Часть 8 (1/1)

Пошатываясь, Гай брел обратно в замок. Куда еще? Беспокоить госпожу Кордье? Так пришлось бы объяснять, при каких обстоятельствах ему голову разбили, а врать не хотелось вовсе, хотелось просто умереть от стыда и презрения к себе... Адская головная боль и головокружение постепенно проходили, а вот боль в душе лишь усиливалась. Как он мог оказаться столь легковерным? Как? Да очень просто и как всегда. Пошел на поводу у собственного сердца. Робин Локсли — его проклятие, с которым ничего не поделать, ненависть и любовь, с которой приходится жить, как бы больно это ни было. Ни освободиться, ни сдохнуть. Чем только не пытался это все вытравить, вспоминать противно. А толку? Никакого. Все время одно и тоже — унижения и боль. — Гизборн, что у вас с головой?— Ничего, милорд… все в порядке.— У вас кровь, во что вы опять вляпались?— Как всегда, милорд…— Да вас трясет!.. Так... сядьте в кресло, еще, не дай бог, упадете. Сейчас вами займутся… Эй, принесите воды и чем перевязать рану. И вина нагрейте…Де Рено посмотрел, как служанка осторожно вытирает кровь с волос бледного, как смерть, Гая и покачал головой. — Отдыхайте сегодня, вы мне не понадобитесь.— Спасибо, милорд, вы очень добры… — необычно тихо и чисто машинально отозвался его помощник, не сводя глаз с огня.Но шериф его уже не слышал. У Роберта де Рено на этот вечер были свои планы.Гай поднялся к себе с намерением напиться до бесчувствия. Покосился на служанку, что принесла ему гретого вина. В голове промелькнула мысль, что вот симпатичная девица, которую он уже пару раз имел и в оружейной и в кладовке, теперь можно было бы в более удобной обстановке и в собственной постели. К тому же, эту девку не перекосило от вида его шрамов, разве что так, слегка. И вроде бы она сейчас даже не против — строит ему глазки. Можно, закрыть глаза и поступить… как жеребец с кобылой. Можно, спору нет, но зачем и дальше-то что? Да и не хотелось, если честно. Ни эту, ни какую-нибудь другую. Наверное, госпожа Беатриса права, и желание сердца нельзя выдавать постоянно за желание тела и наоборот. Ведь по сути ни одну из своих бесконечных любовниц он не желал на самом деле. Так, потребность тела, такая же как еда и сон. Вот звери тоже так делают. А что человек? Человек тоже зверь, но почему-то у него есть сердце и душа, и в этом сердце бывает любовь... Хорошо же Господь пошутил, дав человеку одновременно и низменную животную похоть, и тоску души о любви. Лучше бы не было, тогда не разрывалось бы оно от боли…Гай велел поставить дымящийся кувшин на лавку и отослал служанку. Сегодня он будет пить в гордом одиночестве, даже не подозревая, что его начальство тоже будет употреблять гретое да еще в весьма необычной компании.***Но покуда компания эта неслась через кусты и кочки обратно в Ноттингем. Мысли прыгали в разные стороны. Вот он придет и скажет… Вот куда он придет? В замок? Ага, пустят его туда! Вернее его туда пустят, но не выпустят и вместо разговора с Гаем он окажется в темнице. Нет-нет, так дело не пойдет! Надо как-то по другому... и как-то в другом месте… Ладно, но вот что он скажет??Гай, это совсем не то, что ты подумал и на что это было похоже!??В лучшем случае ответом ему будет тамплиерская брань, и в него метнут нож, а то и бросятся с мечом. Нет-нет, так дело не пойдет! Надо как-то по-другому… ?Я сам не понимаю как так получилось...??Как объяснить Гаю, что до недавнего момента Робин не осознавал этого, а потом понимание накрыло его, как ком снега, что грохнулся с крыши? Вернее, в глубине души он это прекрасно знал, но делал вид, что это не так, потому что ему было стыдно подспудно хотеть мужчину, как женщин, то есть не как женщину, а как мужчину. То есть не как мужчину… в общем, хотеть! И никакие запреты и обстоятельства не указ.И, оказывается, можно испытывать это странное чувство к своему злейшему врагу, то есть не так чтобы злейшему. Тут дело даже не в этом, что он враг, и даже не в плотском желании, хотя и от него никуда не денешься, но ведь дело еще и в душе, которую начинаешь видеть и через которую на человека смотришь уже совершенно по-другому. А он дарит тебе свое внимание, пусть и в виде вражды, но дарит, как и свою энергию вместе с кусочком своей души. И вдруг кто-то отнимает это у тебя, и так становиться невыносимо горько, как будто посреди зеленой поляны вдруг выжженная земля оказывается. Только что цветы были, а теперь дым глаза ест и в горле першит от гари и кровь под ногами. И ничего не исправить, только не дать огню все сожрать. Нет, не получится это объяснить, тут хоть бы убедить, что не было намерения мести, что все не так, как кажется. И тут надо очень хорошо подумать, что сказать и как. Но для начала убедиться, что с Гаем все в порядке. Робину показалось, что видел… нет, не думать про кровь! Надо узнать точно. Просто посмотреть, на глаза не попадаться, ничего не говорить, просто убедиться, что все в порядке, и тихо уйти.А потом, во спокойствии подумать, как поговорить, где поговорить и все такое прочее. Значит сейчас тихо пролезть в замок? А если Гай, когда очнулся, в замок не пошел, а пошел к своей любовнице? Она же тут и живет, два шага сделать! А если он до сих пор там? В замок успеется всегда, надо сначала проверить, нет ли его в таверне. И Робин, запахнувшись поплотнее в плащ и надвинув капюшон на лицо, благо погода в виде мелкого нудного дождичка этому способствовала, решительно направился к ?Золотому ягненку?. А если в окно не удастся ничего увидеть? Может спросить у самой госпожи Кордье? Ведь хотел же поговорить, а тут как раз и повод, так может и воспользоваться? Но что он ей скажет??Добрый вечер, госпожа Беатриса, я хочу поговорить с вам насчет Гая Гизборна!???Мастер Локсли, а разве я не говорила вам, что разберусь со своими кавалерами без вашей помощи???Говорили, но тут дело в том…?И в воображении Робина прекрасная госпожа Кордье с грохотом захлопнула дверь перед самым его носом, не дав договорить. Нет, надо как-то по-другому…Вот он уже битый час крутился вокруг таверны и ничего не мог придумать. Перед главным входом толпились нищие, прохожие шныряли, кто-то заходил внутрь, кто-то выходил. Робин отметил про себя, что публика тут не чета обитателям другой части города, вся сплошь приличная, даже те, которые заходят с главного входа, а уж те, которые проходят с набережной, не только приличная, а можно даже сказать что и солидная. Пролезть туда под видом клиента? Тогда только с главного входа, все-таки его плащ на солидное одеяние не тянул никак. Но этот вариант его не сильно устраивал и если уж его использовать, то когда других не останется. А если попробовать пролезть через хозяйственные постройки? Но тогда придется обогнуть таверну и зайти со стороны канала.Внимание Робина привлекло приоткрытое окно второго этажа и то что оттуда донеслось:— Беатриса!!! — голос принадлежал скорее всего Томасу Смолвилю и тот был несколько… расстроен, хотя скорее рассержен.— Чего тебе,Томас? — ответила ему сестра.— Твой хорек залез в мед! Опять!— Так вытащи его оттуда, зачем орать на весь дом? — спокойно отозвалась госпожа Кордье.Ее голос удалялся, видимо она перешла из одной комнаты в другую, и Робин последовал за ней, переместившись тоже и не заметив, что остановился прямо напротив двери. — Но он вымазался, как черт! — продолжал старший Смолвиль.— Так и отмой его, что тебе мешает? — Чтобы он опять прокусил мне руку? И вообще, это твой хорь, сестра!— А крыс ловит нам всем, и вообще, чтобы не прокусил не засовывай его с головой в ушат и возьми кольчужные перчатки в которых ты хотел разделывать туши. А то зачем я попросила их у сэра Гая? По воскресеньям в церковь надевать? — по голосу было понятно, что сестра начала терять терпение. — Вот зачем ты приваживашь этого упыря? Что тебе приличных людей не хватает в любовники?И вот тут госпожа Кордье видимо потеряла это терпение окончательно: — Кого я беру себе в любовники, а кого нет — это не твое собачье дело, Томас! Я не спрашиваю зачем ты обещаешь служанке на ней жениться, хотя не собираешься этого делать!— Замолчи, женщина, черт бы тебя побрал! Ты трубишь как олень.— Не затыкай мне рот, братец! Тоже мне ревнитель морали, нравственности и прочих христианских добродетелей! Где же все это было, когда ты с твоим отцом продал меня Кордье за обещания, половину которых он не выполнил?— Беатриса, замолчи! Это же стыд и позор! Я тебя в монастырь упеку!— Значит, когда ты просил у меня денег, чтобы купить этот трактир, а потом у нотариуса чуть не забыл упомянуть меня в договоре, про стыд ты не думал? Знаешь что, дорогой мой Томас, если тебе совесть позволяет обрюхатить служанок с обещанием жениться, а потом выставлять их за дверь позабыв про все, то эта совесть должна молчать, когда я выбираю себе как мне жить и как устраивать свою личную жизнь. А если твоя очередная подстилка возмечтала о месте хозяйки, то пусть пойдет помолиться Святому Иуде — покровителю безнадежных дел!И тут дверь распахнулась и Робин непроизвольно сделал шаг назад, поскольку на пороге возникла, как разъяренная фурия сама госпожа Кордье, еще более восхитительная в своем гневе. — А ты что здесь забыл? — спросила она его уперев руки в бока.— А… — все мысли тут же вылетели у Робина из головы, кроме одной единственной, которую он тут же и выпалил:— Отдайте мне его! Она сложила руки на груди, смерила его слегка ехидным взглядом и спросила:— Зачем? Робин слегка смутился, на миг опустил глаза. И тут госпожа Кордье удивленно воскликнула:— Святая Беатриса, пошли мне терпения! Роберт, что с тобой?И пока Робин соображал кто такой Роберт и что с ним могло случиться, на его голову с обрушилось что-то, подозрительно при этом дзынькнув. Как потом выяснилось, это был какой-то музыкальный инструмент. Робин, слегка оглушенный, потерял контроль над ситуацией и его повалили на землю и перед ним оказалось перекошенное злобой и ненавистью лицо шерифа ноттингемского Роберта де Рено. Робин со всей силы отшвырнул его от себя и, вскочив на ноги, бросился было бежать. Но тут кто-то со страшной силой толкнул его в спину и в бок и Робин, не удержавшись на ногах, полетел в канал. — Томас, Мэттью, Харольд, быстро вниз и багор сюда! Живо! — раздался командный голос госпожи Кордье, но Робин не разобрал слов оказавшись с головой в холодной мутной воде .Не успел он вынырнуть как в него тут же вцепился вдруг оказавшийся там же в канале шериф с воплями ?Попался мерзавец!?. Причем вцепился мертвой хваткой. Пока Робин пытался от него отделаться, он не заметил как кто-то подцепил его багром за капюшон и подтащил к берегу. Где его и вынули из воды братья Смолвили, тут же скрутив руки. Робин попробовал было вырваться, но его держали крепко и что самое удивительное - такого же обращения удостоился и де Рено, жутко при этом напоминающий мокрого рассерженного кота, и шипел так же.— Быстро обоих в дом! — скомандовала Беатриса и их бесцеремонно втолкнули внутрь.За ними закрылась дверь и их заставили подняться по лестнице на второй этаж, в одну из комнат. — Харольд, сухую одежду обоим и одеяла.-— продолжила командовать братьями Беатриса Кордье.— Томас, проследи, чтобы они переоделись и при этом не поубивали друг друга и чтобы когда я вернусь оба были на месте, целыми и невредимыми.И со значением добавила, глядя на Робина и шерифа:— Мне нужно с вами обоими серьезно поговорить. Я надеюсь, что пока я не приду, вы вести себя прилично, как подобает благородным людям, к коим вы оба себя причисляете. И посмотрев сначала на шерифа, а потом на Робина, она спросила:— Или же я ошибаюсь?— Нет, не ошибаетесь — поспешил ответить Робин.Шериф зло покосился н него и сказал:— Я могу поклясться своей честью.— У тебя ее нет. — бросил Робин — В таком случае это и тем более не твоя забота — ответила вдруг за шерифа госпожа Кордье и Робин смутился.В который раз он чувствовал себя рядом с этой женщиной как мальчишка постоянно пытающийся залезть не в свое дело.— Томас, проследи как следует, а я сейчас принесу горячего вина. — и она вышла за дверь в которую тут же вошел ее брат Харольд со свертком одежды,там были пара камиз и штанов.— Вот, переодевайтесь. Чего уставились? Отворачиваться и выходить не буду.Оба ?гостя? от такой неожиданности переглянулись и в один голос выпалили:—Нет!— А что вас смущает? — спокойно осведомился Харольд — Я и Томас должны за вами проследить. Беатриса велела.— А ты всегда слушаешься свою сестру? — съехидничал Робин и получил холодный ответ — Она моя сестра, и я ее знаю всю свою жизнь, а тебя, оборванец, я первый раз вижу. А пользы от тебя пока нет. Так что снимайте свои тряпки и надевайте приличную сухую одежду.А его брат добавил, мрачно глядя на Робина и шерифа, и в его голосе была почти нескрываемая насмешка:— Командовать и выделываться будете у себя, а здесь извольте подчиняться правилам нашего дома. Беатриса велела, чтобы вы дождались ее приходя в целости и сохранности, без мордобоя и смертоубийства, а значит дождетесь и будете вести себя прилично. А кое-кто даже и клятву давал. Так что чего встали как соляные столбы? Переодевайтесь в сухое, гости дорогие. И только попробуйте устроить какой-нибудь фортель. Томас стоял в дверях скрестив руки на груди. Его лицо ничего не выражало. Ему по сути было плевать, что перед ним двое самых знаменитых людей в графстве. Де Рено и Робин переглянулись и вдруг в один голос заявили .— Только после него! — А ничего больше не хотите?Спустя некоторое время они сидели по разным углам комнаты, одетые в совершенно одинаковые камизы и портки. А Томас сидел у двери на лавке. Дверь открылась, и в комнату вошла его сестра с кувшином и несколькими кружками.— Спасибо, брат, оставь нас.— Беатриса, ты уверена?— Все будет в порядке, Томас.Тот вздохнул, покачал головой и вышел, а она закрыла за ним дверь на засов. Потом не торопясь повернулась и взяв кувшин разлила по кружкам горячее вино с медом и пряностями. Одну она вручила шерифу, а другую Робину.— Вам обоим надо согреться, вода в канале уже холодная. То, что вода и в самом деле была холодная, Робин и так понял на собственной шкуре и поэтому последовал примеру шерифа, который уже сделал большой глоток из своей кружки. По жилам моментально разлилось тепло и стало значительно лучше, но он не понимал, что будет дальше и о чем именно хочет поговорить с ними обоими госпожа Кордье.Она еще раз внимательно посмотрела на Робина и перевела взгляд на шерифа.— Роберт, скажи на милость, зачем тебе, умному и интеллигентному мужчине, солидному и основательному, понадобилось разыгрывать из себя менестреля с розами и виноградом? Кстати, розы я люблю.Робин поперхнулся и закашлялся, во-первых, оттого, что кто-то считает шерифа умным и интеллигентным мужчиной, а во-вторых, оттого, что представил себе сие зрелище шерифа-менестреля с букетом роз, но тут госпожа Беатриса повернулась к нему:— Робин Локсли, если ты думаешь, что твой балаган в виде двух калек под моими окнами был чем-то лучше и умнее, то вынуждена тебя разочаровать — ничем не лучше. Такой же дурацкий.И вот тут поперхнулся уже шериф, а Робин смущенно засопел, потому что не думал, что она догадается, по крайней мере быстро. Де Рено хотел было что-то сказать, про то что Робин Локсли преступник, но она оборвала его:— И что, ты собираешься предъявить мне штраф за отсутствие шума и крика? Де Рено скривился.— Но мне это не интересно, мне интересно зачем, ты, Роберт, так себя вел?Шериф тяжело вздохнул и ответил нехотя:— Мне нужно было как-то привлечь твое внимание, Беатриса.— Да, ты, определенно, его привлек! Ладно, выяснили зачем ты устроил этот балаган — чтобы привлечь мое внимание. Но, почему именно этим способом и зачем тебе это понадобилось?— Как зачем? — воскликнул шериф, всплеснул руками и чуть не пролил вино.— Я … хотел, чтобы ты …Но тут он оборвал себя на полуслове и тяжело вздохнул— Что бы я, что? — медленно и терпеливо спросила его госпожа КордьеДе Рено вздохнул и сказал:— Когда я увидел тебя, то я подумал… Вокруг тебя все время крутятся молодые, красивые, сильные мужчины, которые могут тебе многое предложить. А я… я не молод, у меня паскудный характер и отвратительная должность, внешность так и вообще — ни рыба, ни мясо, ни пес, ни выдра... мимо сто раз пройдешь и не заметишь. И тут такая сказочная женщина!— Роберт, во-первых, характер у тебя не паскудный, а отвратительный. Паскудная у тебя должность, она же и причина твоего характера. Во-вторых, я уже не девочка и ценю в мужчинах не их внешность и молодость, а совсем другие качества. И из этого проистекает в-третьих. Тут она обвела взглядом обоих мужчин и, уперев руки в бока, заявила:— Но объясните мне, неразумной женщине, почему вы предпочитаете говорить о любви с помощью стихов? Я ничего не имею против поэзии, но я не понимаю, почему простые слова, от собственного любящего сердца нынче не в чести? Почему для этого надо брать обязательно чьи-то вычурные сервенты и сонеты? Вы что, и в постели этими кансонами объясняться собираетесь?Шериф и Робин смутились каждый по своей причине, а Робин еще и подумал, что в его случае предел мечтаний, хоть какие-нибудь слова найти, чтобы это дьявольское недоразумение объяснить.Шериф же тем временем пришел в себя и промямлил что-то вроде того, дескать благородному сословию не пристало изъясняться как простые смерды и стихи есть достойное обрамление чувств и ему, Роберту де Рено, не совсем понятно почему они обсуждают столь деликатную тему при, как бы это помягче, совершенно постороннем … разбойнике и саксе.Робин скривился и хотел было что-то ответить, как тут госпожа Беатриса хмыкнула и окинув их обоих снисходительным взглядом спросила у шерифа:— По-твоему, Роберт, говоря о своих чувствах, я должна кого-то стесняться? Тем более этого мальчишки? Он только сейчас, кажется, начал понимать, что любовь — глядите какой сюрприз неожиданный оказался! — удел не только молодых и красивых. И она еще сильно отличается по виду, да и вообще для каждого своя и знаки ее свои?Робин хотел было оскорбиться, но тут до него дошел истинный смысл ее слов. Ведь до недавнего времени, он себя-то до конца не понимал, а если в случае Гая ... додумать не успел, потому что Беатриса продолжала говорить и делать такие вещи, от которых у Робина мурашки по коже пошли.— Ты почему-то не стеснялся устраивать кошачьи концерты под моими окнами. Я уж про лютню не говорю. Или что это было?— Что, так плохо?— Это было отвратительно, Роберт. Что бы песен в твоем исполнении я в доме больше не слышала. И вот это на тебе я больше не видела! — она подняла с лавки за перышко шерифскую мокрую беретку, и брезгливо неся ее двумя пальцами как дохлую крысу за хвост, подошла к окну и вышвырнула это наружу.Шериф как-то подозрительно булькнул, выронил кружку и пошел пятнами, то ли от стыда, толи от возмущения, но госпожа Кордье даже не обратила на это внимания.— Кстати, про в-третьи. В мужчинах я исключительно ценю способность слышать, что им говорит их любимая женщина. И прислушиваться к ее мнению и взглядам. Роберт, если бы я не была уверена, что эти твои выходки не есть твое нормальное состоянии, я бы подумала, что ты слегка свихнулся. Когда я пыталась тебя вразумить, я чуть не впала в отчаяние, но благодаря моему хорошему другу я поняла, что все это преходяще и надо только подождать, когда приступ закончится. Все-таки твой помощник очень точно описал это твое помешательство. Чисто тетерев на току.— Кто описал? — оторопел шериф, а Робин тихо хрюкнул и уткнулся в кружку.— Сэр Гай Гизборн. Твой помощник, а мой хороший друг.— спокойно и любезно пояснила Беатриса. — Он, кстати, сделал за тебя все то, что должен был бы сделать ты.— В каком смысле? — два упавших голоса из разных углов комнаты произнесли это одновременно, и госпожа Беатриса увидела скривившиеся от досады и ревности обе физиономии — и разбойничью, и шерифскую.Робин, чтобы как-то справиться с собой, залпом осушил кружку и тут же опустил голову, шмыгнул носом и прикусил губу, изо всех сил стараясь побороть свое так некстати накатившее отчаяние. Вино ударило в голову, в глазах защипало, кровь прилила к лицу, и сделалось душно. Попытка изобразить смешок вышла довольно жалкой, но шериф кажется не заметил и госпожа Кордье тоже.Беатриса некоторое время любовалась на смятение чувств обоих своих гостей и наконец сжалилась:— Только это совсем не то, о чем вы оба сейчас подумали, — лукаво улыбнулась она. — Он всего лишь развлекал меня рассказами о своей службе, кстати, с большим юмором и... — У Гизборна есть чувство юмора? — выдохнул шериф.— Да. И весьма неплохое, просто ты не обращал внимания. Впрочем, ты вообще последнее время ни на что не обращал внимания. Кроме того, он слушал мои жалобы на тебя, Роберт, и говорил, что вообще-то ты совсем не такой, каким сейчас кажешься. У тебя сейчас непростая ситуация на работе из-за многочисленных приказов короля и прочих сложностей уже местного значения, а также родственников, плюс личные обстоятельства. — Надо же!— тихо пробормотал Робин почти про себя, но напряжение внутри постепенно начало ослабевать.— И он утешал меня, когда я уже отчаялась добиться от тебя хоть чего-нибудь путного.— Утешал? — переспросил потрясенный до глубины души де Рено. — Да, — совершенно безмятежно ответила ему Беатриса и добавила, — хотя он очень мало говорил, но даже в его молчании порой было больше сочувствия, чем я когда-либо в своей жизни получала от мужчины.Оба гостя замерли, не сводя глаз с этой женщины, а она внимательно смотрела на них. Шериф вдруг опомнился, что сидит тут в компании разбойника. —А что здесь делает этот мерзавец?Беатриса подошла и села рядом.— Если ты думаешь, что он пришел сюда ради моих прекрасных глаз, то ошибаешься.— А ради чьих?— Роберт, я думала, что ты тут устраивать свою личную жизнь, а не лезть в чужую.— А у меня есть шанс?— Есть.— Может быть, тогда займемся обсуждением этого вопроса в более приватной обстановке?— Несомненно, вот сейчас провожу гостя и вернусь.— Отлично, сейчас свяжем его и бросим в подвал, а утром стража доставит его в замок. По нему петля плачет!— Может быть, но этот человек спас тебя, когда ты тонул.— Я не тонул!— Он не тонул!Одновременно воскликнули оба.— Мне с берега лучше было видно кто тонул и кто спасал. — Ответила им обоим Беатриса тоном, не терпящим возражения.— Роберт, я очень признательна ему за это и благодарна. Он спас моего возлюбленного.Шериф на некоторое время онемел, а потом пробормотал очень смущенно:— Ты и вправду?— Да!— и сделав знак Локсли добавила— Я провожу гостя и вернусь.— Но зачем он сюда приходил?— Да за бренди, мои братцы им торгуют.— Беатриса, мне не хочется тебя расстраивать, но у них нет разрешения.— И что тебе мешает подписать его, скажем, завтра?— Ничего.— Тогда Томас зайдет к тебе после обедни?— Лучше с самого утра и с тобой вместе. Нам нужно составить брачный контракт и обсудить церемонию.— Зачем?— Затем, что так делают все приличные люди, когда женятся.— Я знаю, но я не собираюсь за тебя замуж.— Но ты же сказала, что любишь меня!— Да, я тебя люблю, но замуж я за тебя не пойду. — Нет пойдешь!— Нет не пойду! А если будешь орать, то пойдешь уже ты. И отсюда!— Но почему? Ведь ты ж,.. неужели ты не хочешь жить с любимым человеком в законном браке?— Да потому, что я слишком люблю тебя для этого!— Не понимаю! — в один голос пробормотали оба гостя.— Роберт, ты знатного рода, а я нет. К тому же я саксонка, и это все очень не понравится твоей родне. Они будут против и ты рано или поздно начнешь жалеть о своем выборе. К тому же я не смогу дать тебе детей, Роберт, и это тоже будет причиной недовольства, а я уже была несчастной в браке, и я больше не хочу такого. Я уже не молода и не хочу тратить время на взаимные претензии и всяческие непонятно кому нужные игры и уловки. Я хочу тратить оставшееся мне время на любовь, а не на склоки с твоей родней, упреки и скандалы.— Беатриса, неужели ты думаешь, что я позволю кому-либо неподобающим образом относиться к своей жене? Неужели ты думаешь. что не смогу тебя защитить, или меня остановит тот факт, что ты не сможешь родить мне наследников? Поверь мне, любовь моя, на мне род де Рено не угаснет, а что касается моей родни, то пусть только попробуют. Я им не позволю — вдруг под конец очень мрачно закончил свою речь шериф и Робин услышал в его голосе решимость и уверенность такой силы, что не снилась и королю, что хотел бы иметь и сам. А шериф между тем взял свою даму за руку и сказал — Беатриса Кордье, я, Роберт де Рено, беру тебя в жены, чтобы жить с тобой в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, до конца своих дней. Согласна ли ты?Она внимательно посмотрела на него и произнесла:— Я согласна.Робин взирал на это в совершенной прострации и первой отчетливой мыслью было, то что напрасно ревновал Гая, но потом до него дошло, что она умудрилась привлечь помощника шерифа и удерживать его без постельных утех. Как и чем она привязала к себе самого отпетого бабника графства? И как это может быть? Ведь Гизборн слывет... И что она дает ему такого, что он сделался для нее живым человеком и способным на сочувствие?Да, она не любит его и Робин это ясно видел, но их связывало какое-то другое чувство, природу которого Робин не мог понять. Понимал только, что все равно Беатриса не выпустит Гая из рук. И это понимание наполняло сердце Робина болью.Тем временем шериф и его невеста сидели рядом и о чем-то переговаривались, даже не смотря друг на друга. А Робин смотрел на них и не мог избавиться от мысли, что эти двое как будто уже женаты много лет. А потом пришла мысль, что эта женщина права и ясно понял, что она не хочет и не будет тратить время ни на что другое, кроме забот о счастье с любимым человеком. И никто не сможет заставить ее. Но он не понимал другого. Почему она выбрала де Рено? Как так получилось? Понятно, почему он, но она? Неужели в этом желчном и злобном существе есть что-то такое, что может вызвать любовь? И легко ли любить его?— Робин Локсли, пойдемте я провожу вас,— шепнула ему Беатриса и добавила еще тише, — а то ваши друзья снаружи уже извелись.Робин вздрогнул и уставился на нее.— Я могу его тоже проводить — шериф хищно улыбнулся, глядя на Робина, тот презрительно фыркнул, но госпожа Кордье ответила:— Спасибо, Роберт, но я сама справлюсь. Подожди лучше, когда я вернусь, я хочу продолжить наш разговор.— Как скажешь, любовь моя.— с легким сожалением согласился де Рено.Беатриса сделал знак Робину следовать за ней, и они вышли из комнаты и спустились по лестнице. У самой входной двери Робин не выдержал. Он посмотрел прямо ей в лицо и сказал:— Он мой!— Да неужели? — усмехнулась она— Да! И я не отдам вам его!— А я и не пытаюсь его забрать. — Ее голос прозвучал почти ласково. — Пойми ты, наконец, что он не вещь, не зверек и не игрушка, чтобы так поступать с ним. Не отдам… мой… Я знаю про письма. Он сам что думает по этому поводу, ты знаешь?Робин задумался на миг, смутившись, а потом решился:— Он думает, что я… что это такая месть с моей стороны.— А разве нет?— Как можно так поступать с человеком, которого любишь?— С каких это пор? И любишь ли? Потому что я в этом очень сомневаюсь. Он же твой враг.— Да… но…— Знаешь, Робин, когда я поняла, что та сцена на дороге была ничем иным, как приступом собственничества, даже не ревности, я решила разузнать о вас обоих поподробнее. И вот что я тебе скажу: я еще могу понять вашу вражду на основании права, и в этом случае я одинаково хорошо понимаю позицию обеих сторон. Законы таковы, что половина страны, так или иначе, но не может их не нарушать. Однако не ты и не он составляли свод этих законов. И это то, что ни ты, ни он, ни я и никто другой, кроме короля, не может изменить. Законы жестоки и не всегда справедливы, но это хотя бы какие-то законы, и других у нас нет. Представь что будет здесь без них. Думаешь такой мир будет лучше? Сомневаюсь. И ваша вражда изначально основывалась на твоем преступлении и его работе, которую он обязан выполнять и выполнять в соответствии с законами.— Это было не мое преступление. Оленя убил мой младший брат.— Пусть так, но вас обоих застали в лесу с трупом оленя, не белки. И это уже для тебя как минимум пособничество. Но отставим это пока в сторону. Меня интересует, как ты умудрился разругаться с Гизборном лично?— Он убил моего названного отца.— Это произошло из-за пустяшной ссоры по пьяной лавочке в каком-то кабаке?— Нет, мы сбежали из тюрьмы, и Гизборн приехал на мельницу в поисках нас.Мэттью-мельник отказался выдать нас, и Гизборн его убил. — Вашу мать тоже?— Нет.— Странно. Получается, что на тот момент вы с братом были преступниками против короля уже дважды, а мельник и его жена — семья преступников, при этом отказавшаяся содействовать законному представителю власти или лицу наделенному на время такими полномочиями. И они об этом знали. Этого мог не знать ты и твой брат, но только не твой отчим.— Но…— Робин Локсли, я очень сильно удивлена, что ты все еще не понял, что именно там произошло и почему это произошло именно так. А ты производишь впечатление неглупого человека.— Но…— А теперь иди, мы и так с тобой слишком долго разговариваем.И сунув ему в руки непонятно откуда взявшуюся бутылку, она выпроводила его за дверь.