Наверное (Джим, Джек, юность) (1/1)
– Ну и что это? Джек швыряет на стол листок, припечатывает ладонью. Джиму хватает одного взгляда. Он делает глоток – чай горячий, несладкий, обжигает до саднящих губ.– Полагаю, это мое заявление на отчисление, которое ты нашел в моих вещах.Джек за лето вытянулся, полюбил рубашки и забыл, как причесываться, и теперь нависает над Джимом – долговязый, лохматый. – Да, – и его совсем ничего не смущает. Он хлопает ладонью по столу, листок тихо шелестит. – Да, именно там я это и нашел. Ты что, охренел?За окном солнце и зелень, уже переходящая в желтизну. Цветут мамины клумбы, пышно и аккуратно, облетают ровно подстриженные кустарники у забора, роняя на голову садовому гному мелкие листья. Джим не был дома почти год, и эта картина делает с ним что-то непонятное. – Джим!Скрежещут ножки стула. Джек садится напротив, выхватывает у Джима чашку, не дав ему сделать еще один глоток, сует ему в нос заявление, на котором намокают свежие чайные капли. – Ты же не собираешься никуда это отдавать, да? – Собираюсь, – помедлив, возражает Джим. Трет глаза тыльной стороной руки. Последний раз он спал… Давно, и глазам это не нравится. – Это, к сожалению, самое правильное, что я могу сейчас сделать. Он приехал вчера. Поздно ночью. Автобус сломался в двадцати километрах отсюда, и остаток пути Джим прошел пешком. Брюки, белая рубашка с тугими манжетами. Моросящий дождь, налипшая на ботинки глина. Дома пришлось отмывать и ботинки, и крыльцо. Никто не проснулся. Но Джим опрометчиво оставил рюкзак внизу, под вешалкой. Младший как-то понял, что и где искать. – Не смотри на меня так, – фыркает вдруг Джек, – я не копался в твоих вещах. Твой рюкзак свалился на пол. А ты его не закрыл. Твоя эта хренова записка валялась рядом с мамиными тапочками, сам виноват. Так вот, еще раз – что, ради бога, ты несешь? Ты что, переспал с дочкой ректора и попался? Торговал травкой? За что тебя выгоняют?– Меня не выгоняют.– Да ну?– Да, – мягко подтверждает Джим и наконец смотрит на младшего по-настоящему – как на того, кого не видел год. Они ведь даже не поздоровались. Джим уже открывает рот, как Джек подскакивает и отрезает:– Не начинай! – Что? – Джим улыбается против воли.– То, что ты собрался начинать. Без тупых нежностей! – Джек усаживается на стол, на котором мама обычно режет овощи, пинает ногами дверцу, наставляет на Джима палец. – Давай, выкладывай. Если это не ерунда типа травки, то что? Что ты сделал?Солнце светит прямо в глаза, и Джим опускает голову. Джеку скоро шестнадцать. По-прежнему сходит с ума от электроники и железок, недавно, по словам матери, перестал маяться дурью и увлекся учебой – собирается в колледж. Джеку шестнадцать – у него еще есть несколько лет, и возможно, много, прежде чем он столкнется с тем, что жизнь местами очень жестока и несправедлива. Или справедлива, но жестока – что еще хуже. – Эй, – зовет Джек тихо, и Джим отвечает раньше, чем успевает себя остановить:– Я убил человека. Он ждет, что Джек скажет: ?Да ладно?. Или ?ничего себе?. Или что-то еще. Но Джек молчит.– На практике, – признается Джим. – Вколол не то лекарство. У пациента была аллергия.– И что, об этом не писали в карте? – Джек, кажется, злится. – Нет. Родственница пациента сообщила об этом через три минуты после того, как он погиб. Она… Забыла. – Она что? Джим пожимает плечами. Спина каменная с того самого дня, и даже такое простое движение причиняет дискомфорт. Джек спрыгивает со стола, стоит, скрестив на груди руки. – Я серьезно, Джим. Что значит ?она забыла?? Она, случайно, не какая-то его вдовушка или что-то такое? Или его бывшая, которая ему мстит?– Пациенту было семьдесят два. Джек фыркает. Понимает, что Джим не шутит. – Не может быть, – говорит. – Ты что, серьезно? Тетка забыла, что у ее родственника, какого-то деда, аллергия, а ты хочешь завязать с медициной? Джим вежливо улыбается. – Может быть, мы поговорим о том, как у тебя дела? Ты уже решил, в какой колледж…– Даже не пытайся. – Джек…– Не пытайся, – мотает головой Джек. – Со мной у тебя эти штучки никогда не проходили, так что завязывай. Ты что, идиот, Джим? Я же в курсе, как ты с ума сходил по всем этим медицинским штукам. Помнишь, как я позвонил тебе узнать, как дела, а ты целый час мне рассказывал, какая классная лекция была в морге? И ты теперь из-за какого-то… Теперь ты хочешь все бросить? Время – около восьми утра, но Джим вдруг отчетливо чувствует, как устал. Солнце слепит до того, что начинает болеть где-то внутри головы, за глазами. Как объяснить Джеку, что он понятия не имеет, о чем говорит. – Да, конечно, – Джек щурится, как будто Джим сказал последнюю реплику вслух. – Давай, скажи, что я ни черта не понимаю, потому что младше. Или как это у тебя звучит? ?Тебе недостает опыта?, да? Да. Это он сказал, когда Джек поссорился с родителями и всерьез собирался удрать из дома, а Джим, которого ждал наутро один из тех зачетов, которые не сдает с первого раза никто, пытался донести до него, что они с родителями просто не поняли друг друга. – Я уже извинялся за тот раз, – напоминает Джим. – И, как я и говорил, я не имел в виду ничего плохого. Это всего лишь факт. Конечно, у тебя меньше опыта, чем у людей, которым за сорок, в этом нет ничего…– Вот именно, – вклинивается Джек. – У тебя тоже меньше опыта, чем у всяких опупенных профессоров. Они, наверное, знают, что люди тупые и могут забыть сказать про аллергии, и вот если какой-то профессор угробит деда – это будет хреново. А ты только недавно научился градусник в нужное место вставлять, дай себе, блин, право на ошибку! – Джек, – вздыхает Джим. – Сегодня я за старшего, – заявляет Джек совсем уж нагло, – слушай меня и не бухти, брат. Ты будешь врачом, я тебе говорю. В конце концов, мать про это столько треплется, что у меня скоро уши увянут, и если я терплю это все зря…Он делает огромные глаза, фыркает, сгребает со стола листок и с наслаждением комкает. Комок летит в мусорку, на гору картофельных очисток – видимо, с ужина. Джим молча вздыхает – но ему парадоксально легче. Он, конечно, напишет еще одно заявление.Но чуть позже.Наверное.