маленькая история про достоинство (1/1)

Кларк не сразу понимает, что не так с Брюсом. Если по справедливости, сказать и правда сложно, да еще Брюс ведет себя как Брюс и не признается. У него не льется кровь, его кости целы и находятся на своем месте. Бэткостюм не тронут. Его дыхание и сердечный ритм учащены, но это наименее тревожные симптомы состояния ?с Брюсом что-то не так?, которые Кларк только может себе вообразить, а еще они не особенно помогают сузить список потенциальных возможностей. Кларк оторвался от пола в тот момент, когда услышал долгий скрип шагов Брюса, то, как он приволакивает ноги. Он влетает в Зал Справедливости, вокруг него шумит воздух. Одного взгляда на Брюса достаточно, чтобы хорошо его рассмотреть. А потом он уже совсем близко, ловит Брюса на середине неуверенного, спотыкающегося шага. Это настолько пугает, что Кларк почти думает, что что-то упустил. Тело Брюса напряжено под костюмом, мышцы в его руках и ногах сжимаются и расжимаются волнообразными спазмами. Ему явно больно — непонятно отчего, — и именно поэтому он едва может ходить. Но Кларк не чувствует запаха крови, не ощущает ее вкуса в воздухе, разве только в прокушенной нижней губе Брюса. Брюс…Брюс весь мокрый, понимает Кларк, с головы до ног. Он весь мокрый и беспомощно трясется, зубы сжаты так, что Кларк слышит треск эмали. — Брюс… — Плющ, — резко выдает Брюс. — Растения. Пыльца. Надо было… смыть. Он попал под действие чего-то. Попал под действие и смыл реагент с себя, бросился в залив — или что он там сумел сделать в таком состоянии, чтобы никто больше не заразился. — Хорошо, держись, — говорит Кларк. Это скорее предупреждение, чем указание. Неважно, крепко ли Брюс держится за Кларка, Кларк все равно ни в коем случае его не уронит. Но в таком состоянии… Брюс дезориентирован, весь покраснел, явственно пытается сконцентрироваться. Кларк не хочет застать его врасплох. Брюс моргает один раз, второй, а потом сглатывает, и ему удается — кажется, нечеловеческим усилием воли — посмотреть в глаза Кларку, неловко поднести руку и сжать пальцы на рубашке Кларка. Сойдет, думает Кларк, приподнимает его на несколько сантиметров над полом, разворачивается в воздухе и летит вместе с ним в медотсек. Там никого нет. Кларк усаживает Брюса на одну из чистых приподнятых коек и собирается послать уведомление Диане, Альфреду… Виктору — на случай, если тот сможет увидеть что-то, что не разберет местное оборудование. Но полусжатые ладони Брюса ложатся на его руки, и он не успевает включить коммуникатор. — Нет, — выдает Брюс. — Брюс, я не знаю… я понятия не имею, что делать, — говорит Кларк. Господи, подбородок Брюса весь красный. Кларк вытягивает руку и берется за маску, потому что он начинает думать, что контроля над моторикой на данный момент у Брюса недостаточно, он не сможет расстегнуть защелку. Он снимает маску, и лицо Брюса обнажается, на его скулах — яркие красные пятна, краска залила и его лоб. Он выглядит так, будто у него высокая температура. Глаза темные и огромные, челюсть сжата. Он явно не может сфокусироваться на Кларке, не может даже понять, что происходит, без излишних усилий. Он быстро моргает, тяжело дышит, судорожно меняет положение, начинает сгибаться пополам, как будто ему слишком больно, и он не может этого вынести. — Послушай, просто побудь тут одну минуту…— Нет, — срывается Брюс, сжимая руку на запястье Кларка. Движение резкое, и он почти падает с койки. — Я не понимаю, что тебе нужно, — говорит Кларк, пытаясь держать тон ровным, успокаивающим. — Я не знаю, как тебе помочь. Брюс зажмуривается, и глотка у него движется. Он отдергивает руки от ладоней Кларка, неловко смыкает их друг с другом. У Кларка уходит мгновение на то, чтобы понять, что он пытается снять перчатки. Кларк тянется к нему, рассеянно и мягко хмыкает, помогает Брюсу. Их пальцы переплетаются, ладони соприкасаются. Руки Брюса ходят ходуном, дыхание резкое и неглубокое. У Кларка даже нет возможности отложить перчатки в сторону. Брюс отшвыривает их, сгибает руки и отчаянно, не глядя, хватается за локти Кларка, его плечи, его лицо. — Брюс, — осторожно говорит Кларк, пытаясь его придерживать. А потом внезапным, запинающимся движением, Брюс вдруг его целует. На одну секунду Кларк ошеломлен так, что даже не может двигаться. Он ожидал целую кучу вещей — и ни одной хорошей. Брюса могло стошнить, у Брюса могли начаться судороги, Брюс мог перестать узнавать его, ударить его, запаниковать. Он даже не задумывался о том, что Брюс… не то чтобы он был против…В этот момент он начинает чувствовать. Брюс все еще целует его, яро и неловко, будто ему все мало, будто он не может этого выносить. Но дрожь в руках Брюса замедляется, успокаивается. Кларк ловит — где-то очень далеко — приглушенный звук, неконтролируемое безмолвное шипение, полувздох-полурыдание. Брюс наполовину сидит, он наклонен над кроватью, почти уперт в Кларка, прижат так близко, как это возможно. И его тело… Кларк чувствует, как натянутое напряжение тает прочь, постепенно, но ощутимо, пружина внутри смыкается. Боль. Боль ушла. Или, по крайней мере, уходит. Кларк издает задушенный, удивленный звук в рот Брюсу, и Брюс тут же, кажется, начинает понимать, что наделал, чем они занимаются — он отшатывается прочь, отворачивается, убирает обнаженные руки, прижимает их к бокам. Он все еще дышит с трудом, грудь у него вздымается, лицо и грудь красные от жара — над костюмом Бэтмена. Его рот мокрый, он блестит, и Кларк смотрит на него непозволительно долго. — Я, э-э, — говорит Кларк и прочищает глотку. — Это помогает? Почему Плющ…— Оно должно было оказывать дебилитирующий эффект, — говорит Брюс ровно, и окей, все это и правда помогло, если он снова говорит семисложными словами. — Ослаблять. Она уже пыталась создавать подобное раньше. — Он делает вдох, выдох, медленно и контролируемо. — Я синтезировал антидот. Он был… частично эффективен. — То есть без антидота ты бы… — Кларк замолкает, и уши у него горят, он вдруг понимает, что, возможно, не хочет знать, как заканчивается это предложение. — Понадобились бы более разительные меры, — еще более ровно говорит Брюс, — для того, чтобы ощутить облечение. Господь всемогущий. Кларк сглатывает и очень сильно пытается не представлять себе, как разыгрался бы подобный сценарий. Вес Брюса смещается совсем чуть-чуть. Кларк смотрит на него. Выражение на его лице не поменялось. Он сидит, он напряжен, но не скручен болью. Он смотрит на Кларка без явной тревоги, она не сильнее, чем прежде. Он красный везде, где Кларк видит голую кожу, его пульс неровно шумит в ушах Кларка. Но он не надел перчатки. И его костяшки снова побелели, он сжимает руки в кулаки. — Брюс, — медленно говорит Кларк. — Вон, — без выражения произносит Брюс. Кларк не двигается. — Опять началось. И не закончится, пока не выветрится доза, да?У Брюса двигается челюсть, он снова сжимает зубы. — Кларк, — говорит он, а потом прерывается, как будто пытаясь скрыть то, что все равно выдаст голос. — Вон. Немедленно. Кларк знает, за чем следить на этот раз. Он видит отрывистые движения: сокращаются мышцы, конвульсивные спазмы возвращаются. — Ты шутишь? — Кларк вытягивает руки, кладет ладони на кулаки Брюса, и это тоже помогает, он видит, что кожа на коже посылает рефлекторный ответ, мгновенное расслабление, по всему телу Брюса. Но до поцелуев далеко. — Кларк…— Я могу тебе помочь. Ты знаешь, что я могу. Не прогоняй меня, — Кларк кусает губу. — Пожалуйста. Брюс покачивается и закрывает глаза. Всего на пару секунд, говорит себе Кларк, просто чтобы дать Брюсу минутку подумать спокойно. Он наклоняется, прижимается ртом к губам Брюса. Поцелуй мягкий, ни к чему не обязывающий, почти закрытый. Брюс шумно выдыхает и позволяет ему целовать себя. А потом Кларк отодвигается — чтобы посмотреть Брюсу в глаза, не более, — и знает, что это сработало. — Брюс, — тихо говорит Кларк и ждет, пока Брюс поднимет взгляд. — Хуже не станет. Ты и сам знаешь. Ты должен это знать. — Нет, — выдает Брюс и снова напрягается, выворачивается так, будто это Кларк причиняет ему боль, а не собственное тело, не то, что растения Плюща выплюнули ему в лицо. — Я не перестану быть безнадежно в тебя влюбленным, если ты выставишь меня за дверь и заставишь ждать, зная, что тебе больно, зная, что я мог помешать этому, если бы ты мне позволил. Все это должно было быть сложнее. Они в первый раз заговорили об этом вслух, Кларк впервые подобрал нужные слова. И он был все-таки прав, думает он отдаленно. Брюс знал. Брюс знал все это время. Брюс не выглядит удивленным или неверящим. Он даже не выглядит раздраженным. Он все еще наполовину отвернулся от Кларка, все еще уперто смотрит в стену, а его шея конвульсивно сокращается.— Я не говорю, что ты должен так сделать, — быстро исправляется Кларк. — Если ты снова попросишь меня уйти, я уйду. Но я… ты позволял мне целовать себя, чтобы оторваться от хвоста, для дела, для прикрытия, и в противном случае нам пришлось бы ломиться напролом. Но ты не позволяешь мне делать это, чтобы ты не лежал тут полночи в агонии? Потому что, должен тебе сказать, по-моему, это куда лучшая причина, чем обычно, а не наоборот. — Конечно ты так думаешь, — язвительно говорит Брюс, кривя губы. — Твое суждение совершенно ошибочно.— Пытаешься сделать так, чтобы я ушел, решив, что ты полный придурок, — ровно оценивает ситуацию Кларк. — Так ты не попросишь меня уйти. Брюс не отвечает. Глядя на него в таком состоянии, Кларк не может быть раздраженным; яркая вспышка фрустрации исчезает быстрее, чем появилась: Брюс впивается зубами в дрожащую губу так сильно, что из нее снова идет кровь. Черт. Наверное, боль усилилась. Кларк поднимает руку к шее Брюса, проводит большим пальцем по подбородку. Брюс почти глотает вздох облегчения, но Кларк все равно его слышит. — Прости, — тихо говорит он. А потом он ведет губами по виску Брюса, по его залитой румянцем щеке, по измученной разодранной губе.— Я не говорю тебе, что готов пойти на это, — говорит он, когда заканчивает, уже в уголок губ Брюса. — Я говорю тебе, что хочу пойти на это. Ты знаешь, что это так. Это.. — он останавливается, почти собирается засмеяться, но смех тут неуместен. — Господи, да в этом нет ничего такого. Это просто. Это самое меньшее, что ты можешь у меня попросить. Я именно это хочу делать каждую секунду каждого дня. Разумеется, не берем в расчет ту часть, в которой я останавливаюсь, и тебя начинает терзать боль…Брюс издает низкий полузадушенный стон где-то глубоко в глотке и разворачивается к Кларку. Они сталкиваются носами, подбородками, и вот уже снова целуются. На этот раз это не просто необходимый минимум. Это не временное решение, которое Кларк использует, чтобы дать Брюсу шанс собраться с мыслями. Брюс сдается рукам Кларка, хватает Кларка за плечо, скользит с каждой секундой все более твердыми пальцами в волосы Кларка. Брюс целует его, и целует его, и целует его. Кларк знает о настоящей причине, и это, наверное, должно убрать удовольствие из процесса; Брюс постепенно расслабляется в руках Кларка. Но удовольствие не уходит. Господи, да это самое настоящее удовлетворение. Они целуются десять минут напролет и получают немного времени, чтобы отстраниться на подольше. Брюс успевает снять внешнюю броню, и Кларк подталкивает его, заставляет лечь на кровать. Кларк держится поблизости, забирается в постель вместе с ним и тут же устраивается сверху, без малейшего промедления: трогает его лицо, ведет большим пальцем по уголку рта, и Брюс подставляется под руку Кларка. У него потемневший взгляд, он податливый, он залит розовой краской. Он выглядит пьяным. Из-за отсутствия боли, не из-за поцелуев. Не так-то сложно это запомнить. Раньше они не целовались так долго. Они вырабатывают определенный ритм после получаса, это легкий процесс компромиссов, один целует, второй подставляется, и в нем есть своя мелодика. Наверное, все это должно наскучить, они просто лежат в постели и целуются — Кларк осторожно держит вес на руках, не дает бедрам прислоняться к Брюсу, потому что без какой бы то ни было помощи, без давления, у него и так наполовину стоит, этот растущий вес между ног трудно с чем-то спутать, и он предпочитает его игнорировать. Но он не против. Следующие пять лет он будет дрочить, вспоминая каждую секунду происходящего, конечно, но он не против. Да и как он может быть против? Все это глупо, эгоистично, но оно все равно наполняет Кларка жадный горячей волной: он может сделать это для Брюса. Не какой-то там коллега, не напарник по расследованию, не Супермен, ни одна из его способностей, сил, ни одно из его чувств. Просто Кларк, его руки, его рот. Он хотел это сделать, он признался, и Брюс позволил ему.Этого достаточно.На то, чтобы доза пыльцы, полученная Брюсом, выветрилась полностью, уходит почти четыре часа. Или — у них уходит почти четыре часа, чтобы остановиться и понять, что она выветрилась. Наверняка это одно и то же. Наверняка.