Я обещал тебе непростую судьбу (1/1)

Ночь мы провели в той же хижине, на застеленных чёрными шкурами циновках и охапках травы. Кунти улеглась в головах сыновей, а мне показали место в изножье. Я легла, стараясь и не прикоснуться ни к чьим ступням, и не отодвинуться слишком далеко, и замерла под своим покрывалом, которое благоухало домом, Кампильей и прежней жизнью. В эту ночь я впервые узнала, каковы на вкус долгие слёзы, как они щекочут кожу, прокладывая по ней дорожку, с каким звуком они падают на ткань твоей собственной одежды и на стебли подстилки. Я лежала на антилопьих шкурах тихо, как подраненная на охоте антилопа, не могла даже сжаться в комок и обвить себя руками, а мои слёзы не собирались заканчиваться, словно внутри меня открылся бесконечный источник, и солёный ручеёк постепенно вымочил край моей накидки. Но ближе к полуночи я опомнилась, сказала себе: ?Хватит, прекрати, довольно?, — и усилием воли остановила слёзы. Я увидела безгласно рыдающую Драупади словно со стороны и испугалась, что навсегда утону в жалости к себе, как в мутной реке, полной водоворотов и чудовищ. Именно потому, что жалость эта была заслуженной и справедливой, не было её опаснее. Чтобы отринуть низкую страсть, недостойную дочери кшатрии, я мысленно принялась разговаривать с Кришной, представляя себе, какими добродушными насмешками он встретил бы мои детские жалобы и нытьё. Мы с Кришной вели беседы и шутливые пикировки так часто, что я могла придумать ответы за него и даже мысленно воспроизвести переливы и перекаты его бархатистого, вкрадчивого голоса. Живая, здоровая, не обезображенная, окружённая чужим вниманием, я нарочно преувеличивала свои душевные несчастья, скулила и хныкала, как шакал под стенами города, как та собака из подлеска. Я обрисовывала своё положение самыми чёрными красками и выслушивала в ответ воображаемые речи Кришны — дружеские уколы и серьёзные вразумления попеременно. Потом, уже в полудрёме, пришли мой брат Дхриштадьюмна и моя сестра-воин Шикхандини. Дьюма с грубой нежностью потрепал меня за волосы, а Шикха приблизила к моему лицу своё, с закушенными губами и суженными глазами, и прошептала ?будь сильной?. Исчезли лунные лучи, проникавшие сквозь нечинёную крышу, и почти сразу антилопьи шкуры перечеркнули, превращая их в тигриные, полоски солнечного света. Но и захлёбываясь беззвучным плачем, и забываясь беспокойным полусном, и заснув на гханту или полторы по-настоящему, я слышала, что улёгшийся в самую середину Арджуна единственный из всех не спит: это можно было угадать по его дыханию и по тому, что он всю ночь пролежал застыв, не сдвигаясь и не перекладываясь.Дождавшись, чтобы Кунти подняла голову, я вскочила, поклонилась ей и всем остальным сразу — ничего не было проще в тесной лачуге, — выбрала из большой груды посудин в углу такую, которая не развалилась бы у меня в руках, и вышла начерпать воды из последней речушки, которую мы вчера миновали. За мной послышался шум, я оглянулась: Арджуна шёл по моим следам, держась на отдалении, с луком в руках, бросая по сторонам такие взгляды, будто мечтал, чтобы на нас напало стадо крокодилов или племя ракшасов. Он так стискивал зубы, что я испугалась за их целость, на заострившихся за одну ночь скулах цвели красные цветы, под глазами залегли тёмные круги, словно он неделю без просыпу пил хмельное. Краем глаза я видела, как Бхимасена с простодушным воодушевлением двинулся за братом и как Юдхиштхира подставил руку и перегородил входной проём.Вместо того чтобы набирать воду, я села на берегу и сломалась — обхватила руками колени и спрятала лицо. Захрустели камушки, зашуршали крохотные обесцвеченные водой обломки тростника и веток, тот, кто стал желанием моего сердца, подошёл и остановился рядом, уже не прикасаясь ко мне.— О Арджуна, — прорыдала я. — Как к этому пришло? Чем я провинилась?— Ничем, Драупади! — ответил задыхающийся голос, звучание которого я весь вчерашний день зачем-то училась ценить выше всех мелодий в мире. — Не ты! Это мне не следовало приходить в город, не следовало вмешиваться в твой выбор! Я обещал тебе непростую судьбу, но если бы я знал, о чём говорю, я бы лучше уступил тебя наследнику Суйодхане!— Суйодхане? — не смолчала я. — У Суйодханы, говорят, сотня братьев, предпочитаю остаться с вами пятью! Если одни царевичи Куру принимают такие бесславные решения, чего дождёшься от других?Арджуна отшатнулся, будто я отняла у него лук и хлестнула его этим луком поперёк лица, и я впервые увидела, как он бледнеет — до синевы на губах, семейной, от своего земного отца унаследованной бледностью, зрелище не для слабых духом. Но… слов моих он не опроверг.— Что же теперь будет? — спросила я, вставая и выпрямляясь. — На что ты решишься? Что сделаешь?— Ничего, — горестно ответил первый из героев нового поколения, истребитель чудовищ и демонов, сын того, кто сразил дракона. — Как я могу пойти против матери и джьештхи, старшего брата? Они ясно высказали свою волю.— Ты почти стал моим мужем, я приняла тебя, доверилась тебе всем сердцем, неужели ты отдашь меня? — крикнула я в полный голос, словно зовя на помощь.— Я не хочу, Драупади! — ответно крикнул он, но на следующих словах его голос вновь стал мягок и тих. — Но… Ты не поймёшь, не согласишься, но позволь, я расскажу тебе о нас. Я принадлежу к младшей ветви великой Лунной династии, в Хастинапуре у нас много близкой родни, все дороги нам, все преданы друг другу… Но моя мать и мои братья — особенные для меня. Они всё равно что я сам. Мы единое целое. Мы никогда не разлучаемся, не противоречим один другому и не сердимся друг на друга, одно едим и пьём, одинаково думаем и говорим. У всех нас один взгляд на мир, одна душа. Мы как единое существо, разделённое на шесть частей. Как же мне пойти против моих самых любимых и близких? Даже мысль о таком мне невыносима. Я знаю, простить меня невозможно, но взять тебя в жёны я теперь не могу.Дрожащими пальцами он потянулся к моим волосам и тут же отступил на три шага. А потом ушёл, оставляя меня на съедение всем ракшасам и крокодилам.