские твари и расцветшие лотосы, — пробежали по моему лицу, он с отеческой теплотой подозвал Юдхиштхиру, чтобы благословить нас теперь уже вместе, и повторно обнял племянника. Из его прозрачных глаз сбегали в полуседую бороду слёзы, и я сама растрогалась, увидев, что известие о мнимой смерти Пандавов отозвалось здесь настоящим горем.В тени трона Дхритараштры сидела его жена Гандхари, мать Суйодханы и его многочисленных младших братьев, зрячая, но с широкой чёрной лентой на глазах — она приняла обет отказаться от зрения, чтобы уподобиться мужу, лучше понимать его и ни в чём не превосходить. Услышав голос Кунти, она вскочила и, нащупывая ступеньки, принялась спускаться к ней, а когда Кунти, взбежав навстречу, подвела её обратно к её месту, Гандхари усадила мать Пандавов на одно сидение с собой, меня попросила сесть на подушку у их ног и стала расспрашивать то меня, то её, чем жена дорогого Юдхиштхиры любит полакомиться и какую музыку слушает, какого цвета мои глаза, и какой длины волосы, и что должно быть в моих комнатах, и какие подарки мне прислать. Описывая меня, Кунти произнесла: ?Наша невестка — истинная Кришна, чёрная и прекрасная?, — и светлоликая горянка Гандхари удивлённо надломила брови над повязкой, скрывавшей пол-лица, но продолжала обращаться ко мне с той же теплотой. В ней угадывалась большая мягкость в сравнении с Кунти, но равная сила, даже несмотря на то, что муж её был жив и царствовал, ей не приходилось скитаться, и на жизнь её самых любимых мужчин никогда не покушались. Явно близкие подруги, встретившиеся после разлуки, эти двое, Кунти и Гандхари, разговаривали негромко и берегли слова, и я решила, что в их обществе мне будет чему поучиться.Великий Бхишма, тот самый оскорбитель царевны Амбы, оказался именно таков, каким я его и представляла: воин богатырского сложения, руки и полуобнажённая грудь в шрамах и боевых отметинах, единственная чёрная прядь в пышных седых волосах, рубленые черты лица, от усов и бороды он оставлял только белые полоски вокруг губ, словно молодой, сохраняя гладко выбритым решительный подбородок. Махасенапати, главный хастинапурский военачальник, в преемники которому прочили Арджуну, этот Бхишма, вместо того чтобы обнимать Юдхиштхиру, обрушился на него и на правах двоюродного деда устроил свирепый разнос за попытку уклониться от предназначения кшатрии и царского сына. Юдхиштхира, стоя перед дедом, как росток пальмы перед деревом шала, выслушал его со всем почтением, но без тени раскаяния. Оставалось только восхититься уверенностью, которую он черпал в своём понимании дхармы. Когда я подошла под благословение Бхишмы, он сказал:— Дорогая внучатая невестка, ты взяла на себя непростые обеты, но дай отдых своему сердцу. Здесь, в Хастинапуре, никто и никогда не обидит тебя. Ты — под моей личной защитой.Торжественная встреча была последней предназначенной мне публичной пыткой из обязательных, после неё меня разместили в комнатах на женской половине, и я вернулась к привычному уединению. Новые служанки, вышколенные так, как и не снилось Кампилье, с повадками скромниц и смиренниц, при этом знавшие больше моего об украшениях, причёсках и нарядах, появлялись по первому зову, исчезали по первому знаку. Кроме них, приходил ко мне только Юдхиштхира.Я могла выплакаться, побыть одна, успокаиваться и размышлять, никто меня не тревожил. После бурного водоворота событий это затишье понемногу исцеляло мою душу. Я не могла не испытывать благодарности к мужу, хотя напоминала себе, что мой покой мог стать только последним в ряду соображений, по которым мать Пандавов и её старший сын приняли совместное решение вновь вернуться в Хастинапур.— Кришна рассказал мне, что вы погибли, сгорели в смольном дворце. Как получилось, что вы оказались живы? — робко спросила я в одну из ночей на новом месте.— Точно ли всерьёз говорил Кришна? — голос у того, с кем я делила ложе, был такой мягкий и проникновенный, словно здесь во мраке решались судьбы мира.— Усмехался, — вспомнила я. И, не удержавшись, добавила: — Я ещё тогда заподозрила, что он знает больше, чем говорит, и подождала принимать его россказни близко к сердцу.— Совсем ещё дитя, но сколько ума и воли. Нашего Кришну не обмануть, и нашу Кришну, выходит, тоже, — вздохнул Юдхиштхира, проводя ладонями по моим щекам, а затем кончиками пальцев повторяя очертания моего лица в темноте. Всё противоречило всему — речи хвалили душевные качества, прикосновения воздавали должное видимости, преходящей майе, вздох словно печалился о том и другом, а правдивость служила самой пряной и причудливой из приправ к любому разговору с ним, при свете дня или в ночной темноте.— Но как было на самом деле? Куда вы, Пандавы, исчезли и откуда появились?— Когда мы только чудом остались живы и вырвались из Варанаваты, мы поняли, что нас так и будут стравливать с братьями. Всегда, пока мы живы. Не первая попытка, но эта почти закончилась смертью. Если погибнем — хорошо, останемся в живых и ожесточимся против сыновей дяди — тоже пойдёт. Слишком много недоброжелателей и у нас, стоящих рядом с троном, и у наследника. Слишком много тех, кто готов сыграть в скверную игру, увидев в Кауравах фигуры на своей доске.?Такова участь всех царских родичей, — подумала, не говоря, я. — Что необычного??— Мы приняли общее решение уйти в леса и никогда не возвращаться в столицу. Цветочные поляны и вправду манят нас больше, чем дворцовые ковры и своды, я не засматриваюсь на трон, пусть Суйодхана правит счастливо, из него выйдет образцовый государь. И если бы не ты, девушка…— Я? — такого поворота разговора я не ожидала. — Почему я?— Нам не нужен был династический брак, и мы не высчитывали выгод от союза нашей семьи с Южной Панчалой, мы ведь решили, что больше не вернёмся в политику. Но Арджуна знал, что его ждут на состязании женихов, и выпросил у матери разрешение пойти посмотреть, как стреляют другие. Ему очень хотелось испробовать необычный лук, но перед этим искушением он устоял. Зато не устоял перед тобой. Он был так поражён твоей красотой, Драупади, что порушил все наши планы, выдал себя и нас. Когда он увидел тебя — издалека, но мой брат ведь лучник, сама зоркость, — то его будто подменили. Он чуть с ума нас не свёл, потому что как дитя малое спрашивал: она правда так прекрасна? Вы тоже видите, сколько огня в её глазах и в улыбке? До вас долетает то благоухание, которое от неё исходит? Я посмотрел на его лицо, послушал его речи — и благословил выйти на арену.Так, запоздало и через вторые руки, как бесполезное послание из прошлого, я получила признание в любви, которое должен был прошептать мне сам Арджуна после нашей свадьбы.