Часть 11 (1/1)

Гай сидел в своих покоях в замке в компании кувшина вина и мыслей. Обдумывая произошедшее и весь разговор с Локсли, он не мог понять, ради чего тот устроил этот балаган? Неужели думал, что после того, как Гай понял, кто шлет ему эти письма, он окажется настолько дураком, что поверит во все это… дерьмо? Нет, его, конечно, тут и держат за дурака, но всему есть какой-то предел. Как, впрочем, и для Локсли.Или глупость предела не имеет? Ладно, пусть не имеет, но остальное-то да! Вот и Локсли, конечно, изворотливая тварь, но чтобы так — без совести и чести и этого его хваленого благородства? Или всему этому грош цена. Допустим этот вариант и что тогда? Сделав ошибку, Локсли решил, что сможет переубедить и выдать все это за неправильные доказательства. Мотив вполне понятен: добыча ускользает, и надо срочно что-то предпринять, иначе вся работа псу под хвост. А если допустить, что он в самом деле не притворяется? Раньше его планы не отличались особой изобретательностью. Да, они не были простыми, но чтобы вот так? К чему сейчас городить весь этот огород? Слишком сложная комбинация.Нет, никак не мог Гай избавиться от ощущения… И вспомнился ему случай в гостинном доме фламандских купцов, когда нашли труп одного из тамошних приказчиков. Тогда все выглядело, как будто вор пролез, а тот бедняга его застукал и... Но это все только на первый взгляд. А на второй, когда начинаешь приглядываться? И вот тут начинаются вопросы. Ну как посторонний мог к ним пролезть, когда у них выкуплена вся улица и с собственным ключом от ворот? Во фламандском квартале своя охрана, какой даже в замке нет. Начал он тогда вопросы эти всякие задавать, и его быстро... от расследования отстранили. Сложно сказать, сколько золота осело в сундуке Роберта де Рено, но аббат тогда хорошо на фламандские шпалеры для своей резиденции обогатился. Говорил, что привез из Вестминстера. Ага, не из того ли что на Длинном рукаве ноттингемского канала, по правую сторону от собора святой Марии? На прошлой неделе заходил хоть поглазеть на красивые вещи, вот такие же видел. Да в чем вы его преподобие подозревать смеете? Мало ли похожих шпалер? В Вестминстере они куплены, в Вестминстере! Ну что его преподобие так гневаются, ведь просто спросили же… Так и пришлось списать на несуществующего вора. Свои прикончили. Определенно свои. Так что эти оба ван Роена могут сколько угодно с самим шерифом раскланиваться, но это они лапу приложили, может не сами, но они. И доказать нельзя. Вот ведь два надутых гуся фламандских, что отец, что сын и оба, прости Господи, как две капли воды похожи и оба Хендрики из этого, Пру... нет! Из Бре... нет, Бру... А, из Брюгге! Вот если и здесь тоже не все так, как оно там было? Ну, предположим…Нет, не предположим, потому что чуть было не купился! Опять! Нет, ну, это же надо быть настолько наивным? Аббат с шерифом правы — он дурак, причем неописуемый дурак! Ничему жизнь не научила! Ведь не девица же. Причем ни он сам, ни Локсли. Тот, понятно почему это все там наплел про ожил-окаменел, любовь и ненависть — чем наглее и больше ложь, тем легче ее пропихнуть в качестве правды. Издевался, не иначе! Но, бог отвел, Гай сообразил в последний момент, чем проверить. Как Локсли перекосило, это надо было видеть! И это самое правильное из всех доказательств! Потому что не может мужчина, у которого есть любимая жена, которая для него регулярно ноги раздвигает, оголодать настолько, чтобы соблазниться на... вот... на вот него. И это еще без учета... их вражды. Если все взвесить и холодно рассудить, то зачем Локсли весь этот балаган, как не для мести? И тогда все укладывается по своим местам. Этот мерзавец придумал план и начал его воплощать уже давно. Папашу своего о помощи попросил и приступил, а Гай по собственной глупости и попался в ловушку, и ничего сделать нельзя. Убить он не может — рука не поднимется, хотя надо! Но не получится, сбежать тоже. Единственное, что осталось, — это сопротивляться изо всех сил, пока их не останется совсем, и вот поэтому Гай Гизборн не будет играть по правилам, которые предлагает ему Робин Локсли. Потому что эта игра с дьяволом, а с ним не играют, свою душу он так просто не отдаст.Надо держаться мысли, что тот преследует конкретную цель, и это месть, только месть и ничего кроме мести. Ради нее он скажет все, что угодно и сделает все, что потребуется. Даже изобразит пьяные откровения, причем не только на тему бессмысленности мести и прощения. Он даже для этого напьется и в самом деле, чтобы натуральней было! И даже скажет, что любит, уже сказал. Но это все язык. Разбойник просто не учел такой факт, как уродство тела, о котором не предполагаешь, и первая реакция на него. Человек, который и в самом деле любит... Он смотрит на эти шрамы другими глазами. А как смотрел на них Локсли? Стоп, как он в самом деле смотрел? Лицо у него, конечно, перекосило от отвращения, но вот... А было ли это отвращение или просто так показалось? То, что Локсли понял, при каких обстоятельствах Гай получил такие шрамы, это ясно, но в его глазах не было ни торжества, ни злорадства, там были только... почему в глазах были растерянность, боль и сожаление... Да там же была жалость! Пусть он ей подавится!Гай мрачно глотнул еще вина. Нет, это все такая хитрая и продуманная месть и ничего более, и пусть на сторону Локсли встает собственное Гая похотливое тело и безумное сердце, но он еще не до конца тронулся головой, хоть и дурак. Но если Локсли и в самом деле не врал? Что тогда? Вот чистое предположение и не более того! Что ему за интерес в пусть бывшем, но враге? В мужчине, наконец? Да если он имеет склонность к такому, то почему не найти утешение где-нибудь еще? Почему он, Гай Гизборн? Или только потому, что это он?Локсли сказал, они связаны друг с другом и что пытался как-то исправить сложившуюся ситуацию. Она его мучила, и если быть честным до конца, Гая это положение вещей мучило тоже, и только когда они... в эти редкие мгновения Гаю было наплевать, что перед ним разбойник, перед ним был... вот что и кто? Но только не Локсли! Гай даже не знал, как описать это. Это странное и загадочное существо, то ли и впрямь какой-то языческий полубог, получеловек, полуэльф почему-то одаривал его своим вниманием и благосклонностью, теплом и светом, которого Гай уже давно не ощущал ни от кого. К которому непроизвольно тянулся, презирая себя, но не в силах этому противостоять или уйти.Какой интерес мог быть у этого странного существа, Гай не знал. Но какой бы ни был, рано или поздно этот интерес закончится и… то, что он дает, тоже закончится. Что будет потом с ним самим, Гай старался не думать.***Похмелье было тяжким. Не помог даже найденный бурдюк с элем. Робин мрачно таращился на огонь в костре и упрекал себя за глупость. Идея пойти в Ноттингем могла прийти ему в голову только после изрядной доли эля. Но это еще не самое страшное. На эту не сильно трезвую голову он все-таки поговорил с Гаем и, кажется, испортил все. Или не все, и что-то еще осталось?Судя по тому, что Робин все еще жив-здоров и, ну не совсем прекрасно, но все-таки довольно сносно себя чувствует, испортить удалось не все. Иначе Гай уже раз десять убил бы его с особой жестокостью или сволок бы в замок, и валялся бы сейчас Робин в яме. А раз не убил и не сволок, даже не попытался, это уже внушало надежды, что Робин не ошибся и Гай не равнодушен к нему и это все-таки не ненависть.Но как же поговорить с ним еще раз? И где теперь его отловишь? Вряд ли он будет таскаться по деревням, когда его шерифство собирается жениться ... Свадьба... Свадьба же! Вот там он и будет. Но только какой он там будет? Какой? Если живой и снова только для нее, то Робин проиграл, окончательно и бесповоротно. Но чтобы это узнать, надо туда пойти, а самолюбие и гордость уязвляли даже малейшие представления, что это и в самом деле может оказаться так. Ну вот если пораскинуть мозгами здраво, то зачем ему Робин? Для удовлетворения похоти? Самому-то не смешно? Да на Гая Гизборна вешаются женщины всех сословий как... мухи на мед так не летят! Даже эта Беатриса, хоть и не спала с ним, но находила его общество приятным, дорожила им, а эта женщина имела такой выбор, что не каждой дано, и она знала, чего хотела. Так что тут скорее обратное. А вот чего хочет сам Гай Гизборн? Ведь что-то же привлекло его в этой Кордье? Что такого она ему давала? И что может предложить ему он, Робин? Поневоле пришлось задуматься. С самого начала их весьма неприятного знакомства Робин пытался, во-первых, понять, что происходит и с ним самим, и с Гизборном, и с ними обоими. А во-вторых, он пытался заставить рыцаря воспринимать его как равного. А тот его таковым не считал, этот человек просто снисходил до него и во вражде, и во всем остальном. Особенно во всем остальном. Закованный в невидимый доспех, он снимал его всегда сам, когда считал нужным, и, может быть, поэтому Робин и пустился в эту авантюру с попыткой пробить защиту Гизборна. Наверное, для этого и унижал, дурак. Но то, что в процессе этого знакомства открылось Робину, его одновременно и потрясло и вселило надежду, что можно попытаться исправить если не все, то очень многое. И именно в тот момент, когда Робин почти смог, он совершил ошибку и все потерял. Что теперь делать, как это все вернуть? И возможно ли? Как же больно, снова! — Тук?— Чего тебе?— Почитай мне свои стихи.— А может лучше не надо?— Прошу тебя, Тук... Мне плохо..— Ох, грехи мои тяжкие! Ладно…***Чем быстрее приближался день свадьбы, тем деятельней и несносней становился шериф. Гай мотался туда-сюда по графству с поручениями разного толка и был рад этому, стараясь не думать вообще, выкинуть все из головы и забыть, как страшный сон. Разбойники затаились на время, видимо ждали Михайлова дня и большой ярмарки. Ну и Хэрн с ними. Как только шериф женится нужно будет попросить расчет и ходу отсюда. Все. Хватит. Англия большая.— ГИЗ-БО-О-О-О-ОРН!— Да, милорд.— Какого черта вы носитесь, непонятно где?— Сами посылали меня к барону Торнтону.— Ах, да! Ну и?— Вот. — Мрачно буркнул Гай, протянув свиток шерифу. — Стойте тут, я сейчас напишу записку, отнесете моей жене…Гай этому удивился, ведь венчание только состоится, а де Рено уже ... а может, это и в самом деле так, когда ищешь себе пару на всю жизнь, сначала начинаешь к этому так относиться, а потом оно просто твоим становится? Ведь по сути ни на одну из женщин, которых он встречал, Гай не смотрел с этой стороны. Даже не думал, и на ту еврейку тоже. Эта, как ее… Сара, что ли? У нее было простое предназначение — избавить его от мыслей о Локсли. Он тогда еще не знал, что это невозможно.Госпожа Беатриса встретила его радушно, как всегда. Он осведомился, не нужна ли его помощь, но она рассмеялась и ответила, что помощь не нужна, а вот приятная компания весьма нужна, и она хотела бы кое-что обсудить.Они снова сидели за тем же столом у окна, что и всякий раз, когда он приходил к ней. Гай пил вино, а она читала записку и улыбалась мягкой и нежной улыбкой совсем не влюбленной, но любящей женщины. А потом обратилась к нему с довольно странным вопросом:— Вы так и не поговорили ?— С кем? — удивился Гай.— С ... персоной, кого вы любите.— Это ничего не изменит — буркнул он, уткнувшись в кубок.— Вы так уверены? Прошу вас, поговорите.Гай шмыгнул носом, смутившись окончательно. А госпожа Беатриса ждала ответа.— Ну... Слышали бы, что за ахинею ...А все лишь бы…— Да с чего ахинею-то? — возразила она.— Да хотя бы с того, что...было сказано такое!— И что же такого было сказано?— Того, чего быть не может совершенно, потому что не может быть... — Он все-таки решился сказать! — перебила она его и добавила с улыбкой. — Я горжусь им!— Что? — Гай оторопел.— Наконец-то он признался! А вы? — она внимательно посмотрела на него и тяжело вздохнула, покачав головой чуть ли не с отчаянием. — Но почему? Вы же тоже ..Гай покраснел и опустил голову, а потом тихо произнес, понимая, что скрывать уже бессмысленно:— Потому что эта сволочь врет, вот вы его не знаете, а я его уже успел неплохо изучить, так что не верьте ему, он... он что угодно скажет, но любит он всего две… пусть будет вещи. Это свое положение сына местного бога, которое позволяет ему пользоваться обожанием и почитанием всего этого сброда для своих целей. А вторая — это его жена. И не более того.— Ну с чего вы решили, что он врет!— Да с того, что он врет! Просто вы, как и пол графства, купились на смазливую морду и глаза как у фейри, да сказки о благородстве безвинно осужденного защитника обиженных, избранного самим Хэрном. Вот ему и сочувствуют и расстилаются с предложениями помощи и не замечают, что он, прикрываясь этой сказочкой, грабит и убивает, причем далеко не только богатых и прикинуться может кем угодно. На эту морду и я купился!— Ох! — вздохнула Беатриса. — Да не сочувствую я этому Сыну Хэрна и Робин Гуду с его делами! Как вы понять не можете? Я сочувствую несчастному юноше, что вляпался в историю, как кур в ощип, и по юности лет, горячности и недомыслию создал себе личного врага, когда мог бы этого не делать. И теперь при всей своей… храбрости и благородстве он вынужден тянуть на себе все вот это и только сейчас начал полностью осознавать сей факт. Так же как и то, во что именно он угодил, и чего от него все хотят. Он бьется, как рыба об лед, пытаясь что-то изменить, но не может. Это еще полбеды. Беда настоящая заключается в том, что единственный человек, который может ему помочь, и ради которого он сейчас и вытворяет все это, ему просто не верит. А не верит даже не потому, что не хочет, а потому что не может, и это все от боли. Но он измучен этим положением не меньше, и в одиночку он тоже не может сделать ничего.Вот их обоих мне безмерно жаль, потому что они оба оказались заложниками обстоятельств, непонимания и вражды. И исправить эту ситуацию может только чудо, которое почти случилось. Этот мальчик перестал носиться по лесам с луком и воплями, что он сын Хэрна, и начал думать головой, так не спугните это! Сделайте шаг навстречу и подумайте тоже.Вот, например, почему этот юноша устроил вам на дороге сцену дикой ревности, а потом пришел ко мне с болью и отчаяньем в глазах требовать вас ему отдать? Сэр Гай, может быть с его стороны это и не любовь, но точно не месть. Так не мстят.— Что он… сделал? — Гай не мог поверить тому, что слышит.— Он заявил, чтобы я отдала вас ему. Гай закрыл лицо руками, и ему хотелось провалиться сквозь землю.Беатриса смотрела на него некоторое время, а потом сказала:— Я хочу рассказать вам одну вещь, немного личную, но я думаю, что вам... я хочу, чтобы вы знали.Гай смутился еще больше.— А вы... вам... я клянусь, что никто не узнает то, что вы мне скажете. Даже ваш муж. В смысле шериф. Но ведь вы... вы такие вещи говорите, что я даже не…— Я выхожу замуж за Роберта де Рено, человека, которого люблю, а не за его должность. Вы понимаете это, сэр Гай? Сегодня он шериф, а завтра не шериф. Но Роберт он всегда, и это для меня самое главное. Как и вы для меня никакой не помощник шерифа. Вы согласны быть для меня просто Гаем Гизборном?— Да. — Он кивнул, не зная как справиться с чувством нереальности происходящего.— Вот и славно, а теперь к делу. Мне кажется, что мы очень похожи.— В чем?— В том, как мы выживаем. — Я не понимаю…— Знаете, почему я не сошла с ума, как только поняла, что за чудовище досталось мне в мужья?— Нет…— Потому что не подпускала его к самому важному и ценному, кидала ему, как кость собаке, то, что отвлечет его, а мне даст возможность уцелеть. Я отдавала ему свое тело, но не позволила залезть ко мне в душу и изгадить все там. Я сохранила ее, чтобы впустить туда, кого я захочу, а не того, кто решил, что у него на это есть права... Так и вы, вы бросаете всем им то, что можете восполнить очень быстро, и то, что не требует от вас тратить на них душу и сердце. Вы как будто откупаетесь от них своим бездумным повиновением приказам и всем, что они ждут от вас, и прикрываетесь своей работой как щитом, только чтобы они не добрались до вас настоящего.Ведь Роберт почти никогда не имеет дело с вами лично, как и большинство других. Какой вы наедине с собой знаете только вы, этого не знаю даже я. А я успела вас изучить лучше многих. — Тогда я... а вы согласитесь?— Для меня вы уже сделали исключение и давно, я уже стою близко, иногда мне кажется, что слишком близко, но все равно не смогу дать вам того, что вам нужно. А он сможет.Гай смутился и опустил глаза.— Пожалуйста, дайте ему шанс, когда он придет к вам. А он придет, я знаю. Мне кажется, что только ОН и видел вас настоящим. Возможно вы совсем этого не хотели или он, но это случайно произошло, и то, что он увидел, покорило его сердце и отняло у него покой. И поэтому сейчас я прошу вас, попробуйте, как я, приблизьте его, даруйте ему это как право, честь и милость. Гай смотрел на нее оцепенев и не в силах произнести ни слова. А потом Беатриса Кордье протянула руку и нежно коснулась его щеки. И это совершенно невинное прикосновение было для видевшего это Робина как удар кинжалом.***Тук вцепился в свой экземпляр книги, как черт в грешную душу, и никакие уговоры не помогли. Он спрятал ее под рясу с таким выражением лица, что даже Уилл поежился. Поняв, что выцарапать облюбованный сонет не получится, Робин решил зайти с другой стороны. Но у него челюсть отвисла, когда он узнал у Симона-переплетчика, сколько стоит эта тетрадь со стихами. На такую сумму Робин не рассчитывал. Но это было еще не самое страшное. Вот зачем он поперся в таверну? Чтобы увидеть собственными глазами свое поражение. И что теперь делать?Робин вернулся в лес в настолько подавленном состоянии, что Тук, встретивший его недалеко от лагеря, был потрясен.— Друг мой, что произошло?— Ничего, Тук.— Хорошенькое ?ничего?! Да на тебе лица нет!— Ох, оставь меня и мое лицо тоже.— Опять?— Что ?опять??— Он этого не оценит. И ты это знаешь.— Ну... — Робин даже не удивился прозорливости монаха о предмете его дум и размышлений — не узнаешь пока не попробуешь, вдруг оценит? А если нет, то и нет. На этот раз, но может в следующий?— И сколько таких попыток ты собираешься предпринять? Не лучше ли потратить силы на более достойную цель?— Тук, я столько уже потратил сил на более недостойные цели, что и говорить не о чем.— Прошу тебя, оставь это, пока не стало слишком поздно.— Для меня уже слишком поздно, Тук. — Вздохнул Робин и неожиданно спросил —Ты можешь мне одолжить своих личных денег? Не хочу брать из наших запасов.— Э... а ты как узнал?— монах досадливо шмыгнул носом.— Ну... я видел, как ты… ну, в общем, у тебя есть отдельный тайник недалеко от пещеры Хэрна.— Сколько тебе?— Много, Тук, десять гиней.— Сколько? Это же... у меня столько нету!— Есть. Я знаю.— Заметь, я не спрашиваю, откуда ты это знаешь.— Я могу тебе это сказать, я их давеча пересчитывал.— Ну! Ты! — монах чуть было не задохнулся от возмущения. — Но что ты собираешься с ними делать, ты сказать можешь?— Я хочу купить в Щучьем переулке твою новую книгу. Ему в подарок.— Ты с ума сошел! — констатировал факт Тук, схватившись за голову.— Так дашь? Тук тяжко вздохнул, потом закатил глаза, потом запричитал, потом снова закатил глаза и даже попытался стонать... Но в итоге денег дал.Оставшиеся дни Робин провел в размышлениях, что ему сказать Гаю, но так ничего и не придумал, только запутался. А потом решил сказать все, как есть, и будь что будет. Но как выловить среди набившихся в таверну людей, этого самого Гая Гизборна, ради которого он сюда и пришел? Однако судьба была милостива к нему, и он умудрился проскользнуть внутрь через хозяйственные постройки и спрятаться в прачечной. А потом осторожно выглянуть в коридор. Знакомая фигура в синем плаще проскользнула во внутренний двор, и Робин последовал за ним.Рыцарь сидел на колоде для колки дров и мрачно смотрел перед собой. — Такие вечера, Гай, созданы для любовных песен своим избранникам, но я не умею петь, прости.— Я сейчас уйду и сделаю вид, что никого не видел, а ты спрячешься где-нибудь и позже уйдешь… — Гай встал и, расправив плащ, направился к двери. — Нет, я пришел не для того. Я пришел поговорить — Робин почти крикнул ему вслед. Тот остановился и бросил через плечо:— Сейчас уходить не самое удобное время, закат солнца — меняется стража. Рыцарь как будто его не слышал. Но Робину останавливаться было уже поздно.— Я… еще хотел отдать тебе вот это.Он протянул Гаю книгу, тот повернулся и уставился на нее, но даже не сделал попытки хотя бы приблизиться.— Что это?— Это подарок.— Что? — неподдельное изумление на лице Гая вселило в Робина надежду.— Подарок. Тебе. Сонеты.— Опять те самые?— Нет, другие. Тук написал вторую книгу.— Он что, тебе ее отдал?— Нет... он…— Понятно. У кого ты ее спер?— Я не спер, я купил эту книгу специально для тебя..— Что ты сделал? — Гай не поверил своим ушам.— Купил ее у переплетчика. — Не может быть!— Почему? — Потому что... Ты хоть знаешь, сколько стоит такая книга?— Знаю. Десять гиней.— Мое жалованье почти за полгода... — выдохнул Гай растерянно.— Что?— Ничего. Неплохо у вас дела идут, я гляжу.— Это честные деньги. Там нет ни фартинга украденного.— Врешь!— Можешь не верить, но, чтобы заплатить за эту книгу, я одолжил деньги у Тука.— А Тук их у кого, как ты выразился ?одолжил??— Тук их честно заработал, — переплетчик заплатил, он его книги с балладами продает и ему выплачивает его долю, а Тук копит на вклад монастырю, он хочет закончить свою жизнь все-таки монахом. Ну и немного нам отдает…— Он такими темпами скоро целое аббатство купит... Не верю, ты все врешь!— Можешь не верить, и я не могу тебе доказать, в самом деле не могу. — Робин тяжело вздохнул и посмотрел на Гая. — Все мои доказательства ты отвергаешь, а других у меня нет, и я просто бьюсь о ледяную стену в попытке хоть как-то... Я не могу так больше, Гай, у меня нет больше сил и нет больше надежды... Я был слишком самонадеян и мне казалось, что если я... Что я смогу что-то исправить! А в итоге все испортил окончательно. Наверное, надо было догадаться обо всем раньше, но я понял и начал действовать слишком поздно и… Но видел, как ты оживал, и я пытался найти то, что тебя делает таким, сделать для этого все, что от меня зависит. Но ты мне не веришь, а я не понимаю, что я сделал не так, почему все мои усилия разбились, как волна о камни? Я не знаю на что я надеялся, я как будто пытался поймать тень.— Добро пожаловать в мой мир — мрачно буркнул рыцарь. — Что? — встрепенулся Робин, но нет, Гай Гизборн просто отмахнулся:— Ничего, просто вот это все, что ты сказал про ловлю теней и не понимание, что делаешь не так — мое обычное занятие последние лет десять, если не больше. Так что добро пожаловать.— Гай! — Робин тяжело вздохнул и покачал головой.Тот молчал, тупо глядя перед собой, окаменев опять, но Робин рискнул продолжить.— Я все равно не жалею, что попытался. Но я не учел, что между нами слишком много такого, чего ты мне не сможешь забыть. Я бы и сам не смог наверное. Мне окончательно стало это ясно, когда ты мне показал свой шрам. Я вообще за это время многое про тебя понял, про себя и про нас тоже. Поэтому я очень признателен тебе, что ты меня выслушал, ты мог этого не делать, но ты сделал. Ты бы мог меня убить, но не убил, а значит может быть ты... если когда-нибудь ты... я буду ждать, и я уже не враг тебе. И протянул ему книгу.— Вот, это мой подарок. Наверное, прощальный. Ты можешь не верить, но она куплена на честные деньги, клянусь тебе. Делай что хочешь, хоть сожги, хоть выброси, хоть продай... Но я прошу тебя только об одном, перед этим прочти... там закладка лежит. О большем я тебя не прошу.***Гай взял протянутую ему тетрадь и раскрыл ее, между страницами и вправду обнаружилась закладка в виде дубового листа.Как тот актер, который, оробев,Теряет нить давно знакомой роли,Как тот безумец, что, впадая в гнев,В избытке сил теряет силу воли, —Так я молчу, не зная, что сказать,Не оттого, что сердце охладело.Нет, на мои устах кладет печатьМоя любовь, которой нет предела.Так пусть же книга говорит с тобой.Пускай она, безмолвный мой ходатай,Идет к тебе с признаньем и мольбойИ справедливой требует расплаты.Прочтешь ли ты слова любви немой?Услышишь ли глазами голос мой?Гай уставился на разбойника. Тот стоял и не сводил с него глаз. — Это все правда, Гай. Я... знаешь, мне лучше уйти, наверное. — Пробормотал Робин и пошел к двери, дойдя до нее, все-таки обернулся в последней надежде и передумал уходить, потому что Гизборн читал сонет и оживал на глазах. Робин замер, боясь не то что шелохнуться — дышать.Гай читал сонет снова и снова, осознавая, что у него может просто не хватить сил противиться этому, слишком соблазнительна приманка, слишком близка, чтобы оттолкнуть. И снова посмотрел на Робина. Тот осторожно и медленно приблизился к нему, почти на расстояние вытянутой руки. И ждал ответа.Пришла мысль, что Беатриса была права, но все это не делало ситуацию лучше. Гай смотрел ему прямо в лицо и представлял, что вот сейчас сделает этот шаг и какое-то время будет безмерно и немыслимо счастлив. А потом Робин опомнится, пройдет для него и этот странный интерес и любопытство, придет чувство вины перед Марион за то, что бросил ее, перед своими людьми, что приблизился к врагу. И когда потребуется выбирать, он выберет ее и их, потому что любит он все равно ее, и она простит его за это временное помешательство, пусть не забудет, женщины такого не забывают, но простит. Простила же она ему эту ведьму! И тут простит, а он будет ей благодарен. И они простят, и все станет, как прежде. Робин Локсли снова станет тем, кем был, и вернет обратно всю свою жизнь и все, что у него было, как будто он на время просто отложил это в сторону. А Гаю нечего будет возвращать, потому что у него ничего не останется. Прежняя будет уничтожена, а новой неоткуда взяться. Придет только боль, но ее и так уже слишком много…— Гай, ты такие вещи говоришь, что мне страшно становится. Ты меня так больше не пугай, ладно? — Робин Локсли стоял перед ним и внимательно смотрел Гаю в лицо, он взял бы Гая за плечи, но не решался прикоснуться, просто протянул к нему руки и замер в растерянности.Гай в ужасе понял, что вот это все он сейчас вслух сказал, а тот услышал и… Но Робин продолжал: — С чего это я должен испытывать вину перед Марион за то, что люблю тебя? Это все равно что я должен испытывать вину перед тобой за то, что люблю ее. Ты считаешь меня виноватым?— А... нет! — опомнился Гай и попытался как-то прийти в себя. — А почему я тогда должен быть виноват перед ней? Глупость какая! Вы оба мне нужны. И люди-то мои тут причем? Это совсем не их дело.— Робин, рано или поздно ты…И тут Гай вдруг отчетливо осознал, что вся эта ситуация была заранее и тщательно спланирована и точно не Робином, что тот сам вместе с ним угодил в эту страшную ловушку, которую расставил для них кто-то другой! Кто-то из этих двух, кого даже и людьми-то не назвать и каждого по своей причине. До такого мог додуматься только кто-то из этих! Или Беллем или Хэрн. Но если Беллема еще как-то можно понять, то мотивы лесного бога были загадкой, но для Гая это ничего не меняло. Свести двух врагов, заставив их друг друга полюбить несмотря ни на что, а потом?В этой ловушке Гаю отведена роль жертвы, это точно и ясно, но какая Робину? Только ли приманки? А если еще и жертвы, такой же, как и сам Гай? А если каждый из них одновременно и жертва, и приманка? Если это план Беллема, то где гарантия, что в этот в план не входит то, что Робин будет вынужден или Гаю самому придется… Он оборвал эту свою мысль в ужасе, как будто если он ее додумает, то она сбудется точно. Но если это Хэрн? Зачем ему? Да мало ли зачем! Кто залезет в голову этого Рогатого, чтобы это выяснить? Но может быть, у того найдется хоть капля милосердия, и он не заставит своего ?сына?, найдет другого, кто сделает это за него? У Беллема-то точно нет! А может быть, на это все и рассчитано? Нет-нет! В таком случае Гай лучше как-нибудь сам, просто надо быть готовым, привыкнуть к этой мысли и когда потребуется…А может быть, каким-то образом удастся разорвать это? Но не выяснишь, пока не... Отказаться от этого? Но где гарантия, что тогда не найдут другой, более изощренный способ и может не оказаться возможности предотвратить? Зато вступив в эту игру сейчас можно попытаться переиграть ситуацию и вывести из-под удара хотя бы Робина. Удастся ли? Ведь не узнаешь, пока не попробуешь. А может быть, если Гай просто вовремя исчезнет, то и вовсе обойдется? Ведь в сущности, зачем он Робину? Своего рода игрушка, рано или поздно тот наиграется и бросит, просто надо не доводить до этого момента и все. Исчезнуть самому. Ведь Робин все равно вернется к Марион и своим, а сейчас есть кусочек времени, чтобы... прежде чем все закончится.— Гай, что с тобой? — Робин все-таки схватил его за плечи и Гай пришел в себя и отстранился. Робин с сожалением убрал руки и отступил на шаг.— Я… Ничего! Все в порядке.— Ты уверен? У тебя такое лицо, ты как будто смерть увидел!— А... не... я... Просто я подумал, что ты все равно …— Ничего я не все равно! Гай, но ты… ты?Гай увидел в глазах Робина вопрос, как будто тот хочет быть уверенным до конца, как будто этим хочет получить разрешение приблизиться. И смог только кивнуть, а Робин осторожно протянул руку и хотел было коснуться его лица, но Гай отшатнулся назад, просто тело дернулось непроизвольно. Локсли смутился и прикусил губу, прошептав, что теперь будет знать, что Гаю так не нравится, и постарается этого избегать.— Это… просто мне нужно время привыкнуть… — Конечно, сколько тебе понадобится… Но ты?Гай кивнул, и его моментально прижали к стене. Наглые руки полезли тут же, куда хотели и за что в обществе приличной женщины их владелец уже давно получил бы по морде. Жаркое дыхание обожгло ухо, губы коснулись шеи. Робин нетерпеливо дернул капюшон, прошептав хрипло:— Гай, вечно на тебе гора железа и ворох тряпок, пока доберешься…— Так приличнее… — растерянно отозвался он, все еще не веря в происходящее. Осторожно, чтобы не спугнуть, провел рукой по спине прижавшегося к нему Робина, а другую запустив в волосы на его затылке.— А ты вечно ходишь полуголый, особенно последнее время… даже камизу нараспашку! Тебе что, жарко?Гай осторожно коснулся губами шеи, чтобы проложить дорожку из поцелуев к ключице, боясь, что Робин исчезнет, в воздухе растворится. Но тот вздохнул и прошептал:— М-м-м... не останавливайся! Жарко — не жарко, а как иначе произвести впечатление?Гай, судорожно сглотнул:— Кого ты, Робин, там впечатлять собрался? Жертв своих, что ли?... Или Марион? — Тебя-а-а! — прошептал тот, слегка прикусив мочку уха.— А сказать словами не мог? — Так ты же чуть что, сразу в морду! Да и не прошибить тебя ничем, даже из арбалета…— и тут замер затаив дыхание — я не хотел…Гай слегка отстранился. Вот сейчас в его руках взъерошенное счастье виновато смотрит на него своими огромными зелеными глазами. Да, скорее всего, он просто ляпнул это без какой-либо задней мысли и сделает это еще не раз и не два, только… Он просто такой, и это нереальное стечение обстоятельств и благосклонность судьбы кончится очень быстро, но сейчас он здесь... эта воплощенная мечта...— У нас мало времени, чтобы обращать внимание на такие мелочи.Робин выдохнул и улыбнулся, взяв в ладони его лицо.— Ты прав и не прав одновременно. Прав, что не надо обращать внимания, но не прав, что времени мало. У нас его вся жизнь, Гай!