Часть 6 (1/1)

Робин вернулся в лагерь в таком раздерганном состоянии, что от него шарахнулась даже Марион.— Назир, ты случайно не знаешь с чего Робин взбесился на сей раз?— Понятия не имею, Тук, он такой пришел.— Откуда? Неужели он был в Ноттингеме и один?— Сложно сказать… Мне так не кажется. Но…— Что ?но??— Робин впервые за это время, как бы это объяснить? Избавился от уныния.— Ты прав. От уныния он избавился, но вот в помешательство впал.— Поясни.— Ты же знаешь, что Робин… В общем, с дюжину дней назад он выклянчил у меня мою книгу со стихами и разодрал ее на отдельные листы. — И?— Так вот, все бы ничего, но он приносит мне эти листы и просит прочитать, что там написано.— Так что в этом странного?— Странного в этом, мой сарацинский друг, что на этих листах другим почерком дописаны мои же сонеты как бы в ответ. И их комбинация возбуждает во мне очень нехорошее предчувствие.— Какое?— Мне кажется, что речь идет о… я бы сказал, что если не о любви, то, по крайней мере, о близких к ней чувствах, но это не самое страшное. — А что же тогда самое страшное?— Чьим почерком они написаны. Я долго вспоминал, откуда я его знаю, но вспомнил.— Так не тяни.— Эти ответы, Назир, писаны рукой помощника шерифа Гая Гизборна. И сдается мне, складывается очень непростая ситуация с плохо предсказуемыми последствиями…Назир некоторое время молчал, а потом задумчиво произнес:— У нас на Востоке, Тук, это называется полный писец.***Почти весь вечер Гай вновь и вновь перечитывал загадочную третью часть этой тетради и пытался понять, кто решился с ним так играть. Все попытки выследить приходящего за письмами так ничем путным и не закончились, но зато выяснилось интересная деталь в поведении братцев Смолвилей и их отношениях с сестрой. Бесконечных ухажеров они терпели разве что с большим трудом. А вот торговали из-под полы собственным бренди и джином с большим удовольствием, а ведь разрешения на производство пойла у них не было.Первый факт Гая немного покоробил, а вот вторым не грех было и воспользоваться в случае чего. Так что, когда по просьбе госпожи Беатрисы он предоставил ей повозку, а ее братцы сделали при этом козьи морды, Гай не смог отказать себе намекнуть про подвал. Томас Смолвиль был человеком сообразительным и с радостью согласился посмотреть внимательно по сторонам и помочь в поимке странного посыльного. Но все равно Гай вернулся в несколько растрепанных чувствах и мыслях, и с большим сомнением, что он сможет решить эту загадку. Даже если это произойдет, прежде чем убить этого шутника со всей жестокостью, на которую только был способен, Гай очень хотел спросить, как тот додумался до подобного. И продолжал упрекать себя, что позволил ввязаться в это своему сердцу. Позволил обмануться и представить на миг, что это и в самом деле письма Робина.Гай проснулся от странных звуков, доносившихся из коридора. Приоткрыв дверь и прислушавшись,он понял, что это пение. Протяжное, заунывное и очень горестное. Пение сопровождалось не менее печальными звуками, кажется, лютни. Гай взял факел и пошел на звуки, желая выяснить, кто же так горло дерет посреди ночи. Источник звуков обнаружился в главной зале у камина и оказался собственным начальством Гая . При начальстве обнаружился кубок и бочонок вина, судя по всему, уже изрядно распробованный. И та самая кифара, под треньканье которой шериф и пел. Пел и пил. А потом снова пел и снова пил. Слуги жались за гобеленами по углам и боялись выдать свое присутствие, потому что пьяный вдрызг де Рено, страшно ругаясь, кидался в них яблоками и продолжал петь, преимущественно на окситанском. Появление Гая Гизборна было воспринять слугами как манна небесная. Впрочем, не только слугами. Шериф отвлекся от своих баллад и заорал еще более дурным голосом, чем до этого:— ГИЗБО-О-О-О-О-ОРН!— Да, милорд… — хмуро отозвался Гай, усаживаясь в кресло напротив.— Поезжай и привези ее сюда! — на франкском обратилось его начальство. Вот пьян как сапожник, а не забыл, что слуги франкского не понимают. Гай аж восхитился.— Зачем? — Я шериф или не шериф? — взвился де Рено.— Шериф… — буркнул Гай в ответ.— Я… Как она могла? А… я? А она?.. Она... она!..— Что она?— Она мне отказала!— Может, ей не понравилось, как вы ее просили? Я вот с таким сталкивался. — Ты еще здесь?— Здесь.— Какого… ты… не выполняешь приказ своего шерифа?— И пока вы не протрезвеете, даже не подумаю.— Мерзавец! Предатель! Я тебя четвертую!— Угу… потом. А сейчас я отведу вас в ваши покои.Гай встал с намерением это сделать, но шериф проявил совершенно несвойственную для своего состояния быстроту и ловкость. Он вскочил с кресла со словами, что сам пойдет к ней, и пусть она… Но не договорил что именно она пусть, как споткнулся и растянулся на каменном полу. И, пока Гай поднимал его, к ним прошлепал аббат, кутаясь в меховую домашнюю мантию. Гай, взвалив на плечо внезапно заснувшего пьяного вдрабадан шерифа, осознал, что веселье только начинается. Но так и не понял, что произошло между шерифом и его возлюбленной, и спросить не представлялось возможности, поскольку де Рено ударился в запой, а госпожа Беатриса отправилась по делам в Личфилд. И то, и другое примерно на неделю. И еще одна мысль не давала Гаю покоя — он уже изрядное количество времени ничего не слышал о Робине Локсли, и это затишье было очень подозрительным.Но что устроил этот мерзавец буквально через несколько дней, было еще более странным. Начать хотя бы с того, что появился он почему-то один, в самый неподходящий для этого момент и в неподходящем месте.Гай направлялся в замок из поместья Мейли, когда заметил на дороге знакомую повозку. Госпожа Кордье тоже возвращалась домой, и Гай очень обрадовался этому. А еще больше — что его заметили, и Беатриса помахала ему рукой и, конечно же, он догнал ее просто из желания поприветствовать и, если она согласится, то и разделить с ней остаток пути в Ноттингем. Она предложила немного пройтись пешком. Гай охотно спешился, и они шли по дороге вдоль луга, повозка тащилась немного позади, как приказала своему слуге госпожа Кордье. — Можно я спрошу вас?— Конечно, сэр Гай…— Что вы сказали шерифу, что он так расстроился?— А он расстроился?— Еще как! Он напился, и такого не припомню с тех пор, как король уехал и прихватил с собой не только всю казну, но еще и его любимую шкатулку с драгоценностями и цепь. Что вы ему сказали?— Что я не выйду за него замуж.— Он что, вам предложение сделал? Прямо так и сказал, что хочет на вас жениться?— Если бы! Он это сделал не просто, а как всегда с вывертом.— Это как? — оторопел Гай.— И виноградом. Он поставил передо мной эту корзину и спросил, почему я не выхожу замуж. Я ответила ему, что не имею такого желания и ничего хорошего в браке не вижу. На что он спросил, изменит ли мое мнение предложение человека богатого и уважаемого, с положением и связями. Но я объяснила ему, что даже король не склонит меня к браку. И тут он встал и ничего не говоря, ушел. И виноград забыл.Гай вздохнул и почесал нос:— А потом напился так, что горланил любовные баллады на весь замок… Не понимаю я вас, госпожа Беатриса, с чего вы так противитесь замужеству?— Да хотя бы с того, что не хочу быть снова собственностью! А что, он и в самом деле так расстроился?— Угу. Ну попался вам тогда муженек не ахти, так, может, еще повезет?— Ох, сэр Гай, это вы, вляпавшись и еле выбравшись из одной истории, тут же, не теряя присутствия духа и оптимизма, спешите угодить в другую. Я иногда завидую этой вашей неистребимой силе и стойкости. — Ага, еще скажите, — отсутствию мозгов.— Не смешите меня. Если бы у меня были ваши качества, я бы давным-давно сбежала от своего мужа…— Да, ладно вам про эти... А почему сбежали бы?— Он не был мне добрым супругом, и я не была счастлива с ним.— Он не любил вас? Но почему? Вы же такая красивая женщина!— Думаете, это помогает в любви?— Но зачем тогда он на вас женился?— Это длинная и весьма безобразная история…— Извините, — буркнул смущенно Гай, ему не хотелось обижать эту женщину, и он уже жалел, что спросил об этом.— А вы никому не расскажете?— Нет, как можно? — и умолк, поздно прикусив язык.— Дело в том, что меня, в общем-то, ему продали. Отец не давал за мной приданого и, скорее всего, меня отправили бы в монастырь замаливать грех моего появления на свет, хотя вклад тоже пришлось бы дать. Но появился Жиль Кордье и женился на мне. Взамен он помог моей семье уладить одно непростое дело в суде. Вот так и начались мои мытарства.— А?.. Ну теперь-то вы уже вольны выбрать себе мужа, какого хотите…— Это еще не все, ведь супружество подразумевает под собой продолжение рода, чего я не могу предоставить. И это было бы вечным упреком и поводом для унижений и измен. Пусть не сразу, но потом. Рано или поздно, так или иначе.— Но… а почем вы знаете, что это не ваш муж виноват? Такое бывает. Сам не видел, но слышал.Она остановилась вдруг и сорвала какой-то придорожный цветок, после непродолжительного молчания сказала очень печально:— Я должна была родить пятерых детей, но мне не удалось доносить их до положенного срока. Мой муж думал, что я изменяю ему, и это не его дети, поэтому он бил меня, пытаясь добиться имен любовников. Каких? Где бы я их взяла, даже если бы и хотела, если моя жизнь была разделена между домом, где были одни служанки, и церковью ?Она презрительно фыркнула и закончила мрачно:— После пятого я не смогла больше, и он начал бить меня потому, что я стала бесплодной.Гай потрясенно молчал. Почему-то пришла в голову мысль, что если бы его ?отец?, обнаружив измену жены, сделал бы так же, как и этот Кордье... Наверное, так было бы лучше для всех. И ничего не случилось бы из этого дерьма под названием ?жизнь Гая Гизборна?.— Но почему он так поступил? — услышал Гай свой собственный голос как будто издалека.— Я считалась… Понимаете, Гай, я осталась жива только милостью моего отчима, потому что я не дочь Джона Смолвиля. Он взял мою мать уже в тягости. Вы, наверное, не раз удивлялись, что меня зовут Беатриса? Не Эдит или Эльфрида, не Годит или Аннис. У меня слишком норманнское имя для таких чистокровных и правильных саксов, как моя семья. А раз я дитя почти что незаконное, к тому же, полукровка, значит, воплощение порока и греха, а грех надо искоренять. Всеми способами.Гай искренне понимал все, что говорила сейчас печальная и от того еще более прекрасная госпожа Кордье. Надо же так! Эта женщина только что завидовала его силе и стойкости, — и где только разглядела все это? — а перенесла не меньше, если не больше унижений и горя. А все по той же причине, что и он сам. Если бы у Гая была сестра и с ней поступили так же, то он давно бы вызвал ее мужа на поединок, чтобы защитить честь рода и ее саму, хотя не принадлежал к Гизборнам, если уж на то пошло.И Гай просто коснулся ее плеча, не зная, как утешить, но она вдруг обняла его, прижалась к нему и всхлипнула, а он обнял ее в ответ, гладя по голове. Так они и стояли какое-то время посреди дороги. Наконец Беатриса перестала плакать и, вздохнув, сказала:— Теперь вы понимаете, почему меня не привлекает брак?— Кажется, да, но… — Однако! — воскликнула вдруг госпожа Кордье уже совсем другим тоном, глядя куда-то в сторону через плечо Гая. Тот обернулся и чуть рот от изумления не раскрыл. К ним стремительно несся Робин Локсли собственной персоной с перекошенной от злости физиономией и обнаженным мечом. И почему-то один.***Робин, разумеется, заметил на дороге повозку, вот только внимания сразу не обратил. Ну повозка и повозка, грабить никого он сегодня не собирался, у него были проблемы поважнее. Он сосредоточенно думал, как подобраться к Гизборну поближе и попытаться заговорить более открыто.Подозрения, что с повозкой что-то не так, пришли к Робину, когда к повозке подъехал всадник. Его-то он знал хорошо, и это был Гизборн, а потом Робин рассмотрел в повозке еще и женщину, которую Гай, пусть будет, решил сопроводить. Госпожа Беатриса Кордье — вот не более и не менее. Ладно, это даже можно как-то стерпеть. И пусть они идут рядом слишком близко, это же не так! Но вот способ, которым Гизборн начал ?провожать? госпожу Беатрису дальше... Смотреть на это спокойно Робин просто не мог.— Однако! — воскликнула та.— Гизборн, оставь эту женщину! — Локсли попытался придать своему лицу как можно более грозное выражение и бросился в атаку на помощника шерифа.— Как, опять? — искренне изумился тот и вытащил свой меч, чтобы отразить удар.— Что ?опять?? — вопрос Гая Гизборна Локсли удивил, но не остановил.— Только не говори, что и она тебе нужна! — пояснил рыцарь.— Очень сомневаюсь, но на всякий случай протестую! — заявила госпожа Беатриса, но ее никто не услышал.— Леди Милдред и той еврейки не хватило? — Гизборн сощурился. — И как только несчастная Марион терпит твои похождения?— Для начала как насчет твоих, от которых изнывает все графство?— глаза Робина сверкнули не хуже Альбиона.— Начнем с того, что это не твое собачье дело!— огрызнулся его враг и одновременно предмет вожделения. — Нет, мое! — рыкнул Робин, атакуя его с удвоенной силой.— А каким боком твое?— ехидно осведомился тот, ловко отражая удары, но не нападая, уже хорошо. — Она же тебе не жена!Но Локсли пропустил сей законный вопрос мимо ушей.— Ты к ней пристаешь!— Пристаю? — изумление Гизборна было настолько искренним, что Робин на миг засомневался, но память тут же подкинула доказательства:— А скажешь, нет? Только что кто ее хватал за… за все? Скажешь, не ты? Я сам видел! — эта картина все еще стояла перед глазами, правда, изрядно дорисованная буйной внезаконской фантазией, но Робин был уверен, что все так и было.— Я ее не хватал, а утешить пытался, — вот тут Гизборн, кажется, оскорбился уже не на шутку.— Ты только одним способом утешать умеешь!— Какой действует, таким и утешаю! Тебе-то какое дело?— Последний раз предупреждаю, оставь даму в покое!— Я понял,— вдруг заявил Гизборн совершенно другим тоном, хотя способности отражать удары Робина он не утратил ни капли, — тебя наняли братцы Смолвили! Ты что, теперь подрабатываешь устранением неугодных? Что, грабежом купцов и шерифа больше не проживешь? Или твоим уикемским оглоедам все мало?— Ты мне зубы не заговаривай, причем тут Смолвили?— Ты с них хоть задаток взял, чучело? — вдруг немного озабоченно произнес Гизборн. — А то ведь не заплатят, я их знаю.— Какой еще задаток?— Точно не заплатят! — в голосе Гизборна было подозрительно много раздосадованности и… участия! — Или ты, Локсли, все благотворительностью занимаешься?— Чего? — не понял Робин ни тона, ни содержания фразы. Первого в особенности.— Бесплатно, говорю, стараешься ! А мог бы денег заработать и дело основать. Отбою от клиентов бы не было! Хотя куда тебе? Ты отродясь не работал!— Локсли? — удивленно воскликнула вдруг госпожа Кордье. — Так это и есть Робин Гуд?— Он самый! — ответил Гай и добавил: — И его хлебом не корми дай залезть не в свое дело и чужую жизнь! — А тебя — в чужую постель! — Робин от ярости потерял на миг самообладание и чуть не споткнулся.Но реакция Гизборна его потрясла: вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и попытаться поразить противника, тот удержал его от падения. Робин рванулся назад и клинок задел Гая, оставив порез на скуле. Робин застыл, увидев, как на лице его противника выступила кровь. Тот тоже замер, отскочив на несколько шагов.— Тебе-то что за дело?— глухо произнес Гай, скривившись. — Это же не постель твой жены!— Ну надо же! — вдруг весело рассмеялась госпожа Беатриса и, уперев руки в бока, добавила. — Спасибо вам за заботу, мастер Локсли, но уж со своими-то поклонниками я уж как-нибудь сама разберусь. — И закончила довольно раздраженно: — Без вас!Робин, тяжело дыша, переводил растерянный взгляд с нее на Гизборна, который стоял, опустив меч, по щеке текла тонкая струйка крови, синие глаза смотрели на Робина без злобы или ненависти, грустно и как-то отрешенно, но медленно и неумолимо из живых делались пустыми. И снова он ?каменел? у него на глазах.?Что я натворил!? — пронеслось в голове Робина. Стоять тут было невыносимо и он сделал единственное — развернулся и побежал прочь изо всех сил. Ему нестерпимо хотелось двух взаимоисключающих вещей: оказаться снова под спасительной сенью Шервуда, что был всего в паре сотен ярдов, и подойти к Гаю и попытаться хотя бы сказать, что… Вот что Робин мог ему сказать? Дальше кромки леса Робин уйти не смог.***— Простите мою некуртуазность, госпожа Беатриса, но мне кажется, что нам надо срочно рвать отсюда когти, пока он не вернулся и свою шайку не привел. — сказал Гай, убирая меч в ножны и с тяжелым вздохом провожая взглядом удаляющуюся фигуру Робина Локсли.— Нет, я думаю, он не вернется, но, как вы удачно выразились, нам и в самом деле лучше рвать когти отсюда. Очень здравая мысль, сэр Гай. Но сначала постойте смирно, я у вас кровь вытру. Беатриса подошла к нему и, оторвав от своего покрывала кусок ткани, смочила его из фляги с вином, что висела у нее на поясе. — Право же, не стоит… Мелочь какая, — смутился Гай и хотел было отстраниться и еще что-то возразить, но его и слушать не стали. — Стоит. Так, не шевелитесь и потерпите: будет щипать.Гай смутился еще больше, но не станет же он вырываться, в конце-концов. И чтобы отвлечься и скрыть свое смущение, спросил: — Как вы думаете, могла эта затея быть делом рук ваших братьев?— Все возможно… — лукаво улыбнулась Беатриса. — Томас всегда был не в восторге от моих поклонников, остальные смотрят ему в рот, но я с ними поговорю. — А может, лучше я?— Нет-нет. Лучше как раз я. И поехали отсюда поскорее, а то у меня такое чувство, что за нами наблюдают.***За ними действительно наблюдали, и это был Робин, который сидел в кустах и смотрел, как нежная рука дамы сердца Гизборна пыталась исправить дело рук самого Робина. Как заставить Гая оставить эту самую Беатрису Кордье? Робин чувствовал, что не выдержит этого противостояния, с ней тягаться у него почти нет шансов. Он не сможет вернуть себе то, что отняла у него эта, спору нет, восхитительная женщина, хотя сегодня ему на короткое время удалось взять реванш, и Гизборн был ?живым? только для него. Последний раз это было, казалось, уже целую вечность назад. И Робин, несмотря ни на что, наслаждался этим как никогда раньше и, опьянев, чуть было не выложил все напрямую, но Гай так ничего и не понял. Что же предпринять? Как же его вернуть? Хотя был ли он его? Был. Пока не появилась эта чертовка-любовница шерифа! Ну уж нет, так просто он ей не уступит, и она должна это понять!?Мой! Он мой!?***Остаток дороги в Ноттингем Гай и его спутница проделали в молчании, и если бы Гай не был так погружен в собственные мысли, то заметил бы, как госпожа Беатриса исподволь подглядывает за ним и загадочно улыбается. Но Гай был очень занят и ему было не до этого — он не мог понять, что происходит и что делать с этим дальше. А делать что-то надо было.Все время, что Гай был помощником шерифа и лесничим по совместительству, он никак не мог понять, что за игру ведет Локсли, хотя пытался много раз. Собственно, за все время их знакомства это и было главным занятием Гая, а вовсе не попытки поймать несносного разбойника.Началось все с того, что Робин Локсли не убил его, хотя это было бы логично и разумно. Но тот так и не сделал этого, и Гай, едва улеглась ярость и боль унижения, пытался понять, почему его не убили. И зачем на самом деле Локсли понадобилось его так унизить? Разбойник хотел этим чего-то добиться, но чего? Как Гай ни пытался это понять, но так и не смог. Обыкновенные бандиты так не поступают, так поступают только дураки или те, у кого есть какой-то хитрый план, и эти странные действия — только его часть. А разбойники и прочее жулье никаких древних богов хоть в каких рогах к делу не приплетают и за серебряными стрелами на турнир не ходят, потому что никакие материальные ценность этих стрел не покрывают тех рисков, что с этим связано. А вот если стрела и в самом деле ?символ? чего-то там для них сильно важного, то весь этот маскарад живо становится на свои места. А уж когда Беллем заявил, что Робин Локсли придет за леди Марион, потому что ее любит… простой разбойник так бы не поступил ни в жизнь. К тому же, разбой имеет под собой причину личного обогащения, а Локсли не оставлял себе ничего. По крайней мере, слава у него была такая.Итак, дерзкий сакс что-то задумал и, скорее всего, это что-то было большое и значительное, вот только совершенно непонятно что. И особенно было непонятно, какая роль в этом отводится ему, Гаю Гизборну. Вот в жизни своей он никому не был нужен, за его жизнь никто ломаного фартинга не даст, а тут с упорством, достойным лучшего применения, Локсли оставлял ему эту самую жизнь каждый раз, хотя мог бы и убить. Вот зачем? Смерть, по крайней мере принесла бы… ну, например, моральное удовлетворение или еще чего-нибудь этакое, раз уж Локсли материальное не интересует. А тот всякий раз делал вид, что так и должно быть, и в прошлый раз ничего не произошло вообще. Очень не хотелось думать, что все это исключительно, чтобы поиздеваться. Не вязалось это как-то с тем, что Локсли пытался из себя строить, потому что благородство не издевается, иначе оно тут же перестает им быть, Локсли не мог этого не понимать. Неужели этот Робин Гуд со всеми своими претензиями на народного героя и прочим антуражем окажется всего-то навсего мелкотравчатым мерзавцем, при всем своем умении трепать языком и охмурять народ? Ведь очень может быть, если вспомнить, что он устроил королю с советами, как тому обустроить Англию... Жалко, сам Гай этого не видел, но, говорят, комедия была отменная. Но это все мелочи.Нет-нет, все эти ужимки, прыжки и балаганные представления должны были иметь под собой какой-то большой смысл, непременно должны были! Но Гай, как ни старался, не мог его уловить. Десяток раз почти кожей чувствовал, что Робину Локсли что-то от него нужно, но он не говорил об этом прямо. Впрочем, неявно тоже. При своих людях это делать было явно не с руки, что понятно, но и теми возможностями, когда они были почти что наедине, Локсли тоже не воспользовался. Вот только почему?Хотя Гай был готов поклясться, что Робин Локсли почти… Но вот что почти? Вид у разбойника был при этом очень странный, как будто ждал чего-то от самого Гая, будто тот был чем-то очень важным для него. И в такие минуты Гай забывал, кем был Локсли на самом деле, и… однажды просто не удержался. И огонь со стрелой в спину не помогли. И попытка уехать тоже.Однако, то что произошло на Литу в Уикеме вообще не укладывалось в голове — Локсли крутился вокруг него, как кот вокруг сметаны. Сам лично связал, перед этим обыскав, тоже лично. Странно как-то он это проделал — де Нивель на такой обыск аж глаза вылупил и рот раскрыл. Правда, Локсли ничего не нашел, но зато поговорили. Опять эти пристальные взгляды прямо в душу. Опять эти улыбки-насмешки и издевки бархатным голосом... И тут Гай окончательно потерял терпение, чего бы ни хотел от него разбойник, ему надоело. Пусть теперь Локсли с другими играет в свои странные игры, а Гай снова попытался сбежать, но опять не вышло, зато вышло не сталкиваться больше с ним до сего момента.И вот сейчас.. Ну кто объяснит, что это такое было? Робин был совсем другой и как белены объелся. Никогда его в такой ярости не видел, хотя было что-то еще… Гай не понимал, почему во взгляде Локсли вдруг промелькнула такая растерянность и сожаление, когда тот случайно задел его мечом... И почему Робин был один? А может, это был какой-то отвлекающий маневр? Неужели и этот балаган — ширма для чего-то еще? Для чего? Все эти вопросы не давали покоя вплоть до того момента, как Гай доставил благополучно госпожу Кордье и прибыл в замок.Там ему стало не до них, потому что его шерифство успел проспаться, опохмелиться, принять ванну с травами, побриться и даже одеться во что-то особо модное. Шло ему все это как корове седло, но не волновало совершенно. Роберт де Рено был преисполнен самодовольством и решительностью. В таком виде его и застал Гай, когда вошел в покои шерифа. Там же обнаружился и Хьюго де Рено, устроившийся в кресле и попивающий вино.— Ну, как я выгляжу? — обратился к брату шериф.— Ну… как тебе сказать? — с запинкой ответил тот, стараясь при этом не фыркнуть от смеха. — Э… модно.— И все?— Очень модно.— Гизборн, а ты чего молчишь? Как я выгляжу?— Ну… э… — Гай изо всех сил пытался хоть что-то сказать и подавить соблазн повторить за аббатом. Наконец он выдавил из себя: — Впечатляюще…Получилось не так чтобы уверенно, но шериф этого как не заметил:— Ну вот и замечательно. Она должна оценить.— мурлыкнул он себе под нос и подкрутил усы.Гай едва удержался от тяжелого вздоха. И аббат, кажется, тоже. ***Чего в лагерь торопиться? Нужно как-то успокоиться, прийти в себя, обрести душевное равновесие… да какое к черту душевное равновесие? Обретешь его тут! Тут надо что-то срочно предпринять, чтобы Гай Гизборн бросил эту самую Беатрису. Да не бросит он ее! Тем более, сам! А вот если она укажет ему на дверь, вполне может сработать. Вот только как это провернуть? Может быть попробовать поговорить с ней? Ведь она же, кажется поняла в чем дело. А что, если попытаться объяснить ей? Ну зачем ей Гай? Он же ей на самом деле и даром не нужен, у нее же тьма других поклонников — какого душа пожелает! Ну что он для нее? Еще один из бесконечной череды других? Она ведь даже не сможет его оценить, не сможет понять, что он за человек. так пусть оставит тому, кто это сможет. Оставит его Робину. Решено! Нужно серьезно и открыто поговорить с Беатрисой Кордье. Насколько он понял, она дама деловая, так что пусть выставляет свои условия, если таковые будут, Робин готов их принять.