Порыв десятый: (1/2)

вспомнила таки. пока не знаю, когда будет "дальше". пропала вся морская романтика. но, надеюсь, что я закончу. спасибо, если читаете.

______________Мукуро ненавидел ожидание. Уж что, но лучше действия, ощущения, эмоции, ярость схватки или полнейшая апатия затишья. Пусть даже и перед бурей.

Мукуро не любил спокойствие. Безделье. Это вызывало бунт в его крови, мышцах и, главное, мозгу.Ничего не делать. Ни о чем не думать. Ничего не знать. Не получать новой информации. Не усваивать новые знания. Не планировать новые действия. Не строить никаких планов.Зачем тогда существовать?

Чтобы просто лежать под ледяным пологом, зажмурив глаза от ослепительного солнца, которое, отсвечиваясь от ровного покрова снега, било в глаза, ослепляя.

Нет, Рокудо был явно не для этого.

Он хотел действий. Постановочных актов, сцен сражения и драм, сменяющихся лирическими отступлениями или философскими рассуждениями.

Он хотел всего, чего угодно.

Боли, отчаянья, обреченности – ведь у него был для этого повод.Азарта гимнаста, его волнения, выливающего буквально судорогами в животе от напряжения, с каждым крохотным, пусть и уверенным шажком ступающего по канату под куполом цирка. Совершенно без страховки. Стараясь дышать ровно, но легкие болезненно дрожали от каждого вдоха. А сердце, то в безумной пляске кололось в груди, подскакивая к горлу.

Страха,желания бежать и прятаться, желания защищать свою жизнь до последней капли крови, даже если не собственной. До потери рассудка, превозмогая любые испытания. Проигрывая или побеждая. Каждый проигрыш давал лишь стимул оттачивать свои навыки, улучшать мастерство.

Мукуро всегда улыбался, вспоминая: ?То, что не убивает нас… Совершает ошибку?.

Мукуро был уверен, что это смешная правда.

Мукуро был уверен, что это истинная правда.Мукуро знал, что это самые лживые слова из всех.

И, наконец, Мукуро понимал разницу между тем, в чем он был уверен, и тем, что являлось правдой.

За все великие деяния, совершаемые человечеством, большую часть которых можно было уничтожить с того момента, когда те взяли в руку дубину, почувствовав себя сильнее. Величественнее. Едва ли не властителями мира.

Наверное, это и было причиной тому, что появились боги. Мир просто увидел, что эти маленькие существа заполоняют все вокруг. Не щадя никого. Ничего. Даже себя.

Рокудо только сейчас заметил, что думал о Мире как о чем-то живом. Разумном. Понимающим. И сразу же понял, что, в общем-то, так оно и было.

Мир сотворил Богов. Выбирая самых адекватных их людей. Возвышая их. И, сам того еще не осознавая, вливал в них тщеславие. Величие. Чувство собственного превосходства.

А дальше как в книгах: Боги воевали за власть, Мир пытался исправить, люди умирали. Боги потеряли большую часть своего величия, люди спесь, Мир более или менее успокоился, начиная считать свои спокойные дни.

Но все это старая история.

Мукуро зевнул, перевернувшись на бок. Не открывая глаза, хотя свет резал даже сквозь веки. И слыша легкие шаги, отдающие хрустом снега под ногами. Какой-то навязчивый мотив, который напевал пришедший, не был знаком, но уже нравится.

У Бьякурана определенно был музыкальный слух. И чарующий мягкий голос, который нравилось слушать.

- Чего тебе?

- Через три часа, как мне напел ветер разбитого сердца, к нашему уютному домику причалит корабль.

- Тебе что, поговорит не с кем? – поворачиваясь, не открывая глаза и поворачивая голову в ту сторону, где, по скромному мнению Рокудо, находился Бьякуран.

- У капитана, как шепчет ветер, чудесные золотые волосы, - голос мягкими нотами звучал на ухо, а дыхание Короля прошлось по коже щеки, щекоча морозной свежестью.

Мукуро замер. Банально, но намгновение, совсем крохотное, он растерялся от удивления.

Золотые волосы? Дино?! Зачем? Почему? Как?

Ну ладно, если как он добрался было вполне очевидно, то остальные вопросы таили в себе только неизвестность. Что могло привести его сюда?

Искренне Рокудольстил свое самолюбие мыслями о том, что Мустанг приехал за ним. И уедет только с ним.

Так ли? Хотя за свой эгоизм было ни капли не стыдно.

Мукуро не боялся своих желаний. Любил свои желания. Любил чувствовать. Любил желать. Любил ощущение всемогущества, когда желаемое доставалось с меньшими усилиями, или когда за него приходилось сражать, и вот оно. В руках. Мало с чем сравнимый экстаз.

- И чего? Решил развести мальчишник?

- Кажется, твое сердце стало ледяным, - насмешка в уголках губ, и искры веселья в фиалковых глазах.

Ничего не отвечая, Рокудо, наконец, приоткрыл глаза, поднимаясь на ноги, переминаясь, разминая мышцы, и смотря куда-то за линию горизонта.

- Мир – полотно, - отстраненно, чувствуя холодок по коже.

- В тебе проснулся художник? – почему-то улыбаясь такому настроению колдуна.

- Его можно переправить, но в конце краска обвалится, являя миру истинную картину.

- Дать тебе растворителя? – и снова улыбаясь.

- Жаль, что это не нарисованный акварелью, все можно было бы смыть, заполняя мир новыми красками.Странно было рассуждать о том, о чем не имел понятия. Никогда не увлекаясь живописью, хотя художники всегда были где-то на расстоянии руки. Никогда не учился рисовать, его готовили для другого. А потом, когда родителей не стало, казалось, это было так давно, ведь первые годы тянулись мучительными веками, он сам готовил себя для того, что выбрал в трезвом уме.

И шел к этому, не сворачивая с пути. Уловками пробивая путь? Ложью располагая к себе? Любым способом, лишь бы все, что осталось за спиной, не было напрасным.

И он добился. Стал тем, кем так желал.И понял, как тщетно все было.

Видел судьбы, сплетенные друг с другом.