Часть 7 (1/1)

Остаток дня и весь следующий день Гай чисто машинально выполнял приказы шерифа, а сам гонял в голове разные мысли. Правильно ли он поступил, что пообещал госпоже Беатрисе не вмешиваться? Но с другой стороны, когда просит дама, как рыцарю отказывать?Ну если бы он все же вмешался, вот чего бы он добился? Ведь в глаза бы Смолвили врали, да еще с самыми честными и невинными мордами при этом — они же саксы, а он норманн. Они полагают, что им сам бог велел, потому как это один из способов противостояния, как это… а! Норманнскому завоеванию, вот! А шериф еще спрашивает, сколько лет пройдет, пока все станут англичанами? Ну, может, ко второму пришествию, хотя вряд ли. Норманны же враги и… эти… а, поработители!Сколько раз уже Гай слышал эту байку про то, что они завоевали исконно саксонские земли. А исконно саксонские они потому, что ?тут прадедушкина овчарня с пятисотого году стоит!?. А вот до пятисотого года чья там была овчарня? Не тех ли, что герцогство бретонское основали? А с чего это ?бретонцам? вдруг понадобилось сняться с насиженного острова и сигануть через ?реку Ла Манш?, дабы обосноваться в другом месте? Саксы тут точно ни при чем? Даже не слышали, а соответственно, быть такого не может? И ни из каких германских земель они не приходили и никаких англов с ютами до кучности не звали и вообще ?наговариваете на нас — грех это?! Особенно тошно было слушать: ?Это проклятые норманны нарочно эти сказки выдумали, но чего с них, завоевателей, взять? Оправдываются они?. Работу это, конечно, не облегчало…— Были ли у покойника недоброжелатели? — Да нет, его все любили, святой был человек.— Так любили, что ножом пырнули и в канал кинули? Вещички-то на месте, не ограбление это. Ладно, рассказывайте, кто его любил особенно горячо и особенно последнее время... и житие святого заодно.В норманнской части города хоть через одного врали, а тут… но не поделаешь ничего — особенность национального характера. Вот как у норманнов — приверженность закону и порядку. Сколько раз уже Гай смотрел, как ему в глаза говорят неправду, но доказывать это себе дороже, да и саксы все такие поголовно — врут, как дышат. Вот хотя бы Локсли взять. Хотя нет, Локсли больше придуривался и выпендривался и не сказать чтобы так уж и врал, он скорее умел производить нужное ему впечатление.И совершенно непонятно, что произошло и при чем тут этот лесной стервец. Ну, допустим, не нанимали его Смолвили, и этот балаган был его личной инициативой, ну любит он брать под свою защиту всяких девиц и не девиц… Но в прошлые-то разы он все-таки поспокойней себя вел, сейчас-то он чего так разошелся? Как будто покусились на его собственную супругу, честное слово! Да и вывалился, как кот из мешка. Как же все не вовремя-то! Ладно, если этим и обойдется, а коли нет?А вспомнив про Локсли, невольно вспомнил и про письмо, что уже второй день лежало в сумке. Только подумал, что шутник успокоился или испугался, что его ищут. В голову пролезла крамольная мысль бросить поиски и попытаться все забыть, успокоить свое сердце и… Как же! Его ждал очередной сонет, и Гай обозлился уже окончательно. Теперь он точно не отступится, но как же шутника этого поймать? Вот уже который раз он держит в руках этот лист и понимает, что его надо оставить в трактире и проследить, кто придет за ним. Но одновременно не хочет этого делать, потому что посыльного он все равно не поймает, а так хоть останется… на память. Кто же так посмел варварски разодрать книгу, стоящую наверняка немалых денег? И тут Гаю пришла в голову мысль… Запахнувшись в темный неприметный плащ и скрыв таким образом меч, Гай выскользнул из замка и направился прямиком в Щучий переулок. Если где и можно было получить ответы на интересующие его вопросы, так только там. Итак шериф купил свою книгу у Симона-переплетчика? А сколько еще таких книг Симон успел изготовить и продать? И самое главное, кому? Вряд ли у него побывал весь Ноттингем, ведь книга — удовольствие дорогое. Как выяснилось позже — не просто дорогое, а даже непозволительная роскошь. После разговора с переплетчиком Гая просто трясло, так что сразу в замок он не пошел, надо было как-то успокоиться, в себя прийти, и обрести душевное равновесие... Обретешь его, как же! Гай всерьез опасался, что его на месте разорвет. С одной стороны, его охватила лютая злоба на шерифа за вопиющую жадность, когда дело касалось оплаты его службы. А ведь эта чертова книжка этих самых стихов стоила три месячных его, Гая Гизборна, жалования. Три, черт побери, три! За одну книжку! Да, следует признать, что стихи хорошие, но... но не за такие же деньги! С другой стороны, Гай чувствовал даже некоторую гордость, что кто-то не поскупился и, чтобы затеять с ним эту мерзкую игру, потратился на такую дорогую вещь! Никто до этого момента ради него на такие финансовые жертвы не шел. Тем более, чтобы… вот для чего была затеяна эта игра? Теперь обязательно нужно докопаться, кто это сделал — это вопрос чести.Книг было продано пять штук. Одну из них купил кто-то из местной знати для подарка своей любовнице, ей же книгу и доставили. Три были приобретены какими-то купцами, кажется двое из Фландрии и один из германских земель, но эти, озолотившись на торговле шпалерами, могут себе такое позволить. И не только это. К тому же они давно отбыли на родину, еще до того как… Ну и Хэрн с ними. Остались только книга, купленная шерифом, экземпляр, что лежит у переписчика и является образцом для последующих копий, и один экземпляр унес автор. Все, больше книг не было. С книгой шерифа было все в порядке, это Гай знал точно. С экземпляром переплетчика — тоже. Хотя мастер Фабер мог и соврать, что оставил себе только один, хотя… если кому-то понадобится эта книга, он может заказать список, и его изготовят… вот сейчас они как раз расшили и отдали в скрипторий оригинал книги. А те листы были именно вырваны, без какого либо сожаления и пиетета…Посмотреть бы, что с авторским экземпляром, да и на автора тоже не помешало бы взглянуть, вот только монах этот, по словам Симона Фабера, уже давно не приходил и новых песен с баснями не приносил. Ну, рано или поздно он появится, только как же его подкараулить-то? Самому тут в подворотне торчать? Нет у него на это ни времени ни возможности, да и заметить могут… Надо кого-то такого, чтобы и местный и незаметный, вот только кого?Все эти мысли одолевали Гая со всех сторон, и он практически не замечал ничего вокруг, пока чуть не сбил с ног толстого монаха, но вовремя поймал того за локоть и удержал от падения, буркнув что-то типа ? Вечно монахи под ногами путаются?. Тот хотел было что-то воскликнуть, но почему-то передумал, а Гай лишь, завернув за угол и пройдя почти до лужи на перекрестке вдруг осознал, что столкнулся он с монахом в проходе к Щучьему переулку. Круто развернувшись, Гай бросился обратно и добежав до угла осторожно выглянул. Монаха он увидел. Тот деловито направился к вывеске ?Боше и сыновья? , но под этой вывеской располагалась маленькая табличка прибитая к дверям ?Переплетчик Симон Фабер?. Перед дверями монах снял свой капюшон и осмотрелся и Гай чуть рот от изумления не раскрыл, когда увидел кто это был. Оказывается он шел за бывшим капелланом шерифа, братом Туком. Но что он здесь делает? Не может же быть, что Тук и тот монах-рифмоплет были одним и тем же лицом? Гай подкрался к дому и остановился у приоткрытого окна…— Ох, Тук, не ходил бы ты сюда пока…— Симон, не трясись, выпей эля и объясни, что случилось…— Ко мне только что заходил помощник шерифа.— Так это он от тебя вышел?— А ты… что… с ним… столкнулся?— Ну … вообще-то он чуть не сбил меня с ног, но это с ним бывает… Что ему было нужно?— Книга. Твоя книга. Вернее, кто их покупал и когда. Вот стоило продать книгу шерифу! Но ведь там же только стихи! Нет, он послал своего черта!— Симон, успокойся, если бы это был приказ шерифа, то Гизборн пришел бы с солдатами и разнес бы тут все, как в ?Кабаньей голове?. — Это еще ничего не значит! Он часто так шастает по городу, когда у него… как это… расследование…— Да?— Угу, так что я тебя очень прошу, не ходи сюда до Михайлова дня, а на ярмарке тут черт ногу сломит чего будет твориться .— Ладно, Симон, может, ты и прав. Вот я принес свежие стихи…Они поговорили еще немного, и Тук вышел, осмотрелся и пошел в сторону канала. А Гай пошел за ним, попутно пытаясь сообразить, что из всего этого следует. ***Попытка уснуть провалилась, и Робин просто лежал тихо, стараясь не беспокоить спящую Марион. Лежал и думал, что предпринять. Выбор у него был не особенно велик, и для начала он решил проверить, нет ли ответа на его письмо, а для этого надо пойти в Ноттингем. Потом можно будет подкараулить Гизборна где-нибудь в деревне, ведь не вечно же он будет сидеть в замке, и тогда… Вот, что тогда??Гай, зачем тебе эта Беатриса? Она тебя не любит!??А тебе-то что за печаль??И в самом деле, ему-то что за печаль кроме той, что сердце разрывается, когда он их вместе видит. А как про это сказать? Уже под утро Робин попытался задремать хоть ненадолго, но ему приснился этот ужасный сон, что приходил всякий раз перед самыми страшными событиями. В ночь перед походом в замок Беллема за Марион. В ночь перед походом в Ноттингем ?в гости? к королю, в ночь перед праздником Литы и вот сейчас. Сон в точности повторял их с Гаем поединок в лесу, когда Марион должна была уехать в монастырь, но повторял только до одного момента, то, что творилось потом, было сущим кошмаром. Сам поединок Робина тогда очень удивил. Глаза Гизборна смотрят спокойно и внимательно. В них нет ни тени ненависти, ни злобы, просто некоторое недоумение смешанное с любопытством. Он отбивает удары, но не нападает сам. И тут клинок останавливается в дюйме от шеи Робина. Как он это сделал осталось непонятным, как и то почему не нанес удар. Несколько мгновений они смотрят друг другу в глаза и тут Гизборн убирает меч, отступив на пару шагов, а Робин с трудом осознает, что ему только что по сути подарили жизнь. Вот этот рыцарь, этот самый Лесничий Гай, что без раздумий зарубил отчима Робина, только что пощадил его самого. Как это? Почему? Что происходит? Это же невозможно! И тут Уилл, подкравшись сзади, как он это любит, приставил кинжал к горлу самого Гизборна. Тот ошарашен и растерян, видимо такой вариант развития событий не входил в его планы и представления о честных поединках, вдруг ехидно думает Робин и тут же с ужасом понимает, что и в его собственные представления о честности и чести это как-то не укладывается. Но Уилл жаждет крови, и надо что-то сделать. От мысли, что сейчас Робину придется отдать приказ убить этого рыцаря или даже сделать это самому, к горлу подкатывается тошнотворный комок и в висках начинает стучать кровь, а перед глазами все плывет. Усилием воли Робин берет себя в руки и срочно пытается придать себе уверенный вид и отвлечься на что-нибудь, чтобы привести в порядок мысли, стать собой-обычным… Марион, та девушка, что он видел в замке! Да, она все еще здесь на поляне с Мачем. После разговора с ней становится лучше, и Робин окончательно приходит в себя и готов действовать дальше. В тот день в глазах Гизборна впервые появляется ненависть и он ?каменеет?, а Робин этого еще не понимает, но в сердце уже закрадывается подозрение, что что-то не так и сомнения, пошел ли он по правильному пути. Сколько раз еще он будет задавать себе этот вопрос? Не сосчитать. И будет турнир, и замок Беллема, а в ночь перед этим придет сон, которого Робин потом будет бояться больше всего на свете. Придет он и в ночь после, когда Робин будет держать в объятиях Марион — уже свою жену. Альбион со звоном падает на землю, и клинок Гая останавливается в дюйме от шеи Робина и рыцарь отступает на шаг, позволяя поднять меч. Надо же, как благородно, удивляется про себя Робин, подбирает меч и снова они кружат по поляне в поединке. То, что происходит потом не укладывается в голове, Робин не понимает, как так получилось, но его меч не встретив препятствия вонзился в грудь рыцаря, пробив кольчугу. Тот падает на траву. Робин замирает над ним, всего на миг, чтобы потом, отбросив меч, перевернуть тело и видеть, как гаснет свет этих холодных глаз, а по кольчуге течет еще горячая кровь, заливая и руки Робина и его одежду.— Гизборн? Гай?С губ срывается что-то хриплое, но Робин не может разобрать что и не может оторвать взгляда от тонкой красной струйки, стекающей изо рта. Это же не… он же не… Наконец Робин может перевести взгляд, натыкается на остекленевшие голубые глаза и понимает, что они его уже не видят, и вдруг до Робина доходит, что не увидят больше никогда…— Как же?.. Нет! Не может быть! Не-е-ет! Но в его руках лежит безжизненное тело, и уже ничем нельзя помочь и уже ничего нельзя исправить. Кровь стынет на его руках, превращаясь в липкую жижу. И все кончилось, абсолютно все! Самому становится больно за грудиной, и Робин понимает, что это сейчас разрывается его сердце, и от этой боли он просыпается. И долго смотрит в ужасе на свои руки, все еще чувствуя на них кровьМного раз Робин спрашивал Хэрна что это означает, но лесной бог неизменно отвечал, что дескать ты и сам знаешь, и Робин перестал спрашивать.Но почему сон приснился именно сегодня? Что должно произойти? Промучившись этими вопросами все утро, Робин только на подступах к Ноттингему смог прогнать их из головы. Там его начали одолевать вопросы другие.Тук моментально куда-то делся, наверное отправился к переплетчику — свежие стихи отдавать. А они с Назиром устроились на ?своем обычном месте? ждать мальчишку из местных нищих, которого послали спросить в таверне, не оставил ли сэр Гай Гизборн какого письма. Но в этот раз уделом Робина оказалось лишь разочарование, поскольку мальчик ответа не принес, более того голодранцу вообще посоветовали не появляться здесь в ближайшее время из-за того, что его хотят поймать.Понятно с чего Томас Смолвиль вдруг сделался таким доброжелательным — наверняка хотел досадить любовнику своей сестры хоть так, раз напрямую ничего сделать не мог. Но Робину от этого легче не стало. Отдав мальчику обещанный пенни, он сидел, ждал Тука и Назира, который решил слегка осмотреться. Робин не возражал, поскольку в одиночестве думалось лучше. Хотя погружаться в размышления в чужом месте было небезопасно, но Робин этим пренебрег. То, что Гай решил найти того кто шлет ему эти сонеты было понятно, но что предпринять теперь? Поговорить с этой Беатрисой? И что Робин ей скажет? Может лучше с Гаем поговорить? Но что он скажет ему? Что он просто ...вот что ?просто?? Просто понял наконец, что изначальное непонимание происходящего переросло сначала в элементарное любопытство, а оно в свою очередь в живейший интерес и непреодолимое влечение, а они как-то незаметно перешли в своеобразную приязнь и симпатию, а влечение даже усилилось. И произошло, скорее всего, уже давно, а Робин просто не замечал или старался не замечать. А сейчас или тоже уже давно оно переросло в понимание, принятие и уважение, а они в свою очередь в… вот во что? В любовь? И вот когда это случилось Робин и сам не знает, просто так случилось и все.Не так как с Марион — она была и остается единственной женщиной в жизни Робина и ему не нужна другая, но без этого мерзавца все тускнеет и выцветает, все даже буйная весна и жаркое лето перестает радовать, превращается в студеную зиму. И другого ему не надо тоже.— Фух, где Назир?Появление несколько взволнованного и запыхавшегося Тука прервало поток мыслей Робина.— Сейчас придет, — хмуро отозвался он.— Ох, скорей бы! — заозирался Тук по сторонам, все еще не успокоившись.— Тук, что происходит?— Робин, давай как только вернется сарацин уйдем отсюда и быстро?Эта мысль уже приходила в голову Робина, раз ответа нет и Гая Гизборна тоже, то высиживать тут нечего. Но с чего монаху-то вдруг это в голову стукнуло?— Что происходит, Тук?— Ты не догадаешься с кем я чуть было не столкнулся у переплетчика! Он меня в Щучьем переулке чуть с ног не сбил. — Кто?— Гизборн!— Он тебя узнал?— Нет, он шел, как вообще ничего не замечал. — С ним это бывает. Так что все в порядке, насколько я его знаю он вообще может не вспомнить что столкнулся с каким-то монахом.— Бывает. Может. Но что-то мне подсказывает, что не в этом случае — он вышел из переплетной, там он спрашивал у Симона кому еще тот успел продать мою книгу. Ты знаешь что это означает? Он начал искать ту самую книгу из которой вырваны листы. И он быстро сообразит, что единственный экземпляр который нельзя проверить — это книга отданная самому брату Ансельму, то есть мне. И не допусти Пресвятая Дева он раскопает, что ?брат Ансельм? — это мой псевдоним.— Твой что?— не понял Робин.— Имя такое вымышленное, чтоб никто не догадался, кто автор! Ох, если он узнает, что это я, то быстро сообразит, кто распотрошил мою книгу. Робин, он не дурак. Я тебе уже говорил, что эта игра с огнем может плохо кончится? А вот теперь я в этом уверен как никогда. — И каким образом он выяснит, что ты и этот твой…. одно и тоже лицо? Если ему этот Симон ничего не скажет, то и не узнает. А ты не ходи к нему и все. Говоря это, Робин пытался ничем не выдать своего волнения и своих опасений. Зато Тук этого не скрывал:— Я бы вообще туда дорогу забыл, да книга не закончена. И деньги он мне обещал, там на три деревни хватит. Где же черти носят Назира?— Успокойся сейчас придет. Послушай-ка, Тук, что бы тебе тут глаза не мозолить, посмотри что делается с другой стороны, может Назира там встретишь, а пока ты туда ходишь может он и придет уже.— Я скоро, — ответил ему Тук и сделал вид, что благословляет.Робин тихо хрюкнул от смеха глядя на благочинную и постную физиономию Тука и проводил взглядом удаляющуюся вразвалочку фигуру.— Я все думал, до чего может дойти твоя ненависть, — раздался вдруг голос и Робин вздрогнул и обернулся.В нескольких шагах от него стоял Гай Гизборн.*** Гай не мог поверить своим глазам. Все происходящее на набережной перед трактиром… ведь этого просто не могло быть, но… Сперва беглый капеллан шерифа оказался автором этих самых стихов, но это еще куда ни шло, а вот то что оборванец, просивший милостыню перед входом в таверну, оказался Робином Локсли и было просто невыносимо. Гай смотрел, как они перешептываются о чем-то, и понимал, что нашел этого ?шутника?. Лучше бы этого никогда не произошло! Лучше бы это был кто-то другой… В голове сложилось все, как мозаика, каждый факт занял свое место, открывая отвратительную картину хитроумного плана. Но зачем? Неужели это все только из-за мести? Но чей извращенный ум смог придумать такой способ? Неужели сам Локсли? Как не хотелось в это верить! Гай стоял и смотрел, осознавая, что не сможет покарать его. Просто не сможет — рука не поднимется. А ведь почти… ведь чуть не клюнул! Но видимо остатки здравого смысла и вынужденно приобретенный скептицизм все-таки оказались сильнее и прозорливее глупого сердца, которое даже сейчас не могло отказаться от последних крох надежды, цеплялось за жалкие клочки веры, что не могло же все это оказаться просто местью. Ну к чему такой балаган? Для разума ответ лежал на поверхности — чтобы понаблюдать за жертвой и насладиться этим. Ему, наверное, следовало развернуться и уйти, но он не смог. Ему нужно было просто посмотреть в глаза Локсли и задать вопрос. Только спросить, просто узнать…***?Он догадался, кто посылал ему письма? — пронеслось в голове Робина, и он почувствовал, что собственный язык отнялся, и он не может произнести ни слова. А ведь он хотел сказать Гаю, что он здесь ради него.— У меня к тебе только один вопрос, Локсли. Ты сам до этого додумался или тебе кто-то подсказал эту мысль?Робин тщетно пытался справиться с собой и произнести хоть что-то, но не мог и просто умоляюще смотрел на него, внезапно осознав, как именно все выглядит сейчас со стороны Гизборна.— Неужели ты думал, что я… окажусь настолько…— Гай покачал головой и криво усмехнулся — Но стоит отдать тебе должное, Локсли, задумка великолепна. Даже братья де Рено вдвоем такого не смогли бы придумать. Мечом махать надоело? Решил взяться с другой стороны?Единственное, на что хватило Робина, это просто помотать головой.?Ты ошибаешься! Я не хотел! Прошу тебя, позволь мне объяснить!? Его безмолвный крик никто не услышит.Гай тяжело вздохнул и вытащил из поясной сумки сложенный лист.— Вот твой ответ. — сказал он и бросил пергамент под ноги Робина, развернулся и пошел прочь, снова укрывшись под своей бронейОнемение прошло так же внезапно, как и наступило, и Робин в отчаянии смог крикнуть ему вслед:— Это оказался единственный способ снова увидеть тебя живым!Гизборн замер и медленно повернулся к Робину:— Поясни! — настороженно произнес он. — Что значит ?живым??— Как сейчас! — выдохнул Робин, внезапно осознав, что это единственный шанс сказать все.— Ты рехнулся?— но Гай вернулся и даже подошел еще ближе, внимательно вглядываясь в лицо — Можно быть либо живым, либо мертвым.— А ты бываешь еще и каменным! Гай, мне сложно объяснить, но ты…— Что ты несешь?— Выслушай меня, я…Прицельно брошенный сарацином в голову камень заставил Гизборна рухнуть без чувств к ногам Робина. — Назир, ты в своем уме? — чуть ли не на всю набережную заорал тот.— Это ты разум потерял! Нас же схватят! Бежим отсюда быстро, Тук нас ждет у ?Кабаньей головы?И схватив друга за плечи, сарацин изо всех сил тряхнул Робина, приводя в себя и возвращая в реальность. И уже в следующий миг на набережной канала осталось лежать только тело помощника шерифа. Они выбрались из города вполне благополучно и теперь направлялись в лагерь. Горячка прошла, и Робин пытался осознать произошедшее, получалось уж совсем плохо. Единственное, что утешало — Назир просто оглушил Гая, и тот придет в себя довольно быстро, хотя шишка на затылке у него будет знатная. Ну как не вовремя влез этот сарацин, и кто его просил? И ведь не скажешь ничего — обидится, потому что спасал и вообще! Ладно, это все мелочи, но делать-то теперь что? Неужели смириться? Ну уж нет! Никогда!— Робин, тебе не кажется, что эту твою затею надо … Робин? Тук обернулся и не обнаружив своего друга окликнул сарацина:— Назир, а где Робин?